Чёрная соль 2, 3

2
 
О детстве своем баба Лида никогда не рассказывала, как и о жизни. Да и я – «жизнерадостный рахитик» - как звал меня в детстве отец, не особенно интересовался прошлым, думая, что бабушка будет всегда.

Дело в том, что бабушку по матери я не помню. Умерла она в январе семьдесят пятого, когда мне только исполнилось три года. Все воспоминания о ней – это рыдающая на похоронах мать, которую я, не понимая, что происходит, пытаюсь развеселить, гудя в зелёную дудочку.

Дедов у меня никогда не было. Не знал я этого счастья. Один погиб ещё до войны, о судьбе второго я расскажу в этом очерке.

3

Революции обошли посад Парфеньтев стороной. На станции Николо-Полома убили одного революционера, на том всё и закончилось – глушь несусветная. Кроме «чугунки» и дорог-то нет. Был, правда, «Кологривский волок», да ушел в историю. «Декабристов» по нему в Сибирь гнали, да Александр Первый по нему к нам заезжал, на улице Ленина останавливался. Тогда она, правда, ещё так не называлась.

В общем, в начале двадцатого века Парфеньев  был дыра -дырой, да так и остался. Что уж говорить о Стрелице, в которой в тридцатые годы организовали колхоз «Красный остров».

«Красный остров» - название не случайное: во время половодья и после проливных дождей в деревню невозможно было попасть, ведь, Стрелица находится на месте слияния речушки Нёндовки с Неей.

 Так что детство и юность у Лиды должны были быть спокойными. Не смотря на Первую Мировую, хотя, она тогда тоже так ещё не называлась, и две революции - первую она не застала.

Сестёр, что пережили  войну, было трое, о братьях никогда ничего не рассказывала.
После бабушкиной смерти троюродный дядька рассказал, был у неё брат, но прогиб на войне.

Как она сама осталась жива не знает никто. А баба Лида категорически отказывалась раскрывать свою страшную тайну.