Моя Москва
– Скажи-ка, дядя, ведь не даром
Н. Н., спалённая пожаром,
Французу отдана?
Ведь были ж схватки боевые,
Да, говорят, ещё какие!
Недаром помнит вся Россия
27 января!
– Да, были числа роковые,
И кольца падали иные…
Венчальная свеча
В февральский хмурый день погасла…
– Готовила судьба несчастье
Или пииту символ ясный –
Ладони и меча?
– Да нет, всё было в Божьей воле:
Несчастье не свершилось – кроме…
Оставленных вдов и сирот…
Разлучены мы Черноречкой,
Пришлось кому-то там улечься,
А честь звездой пусть светит вечно,
Будь славен русский род!
Нисколько мы не отступали,
Досадно ж – было. Боя – ждали.
Что будет у реки –
Нам ясно стало, но – молчали
И ничего не отвечали,
Лишь про себя серчали, чали…
Точа свои штыки.
В столице шиканье, шипенье,
Придворных, подданных кишенье –
Презревших слово «Русь».
Но тих был наш бивак открытый:
Не пряча «свету» наши лики,
Поднимем подлых мы на пики –
Держи картуз, «француз»!
Тупой ноябрьский удар
Мне только руки развязал:
Доволен я игрой.
Письмо моё уже готово:
Презренным, проданным – по слову.
Я им прозрение устрою,
Что значит русский бой!
«Отец» и «сын», гнилая пара
Позорной жизни, грязь кошмара,
Готовят новый трюк…
В кружке бордовом ложь и козни,
Придворных гадов хохот злостный,
А к Катерине нынче гости –
Вон свататься идут!
Сыночек скачет каламбуром –
Держись от смеха, Таша-дура!
Сыграем в дурачка?
Валет бубён сражён семёркой,
С гербом французским две шестёрки –
Погоны новые обмой-ка!
Давайте старичка!
Попал он в самое святое.
Убью его я – вольной волей
В романе без стиха.
А вы, друзья, мне не мешайте
И подлеца не прикрывайте,
В отсрочки игр не затевайте:
Достаточно греха.
«Мусью Барон, а вы проныра,
Сынок же – с качеством скотины,
Подонок он и плут.
Я знаю, где есть край чудесный,
И в четырёх стенах мне тесно…» –
Пишу. И в третий день известный –
Французы тут как тут!
Мой кум Данзас махнул мне шляпой,
Блеснула сталь в медвежьей лапе –
Миры стеклись из снов.
И пять шагов прошёл я быстро,
Как в бок вонзилась пуля… мыслю:
«Ну что ж, последний будет выстрел,
Роман ведь не готов!»
Крестец разбила пуля вражья,
Я, ног не чувствуя – неважно! –
На руку оперся.
По Божьей воле, я-то знаю,
Врага я сшиб ударом бравым,
Но не закончено всё, право:
История не вся.
Ох, глуп молоденький тот бес:
Зачем же под Россию лез?!
Беги в Париж, балда!
Жена – безвинная кокетка,
Звезда балов, талантов редких…
Бесспорно, мстящий выстрел меткий –
Твой, глупая луна.
Но искушённую канальей
Н. Н. спалённую оставим,
Сгори уж ты, тоска.
Ведь были женщины иные –
Души чистейшей переливы!
А в самом сердце мать-России
Живёт моя Москва.
Вот две сестры сидят не рядом.
Одной – с приятным взором – гладит
Льняные локоны Нева.
Другая – дивных глаз с тоскою
Не сводит с поля под зарёю…
Вопросом снежным Русь покрою:
Которая Москва?
Ещё мой светоч догорал,
Из пепла юноша восстал –
Боится смерть певца!
Да, властные его пленили,
На цепь Кавказа посадили,
Но помнит песню вся Россия
Про воина-купца!
Нет, не убит он вражьей пулей:
Оставил всем глупцам он дулю
В подошве Машука.
И пусть Эльбрус двуглавый ныне
Вам не видать с его вершины,
В тумане млечном Путь не сгинет:
Всё помнят облака!
Печальной мглою окружённый,
Зимой во граде терем стройный.
Светлица. Полутьма.
Свеча на столике чуть тает,
Перо чернильницу ласкает,
И Лель по комнате летает,
Но где ж моя Москва?
Она стоит в наряде бальном
На поле снежном... Лес хрустальный –
Там ярмарка невест!
Но как же ей туда добраться?
Рукой придерживая платье,
Идёт… откуда мог он взяться –
Пред лесом русский крест!
А что ж вверху? Сквозь снег летучий
Летит голубка мимо тучи…
Домой спешит она.
А туча вихри крутит злобно,
И вот уж когти с клювом чёрным
Готовы ринуться проворно –
И всё покрыла мгла.
На этом девица проснулась
И, думу думая, очнулась:
«Такому не бывать!»
Встряхнув сурово русы косы,
Смекнула, топнув ножкой босой:
«Вот что развеет все вопросы:
Письмо пора послать!»
Перстами зеркальце берёт,
Взглянув, на стол его кладёт –
Свеча уже в руке.
Плащом укрывшись с головою,
Взяв что-то круглое с собою,
Идёт к реке, что под горою.
Дождись, лечу к тебе!
Река, покрытая вся паром,
Даёт пространство вещим чарам,
Прозрению у вод.
С тоской выходит из тумана,
В груди её алеет рана:
С победой в бое басурмана
Погибнет русский род.
По чёрной глади в неизвестность
Зажжённый круг рукою нежной
Отправила она.
Взгляд устремлён в сиянье круга,
Но нет заступника и друга,
Лишь в небе жёлтая подруга –
Волшебных гор и ям страна.
Что ж, а венок её не тонет,
Огонь всё ярче небо кроет –
И там уже беда:
Объяли языки пожара
Медведиц и семь звёзд Стожара,
Но, видя огненную кару,
Не дрогнула Москва.
Луна же, как ни убегала,
Но тоже в пламени пропала:
Гореть и ей в огне.
Пожар всё круче рушит небо,
И дым, и пепел, треск геенны,
И нет спасения, барьера…
Быть может, на земле?..
Как только небо догорело,
И тьма с зарёю отлетела –
Что ж в поле, вдалеке?
Куски луны, чернее ночи,
Стожаров со звездою Волчьей,
Остатки Лося и звёзд прочих
Дымятся на земле…
И только небо осветилось,
Сестрица наша… пробудилась –
То был лишь сон во сне.
В заре звезда одна не тонет,
И мудрость душу девы тронет:
Двух рек течения и воли
Сольются в одном дне.
Готово уж ледово поле –
Перед Кремлём, в цепях, у трона…
Собачища – лиха:
Поклон царю, и ходит чинно,
Законы праведны, старинны
С могучих плеч он важно скинул –
Смела его метла.
Не от мороза стынут губы.
В углу горой чернеет шуба –
Кромешника меха.
Уж трижды прокричали люди,
Но нет соперников на блюде:
Метлою выметена удаль,
Нет смерти жениха.
Посмеиваясь, ходит хищник,
Добычу коршуном всё ищет,
Но нет богатыря!
Опричник-то опять в ударе:
Смеётся в лица, жизнь он дарит
В хмельном ораторском угаре –
Потешит лишь царя.
Но вот толпа порасступилась,
И цепь в свой круг бойца впустила.
Какого храбреца?
С поклоном нашим, не французским,
Царю, церквам и людям русским…
Кому-то нынче будет пусто
От слов сего бойца!
Не просто вышел к Кирибею –
Отмстить дворовому злодею
К исходу сего дня.
Рук не целует он княгине,
Её не произносит имя,
Женат он на Алёне милой –
Прибьёт Тугарина.
Чужих он женщин не бесчестил,
Жил просто, честно; свет небесный –
Сберёг он дар отца.
Сокольи он не сводит очи
С кромешных, бойких, тёмной ночи:
За правду бить он насмерть хочет
Опричника-бойца.
И вот сошлись в кулачном бое,
Ликуют басурмане в море
Народного плеча.
Открыты рты, застыли лица,
В волненье диком вся столица
От напряжения искрится:
Побьёшь ли палача?
Всё, как и прежде: снег и поле,
Летит сквозь стрелы русский воин…
Сценарий уж готов?
Удар врага был так же быстрый,
Кулак вдавил крест в грудь, как выстрел,
Что в правде сила – были мысли,
А снег смочила кровь.
Степан, с судьбой своей не споря,
В ответ ударил с бокового –
В лесу раздался треск!
Под корень срублена сосёнка,
Царь разъяснить велит, а он-то:
«Слугу твово не жаль нисколько,
Пора уж мне под крест».
Да, были люди в наше время –
Могучее, лихое племя!
Сиди в своём Орле.
Великая досталась доля
Сложить им вместе силу, поле,
И честь, и правду с Божьей волей –
И ввек сиять Москве!
– Трагична участь всех героев,
Но пишут с их лица иконы
И песни про бойцов лихих:
Там Александр сидит на троне,
Степан, все люди доброй воли
И с ними верные их жёны –
Нам светит образ их!
Свидетельство о публикации №225010601062