Присутствие

 Всё является вымыслом автора.

               
…
Нет ни конца, и нет начала
У того, что раскрывает
Вишни лепестки…






Присутствие               



 Вступление


 – Мама! Я видела Его! Он здесь! Мама! Я говорила с Ним! Вот только что!
– Кто? Да кто же? Успокойся! Что-то приснилось тебе! Кто? Папа?
– Нет же! Не папа! Но Он!  Христос! Он здесь! Мама! Он живой!

Она лежала с распахнутыми глазами и не могла пошевелиться, так как из самой сердцевины солнечного сплетения ввысь устремлялся столп света.  Ни с чем не сравнимое чувство, непередаваемое по ощущениям. Этот столп Света она ощутила после того, как Он сказал ей:
– Идите по Земле с Миром!

Она была предназначена на потеху многотысячной толпы, на растерзание тиграм и львам. Шла по утоптанному пыльному песку и мелким острым камушкам босыми ногами, а вокруг скандировали те, кого она когда-то считала людьми:
– Ату ее! Э-гей! Выпускай хищников! Давай! Посмотрим, как она сотворит чудо!

Навстречу ей шел Некто. Издалека она разглядела белоснежные одежды. Тигров и львов еще не выпустили на арену. Первая острая мысль: «Ему угрожает опасность!»  Но следом же – другая: «Он идет, чтобы меня спасти!»
Она бежит Ему навстречу, всё это какие-то мгновения, и вот, Он уже совсем рядом. Так близко, что она смотрит Ему прямо в глаза, но тут же отводит взгляд. Его глаза слишком чистые! Свет, сияние исходит от этих лучистых глаз.
Она падает на колени и обнимает Его ноги.
– Господи! Господи! Прости меня!
И ноги Его босы, как и ее.
– Прощаются тебе грехи твои! – слышит она в ответ.  И тогда она осмеливается молить еще!  О самом сокровенном!
И снова она слышит ответ на свою мольбу:
– Идите по земле с миром!


Когда столп света исчез за потолком, она смогла посмотреть на часы. Ей казалось очень важным запомнить это время. Нужно бежать в храм, чтобы всем рассказать, что Он здесь! 
– Мама! Мама, я видела Его! Он здесь! Он живой!
________________



– Итак… Вы видите сны? Можете вспомнить какой-то из ваших снов?
– Да. 
 – Расскажете?
– Сухая, потрескавшаяся от жары земля, серый песок. Разъяренная толпа на трибунах вокруг.  На этом песке, в самом центре этого жаркого пыльного круга – женщина. Совсем одна. Вот-вот выпустят хищников.  И… Словно бы я и есть тот самый лев, который должен напасть на эту самую жертву. Ощущаю свое могущество и силу. Но женщина эта совершенно не источает страха. Скорее напротив. Она полна решимости и силы духа. В этот момент я вдруг понимаю, что должен спасти ее. Женщина падает передо мной на колени и называет меня Господом! И тогда я решаю, что лучше не перечить ей, а ответить, как бы ответил Господь. А Он бы сказал: «Прощаются тебе грехи твои.  Идите по земле с Миром».

Да. Именно так я ответил этой женщине.

– То есть вы были львом, а потом стали человеком?
– Да. Вернее… Как бы это сказать. Я понимаю, что это прозвучит странно…
– Вы сказали, что ответили так, как ответил бы Иисус. То есть вы имитировали Спасителя?
– Не знаю… Затрудняюсь ответить.  Но этот сон был слишком реален. Я помню каждую деталь.  Трибуны, шум, песок под ногами, ее шершавые горячие руки. Она обнимала мои ноги.  Я шел по этой горячей земле босиком. И мне кажется, что я действительно спас эту женщину.
– Почему же вам так кажется?
– Нет, простите, мне не кажется. Точнее сказать, что я знаю.
 –  Хорошо. Хорошо. Ну что ж. Благодарю за доверие. На сегодня достаточно.  Увидимся на следующей неделе. Постарайтесь не забывать вести дневник настроения. Всего хорошего.
               

Глава 1


– Это кто? А? Старик? Ты его знаешь? Вот ведь мы дали вчера… Ничего не помню. 
Митрич с недоумением смотрел на мирно спящего хипаря, уютно укрытого любимым Арчиным пуховым одеялом, свернувшегося калачиком на старинном громоздком сундуке.
Аркаша, примостившийся на коврике рядом с клавесином, натянул овчинный полушубок на нос, заерзал недовольно и только пробурчал:
– А я предупреждал.
– Что предупреждал, кого предупреждал? Ну, перебрали малек. Бывает.  Кто вчера приходил-то еще? Эх… ладно… – Митрич махнул рукой.  – Чаю, чаю надо, да покрепче!
Он спустился по скрипучей лестнице и уже с первого этажа кричал наверх.
– Так кто приходил-то вчера? Чей приятель у нас на сундуке завис? – И, поняв, что никто ему не ответит, продолжил: – Предупреждал он! Значит, плохо предупреждил.  – Митрич потер виски. Похлопал себя по затылку. Покрутил головой, разминая мышцы. – Вот ведь. Ничего не помню, хоть тресни. Кто был-то еще? – бубнил Митрич, зажигая плиту и наливая из дубовой кадушки алюминиевым черпаком воду в старинный латунный чайник. 
Заварив ароматный травяной чай, по собственному рецепту, Митрич разлил его всклинек по трем кружкам, предварительно поставив их на небольшой серебряный подносик, и очень аккуратно, чтобы не расплескать напиток, слегка позвякивая горячей посудой, пошел во двор.

– Да тут рай! – воскликнул Митрич. – Красота-то какая! А?! Гляди-ка!  Проснулись, что ли?

Аркаша и тот хипарь, что спал на сундуке, уже примостились на лавке около поленницы и, как коты, жмурились на весеннее солнышко. Хипарь был одет в Аркашины старые, залатанные кое-где штаны и белую рубаху. Вещи были ему великоваты.
– Тепло-то как, а, друзья мои?! – блаженно улыбаясь, пробормотал Аркаша. – Яблоня вон скоро зацветет.
Митрич хмыкнул и заворчал деловито:
– Яблоня, яблоня! Вон чаю нам заварил. А?! Каков аромат? Зацените!
– Дааа! Кардамон чую, смородиновый лист точно есть, что еще? – принюхивался Аркадий.
– Да не гадай! Пейте уже! Сейчас быстро в норму придем! – И, уже обращаясь к хипарю: – Старик! Ты какими судьбами? Прости дурака, запамятовал! – аппетитно хлебнув из кружки, спросил Митрич.
– Да, по правде сказать, и я не помню ничего.  Но я рад оказаться здесь с вами сейчас. Хорошо у вас тут. Тихо так и уютно.

– Хе, хе... Это сейчас тихо. А мы что, вчера, на волынке разве не играли? Темыч был тут? Ты Темыча знаешь? Нет? Ааа! Вот оно что! –  вдруг хлопнув себя по лбу, воскликнул Митрич. – Тебя Анюта пригласила! Угу… А сама, значит, сбежала! Анюта хорошая! Скромная девушка. Такие вечеринки ей в тягость. Она тихоня. Ты ее парень, что ли?

Хипарь мягко улыбнулся.
– Да ладно, чего ты! Нормально всё! – И Митрич панибратски, но резковато стуканул хипаря по плечу.
– Зовут тебя как, приятель? Давай, что ли, заново уж знакомиться, раз такое дело! Ну не помню я! Прости уж!
Хипарь погрустнел и сказал:
– Я ничего не помню.
– Зовут как, говорю? Имя свое, что ли, забыл?
– Митрич! Ну ладно тебе! Видишь, отдыхает человек. Анюта придет, прояснит, – вступился за хипаря Аркадий. – Да и одежда его куда-то подевалась. Подшутил, что ли, кто. Не смогли найти. Пришлось свое старье отдать. Уж не обессудь, друг, – улыбнулся Аркаша хипарю. 
Митрич только пожал плечами и, усевшись на пенек, уставился не моргая на полянку изумительных голубых подснежников.
– Вот ведь, природа… – прошептал большой, лысеющий уже мужчина, но в этот момент он казался совершенным ребенком, наивным и беззащитным.
И они втроем молча стали прихлебывать чай, погрузившись каждый в свои думы.
Молчание прервал телефонный звонок.
– Да! – Аркаша взял трубку.
– Хорошо всё. Сидим, чай пьем. Что? Какое светопредставление?  Тихо всё. Не знаю. Не видели. Ага. Угу… Да нет же!  Нет! Сейчас выйду, да. Хорошо. Эй! Погоди. А кто у нас был вчера? Ну вот… Не успел спросить.
– Слышишь? Что Темыч говорит? Ночью какое-то светопредставление было. То ли буря, то ли гроза. А мы не слышали ничего. Ты слышал?
– Нет!
– А ты, приятель?
– Нет….
– А ну-ка, пойдем, поглядим на улицу.
Они втроем встали и гуськом отправились по тропинке вдоль дома к калитке.

Улица выглядела весьма неопрятно. Старый, сухой высоченный вяз, который Митрич уже давно хотел спилить, но не мог добиться разрешения от властей, всё-таки упал, но, благо, упал на дорогу и только наискось перегородил проезжую часть, не повредив ни проводов, ни машин, ни соседних крыш. Верхушка его была словно обожжена, и дерево расщепилось на две ровные части.
Дорожный песок размыло бурными потоками воды, оставив глубокие борозды, в которых застряли непонятно откуда взявшиеся крупные бурые камни и лохматые пучки травы.

– Ничего себе! Это как же мы такое событие прозевали? – воскликнул Аркадий. – Ишь ты! Видно, молния, что ли, попала в него?! – бормотал он, разглядывая поваленное   опаленное дерево.
–  Мдааа…  Мощно, видать, прокатилось. Ураган нехилый прям. Этот вяз чтоб свалить, это ж какая силища нужна!

Снова зазвонил телефон.
– Да? Нюта? Привет! –  Арчи хитро подмигнул хипарю. – Да вот… Вышли поглядеть на улицу. Удивительно, согласен. Нет. Не слышали мы ничего! Да, согласен, что странно.  Нюта! Слушай! Тут товарищ твой грустит. Ты бы, что ли, зашла его проведать?!  Ээээээ…


Аркадий прикрыл трубку рукой, отвернулся и отошел в сторону.


–  Ну что… Поработаем? – посмотрел Митрич на хипаря. –  Надо вяз распилить да в сторону оттащить. Да? Подмогнешь?
– Да.
– Ну. Тогда, старик, сейчас пилу достану и пойдем. Жди тут.

Митрич как-то неуклюже развернулся и потрусил по узкой тропинке в сарай, на задний двор, за пилой.
Издалека в их сторону медленно, по ухабам да рытвинам размытой дороги, двигалась легковушка.
Хипарь подошел к упавшему дереву и, взявшись за одну из самых больших и крепких веток, потащил всю эту громадину в сторону с проезжей части.
– Э! Друг! Надорвешься! Куда!
Арчи, заметив старания хипаря, бросился на помощь.
– Ничего! Не такое уж оно и тяжелое. – Молодой человек улыбался так естественно и светло, что Аркадий даже смутился. Арчи, когда попадал в странную ситуацию, начинал нервно покусывать свой рыжий ус. Вот и сейчас, прикусив усы, он пробормотал:
–  Ну, давай вместе, что ли, попробуем!  Как у тебя получилось его сдвинуть вообще! А так, с виду-то, и не скажешь!  –   Он, смерив взглядом довольно щуплое тело неизвестного гостя, схватился за другую ветку, и они, уже вдвоем, быстро оттащили дерево с дороги.
Легковушка проехала мимо без помех, а водитель лишь показал большой палец в окно, мол, спасибо, братцы! Так держать!

Митрич уже стоял с бензопилой у калитки.
– Это как? Вы чего, вдвоем его двинули, что ли?
– Слушай, а оно не такое уж и тяжелое. Сам попробуй. 
– Да я спину свою лучше поберегу. Спасибо! Ррразойдись! – И Митрич, картинно приподняв страшно зарычавшее орудие, приступил к распилу старого вяза.

Аркадий пристально посмотрел на хипаря:
 – Друг! Слышишь? Сейчас Анюта придет. Я ей сказал, что ты здесь еще. Ну, в общем, ты дождись ее.
 – Хорошо. Я подожду.

Работа спорилась. Митрич пилил вяз на ровные пеньки, а ребята складывали из них причудливую пирамиду неподалеку.

Они не заметили, как тихо подошла то ли девушка, то ли молоденькая женщина с короткой стрижкой, худенькая, в светлых джинсах и серой курточке. Кокетливым из всего ее образа был только голубой шарфик, повязанный на манер пионерского галстука.
 – Привет!
 – О!  Небесная пионерка пришла. Нюта! Пионерский галстук должен быть красным!  И завязан по форме! А это что у тебя?! – Митрич ткнул пальцем в Анютин шарфик и безцеремонно схватил девушку за нос, когда та доверчиво поддалась на избитую шутку.
 –  Ну вот, опять дурацкие шуточки. Сколько можно?
  –  Привет! – уже обращаясь к хипарю, девушка улыбнулась и слегка смутилась. Юноша был чрезвычайно красив. Во всяком случае, женское сердце екнуло, и Нюта опустила глаза.
 – Привет, Анюта! – сказал хипарь.  –  Митрич и Аркадий говорят, что мы с тобой знакомы. А я совсем ничего не помню.  –  Он рассмеялся так, словно они и вправду были знакомы сто лет, а ребята просто решили подшутить над наивной девушкой.
 – Да?! Совсем-совсем?! – Анюта покраснела, улыбнулась и тут же перевела разговор на другую тему: – Ребята! Как же вы могли ничего не слышать и не видеть?! Ночью происходило что-то невероятное! Гроза была такая, что всё небо сверкало! То ли молнии, то ли северное сияние!  Грохотало одновременно со вспышками! Всё небо крест-накрест рассекали линии разноцветные. Я пыталась сфотографировать, но ничего у меня не вышло. 
Мама сказала, что, наверное, так выглядит апокалипсис.  Много деревьев повалило. И телефоны не работали всю ночь.
 –  Ну, спали мы, значит, крепко. Одним словом, прозевали мы апокалипсис. Ты вот что, Ань, возьми-ка кавалера своего да накорми его завтраком, что ли… А нам тут вот повозиться, разгрести еще нужно, порядок навести.  Давай, старичок! – похлопал Митрич хипаря по плечу.  –   Заходите вечерком. Отдыхайте.


Глава 2

Анюта и молодой человек шли по размытой песчаной улице, перепрыгивая через глубокие канавки, выбирая ровный ландшафт и разглядывая сотворенные ночным «светопредставлением» художества.
Вырванные с корнем старые деревья, кое-где опрокинутые столбы, сорванные рекламные баннеры и много-много бурых камушков на дороге, взявшихся невесть откуда.
 –  Мы сейчас пойдем ко мне домой, и я приготовлю что-нибудь на завтрак. Правда, мамы дома сейчас нет. Она уехала на конференцию. Но это ничего. Вы блинчики будете? С вареньем.  Я еще осенью наварила много яблочного варенья. С корицей. А есть и с рябиной, – тараторила Аня от стеснения.
 – Только я не пойму, почему Арчи сказал, что Вы мой приятель. Нет, конечно, Вы теперь мой приятель, но мы же не знакомы были раньше? Или… Я бы вас запомнила.  Вас как зовут?
 – Я не помню, Нюта. Я ничего-ничего не помню.
 – Совсем ничего? Даже имени своего? Боже! Что же делать? Но это же не я вас привела к ребятам?! Вроде бы нет… Да нет же!  –  засомневалась уже сама в себе девушка. – Я, конечно, очень рассеянная. Знаете, так бывает, когда постоянно о чем-то думаешь. Ну… Некоторые меня считают странной. Вообще-то, – она даже приостановилась и показала рукой в сторону старинного, довольно обшарпанного желтого здания с белыми полуколоннами, – я работаю в музее, научным сотрудником.  Но еще я стихи пишу, –   созналась Анюта. Щеки загорелись, Анюта прикрыла их ладонями и продолжила:

 – Моя мама – психотерапевт. Она-то уж точно во всём разберется. Неужели у вас амнезия? Ах!
Аня внезапно остановилась как вкопанная.  Руки ее, подпитавшись энергией красных щек, вдруг распахнулись:
 – Я, кажется, поняла. Неужели?! Боже мой! Вас ударило молнией!  Этой ночью! И у вас случилась амнезия! Наверное, так. Но… Почему же тогда Арчи и Митрич ничего не помнят? Ах… Ну да… Я говорила им, что этот их «сидр» – вовсе не «сидр»! Я однажды хлебнула этого так называемого «сидра».  Взрослые дяденьки, а ведут себя как подростки!

Пока Аня сердилась, они дошли до маленького деревянного домика, давно перекрашенного в голубой цвет поверх прежнего зеленого, с ажурными наличниками, краска на которых облупилась и местами топорщилась, отчего домик имел вид весьма растрепанный и в то же время чем-то напоминал старинные бабушкины кружева.
 – Ну вот, мы пришли. Вы собак не боитесь? У нас собака.  Ой, наверное, надо было бы его привязать сначала. Вы только не трогайте его. Стойте смирно. 

Навстречу им вышел лохматый большой пес довольно угрожающего вида.
 – Рекс! Нельзя! Иди на место.
Но Рекс и не вздумал повиноваться. Он подошел к гостю. Деловито обнюхал смиренно стоящего человека, после чего сел и дал лапу. Хипарь взял лапу Рекса, потрепал его по лохматой башке и сказал:
 – Вот и познакомились, Рекс. Молодец!
 – Вот это да! Я такое впервые вижу! Вы, наверное, очень хороший, раз Рекс на вас так отреагировал. Ну и хорошо, ну и славно. Пойдемте в дом.


Глава 3

 –  Ну что ж, давайте поговорим о настоящем! Как вы сейчас? Вас что-то беспокоит?
 –  …Мне нравятся наши встречи. Я жду этого дня потому, что надеюсь, что память моя вернется и я вспомню хотя бы свое имя.
 –  Да, да, благодарю. Мы будем делать всё возможное, чтобы это произошло. Но нам нужно стараться вместе. Итак! Расскажите о вашем настоящем.  Вы ведете дневник?
 – По правде сказать, нет.  Я не веду дневник. Дневник ведет Нюта. Она записывает всё, что мы делаем, возможно, даже в стихах.
 – Нюта – это ваша девушка?
 –  Анюта, это та девушка, которая дала мне приют. Я благодарен ей. 
 –  Ах, да, Анна. Понимаю.  Расскажите, как вы проводите ваш день.
 – Вчера мы гуляли в лесу. Вернее, утром, пока Нюты не было дома, я разбирал книги. В доме много старых книг, и Нюта разрешила их посмотреть. Я вытирал пыль с полок и корешков, кое-что читал. Потом пришла она, и мы отправились гулять в лес.
 – Что-то вас заинтересовало из просмотренных книг?
 – Да. Много поэзии. Мне нравится поэзия.
 – Вы выделили для себя каких-то поэтов? Может быть, вы запомнили что-то из прочитанного?

 –  Да, например, вот это. – Молодой человек посмотрел в окно на колышущиеся ветви,  прикрыл глаза, начал читать:

– Не жалею, не зову, не плачу,
Всё пройдет, как с белых яблонь дым.
Увяданья золотом охваченный,
Я не буду больше молодым.
Ты теперь не так уж будешь биться,
Сердце, тронутое холодком,
И страна березового ситца
Не заманит шляться босиком.
Дух бродяжий! ты все реже, реже
Расшевеливаешь пламень уст,
О моя утраченная свежесть,
Буйство глаз и половодье чувств.
Я теперь скупее стал в желаньях,
Жизнь моя? иль ты приснилась мне?
Словно я весенней гулкой ранью
Проскакал на розовом коне…

Он сделал паузу, и тогда психотерапевт подхватил:

 – Все мы, все мы в этом мире тленны,
Тихо льется с кленов листьев медь…
Будь же ты вовек благословенно,
Что пришло процвесть и умереть. 
Мда… Есенин!  Я помню это стихотворение еще со времен студенческих. А вы?
 – Вы попросили что-то из прочитанного мной. Я выбрал это.
 – То есть вы хотите сказать, что, прочитав один раз, запомнили сразу всё стихотворение?
 – Наверное. Просто оно мне понравилось.
 –  А что именно, не могли бы вы поделиться мыслями? Что именно вас затронуло в этом стихотворении?
 – Душа автора.
 –  Угу…А помимо Сергея Есенина вам понравилось что-то еще?
 –  Да! Пушкин, Гумилёв, Майков, Бунин, Шекспир, Басё… Я понимаю, вас удивляет свойство моей памяти. Да, я могу повторить всё, что прочитал. Но не нужно экспериментов, прошу Вас.
 – У Вас феноменальная память?!
 – Возможно. Но более всего мне бы хотелось вспомнить, кто я. Мое имя. Хотя… Я еще не говорил вам… Нюта дала мне имя, и оно мне нравится.
 – И какое же? Нет, вы не говорили.
 – Она стала называть меня Михаилом.





Глава 4

 –  Так вот, этот ураган, или это «светопредставление», как говорят, пролетело повсюду! Ну, так выходит из сообщений СМИ. Проверить мы, конечно, это никак не можем, – нервно покусывая заусенец, сказал Рыжий.
 – Ну а нам-то что с того? – Митрич поглядел с тоскою сквозь пространство. 
 – Да как что?! Весь мир на ушах! Это у нас слабенько еще было. А вот у них там! – Рыжий махнул неопределенно рукой куда-то за спину.
 – И?
 – Ну что «и»?! Будто вы не понимаете? Вы вот говорите, что не видели! А я своими глазами видел это всё!  И Темыч! Ну, скажи им! 
Митрич, Арчи, Темыч и Вадик Рыжий, как обычно, сидели во дворе, за большим деревянным столом, у поленницы. На столе было подозрительно пусто.
Вадик вынул из пачки папиросину, привычно размял перед тем, как поджечь, и затянулся, прищурившись, будто бы решал серьезную квантовую задачку и от прищура его зависел весь процесс решения. 
Арчи замахал руками, разгоняя едкий дым:
 – Друг, ты бы на трубку, что ли, перешел бы уж? Там хоть табак ароматный.
 – Да ладно тебе! В мире такое творится! Может, это моя последняя папироса!
 – Хорошо бы! Вон, даже Митрич курить бросил, а ты всё дымишь! Мало, что ли, дыма в городах?!
 – Так мы ж… Ой, ладно. – Рыжий с досадой бросил папиросину в кадушку с дождевой водой.
 – Ну, старичок! Куда?! И не совестно тебе?!
 – Да я Вам про мировой катаклизм талдычу, а вам всё равно!  Вы, «старички», – погрозив кулаком в сторону компании, – буржуи! Развели тут, понимаешь! Посиделки!!!   –   Рыжий резко схватил свою кепку и устремился к калитке.
 – Да куда, Вадик! Не кипятись! – попытался остепенить Рыжего Темыч.
 – Пусть его, поостынет, вернется, –   не меняя позы, тихо сказал Митрич. – Слушай, старик, я тут мелодию придумал. Может, песня получится. – Он потянулся за гитарой, которую заранее еще подготовил, примостив сверху поленницы. Обняв инструмент со всей нежностью, он наиграл несколько ажурных аккордов и посмотрел на приятеля.  –  Подыграешь на свиристелке какой-нибудь? Эдак нежно, филигранно чтоб.
Темыч, чернобородый богатырь с элегантной проседью в густых цыганских кудрях, достал из нагрудного кармана изящную тростниковую флейточку собственного изготовления и, приложив к пухлым губам, издал несколько чарующих звуков.

 В этот момент в калитку постучали.

 – Открыто же!
Вадик Рыжий, преобразившийся, улыбающийся, распахнул калитку с улицы и по-хозяйски, широким жестом пригласил войти Анюту и хипаря Мишу.
 – О! Нюта! Друг! Добро пожаловать! – Аркадий вскочил, приветствуя новых гостей.
 – Вот! Кого я вам привел! Ну-ка! Подвиньтесь! – суетился подобревший Вадик. – А я чайку соображу, да, Митрич? – И, не дождавшись разрешения, побежал в дом. 
 – Вы, наверное, уже знаете, да? – Нюта почтила каждого из присутствующих своим фиалковым взглядом.   
 – Знаем что? Ах! Ну да! Михаил! Наш друг вспомнил свое имя! Это надо бы обмыть! – И Митрич, подцепив струну, издал забавный вибрирующий звук.
Нюта опустила глаза. 
 – Нет, я не вспомнил, – улыбнулся хипарь Мища.  –  Просто Анюта предложила мне это имя, и я согласился. Не может же человек без имени. Нюта сказала, что это имя мне подходит.
 – Ага… Ну, хорошо. Это тоже можно обмыть. Но вот парадокс! Миша! Придется обмывать чаем! Алкоголь что-то не идет пока!
 – Вам же Вадик пытался сказать, а вы его не слушали!  – Нюта не оставляла намерения достучаться и донести важную мысль. Вообще-то девушка очень редко позволяла себе вот так вот, в мужской компании, отстаивать свое мнение. Она знала про несерьезное отношение к ее персоне и что принимают ее здесь по какой-то неведомой ей причине. 
 –  Что Вадик пытался сказать? Про мировые катаклизмы? Ну так они всегда были! – Митрич был непоколебим, хоть его глаза и заискрились то ли нежностью, то ли смешинкой. Митрич иногда мог смотреть своими хитрыми глазами так, что дамы от этого его загадочного взгляда теряли голову. Но только не Нюта!
 –  Послушайте! Вадик, может, слов правильных не подобрал. Но это и правда важно!
В общем… 
Тут Рыжий подоспел с подносом, на котором громоздились чашки, горячий чайник и даже плетеная корзиночка с мятными пряниками.
 – Поберегись! Разбирайте чашки!
Пока Аркадий разливал чай, Анюта поспешила со своими объяснениями:
 – По всей земле одновременно пронесся этот ураган! Молнии сверкали повсюду, и весь мир видел этот странный ослепительный свет! Северное сияние!  И да! Многие люди видели в небе еще некое явление…«Лицо» или «Лик». – Нюта сделала многозначительную паузу, обведя взглядом компанию.  –   Вы же знаете, что пропадала связь на какое-то время?  Именно в тот момент, когда всё это «светопредставление» происходило во всём мире, не было связи! Вообще! Интернет пропал, и телефоны выключились. Поэтому нет ни фото, ни видео этого явления. Есть только очевидцы! А очевидцы – это весь мир.
 – Ну да… Кроме нас с Арчи, – резонно заметил Митрич.
 – Ну да. Подожди! Дима!  Это еще не всё. Вы же вообще не интересуетесь тем, что в мире делается. А я интересуюсь.
 – Угу, искусствоведу, поэтессе совершенно необходимо знать о мировых проблемах, курсах валют и ситуации на фронтах мировых войн.
 – Послушайте же! Нет больше войн!  В том-то и дело! После этого явления все войны остановились! И вот еще что! Сегодня объявили, что…  –  Нюта теребила свой платочек, стесняясь продолжать.
 – Ну не тяни уже! Раз начала, давай уж сразу все новости. Удиви нас еще больше!
 – Даже и не знаю, как сказать. Ну, вроде как тот «лик», что был всем виден на небе, проявился в человеческом обличии, и он теперь вроде как руководитель… всего…
 –  А меня, значит, слушать не хотели! –  Рыжий, резко вскочив, опрокинул чашку с чаем, быстро смахнул на землю разлившийся чай рукавом своей замусоленной курточки и сердито уселся на место. 
 – Мда… Дожили… – Темыч вертел в руках тростниковую флейту.
Арчи достал носовой платок из нагрудного кармана, снял очки, подул на стекла и тщательно протер несколько раз.
На какое-то время за столом повисло молчание. Потом тишину нарушил Митрич.
 – То есть твоя мама, когда говорила про «апокалипсис», была, как всегда, права? – попытался пошутить Митрич.
Нюта только вздернула бровь.
 – Ну, а ты, Миша! Ты, брат, что скажешь?
 –  А что так взволновало Вас? Вот и Анюта переживает. Почему?
 –  Вот! Согласен! Но, старик, тут же дело всё в истории и религиозном вопросе! Или ты и этого не знаешь, не помнишь?
 –  Я читал. Я знаю теперь.
 – Теперь? То есть ты вот за эти последние дни успел усвоить историю всей нашей небольшой планетки?
 – Да.
 –  А! Ну, тогда другое дело... – иронично ухмыльнулся Митрич.
Анюта с выражением посмотрела на Митрича, но того вдруг понесло.
 – То есть парню отшибло память, у него нет ни одежды, ни документов, ну что ни спроси, ничего у него нет. И Он вообще не переживает ни о чем.  Это ж как шибануть должно было, чтоб такое просветление получить?! Нет! Более того! Память отшибло, но теперь он за несколько дней изучил всю историю с религиями вместе взятыми?! Чего вы переживаете, говорит он!   –  Митрич встал с места и пошел куда-то вглубь сада.
 –  Ты не обижайся на него. –  Арчи уже нацепил на нос очки.  – Просто последнее время творится в мире что-то уж совсем странное. Ты вот, друг, не помнишь ничего, и это, может, даже и хорошо!  А мы стараемся жить тихой жизнью и не вникать ни во что. И вот, гляди ж ты, всё равно никуда от этого мира не спрятаться.
Михаил слушал Аркадия, глядя на живописную тропинку, по которой ушел вглубь сада Митрич. Вдруг Митрич проявился в зеленом солнечном коридоре. Он что-то аккуратно нес в ладонях.
 –  Глядите-ка! Кого нашел!
 –  Ох ты, кроха! Скворец молодой. Из гнезда выпал.
 –  В момент бы кошка слопала, если бы я не увидал. Она уж в позу встала, и тут я.
 –  Надо его обратно, в гнездо.
 –  Да как? Лестницы такой высокой у нас нет. На дерево я не полезу. Сломаю. Или сам сломаюсь, когда рухну вместе с веткой.  Если только Рыжий полезет?  Он самый компактный из нас.
 – Не, я высоты боюсь, вы чего? Не, не полезу.
Михаил подошел к Митричу, погладил звонко пищащего птенца по крохотной головке, молча забрал его и пошел вглубь сада.
Все дружно отправились за ним.

Хипарь подошел к самому высокому дереву, спрятал птенца за ворот рубахи, отчего рубаха его затрепетала на уровне сердца, будто сердце хипаря выпрыгнуло наружу и застряло за белой тканью, поплевал на руки и полез вверх. Ловко, с невероятной легкостью, как заправский гимнаст, Миша добрался до цели, пробравшись по весьма хрупкой ветви до птичьего гнезда, вынул нежное существо из-за ворота и аккуратно вернул пропажу на место. Благодарные родители радостно щебетали и кружили рядом.



Глава 5


 – Что ты взъелся на парня. Ну, странный. Согласен.
Аркадий, Митрич, Темыч и Рыжий сидели на прежнем месте. Аня с Мишей давно ушли по своим делам, и день уже клонился к вечеру.
 – Не знаю.
 – А я знаю! Ревнуешь потому что.
Митрич взглянул исподлобья на богатыря флейтиста, осмелившегося сказать правду.
 – Да понятно всё! Что?!   –   продолжил бесстрашный Темыч. –  Не ревнуй. Они не пара, это ж видно. Оба блаженные. Нет между ними ничего. Сплошная философия.
 – Слышьте, погодите вы с романтикой этой!  Я вот что спросить-то хотел. – Рыжий встрял вовремя, так как Митрич начал подозрительно сопеть. – Темыч, к тебе вопрос! Они ж не помнят ничего, проспали всё. – Он пренебрежительно махнул в сторону Арчи и Митрича.  –  А ты видел, свидетельствовал, так сказать.
 – Ну?
 – Ну! Нюта же говорила про лицо в небе!
 – Ну?
 –  Ну что «ну»?! Ты-то видел?!
 –  Видел.
 – Что думаешь?
 – Я думаю, что это всё подстроено. Вот что я думаю! Технологии!
 – А мирового лидера на фото видел? Похож?
 – На кого?
 – Темыч, ну, ты …. Специально, что ли, прикидываешься? На кого, на кого!? На лицо в небе!
 – Да кто ж его знает?! Сказали, что похож, значит, похож. Сам-то что? Ты ж тоже видел!
 – Хм… Я так специально-то не вглядывался…Да вроде похож… Да есть у меня мыслишка одна. Только вы опять…
 – Да давай уже мыслишку свою. Выкладывай, раз невмоготу.
 – Так…  –  Митрич встал, потянулся, хрустнув костяшками. –  Видно, песен сегодня уже не получится… Вы тут обсуждайте мировой заговор, а я пошел. Дела, знаете ли.   –  Он забрал гитару и ушел. Бывают такие люди, которые хорошо умеют скрывать свои чувства, настроение, но все-таки их выдает нечто, о чем они и не задумываются и не стараются замаскировать. У Митрича одним из показателей его настроения была его походка.   Косая сажень ссутулилась, длинные ноги зашаркали по-стариковски, и только гитара всё еще придавала его образу хрупкую надежду.
Аркадий тоже поднялся, деловито собрав со стола всё, что осталось от чаепития, и тоже ушел в дом.
 – Так вот… Я чего говорю-то… – заговорщически продолжил Вадик, пока Темыч, решив заняться полезным делом, достал из обширного кармана новую заготовку из тростника и острым ножичком стал проковыривать аккуратные дырочки.
 –  Смотрю я на гостя вашего. Ну, нашего… в смысле.  Новенького-то.  И будто бы, это самое… видел где его уже. И вдруг понял я, что чем-то он похож на то, что в небе-то было. А? Чего скажешь?
Темыч молча посмотрел на Вадима.
 – Ну? 
 – А что ты хочешь услышать? Ну, красавчик, какие бабам нравятся. Ты в  Гоа был? Вооот. А я был. Там таких знаешь сколько? Все философы блаженные, и всем память поотшибало.  Но это с первого взгляда. А копни чуть, там такое! Уймись! Хватит мистики. И без мистики этой всякой брехни полно.
 – Угу. Понял я тебя. Ладно. Давай, Темыч! Пошел я.




Глава 6


Василиса Андреевна, войдя в дом, поставила у порога два тяжеленных пакета с продуктами, поморщившись, сняла узкие полусапожки, легкий плащ небрежно бросила на пуфик.
 – Как Ваши успехи, Мишенька? Как вам Владимир Яковлевич?  Он хороший психолог, многим помог.

 –  Здравствуйте, Василиса Андреевна! Да, благодарю Вас! Он прекрасный психолог. Очень помогает мне. 

 – Анечка, подойди-ка сюда, помоги разобрать сумки.
Подметив своим профессиональным острым взглядом расстановку в гостинои; – Анна за столом, что-то сосредоточенно пишет, длинноволосыи; красивыи; юноша сидит на диване неподалеку и рассматривает старинныи; дедов фолиант XVIII века «История человечества», – Василиса Андреевна облегченно вздохнула и продолжила:
 –  Не безпокои;тесь, Миша, мы с Анечкои; сами всё сделаем. У вас в руках ценнеи;шии; антикварныи; экземпляр! – И как бы в шутку погрозила пальцем.
Уже на кухне, разбирая пакеты, Нюта, ощутив на плече привычныи; зуд от материного взгляда, устало спросила:
 – Что?
Василиса Андреевна прикрыла дверь.
 – Доколе?! Я говорила с Владимиром Яковлевичем. Он настоятельно рекомендует обратиться в полицию. Может, его ищут?!
 – Мама! Какая полиция? Или вы, психиатры, тоже не в курсе дела?
 – В смысле – тоже? И в курсе какого дела?
 –  Мама!
 – А кто еще не в курсе какого-то дела?
 – Митрич и Арчи.
 – Ага. Дмитрии; и Аркадии;! Чего такого не знают эти джентльмены, что тебя так возмущает?
Аня засунула в морозилку курицу и присела на краешек табуретки.
 – Мам! Ты так говоришь, словно всё происходящее в мире тебя не касается.
 – Дорогая моя девочка! Очень даже меня касается, что происходит в мире, в котором живем мы, вот в этом доме, в этои; самой кухне, в конце концов.
Как долго может существовать человек без паспорта? Ну, мы помогли, приютили, что дальше? Миша – прекрасныи; добрыи; юноша, я полностью согласна. Но в нашем мире, увы, недостаточно быть просто хорошим человеком! Ты всё прекрасно понимаешь! Его же без документов даже грузчиком не возьмут. Да и какои; из него грузчик?!  Там же непонятно в чем душа держится. – Василиса Андреевна устало махнула рукой в сторону гостиной. – Что-то надо придумывать, и срочно! Особенно если учесть происходящее в мире, как ты правильно заметила!
Весьма противный звук мобильного телефона прорезал наступившую тишину. Нюта много раз просила мать сменить этот звонок, но Василиса не умела или просто не хотела справляться с современной техникой, несмотря на не старый еще, в общем-то, возраст и весьма высокое положение в обществе провинциального, но милого городка.
 – Алло! Да, я в городе, а что случилось?  Угу. А дежурный доктор кто у нас сегодня? Так… Бригаду вызвали? Ясно. Да.  Хорошо, хорошо! Скоро буду.  Выезжаю, да!
 – Что случилось?
 – Не справляются они. На работе ЧП.  Там один… В общем… То ли передоз, то ли суицид… То ли... Пока не поняла. Надо ехать. Срочно.  – И вдруг, на мгновение задержавшись взглядом на причудливом узоре голубого кухонного кафеля, Василиса, склонив голову и прищурив один глаз, заговорщически взглянула на Анну.
 – Аня! А давай-ка прокатимся вместе. Бери Михаила, одевайтесь и быстро со мной.  Попробуем один эксперимент.
 – Мама! Он никакой не наркоман!
 – Хорошо, хорошо. Просто доверься мне.
Уже в машине Василиса, поглядывая в зеркало заднего вида, поймала взгляд Михаила и заметила:
 – Прокатимся до моей работы! Вам же интересно, Миша? Кстати, там будет и Владимир Яковлевич! Повидаетесь как раз! У вас когда следующая консультация?
 – Завтра.
 – Ну вот, может быть, появятся новые впечатления и интересные темы для обсуждения!


Глава 7

 – Наденьте халаты и пойдемте со мной.
Василиса Андреевна вмиг преобразилась из милой уставшей мамы в строгого уважаемого доктора. 
Нюта и Миша послушно надели белые халаты и проследовали за Василисой Андреевной.
Навстречу выскочили взволнованные врачи и медсестры.
 – Доктор! Мы капельницу ему поставили. Анализы ждем!  Бригаду вызвали, но они только через полчаса, сказали, будут, в лучшем случае, вызовов много. – Рядом семенил молодой дежурный врач и гундосил: – Там передозировка скорее всего, но чем – пока не определили. Он без сознания. Хорошо, что вы в городе. Без Вас никак.
 – Это мы потом решим, «как» или «никак»!  –  жестко ответила Василиса.
Пока шли по коридору, из палат высовывались любопытные пациенты.  Из ординаторской выскочил Владимир Яковлевич:
 – Вы тут! Слава Богу! А зачем с вами… эээ? Ага! Понял, понял. Да, да, мудро!
Из крайней палаты, куда и направлялась вся группа, выскочила испуганная медсестра:
 –  У него пена… Изо рта.
На кровати под капельницей лежал истощенный молодой человек с темными кругами под глазами. На губах действительно уже пенилась розовая слюна.
 – О Господи! – воскликнула Василиса Андреевна, бросившись к больному.
Внезапно Михаил, уверенным жестом отодвинув в сторону медицинский персонал, вышел вперед и, обернувшись ко всем, сказал: 
 – Закройте глаза!
Его голос был привычно спокоен и тих, но вся группа, включая Василису Андреевну, дежурного доктора, Владимира Яковлевича и всех медсестер, покорно закрыли глаза. Все, кроме Нюты.
Михаил подошел к лежащему юноше. Присев на краешек кровати, положил ладони на грудь больному. Неизвестно, сколько прошло времени в таком положении, но в какой-то момент он резко развел руки в стороны, будто бы распахнул створки невидимого шкафа.
 – Нюта! Открой окно!
Нюта сейчас же бросилась к окошку, и ей пришлось приложить немало усилий, чтобы   отпереть старые, слипшиеся уже под слоями древней краски рамы.  Открыла широко настолько, что свежий ветер мгновенно ворвался в палату, выхватив из рук медсестры пачку медицинских листочков, разбросал их по всему полу. Из груди же больного в этот миг, на глазах ошарашенной девушки, вылетела галдящая шумная стая воронья, сделав круг по палате, устремилась в окно и растворилась в солнечном свете.   

 – Ну, вот и всё. Хорошо,– произнес Миша.  Он встал с кровати больного, занял свое прежнее место позади группы медперсонала и сказал:
 – Откройте глаза.


Глава 8

 –  Мы с Вами виделись вчера в реабилитационном центре. 
 – Да.
 – Вы, разумеется, в курсе, что произошло ЧП, и Василису Андреевну вызвали в срочном порядке.  Она же пригласила Вас, возможно для того, чтобы вы, оказавшись в стрессовой ситуации, смогли бы что-то переосмыслить или, может быть, даже вспомнить.
 –  Да, я понимаю.
 – Однако все мы немало удивлены произошедшим!  Или же весь персонал ошибался насчет больного, включая и вашего покорного слугу! Или же наша Василиса проявила невероятные чудеса профессионализма! Я всегда знал, что она замечательный доктор! Но чтобы пациент в передозировке, в таком вот состоянии очнулся от одного прикосновения красивой женщины – ну, это для меня, заскорузлого материалиста, знаете ли, чересчур. – Психолог поджал губы, отчего они сморщились и побелели. Владимир Яковлевич, мужчина, не избалованный женским вниманием, обладал неприметной внешностью, носил серые пиджаки двадцатилетней давности, не потому, что был бережлив, но по  внутреннему убеждению, что именно это ему подходит.  Волосы его начали редеть от того, что он часто и нервно поправлял непослушную челку, как ему казалось, игриво ниспадающую на весьма широкий лоб. Глаза, правда, он имел большие и, можно даже сказать, выразительные.   
 –  Вы же присутствовали при этом? Что скажете, молодой человек?
 –  Василиса Андреевна профессионал! Она обладает чудесным даром исцеления.
 – Да, да! Согласен! Но даже для меня, человека, который давно знает этого доктора и замечательную женщину, знаете ли, удивительно.  Мы, конечно, дождемся анализов, сопоставим   факты. Может быть, вкралась какая-то ошибка.  Даже весьма вероятно!  Хм…  Ну что ж... Хм. Продолжим.  Вы готовы поделиться впечатлениями о прошедших днях? О, конкретно, вчерашнем дне?
 – Хорошо. Вы хотите знать, что я думаю о ваших пациентах и об этом юноше, с которым случилось плохое. Все эти люди искали путь, но не смогли найти. Многие из них имели огромный потенциал, но не справились с ним. Не потому, что слабы, но потому, что потеряли память. 
 –  Простите? Кто потерял память? Я не совсем понимаю Вас.
 – Многие забыли, для чего они тут.
 – Вы имеете в виду… цель существования? Смысл жизни, так сказать?
 – Да.
 – Вам известна ваша цель?
 – Да.
 –  И вы можете озвучить это сейчас?
 – Да.  Моя цель вспомнить, зачем я здесь. Кто Я. Если вспомню я, то, вероятно, помогу вспомнить и тем, кто позабыл.
 – Да, глубоко копаете, Михаил! Интересно! Однако эти люди, которых вы видели вчера, больны! Они впали в зависимость от различных веществ, и теперь им сложно выбраться. 
 – Они искали путь и заблудились. 
 – А вы? Вы разве не искали свой путь? Ваша потеря памяти может быть связана с употреблением сильнодействующих психотропных препаратов.  Если Вы не против, я бы попросил вас сделать анализ крови. Правда, придется отправить его в центр, так как у нас нет в городе такой серьезной лаборатории. Мы должны помочь вам! Вы же хотите найти своих близких и вернуться домой? Мы введем ваш анализ в базу данных и, возможно, быстро определим вашу личность. Видите ли, мы тут немного отстаем от центра и еще слегка задержались в прошлом, но нынешние технологии просто поразительны! Мир буквально преобразился! – Во взгляде психолога заиграли искры то ли научного азарта, то ли новой разновидности фанатизма.
Хипарь улыбнулся. Он смиренно сидел в кресле, опустив взор на свои руки, сложенные на коленях.  Владимир Яковлевич пристально вглядывался в спокойное лицо юноши.
 – Хорошо, хорошо.  Я не тороплю Вас, Михаил. Скажите, а как бы вы отнеслись к гипнозу? Я должен получить ваше согласие на сеанс гипноза, и, возможно, так мы с вами сможем, погрузившись в глубины подсознания, вспомнить что-то важное.
 – Хорошо. Я согласен.
 –  Нуте-с, тогда приступим. Расслабьтесь. Сядьте удобно. И смотрите на краешек карандаша.  Один – ваши глаза закрываются, два – вы расслаблены и спокойны, три – вы спите. Расскажите о детстве. Вспомните что-то из детства.
 –  Песчаная дорога с рытвинками, по сторонам – высокая колючая трава вперемешку с осокой.  Мама держит за руку крепко-крепко, потому что я боюсь коров, пасущихся неподалеку. Они мычат грустно, призывно, но я чувствую угрозу в этом звуке, так что становится страшно. И страшно не за себя, но за маму. Кажется, что коровам не нравится моя мама, потому что мама громко кричит и ругает меня за какую-то провинность.
 «Мама! Не уплывай далеко! Мама! Не уплывай!» – эти слова я кричу в бреду. У меня высокая температура, и мне страшно, что маму унесет течением реки и мама больше никогда не вернется.  У нас в деревне река с очень быстрым течением и хрупкими песчаными берегами.
Мама ушла, оставив нас с сестрой. В доме сыро. Нужно постоянно топить печь. Я сижу на полу перед ржавой заслонкой и подкладываю палочки в огонь. Мы с сестрой идем в церковь. Зима, очень много снега.  На улице мне холодно, а в церкви много людей и душно. Сестра берет мою руку, складывает мои пальцы и пытается учить меня молиться. В нашем деревенском доме в красном углу висит икона Богородицы.  Эта икона, пожалуй, всё, что осталось из детства. 
Михаил поднял мокрые от слез глаза на психолога.
Владимир Яковлевич застыл в кресле, почти не дыша остановил свой взгляд на пациенте. После длительной паузы, едва разомкнув пересохшие губы, он промолвил:
 – Зачем? Откуда вам известно о моем детстве? Я… Постойте. Нет, я никому не рассказывал. Вы…  –  Он нервно оттолкнулся от кресла, вскочил и подошел к окну.
 – Да, моя мать оставила, бросила нас. Может быть, ее больше нет. А может, она умерла тогда. Я не знаю. У меня мало воспоминаний из детства. Наверное, вот эти одни из самых ярких. Старшая сестра моя прозябает в далеком монастыре. Мы не общаемся.  – Психолог резко отвернулся от окна и подошел к хипарю.
 – Как вы это сделали?! Вы не поддаетесь гипнозу.  Это ясно. Да, такое бывает. Но  чтобы… Такая эмпатия? Невероятно!  Проникновение в сознание! У Вас несомненный талант! Гениально!
 –  Василиса – та женщина, которая сможет позаботиться о вас. Доверьтесь ей. Василиса теперь нуждается в поддержке и мужском плече.  Вы справитесь.
Владимир Яковлевич решительно вернулся на место, уселся в кресло и, с нескрываемым интересом взглянув в глаза пациента, уже более наставительно сказал:
 – И всё-таки давайте сдадим анализ крови.
_______________________________________________________________
Глава 9
  – Ошибка лаборатории или… Ну, ты же умная женщина.  – Деловой тон в телефонной трубке не оставлял надежды на компетентное мнение или хотя бы участие.  –  Успокойся или уже почивай на лаврах!  Чудо так чудо! А гаврика этого, дежурного врача своего, пожури. Поняла меня?
 – Игорь Леонидович! Мы могли потерять мальчика!  Весь медперсонал видел состояние этого пациента! Отек легких! Вы слышите?!  Но... анализы, которые пришли теперь, просто невероятны. Он чист! Совершенно! Словно и не было ничего! Я, разумеется, проверю и посмотрим еще раз, эээ… в динамике. Честно сказать, надеялась на ваш совет.
 – Ну и радуйся! Еще раз говорю тебе, нам чудесный, симпатичный доктор, вроде тебя, очень даже пригодится для имиджа! Тем более теперь!  Ты справишься с новым амплуа.  – Голос в трубке слегка замешкался.  –  Ну, то есть я хотел сказать, что ты и так профи, а будешь теперь еще лучше.  Всё! Василиса! Дерзай! Если что, звони. Всё. Конец связи.
Василиса Андреевна положила мобильный телефон в карман халата и устало уселась на стул для посетителей в своем кабинете.  Облокотившись на угол стола, она потянулась за папкой бумаг и в который уже раз углубилась в имеющиеся анализы, заключения и карту пациента. Через минуту, решительно закрыв папку, отодвинула ее и вышла из кабинета.
 – Ваня! Как ваши дела? Как самочувствие? – докторша влетела в палату внезапно, отчего в тесное помещение резко ворвался запах овсяной каши, готовящейся к завтраку на кухне, расположенной в противоположном конце коридора, и легкий аромат Василисиных духов с ноткой ванили.
Ваня сидел на кровати, прислонив подушку к железной спинке, соорудив из одеяла нечто наподобие уютного кресла. В руках он держал блокнот и сосредоточенно что-то рисовал в нем, периодически задумчиво поднимая взгляд на деревца и огромный пустырь за окном.  При появлении Василисы он предпринял попытку встать, но доктор жестом тут же остановила его.
 – Не вставайте! Лучше я присяду, и мы поговорим. Хорошо? –  она пододвинула стул поближе, так, чтобы смотреть глаза в глаза, и еще раз спросила:
 – Ну, как вы?
 – Спасибо! У меня всё хорошо.  –  Юноша лет двадцати с легким румянцем на нежной бархатной коже застенчиво потер правый глаз тыльной стороной ладони и улыбнулся.
 – Рисуете? Можно посмотреть?  – красивая взрослая женщина-доктор протянула руку.
Молодой человек задержался на мгновение с ответом и не очень охотно передал блокнот Василисе.
 – Пожалуйста.
 – Вы позволите? Я полистаю? – и, не дожидаясь специального разрешения, перелистнула несколько страниц.
 – Хм. Интересно. Да у Вас талант! Вы художник? Я не знала. Простите эту мою оплошность.
 – Нет. Я не художник. Просто захотелось.
 – Ванечка! А можете рассказать об этих рисунках? Вот это, к примеру.
 – Ну, это, вот это самое окно. И птицы.
 – Да, да, я поняла. Но, может быть, расскажете об этой фантазии? Поделитесь мыслями? Что навеяло, так сказать, такой рисунок?
 – Эээ… Не знаю. Просто я как будто бы, вроде, видел, как в палату залетела стая ворон, покружилась тут, наделали они много шума и вылетели наружу.  Вот, нарисовал поэтому.
 – Так. Интересно. А вот это?
 – Это? Ну... Я хотел попытаться изобразить мое пробуждение.  Но пока что у меня не получается. Нужно еще подумать. Вспомнить кое-что.
 – Что вспомнить, Ваня?
 –  Я не знаю, как вам это объяснить.
 – Ну, хорошо. Вспоминайте. А вот это? Это неоконченный рисунок?
 – Не знаю. Просто пробую нарисовать глаза, которые я видел.
 –  Чьи это глаза, Ваня?
 – Я не знаю. Но я бы хотел увидеть их снова. Очень бы хотел.
Юноша вглядывался в свой рисунок, а доктор в это мгновение пристально смотрела на лицо юноши.  Не находила она в этом чистом, искреннем лице ни признаков болезни, ни   психического расстройства, ничего того, что явилось бы причиной его присутствия в этой палате.  И еще показалось, что эти самые глаза, что с таким старанием изобразил Иван, она где-то встречала. Знакомы ей эти глаза.
 – Ну, если очень хочешь, то увидишь, – задумчиво ответила доктор. –   Вот что, Ванечка! Я бы посоветовала вам консультацию у нашего психолога.  Пообщайтесь с Владимиром Яковлевичем. А? Что скажете?
 –  А можно мне домой? Я чувствую себя хорошо.
 – Вы нас очень напугали, Ваня! Думаю, что отпустить вас сейчас не совсем верно и даже безответственно. Давайте еще немного вас понаблюдаем. Ваши рисунки хороши. Но если вы станете вести дневник настроения, будет еще лучше!
 – Простите меня. Я и сам был напуган.  Но теперь всё по-другому! Честное слово!
 – Хорошо!  –  Василиса Андреевна мягко прикоснулась к руке Ивана. – Еще несколько дней, Ваня! Скоро к вам зайдет психолог, и вы обо всём с ним поговорите. А теперь отдыхайте.
Глава 10

 – Вот что я хочу сказать, – Василиса и Аня сидели в отдаленном уголке парка на новой тяжелой деревянной скамье. Эти скамьи установили совсем недавно, что свидетельствовало о внимании «сверху» к забытому уездному городку. По правде сказать, в последнее время маленький провинциальный городок стремительно начал преображаться из старинного и ветхого в туристический и даже модный.
 –  Владимир Яковлевич настаивает на получении генетического материала Михаила.  – Василиса болезненно поморщилась.  –  И да, я всё понимаю, и это правильно, исходя... Ну, в общем, такой порядок. Мы и так уже… Аня! – Она сделала паузу, задержав дыхание.   –  Но я почему-то не хочу этого! Не знаю, как тебе это объяснить.  – Василиса Андреевна нервно открыла сумочку, достала оттуда пачку одноразовых мокрых салфеток. Вынув одну, вытерла ладони, скомкав, бросила в урну и тут же достала вторую. 
Аня же сидела молча, вглядываясь в прогалок между деревьями. Там, вдалеке, синела широкая, плавная река.
 – Ты слышишь меня вообще?
 – Слышу!
 – Аня! Я подумала, и вот что хочу предложить. – Василиса помедлила и продолжила:  – Ты  помнишь отцовский охотничий домик? Может, пусть Миша поживет там пока?  –   робко спросила она. – Там, правда, много что сделать нужно будет, в порядок привести. Столько лет прошло. Но домик был крепкий. 
 – А что ты скажешь Владимиру Яковлевичу?
 –  Я скажу, что… Аня! Ну, я придумаю что сказать! В конце концов, он мой подчиненный, а не я его! Отчитываться не обязана, тем более что он консультирует Мишу неофициально! По моей личной просьбе!
 – Это здорово, мам! Спасибо! – Аня порывисто обхватила мать за шею и поцеловала в щеку.
 – Погоди! Посмотри-ка на меня! Чему ты так радуешься? – Василиса заглянула в глаза дочери в надежде найти подсказку.  –   Еще этот странный случай! Понимаешь ли, этот наш новый молодой доктор, что дежурил тогда, он… допустил грубейшую врачебную ошибку! Мы могли потерять паренька! Но…  Я даже не успела ввести нужный препарат!  Как такое возможно? Не понимаю! О-о-о…  –  Василиса закрыла лицо руками, потом растерла щеки, словно пытаясь пробудить себя. – Нет, ты можешь себе представить такое?   И теперь твою мать в чудотворицы записали! Каково?!  Журналистов нагнали!  Ты понимаешь вообще что-нибудь? Сделают же из меня посмешище! 
 – Мам! Не переживай! Ты же настоящий врач, да еще какой! Всё заслуженно! Давно уже пора было бы тебя прославить!
 – Да уж…Заслужила! Чтобы не выдавать непрофессионализма «молодого доктора», протеже сама знаешь кого… Чтоб прикрыла его!  Чудотворица… Лучше бы я не звонила Игорю Леонидовичу, честное слово!   Сдуру совета у него попросила!  Или всё равно бы слух пошел?! Ну зачем, зачем им эта шумиха?! Интервью еще это… А что я им скажу?
 – Они сами предложат тебе варианты, мам. Что бы ты ни сказала, они создадут нужный им контент, в любом случае.  А доктора этого молодого не просто не выгонят, но еще и замом твоим сделают.
 – Ты знаешь, кстати, такое впечатление, что Владимир Яковлевич чем-то встревожен. Или… вернее сказать, озадачен.  И это не про ошибку дежурного доктора.  Нет. Тут-то он уверен, что я выкручусь. Он про другое.  И еще… Я много думала.  Можно, я покажу тебе рисунки Вани? Этот тот самый мальчик Ваня.  Я, с его разрешения, сделала фотографии его рисунков. Кстати, он говорит, что прежде никогда не рисовал.  –  Василиса достала телефон, зашла в галерею и показала фотографии дочери.
  –  Вот. Посмотри.
Пока Аня разглядывала фотографии Ваниных рисунков, Василиса внимательно следила за ее реакцией.
 – Для начинающего художника весьма, весьма неплохо, – улыбнулась Аня, удивленно взмахнув предательски дрогнувшими ресницами при взгляде на первый рисунок, с птицами и распахнутым окном.
–  Фантазия имеется, и даже перспектива соблюдена. Хм, чем-то даже отдаленно напоминает стиль средневекового китайского художника Ван Фу. Так называемая «фрактальная живопись». А вот это… Здесь что-то есть от Маурица Эшера.  Как бы…  Присутствует некоторая оптическая иллюзия, и тоже фракталы. Да… Интересно.  А это…  –  Перелистнув страничку, Аня замолчала.
 – Ваня сказал, что где-то он видел эти глаза и мечтает увидеть снова. 
 – Ну что ж, если очень хочет, то увидит,– улыбнулась Нюта.
 –   Я так же ему ответила.
Женщины встретились взглядами.
 – Мама! Но… наверное, не надо, чтобы журналисты увидели эти рисунки. Ведь правда же? Ты согласна?
  – Так, ладно. –  Василиса решительно спрятала телефон в сумочку.  –  Что-то мне подсказывает, солнышко, что желательно вам собраться пораньше и утром уже   выдвинуться. Ехать далеко.  Я нарисую тебе подробную схему, потому что ты, разумеется, сама не найдешь. И лучше, конечно, на хорошей машине. Наша там точно не пройдет! 
 – Мам! Я Митрича попрошу! Или Арчи! Или Артема. У кого-то из них точно джип есть.  Я видела. Большой такой, везде пройдет.
 – Ладно. Банки все из погреба вынь, забирайте с собой. Оттуда за продуктами не наездишься. И да! Там же нет связи! Аня! Я полагаюсь на твою рассудительность! 
 – Мам! Я уже договорилась в музее. Честно сказать, я еще на днях решила уйти в отпуск, поэтому теперь совершенно свободна, и, если ты не против, я с удовольствием наведу в папином домике порядок и побуду там какое-то время.   
 – С одиноким мужчиной, в лесу? Анна!
 – Мама! 
______________________________________________________
Глава 11
 – В общем, вот. Дима, миленький! Пожалуйста!  –  Взволнованная Нюта, застав Митрича у ворот, вернула его во двор и выдала сходу весьма сумбурную информацию.
 – Так, я не понял. Давай медленнее и по порядку. Первое: нужна машина. У меня машины нет. Не знала? Да ладно? Нюта! Ты думала, у нас тут коммунизм? Всё общее?! Увы… Джип, вообще-то, Темыча. С ним отдельный разговор. Дальше. Второе: почему мы все дружно должны спасать или скрывать незваного гостя? Может быть, ему всё-таки пора домой? Твоя мама, конечно, удивительная женщина, а теперь удивляет и того больше. Третье: подготовь доклад менее эмоциональный, и через… эээ… – Митрич глянул на старинные дедовские часы с цепочкой, которые носил только по особым случаям и очень ими гордился, – часа через два сбор здесь. – Он снова бесцеремонно нажал на кончик носа Анюты, как на кнопку. – Дзинь! Прием, прием! Как поняли меня?
Нюта даже не отмахнулась, а просто спросила:
 – А ты куда сейчас, Дима?
 – По делам! По делам!  Вызывают! – и он таинственно ткнул пальцем в пространство, чуть выше головы.
Только сейчас Нюта обратила внимание на то, что Митрич при параде. Вельветовый пиджак, брюки даже почти не мятые, и волосы причесаны и уложены, что уж совсем не вяжется с привычным обликом рубахи-парня.
Девушка, вдруг цепко схватившись за лацкан вельветового пиджака, заглянула глубоко в хитрые глаза Митрича и прошептала:
 – Дима! Ничего не говори, если вдруг спросят про Мишу. Пожалуйста!
 – Да при чем тут твой Миша! –  вспылил приятель. Он распрямил плечи и мягко попытался высвободить лацкан пиджака, отведя руку в сторону. –   По-твоему, моя персона не может, что ли, вызывать интерес? Мой профессионализм! Моя харизма, в конце концов!  В кои-то веки! И тут…
 – Дима! Митрич! Можешь! Ты очень-очень талантливый и хороший!  Миленький! Я очень тебя прошу! Просто там, когда будешь разговаривать, вспомни, о чем я тебя попросила! И всё! Хорошо?
Митрич слегка обмяк.
 – Ладно. Всё, Нют. Побежал. Сбор через два часа.
______________________________

Глава 12
 – Дорогу-то, поди, размыло. Это ж километров семьдесят отсюда, да по грунтовке еще, да через лес? Грунтовка там, скорее всего, дрянь. Прямо сказать  –  бездорожье. А что за спешка?
 –  Вадик. Ты маму мою знаешь? Ну вот. Если она что-то говорит, то стоит прислушаться.
 – Да, слышал я про журналюг каких-то, мол, телевидение даже приедет у твоей мамы интервью брать.  Типа с того света пацаненка-наркошу вытащила. Но чет не понял я, чего переполошились-то так? Эт самое…  она же и раньше, вроде, хорошим доктором была. И мне вот помогла, в свое время. –  Рыжий взъерошил непослушные волосы на затылке и хмыкнул.  – А Миху-то зачем прятать? Он-то при чем? – Рыжий с неподдельным интересом глядел на Нюту.
Аня сидела на пенечке, в стороне от стола, гладила ластившуюся к ее ногам изящную серую кошечку.
 – Понимаешь, Вадик! Я пока что не знаю, как это объяснить. Но мне кажется, вскоре ты сам поймешь. Просто поверь. Так будет лучше.
 – Ладно, сейчас Темыч подойдет. Обсудим. А домик-то нормальный там? Слушай! Я б сам там пожил. Там же и озерцо, наверное, есть в тех краях! Ох, порыбачил бы!
 –  Охотничий домик стоит прямо на берегу лесного озера. Оно небольшое, правда. Мама говорит, что в детстве я даже купалась в нем. А в доме порядок нужно навести. Там давно уже никто не жил.
 –   Да, наведем порядок! Слушай! У меня ж лодка резиновая есть! Подлатать, правда, надо! Но ради такого случая сделаю. Всё! Решено. Лодку берем!  О! А вот и Темыч!
Они услышали, как за воротами прошуршали большие колеса тяжелого автомобиля.
 –  Я открою сам ворота, сидите!  – из дома вышел Арчи в полосатом узбекском халате и тюбетейке.  – Там Темыч приехал.
 – У нас дни узбекской культуры, что ли, сегодня? И плов будет? Знатный халат, братан!
 –  Коллеги-геологи из Самарканда прислали! Но плова, увы, нет, Вадик, дорогой. Чай из новеньких узбекских пиал и сушеный урюк обещаю. – От Арчи повеяло восточными благовониями. Вообще Аркадий умел создать впечатление эдакого уютного, вальяжного барина, что Вадима одновременно и забавляло, и раздражало.
Во двор вкатился серьезный джип, весь в обвесах и разноцветных картинках.
 –  Хорош! – присвистнул Рыжий.  – Этот везде пройдет. Ну, Темыч! Молодец.
 – Привет честной компании! Готовится экспедиция, как я понял? Только надо теперь понять, какого рода у нас экспедиция: этнографическая, археологическая или… Арчи? Какие еще бывают экспедиции? – Хозяин джипа от души радовался предстоящему приключению.
 – Геолого-разведывательные. М-да… кстати, почему бы и нет. Места тут интересные!
 – Вот!  Именно!  –   Назидательно подняв указательный палец, Темыч достал из багажника тяжеленный рюкзак.   –  Мы имеем: палатка, спальники, коврики, посуда, фонари, газовая горелка, всё самое необходимое. Если что забыл, есть еще время дособрать. Пишите список.
 Тем временем со стороны пассажирского сидения вылез грустный Митрич.
 – Что ж ты, Митрич, друг, не весел? Что головушку повесил? Не утайся предо мной, всё скажи, что за душой! Я помочь тебе готов! Иль ты, может, нездоров? Аль попался к лиходею?
 –  Ну, старик! Ну, в самом деле!..   –  попытался остепенить задорное настроение Аркадия Темыч, но, сообразив, что, поддавшись литературному искушению, сам заговорил стихами, рассмеялся: – Тьфу ты, с кем поведешься…
 –  Царь велит достать жар-птицу в государеву светлицу!   –   хмуро ответил Митрич и зашел в дом.
 – А я предупреждал! – уже себе под нос пробормотал Арчи.
_______________________________
Глава 13
 – Итак, молодой человек, у нас с вами есть некоторое время на доверительную беседу.  Вы должны понимать, что наш разговор останется сугубо между нами и не выйдет за пределы этой комнаты. Единственное, что я должен буду сделать, так это продиагностировать ваше психофизическое состояние. Так что если есть что рассказать, рассказывайте. Что привело вас сюда?
 – Вам известно, почему я оказался здесь.  Да, я совершил глупость. Но теперь всё иначе. Я уже сказал доктору! Отпустите меня, пожалуйста!
 – Ну-с, молодой человек, мы же не держим вас насильно. Это для вашего же блага! Видите ли, с вами приключилась странная история, и хотелось бы во всём разобраться.
 – Хорошо! Разбирайтесь! Я чувствую себя хорошо, и это же хорошо? Верно?
 – Верно! – Владимир Яковлевич вдруг понял, что его присутствие или он сам лично раздражает мальчика, поэтому Ваня не идет на контакт.
 – Доктор спасла мне жизнь, и я ей благодарен! Что же еще? Зачем мне нужно что-то вам рассказывать, если я не хочу?! У вас есть все мои анализы, которые вы давно внесли в базу данных. Генетический портрет готов!  Этого разве мало?   –  с нажимом проговорил последние свои слова юноша, и светлые глаза его помрачнели, а брови насупились.
 – Молодой человек! Вы напрасно так кипятитесь. – Психолог вовсе не ожидал такой бурной реакции от юного, неоперившегося еще создания с легким румянцем на пушистых щеках.
 – Знаете что, вот вы взрослый, ученый, психолог. А я вот понять никак не могу! Как вы, такие умные взрослые люди, так легко дали себя обмануть?
 – Простите! Что вы имеете в виду?
 – Вот, опять! Будто вы не знаете! – Юноша еще больше раскраснелся. 
 – Даю честное слово, я не понимаю, о чем вы!
 – Ну, если так, то и говорить тогда не о чем. Всё, что я расскажу, вы воспримете как бред, сделаете вывод, что я всё еще нездоров. А я совершенно теперь здоров!  Это тогда, несколько дней назад, я не видел выхода. Потому что весь мир сошел с ума! И я вместе с ним! И вы знаете, о чем я говорю.  А теперь...
 – Так что же теперь?
 – А теперь я, кажется, начал вспоминать.
 – Вспоминать что?
 – Вы всё равно не поймете!
 – Отчего же? Я весь внимание и очень постараюсь понять, если вы окажете милость объяснить.
 –  Миссию!
 – Простите?
 – Свою миссию. Смысл!
 – Ээээ…
 – Ну вот! Я же говорил, что вы не поймете. У каждого человека есть своя миссия! И я стал думать об этом и вспоминать! Теперь у меня есть цель! Понимаете?!
 – Хм…  Вы мне сейчас напомнили… Мда…
Если жизнь тебя обманет,
Не печалься, не сердись!
В день уныния смирись:
День веселья, верь, настанет!
 – Вот, вы так говорите красиво, много всего знаете, наверное, цитируете что-то известное.
 – Это Пушкин, юноша, да, так что же?
 –  Да ничего.  Я больше ничего не буду говорить. Не вижу смысла. – Ваня встал с кресла.  –  Вы простите, но мне действительно пора идти.
 –  Не смею вас задерживать, Иван.

______________________
Глава 14
 – И ты, Владимир Яковлевич, вот так вот его отпустил?
 – А что я должен был сделать? Удерживать его насильно?
 – Завтра приедут журналисты, из программы, этой… Забыла название. Где же мы будем его искать? И без согласия мальчика мы не можем… Ох, Володя, Володя! Я совершенно запуталась и очень устала.
Василиса и Владимир Яковлевич сидели на кухне, при свете настольной лампы. Чай давно остыл. Шоколадные конфеты в разноцветных обертках были разбросаны по столу, и Василиса строила из них причудливые конструкции.
 – И что же он сказал?
 – Он сказал, что мы, вот такие умные, взрослые, ученые, так легко дали себя обмануть. И что он теперь знает свою миссию. И что говорить с таким старым дураком он более не желает, так как старый, трусливый, обманутый дурак его всё равно не поймет.
Василиса уютно улыбнулась, подперев щеку.
 –  Владимир Яковлевич! Ну перестаньте. Мальчик не мог так грубо вас обзывать. Это уж вы сами о себе такого мнения, простите.  И таких вот умных дураков обманутых знаете сколько? Ооо…  А трусливых еще больше. Да, мы трусливые. А что делать? Да! Мы действительно позабыли что-то очень важное. Раньше знали, может, даже в далеком детстве, а теперь вот забыли. Или нам помогли забыть! А мы и не боролись, так… сдались, и всё… И этот юноша прав! Прав! О Господи! – Хозяйка устало поднялась с табурета, взяла чайник, налила в него воды из-под крана и поставила на конфорку, несколько раз чиркнув спичкой.
 – Ты, Василиса Андреевна, не переживай. Приедут снимать сюжет, они сами всё подскажут. Будешь звезда теперь. Разумеется, про ошибку дежурного говорить нельзя, сама понимаешь.  И врать про то, что ошибка лаборатории, тоже нельзя.
 – Врать вообще нельзя!
 – Весь персонал свидетели, да и бригада. Чего бригаду вызывали тогда? Совсем, что ли, тут бездари работают?
 – Я знаю, что скажу. Скажу, что применила свои знания по остеопатии и мануальной терапии.
 – А ты применила?!  То есть теперь еще выяснится, что ты прожила несколько лет в Тибете и владеешь специальными секретными техниками? – Владимир Яковлевич с недоумением вздернул брови, отчего его широкий лоб сложился в гармошку.
 – Да! Володя! Именно так, – твердо сказала она и как-то уже вовсе безразлично продолжила:  –  Ну, и скажу, что состояние его было не такое уж и тяжелое, как все подумали. Перестраховались, и всё. Вот так. И да… Придется похвалить дежурного врача. Вот такой вот парадокс, Владимир Яковлевич!
 – А что делать? Ты сама позвонила зачем-то Игорю Леонидовичу. Кстати, может быть, ты заметила последнюю тенденцию какого-то повышенного внимания к нашему убогому захолустью? Кто бы мог подумать вообще? Тебя это не удивляет?
 Во дворе громко залаял Рекс. В кухонное окошко с улицы кто-то робко постучал.
 –   Кто там? – Василиса отдернула штору и поглядела в темноту.
 – Василиса Андреевна! Это Иван. Можно?
 – Ваня! Это вы! Конечно! 
Хозяйка наспех накинула на плечи серую вязаную кофту и поспешила к калитке.
 – Ваня! Как хорошо, что вы меня нашли! Кстати, откуда вы узнали адрес?
 –  Просто спросил у людей. Вас же многие знают.
 – Ну да, ну да! Как вы себя чувствуете? Почему вы так внезапно ушли? Владимир Яковлевич сильно расстроен, чувствует себя даже виноватым. Может быть, вы зайдете?  Попьем чаю, только мне сначала нужно убрать собаку. Подождете?
 – Нет! Можно здесь? Поговорить.
 – Ваня! Завтра к нам в клинику приедет телевидение снимать сюжет. Хотели спросить, согласитесь ли вы поучаствовать.  Но мне кажется, что вам совершенно не нужна эта шумиха. Ведь так?
 – Да. Еще несколько дней назад мне было бы всё равно. А теперь я не хочу. Я должен вас спросить. Вот вы видели, что я нарисовал. Я же не просто так это нарисовал, вы же понимаете?
 – Да, Ваня, мне кажется, что я понимаю. Но не всё и не совсем.
 – Вы хороший доктор, спасибо Вам! И простите меня! Но… Это же не вы спасли мне жизнь?  Верно? Скажите мне! Это важно! Я должен знать правду. Должен.
 – Нет, Ваня. Это не я спасла тебя.
 –  Это он! Он! – Ваня поспешно достал из рюкзачка блокнот и указал на неоконченный портрет.  – Это Его глаза! Вы сказали, что если я очень захочу, то увижу их. Я понял тогда еще по вашему голосу, что вы узнали их! Эти глаза! Вы их тоже видели! Я знаю!
 –  Ваня! Прошу Вас. Тише! Вы знаете, что… Вы лучше проходите в дом. У меня там сейчас на кухне Владимир Яковлевич, но он уже уходит. Не стесняйтесь. Мы сейчас выпьем с вами чаю с конфетами и поговорим. Я обещаю вам, что всё будет хорошо! Доверьтесь мне и ничего не бойтесь. Хорошо?
Василиса мягко втолкнула юношу во двор, уже не опасаясь Рекса, тем более что лохматый гигант, внимательно обнюхав посетителя, не проявил ни волнения, ни агрессии.  Рекс оказался вполне дружелюбен к молодому человеку. 
Как только хозяйка с гостем зашли в дом, из кухни в прихожую поспешно вышел Владимир Яковлевич!
 – Вот так удача! Вечер добрый, молодой человек! Какими, так сказать, судьбами?
 – Владимир Яковлевич! Вам, наверное, пора уже. Засиделись мы с вами,– довольно сухо сказала Василиса.
 – Ах, ну да. Который час? – Психолог деловито взглянул на запястье, где часов, к слову сказать, не оказалось, после чего, непонятно зачем, похлопал себя по карманам, суетливо застегнул пиджак на пуговицу и, смутившись, добавил:
 –  Ммм… Действительно, задержался. Пора, пора...
 – Здравствуйте, Владимир Яковлевич. Вы меня извините, если я вас обидел. Василиса Андреевна! А можно, Владимир Яковлевич еще немного побудет? 
 – Так поздно же. Завтра сложный день у нас. Ну, если сам Владимир Яковлевич не против…
Психолог застыл в ожидании, а Иван тем временем продолжил:
 –   Я подумал и понял, что всё-таки хочу рассказать вам. Мне больше не с кем поделиться. Я вот что решил. Если вы подумаете, что я сумасшедший, то так тому и быть.
 – Ну что вы такое говорите…. Я очень рада, что вы пришли! Вы проходите, проходите! Можете не разуваться. У нас тут кошки, собаки. Так что…
Психолог и юноша прошли в кухню и уселись за кухонный стол друг напротив друга.
 –  Сейчас, сейчас, подогреем чаю. Молока хотите, Ваня? С медом! У меня есть чудесный мед. – Василиса суетилась, достала из шкафа волнистую синюю чашечку с блюдцем старинного бабушкиного фарфора, откуда-то снизу вынула большую банку и, длинной   деревянной ложкой зачерпнув оттуда тягучее сладкое золото, аккуратно переместила его в глубокую глиняную миску. Пока Василиса суетилась, Ваня начал свой рассказ:
 – Вот вы хотели консультацию психологическую провести, чтобы понять, что же это такое произошло и зачем я у вас там оказался, по какой такой причине. И раз вы хотите, я всё расскажу. Но не один же я такой у вас, верно? Да!  Мои родители, в общем… Я их почти не помню. С пяти лет я жил с бабушкой. Бабушку я очень любил. Когда она умерла, меня забрали в детский дом.  Я бы хотел забыть день, когда бабушка умерла, потому что мне было очень страшно.  Бабушка уже ничего не говорила, а только всё лежала и лежала. А я всё пытался дать ей попить.  Совал ложку с водой через сжатые десны. Несколько дней она вообще ничего не ела.  Еще, помню, заходила соседка, тетя Валя, чтобы покормить меня и проверить бабушку. А однажды бабушка очнулась.  Я тогда очень обрадовался, что теперь вот она поправится. А бабушка, глядя куда-то сквозь меня, сказала еле слышно: «Ванюша! Ты должен верить! Он спасет тебя! Верь! Ангел мой». И вот на этих словах она и умерла. Я долго сидел рядом и плакал. Потом приехали из детского дома и забрали меня. Там уже началась другая история.
Юноша остановился, чтоб перевести дыхание.
 – Ваня, попейте молока. Пока теплое. Сделайте хоть глоточек.
 – Да, да, спасибо. –  Он немного отпил из волнистой чашки и продолжил:
 – Еще я много думал, о том, как же так вышло. Почему всё так? Отца помню плохо. Бабушка много плакала и говорила, что отец мой мог бы стать хорошим доктором.  Он работал фельдшером на «скорой». А потом что-то случилось.  С кем-то поссорился, и его убили.  А мама… – Глаза Ивана затуманились. 
Чай, разлитый по чашкам, давно остыл, но ни Василиса, ни психолог чаю не пили.      
 – В общем, очень долго я хотел понять, в какой момент всё пошло не так. Поделиться мыслями с приятелями я не смог. Тогда я начал сам анализировать.  Я сравнивал нашу жизнь в детском доме с тем, что видел по телевизору или в интернете. Однажды к нам приехали спонсоры, привезли новые телефоны и планшеты. Нас выстроили в линейку в спортивном зале. Потом устроили какие-то спортивные соревнования.  Помню, как ко мне подошел дядька, от него пахло противным, но, видно, дорогим одеколоном. Он взял меня за плечо и спросил:
 – А ты хочешь планшет? Обещаешь хорошо себя вести?
Я крикнул «Нет!» и выбежал из зала. Потом меня наказали. Но мне уже было всё равно.
Еще я думал о том, как человек может попасться в ловушку благодаря своим же порокам: алчности, жадности, зависти. Мало с кем можно было говорить по душам. Обычно все разговоры сводились к деньгам. Меня же интересовало другое, но что, я не мог понять.  Когда мне исполнилось восемнадцать лет, я вышел в мир и оказался совершенно не готов ко встрече с этим миром. Дом бабушки остался за мной, по наследству, но обветшал настолько, что жить в нем оказалось невозможно. Пришлось, вместо того чтобы   поступать в училище, устроиться на работу. Я уехал в город и начал работать менеджером в большом магазине. Вот там-то и началось…  Я наблюдал за тем, как люди набирают огромные тележки продуктов и всяческих ненужных вещей, и мне стало страшно.  Зачем жить? Чтобы покупать? Разве ради этого мы живем?  Потом мне стало казаться, что виртуальная реальность – это и есть настоящая ловушка! Сети!  Понимаете? Вы только подумайте! Многие люди залезли в долги, чтобы приобрести дорогую штуковину, которая является проводником в искусственный мир! Выключи электричество, и нет этого мира! Он исчезнет! И эти дорогие штуковины будут больше не нужны. Люди впадут в панику, и с ними можно будет делать всё что угодно. Скорее всего, у меня тогда случился нервный срыв. Я думал о том, что, уж, наверное, тот, кто всё это придумал, решит воспользоваться идеей в какой-то момент выключить электричество во всём мире. А однажды в том магазине, где я работал, действительно выключился свет, словно в подтверждение моих опасений. Этого мне было достаточно, чтобы понять, какого масштаба паника может случиться.  В конце концов я уехал из города. Вернулся в бабушкин дом и начал наводить в нем порядок. А потом случилось то, что случилось.  Этот ураган с молниями, пронесшийся по всему миру. Отключение связи, интернета.  Теперь это событие называют «светопредставлением».  Ну, а дальше вы знаете. И тогда я решил для себя, что не вижу цели существования в таком мире. Ложь была повсюду. Напуганные люди снова попали в ловушку, еще более запутанную и, как мне казалось, безвыходную, но никто этого так и не понял. Тогда я забыл про бабушкины слова. И сделал то, что сделал. Совершил ошибку. Так я оказался у вас.
 – Мда… Мир несправедлив, – после некоторой паузы проговорил Владимир Яковлевич.
 –  Я видел в вашем кабинете эти слова. Они были написаны мелом на доске. 
 – Да, да…  Это словосочетание часто возникает при разборе ситуаций.
 –  Но это еще не всё. Василиса Андреевна, можно, я скажу еще кое-что?
 – Да, да, Ванечка. Думаю, что можно. – Она коротко взглянула на психолога, поднялась из-за стола и в который раз уже поставила подогреваться чайник.
 – В общем… Когда я очнулся, вы были рядом со мной.  Я видел, что вы сильно напуганы и удивлены. И все люди, кто был в палате, тоже были удивлены.  Вы закричали, чтобы принесли какое-то лекарство, но в нем уже не было необходимости. Верно?
 – Верно, – обернувшись, ответила Василиса.
 – А кто был с вами тогда в палате? Я долго думал и вспоминал, так вот, мне показалось, что с вами был тот самый человек, которого я пытался после нарисовать. Только он стоял позади всех. Рядом с ним еще была девушка в голубом шарфике.
Василиса посмотрела на Владимира Яковлевича. Тот не отрываясь глядел на юношу.
 – Девушка эта – Анна, дочь Василисы Андреевны. А рядом с ней находился ее приятель, кстати, мой пациент, Михаил. Они совершенно случайно оказались там в тот момент. А что вы хотите сказать?
Всё это время Ваня держал на коленях блокнот, а теперь он развернул его на нужной странице и протянул тот самый незаконченный рисунок психологу.
 – Вот! Это Он спас меня. Я знаю. 
________________
Глава 15

Рыжий, куривший в углу, у ворот, мгновенно загасил папироску, увидев хипаря Мишу, тихо вошедшего в незапертую калитку.
 – О! А вот Миха! Давай, заходи скорее! Мы тут к геолого-разведывательной экспедиции готовимся! Так вроде решили называть, да, Арчи?   –  бросил Вадик небрежно в сторону Аркадия, копающегося в багажнике джипа, а затем, весьма фамильярно ткнув мощное колесо носком своего стоптанного ботинка, продолжил:
 –  Гляди, братан, какой агрегат Темыч подогнал! Утром стартанем!
 –  Только нужно еще заехать к маме, забрать банки из погреба. Мама сказала, что за продуктами оттуда не наездимся и чтоб всё забирали с собой.  – Анюта держала на руках серую кошечку, которая тарахтела, словно маленький генератор. 
 – Ты хочешь маму без запасов оставить? Нют! На тебя не похоже.  – Арчи поправил съехавшие на кончик носа очки.
 –  Но она так сказала, – пожала плечами девушка.
 –  Потом… Я тут собрал кое-что.  – Геолог вынес с кухни во двор несколько тяжеленных клетчатых сумок, полных банок и тугих свертков. – На первое время хватит. У нас и так в подвале уже места нет. Там мед, соленья, крупы разные и что-то еще. Разберетесь.
 – Ой, спасибо! А ты не поедешь разве? – искренне удивилась девушка.
 – Не знаю пока. Поглядим.  Да и хватит ли места? Чего всем-то ехать. Темыч за рулем, ты, Миша, и Вадик, как я понял, мечтает порыбачить в тихом местечке. Мы с Митричем потом приедем, когда вы там всё наладите.
 – Ишь, буржуины! – Вадик в шутку погрозил кулаком.
 –  А Митрич дома? – спросил Миша.
 – Не в духе он, – шепнул Темыч, помогая Аркадию загружать сумки.
 –  Да, дома я.  Дома. Без меня никак, что ли?  –  донеслось со второго этажа, и скрипучая лестница засвидетельствовала вполне уже бодрые шаги старика Митрича.
 – Благословен тот дивный миг,
Когда в поре самопознанья,
В поре могучих сил своих,
Тот, небом избранный, постиг
Цель высшую существованья, – процитировал Аркадий и захлопнул багажник.   
Не обращая внимание на ерничание и литературные изощрения товарища, Митрич, выйдя во двор, по-хозяйски поприветствовав хипаря, обнял его за плечи и повел по тропинке в сад, между зеленеющими розовыми кустами, к цветущим вишням и яблоням. Там, в глубине садика, в малиннике, виднелась живописная лавочка, смастеренная из нескольких пенечков и тугих веток того самого поваленного ураганом вяза. Усадив гостя на лавку и усевшись сам, Митрич начал:
 – Ну что, старичок!  Гляди, что Нюта удумала. Затейница! Едем в глушь, наслаждаться тишиной и самосозерцанием! Ты едешь? Или, может, какие другие срочные дела у тебя объявились?! – съязвил Митрич.
 –  Я с вами.
 – Вот и молодец! Слушай, старик, тут такое дело… В общем, я к новому этому порядку привыкнуть пока не могу, да, по правде сказать, и не хочу привыкать.  Я человек свободный, ну, почти как ты. – Митрич рассмеялся, поглядев на хипаря Мишу.  – Хотя до твоего уровня просветления мне еще далеко. Слушай! Уж что ты натворил или учудил, дело, конечно, не мое, но я вижу, ты парень хороший.  Вот и Нюта хлопочет за тебя. И мать ее.  А если эти дамочки чего решили, то лучше им не перечить. Да-с! –  Митрич глубоко вздохнул, хлопнул себя ладонями по коленкам, хотел встать, да передумал, уселся снова на место и продолжил:
 – А мне вот, старик, сегодня задачку задали… Все наши так называемые «посиделки» хотят теперь к рукам прибрать. Ну, ты знаешь, мы тут раньше песни пели, стихи читали и всё такое. Художники у нас тут гостили… Кстати, мы сначала решили, что ты по этой части, Нюткин дружок. Она ж искусствоведом в музее подвизается. Живопись… Во-от.  В общем, у нас тут творческая элита, так сказать, Богом забытого древнего захолустья. И вроде радоваться бы теперь надо.  Заметили нас! Может, и денег даже дадут. Но тут другое. –  Митрич многозначительно прицокнул языком.
 –   Я так понял, они хотят полный контроль иметь и чтоб я лично им все сведения предоставлял, что да как, кто да что, откуда и зачем. Понимаешь ты? Такая вот канитель, приятель. А я-то, старый дурак, повелся, как ребенок. Харизма! Талант! –  Он обхватил голову руками, и из груди невольно вырвался тихий стон могучего, но уставшего кшатрия. – И зачем я тебе всё это говорю, сам не знаю. Ах, да! –  Он хлопнул себя по лбу.  –  Ты ж меня искал. Спрашивал. Чего сказать-то хотел?! А то я тут со своими откровениями первый начал.
 – Я хотел сказать, чтобы ты не сомневался. И что я благодарен тебе за помощь.  Если тебе нужен мой совет, то вот он: соглашайся на предложение. Ты обязательно найдешь правильное решение, и всё будет хорошо.
 – Да? Думаешь? Тут обмозговать хорошенько надо. Ну, спасибо, старик! Лады. И вот еще что! Стартуйте-ка вы сегодня. Все в сборе. Чего тянуть? Стемнеет еще только часа через три, да и какой там стемнеет.  Белые ночи! Так что засветло доедете!  А мы с Арчи потом, может, будет оказия, к вам наведаемся.  Идем, сообщим новость об отъезде и присядем на дорожку.
___________________________
   
Глава 16
–  На самом деле никаких чудес, как бы это ни было обидно.  Уж простите великодушно. Вам, как журналистам, должно быть хорошо известно, как быстро распространяются слухи, и слух о чудесном исцелении мальчика сильно преувеличен. Профессионализм наших врачей, быстрая и точная реакция – вот что важно. Хорошо сработал наш молодой специалист, дежуривший в тот день!
 –  Но, говорят, что именно вы подняли безнадежного пациента.
 –  Да, говорят, и да, действительно пациент довольно быстро пришел в себя, но только благодаря своевременно оказанной помощи наших врачей. Не буду скрывать, я и в самом деле иногда использую в своей практике некоторые методы альтернативной медицины, и имеются даже положительные результаты, однако я бы не хотела углубляться сейчас в тематику, которой до сих пор, к сожалению, пренебрегает научное сообщество. Мои исследования о тесной связи биоэнергетического, или ментально-психического, и физического состояния организма могли бы стать темой для научной конференции, где наряду с моими учеными коллегами я хотела бы выступить и рассказать более подробно о моих личных научных изысканиях.  Комплиментарная и конвенциальная медицина уже давно должны были бы идти рука об руку.  Но это отдельная тема для дискуссии. 
 –  Это очень интересно! Мы непременно пригласим вас в отдельную программу, где вы сможете рассказать об этом. А теперь давайте проведем небольшую экскурсию по реабилитационному центру и познакомимся с героями сегодняшнего сюжета.  Итак, а вот и наш главный герой, Иван.
Здравствуйте, Иван! Как вы себя чувствуете?
 – Спасибо! Мне намного лучше.
 – Вы выглядите совершенно здоровым! Теперь, когда наш мир так преобразился, нет причин для депрессии и грусти, что вы планируете делать, когда покинете стены реабилитационного центра?
 –  Я буду помогать людям.
 –  Как именно?
 – Возможно, поступлю учиться в медицинский колледж.
 – Это замечательное решение, Иван! Желаем вам скорейшего выздоровления и удачи в ваших начинаниях!
А теперь несколько слов о новом масштабном экспериментальном проекте при участии  региональных реабилитационных центров  в программе глобального оздоровления населения  планеты и внедрении новейших  инновационных  технологий  нам расскажет Игорь Леонидович Подубин…
Василиса выключила новостной канал на этом самом моменте. Журналисты приезжали утром, а к вечеру сюжет уже вышел в новостях.  В комнате на краешке дивана сидел Иван  со своим собранным рюкзачком на коленях. Василиса же отвернулась к окну, открыла форточку, чтобы вдохнуть свежесть вступающей в свои права белой ночи и выпустить   проснувшегося мотылька, ищущего выход на волю.
 – Ну вот… Ванечка. Простите меня, пожалуйста, что втянула Вас. Несмотря на то, что вам это совершенно не нужно и я была против вашего участия, вы всё-таки поддержали меня.  Я Вам очень признательна.  Еще раз простите!
 – Ничего. Я рад, что смог помочь.  А про какой экспериментальный проект они говорили?
 – Вот этого, Ваня, я не ожидала вовсе.  –  Голос женщины дрогнул.  – Меня никто не предупредил. Ничего пока что не могу сказать по этому поводу. – Василиса Андреевна нахмурилась, потерла виски, в замешательстве поглядела на юношу. Иван нечаянно занял то самое место, где недавно еще сидел Миша, листая «Историю человечества», и, спохватившись, сказала:
– Да, Ваня. Вы же просили... Вот вам адрес. – Она торопливо набросала адрес и схему на маленьком квадратном листике и передала юноше. –  Вот. Держите. Телефона, правда, их у меня нет.  Да и не надо. Там дом на двух хозяев. Одного зовут Аркадий, другого  –  Дмитрий.  Эти милые люди помогут вам найти того, кого вы ищете.  И, наверное, вам следует поспешить.
 – Я не попрощался с Владимиром Яковлевичем.
 – О, это ничего. Я ему передам.
 – Василиса Андреевна! Спасибо Вам! И Владимиру Яковлевичу тоже спасибо.
Уже в прихожей Василиса Андреевна, всплеснув руками, воскликнула:
– Ох, что же это я! Без гостинцев вас отпускаю. Погодите! Возьмите с собой ребятам баночки варенья. Мы с Аней варили.  – Она убежала на кухню и, собирая гостинцы, приговаривала: – Тут яблочное с рябиной, в прошлом году яблок столько было, так мы вот и наварили.  Соленья еще. Я сама огурчики и вырастила, и засолила. Попробуете мои художества!   –  Она вынесла с кухни тяжелый пакет и вручила Ивану.
 – Ну вот. Теперь можно. Идите, Ваня, с Богом!
_____________________________________
 Глава 17
 – Ночи хоть и белые, но всё же ночи. Провозились мы с лодкой твоей, Вадик! – бурчал Темыч.
 – Ладно, нормуль!  Зато у нас есть лодка! –  гордо сказал Рыжий.  –  Осталось подлатать ее малек. Клей же нужно было найти!  Ну?! Как ее починишь без клея?  Нют, ну долго еще ехать? Ты хоть дорогу помнишь?   –  Вадим вел себя оживленно, говорил про всё, что видел, по поводу и без повода, ерзал, глядел в окно, как ребенок, радовался стаду коров в поле, большому ястребу, кружащемуся над дорогой, облаку, похожему на верблюда.
 –   Вадик! Не долго. – Нюта держала в руках бумажку со схемой проезда, нарисованную матерью.  – Тёма, вот, смотри, вот здесь, после этой деревни, съезд на грунтовку.
 –  Понял.  – Темыч был строг и немногословен, впрочем, как и обычно. 
Вадик, раскинувшись вальяжно на комфортном заднем сидении, продолжил свой нескончаемый словесный поток, обращаясь уже к хипарю, тихо глядящему в окошко:   
 –  Миха!  Представь себе! Домик на берегу озера! Тишина!   –    мечтал он. – Никого вокруг! Сидим мы с тобой в лодочке, на середине озера, закидываем удочку и… ждем! Туман над водичкой, тишь и гладь, и Божья благодать!  И тут поплавок бульк, бульк, клюет!  Подсекаем!  И ап, рыбка. Нет, рыба! Нет! Рыбина! – Глаза его заискрились и устремились вдаль, но внезапно он умолк, уставился в окно и словно ушел на ту глубину, где таилась эта самая рыба. Прошло несколько минут, а Рыжий всё молчал.
 – Э! Вадик! Ты где? – Темыч поглядел в зеркало заднего вида.  Нюта тоже оглянулась на приятеля.
 – Да, – вынырнув из глубин подсознания, отозвался тот. –  Я вот подумал, что я – как эта рыба. Кручусь, верчусь вокруг одной коряги, и ничего, кроме дна, коряги этой и тины, не видел в своей жизни.  Вот ты, Темыч, в Гоа был.
 – Ну, был.  Я не только в  Гоа был.
 – Ну, где еще?
 –  Проще сказать, где я не был.
 – Ну и где ты не был?
 – А где не был, туда и не надо.  Мне и здесь хорошо.
 –  Скрытный ты, Темыч. Может, мне интересно. Эх! – И Рыжий с досады махнул рукой. –  Мих, а вот ты был в  Гоа? – Но, не дожидаясь ответа, хлопнув себя по лбу, воскликнул:
 – Ах, да! Прости, братан!  Забыл я! У тебя ж память отшибло. Ты ж не помнишь ни хрена!
Миша рассмеялся так естественно и искренне, что рассмеялись и все остальные.
 – Подождите, ребят! – спохватилась Нюта. –  Мы так, за разговорами, поворот пропустим.   –  Тема, посмотри, пожалуйста. Вроде бы вот сюда нам.  –  Она развернула мамин рисунок.
 – А знаете, что меня прям удивило сейчас?   –  пробормотал после некоторой паузы Вадик.
 –  Знаю. Дорога чистая, – ответил Темыч.
 –  И это, кстати, тоже! После урагана-то деревьев, палок и веток поваленных полно должно быть.  Мы когда собирались, я, честно, сказать забыл про это.
 –  Митрич пилу дал. Думали, придется дорогу расчищать. – Темыч мотнул головой в сторону багажника, не отрываясь от дороги.
 –  Да тут будто и не было ничего или, может, расчистили уже. Деревенские, видать,  постарались. А может, лесничество?   –  гадал Вадик.
 – Лесничество? Это ты, брат, махнул, – усмехнулся Темыч.
 – Но не только это, Темыч!  Мы вот всё едем-едем, и всё на закат!  Как ни свернем куда, опять на закат. – Он облокотился о спинки передних кресел и посмотрел сначала на водителя, потом на Нюту, обернулся на хипаря, поправил съехавшую на затылок кепку и, снова уставившись взглядом на светлое пятно на горизонте, продолжил самозабвенную   болтовню: – Помню, игрушка у меня в детстве была, трубка такая, а в ней стеклышки.  Глазочек, в который смотреть надо. Ты ее потрясешь и глядишь, как в подзорную трубу. Узоры там сказочные видишь, а в центре, как ни крути, всё светло.  Вот!  Чет вспомнил, значит, похоже.  Забыл только название игрушки этой.
 – Калейдоскоп,  –  подсказала Нюта.
Машина свернула с грунтовки на старую лесную просеку.
 – Точно! Калейдоскоп!
 – Ну, теперь уж держитесь. – буркнул Темыч, крутанув руль.
 – Да… давно тут никого не было, видать, – схватившись за поручень, констатировал Рыжий.
 –  Нормально, пройдем, – успокоил Темыч.
 – Вот, теперь так, через лес, по этой просеке, пока не увидим озеро, – сказала Нюта, глядя в нарисованную схему.  – Значит, уже скоро приедем.
Минут через двадцать езды между густых зарослей, по ухабам, непросыхающим болотистым лужам и густой траве путешественники наконец-то выехали в светлый сосновый бор.  Вскоре заметили они и отражение розовых облаков в водной глади лесного озера.
 –  Вон там, видите? Вот этот охотничий домик! Я узнала его! Господи! Сколько же лет я не была здесь!   –  разнервничалась Нюта. 
 Подъехав чуть ближе, все увидели, что в доме горит свет.
 –  Да там кто-то есть! – присвистнул Рыжий.
 – Ой… И что же делать? – Нюта схватилась за щеки. Этот ее наивный детский жест означал крайнюю степень удивления и растерянности.
 –  Ну не ехать же обратно! Паркуемся, заходим. – Решительность Темыча придала   девушке уверенности, и та, отпустив наконец раскрасневшиеся щеки, решительно подняла с пола свой рюкзачок. 
 –  Короче! Я иду первый, – смело сказал Вадик и уже открыл дверь машины.
 – Нет! Идемте все вместе, – и Нюта выскочила из машины на землю.
Четверо молодых людей, подходя к домику, обнаружили ухоженную полянку, протоптанную тропинку и даже аккуратно сложенный дровяничек под навесом.
Рыжий присвистнул.
 – А ты говорила, давно никто не жил. Вот те раз.
 Приятели поднялись по вполне еще крепким ступеням старого крылечка и постучали в дверь. Никакого ответа. Постучали еще и еще.
 – Пойду в окно гляну, постучу. Может, спят? – предложил Рыжий и тут же, спрыгнув с крыльца, скрылся за углом дома. Звенящую лесную тишину встревожили резкие звуки. Это Вадик стучал во все имеющиеся в домике окна.
 – Не-е, в доме пусто, – резюмировал он, выглянув уже с другой стороны дома.  – Нет никого.  Я всё осмотрел. Печка топится. Дым вон из трубы, но хозяина дома нет.
 – Ну, значит, с Богом! – И Темыч толкнул плечом дверь. Дверь легко подалась, распахнулась, и перед приятелями предстала обстановка лесного домика: круглые и продолговатые вязаные коврики лежали повсюду   – на полу, на сундуках, на длинных деревянных лавках. Посредине горницы стоял накрытый стол с пятью приборами и самоваром. В деревянной миске – крупные куски белого хлеба, в глиняной мисочке – мед. Русская печь по правую руку от гостей попыхивала горящими угольками, отчего в доме было сухо и уютно.  Еще правее от входа поднималась лестница на теплый чердак. С перил лестницы свисали аккуратные пучки сушеной травы: и полынь, и дикая мята, и тысячелистник.
 – Как в детстве! –  воскликнула Нюта и первая прошла в дом.
Ребята устремились за ней, как вдруг с улицы послышался заливистый радостный лай.   Через минуту в дом вбежала большая белая лохматая псина, а следом за ней появился такой же белый лохматый дед:
 – Ну, с приездом, Анна Григорьевна!
Дед поставил в угол длинный березовый посох, корзину, полную пушистого ягеля, – на лавку, уселся сам, подозвал собаку, которая уже с интересом обнюхивала гостей.
 –   Чанга, ко мне. Сидеть! – хитро улыбнулся дед, одной рукой огладив свою густую белую бороду, другой похлопав по загривку послушную собаку, продолжил:
 – Ну что ж.  Добро пожаловать. Устали, поди, с дороги. Потому давайте-ка к столу, отведайте меда местного, чаю брусничного, да и отдыхать. А все вопросы потом, потом.  Утро вечера мудренее, как говорится.
____________________
Глава 18
Арчи, пребывая в романтическом настроении, разучивал на клавесине пьесу Франсуа Куперена.  Близоруко щурясь в потрепанную нотную тетрадь, он весьма часто ошибался, особенно заостряя внимание на филигранности форшлагов. Однако музыка, летящая в   приоткрытое окно через легкий кружевной тюль, привлекала внимание пташек, и даже соловей пробовал на вкус тот или иной звук, вплетая его в орнамент своей песенки. 
Доиграв произведение до конца, Арчи прислушался к внезапной тишине. Соловей и иные щебечущие птахи, словно из уважения к человеческому искусству, также приостановили свои трели. Мгновение паузы, в котором промелькнули столетия, задержалось именно на столько, на сколько требовалось, и вновь сменилось привычной музыкой бытия. 
Арчи встал из-за инструмента, подошел к окну. Внизу он увидал юношу, стоящего у калитки, явно не решающегося объявить о своем появлении. 
 –  Добрый вечер! Вы ко мне? Или к Дмитрию? – высунувшись в окно, обратился он к гостю.
 – По правде сказать, я к вам вместе, в смысле, к вам обоим.
 – Аха… нуте-с, эээ… минутку, сейчас спущусь, открою. 
Аркадий, накинув полюбившийся ему узбекский халат, спустился на первый этаж, быстро заглянул в комнаты и, не обнаружив присутствия товарища, всё-таки на всякий случай позвал:
 – Митрич! Там кто-то пришел. По нашу душу. Вы тут, коллега?
Но сосед не отозвался.
 –  Уже иду. Один момент! – крикнул Аркадий, направляясь к калитке.
Молодой светловолосый человек с небольшим рюкзачком за спиной приветливо   улыбнулся.
 – Это вы играли? Очень красиво!
 – Благодарю!
 – Это ваша музыка?
 – Господь с вами! Это великий Куперен! Да-с! Так что же, собственно, привело вас к нам, молодой человек? Вы пройдите, пройдите. Не стоять же нам на улице, в самом деле.
 – Спасибо. Меня зовут Иван. Мне Василиса Андреевна дала ваш адрес.   – Юноша перешагнул через порожек калитки.
 – Ах, сама Василиса, значит! Понятно. Ну что ж… Присаживайтесь, вот, за наш гостеприимный стол. Сидру фирменного хотите?
 – Ээээ…
 –  Я пошутил!  Вижу, что не балуетесь этими глупостями. Может быть, чаю?
 – Ээээ…
 –  Разумеется, чаю. С пряниками. – И он отправился на кухню ставить чайник, тем временем продолжая разговор с застенчивым гостем.
 –    Вы проходите, проходите. Присаживайтесь к столу.  Видите ли, Дмитрий в данный момент отсутствует и когда будет, мне сие неизвестно, но что касается меня, то чем могу, так сказать, чем могу.  Вы не стесняйтесь, или можете побродить по саду, если хотите, пока я тут…   –  доносился голос радушного хозяина с кухни.
 –  Чай заварим зеленый, вы не против? Знаю, знаю. Вы не против.  Так вы говорите, Василиса Андреевна! Чудная женщина! Умница! А теперь еще, говорят и звезда нашего захолустья. «Василиса!  Сказка! Неужели?! Ты надежда и спасенье – ты!  Знать, не слишком люди преуспели в постиженьях гордой высоты».  Да-с,  –   привычно процитировал Аркадий, вынося из кухни заварной чайник и пряники, успев  при этом пяткой прихлопнуть непослушную, скрипучую входную дверь.
У Аркадия было припасено множество литературно-поэтических цитат по любому поводу, чем он успешно маневрировал при каждой подвернувшейся возможности.
 – Молодой человек, Иван, простите, кружечки, будьте так любезны, достаньте во-о-он с той полочки. Да, да, совершенно верно. – Он указал подбородком на импровизированный летний уличный шкапчик, где хранились чашки, стаканчики и всяческая иная посуда для импровизированных посиделок.
  – Нуте-с!  А теперь к делу! Итак?
 – Василиса Андреевна сказала, что вы знаете вот этого человека. Сейчас я покажу… – Иван торопливо полез в рюкзачок за блокнотом, достал его и передал Аркадию свой рисунок.  – Вот.
 – Это вы нарисовали… Похвально, похвально. Действительно, есть некоторое внешнее сходство с… ээээ…    С этим «небесным явлением», что так поразило воображение всего человечества. И вы, вероятно, не явились исключением.   А кстати, знакома ли вам эстетика хокку, молодой человек?   Вот, в частности, к примеру, потомок самураев, Мацуо Басё как-то сказал:   
Юным вельможей
Оборотилась лисица…
Весенний вечер. – В голосе Арчи послышалась ирония. –   Только при чем тут мы с Митричем…  эээ, простите, с Дмитрием?
 – Нет! То есть я, конечно, читал про самураев, а вот про это не слышал.  Звучит красиво. Но… Это не небесное явление! Это совсем другой человек. Этого человека я видел, вернее, мне показалось, что я его видел в реабилитационном центре. А потом выяснилось, что мне не показалось.  Василиса Андреевна подтвердила! Его зовут Михаил. Это он спас меня.
 – Так, погодите. –  Арчи снял очки, протер полой халата запотевшие от чайного пара   стекла, надел их снова и продолжил: –   Вы тот самый Иван, из-за которого весь сыр-бор. – догадался он. –  Что-то там произошло, и бедная Василиса вся на нервах теперь. Угу… Что ж вы, молодой человек, так переполошили-то всех? Ай-яй-яй!
 –  Простите, – юноша покраснел, он и правда не знал, как теперь себя держать и что говорить.  Длинными своими пальцами ковырял зазубринку на столе.  – Но дело в том, что я должен найти этого человека, понимаете? Должен!
 – Так что, вы говорите, произошло? Простите, кто кого спас?! Честно сказать, я ничего не понял. Будьте любезны, с самого начала, по порядку и поподробнее, иначе мы так с вами запутаемся.
 – Хорошо, – покорно ответил Иван и начал свой рассказ с самого начала.
_______________________


Глава 19
  –  Можете звать меня «Старик». Тем более что вам и не привыкать. Вы ж и друг дружку так и зовете. Анна Григорьевна, тебя-то они стариком еще не кличут, поди?   –  Белый дед хитро усмехнулся.  –  А то, гляди, позабудут еще, что ты жено нежная, с них-то станется…
Ребята уже покорно сидели за столом, поглядывая на деда. Тот поднялся с лавки, подошел к печи, чтобы пошерудить угольки. Как только дед отвернулся, Рыжий быстро макнул палец в миску с медом, облизал его и нечаянно причмокнул, как довольный медвежонок, отчего покраснел и смутился.
 – Ну, как медок? Вот! Мед отменный! Пчелы тут особенные!  Вы намазывайте, не жалейте! Хлеб сам пеку. – Дед наконец распрямил спину опершись руками о поясницу, повернулся к гостям и продолжил: – Хлеб на ягеле! Вишь, вон целую корзину набрал.   –  Он степенно подошел к своему месту и тоже уселся за стол.  –  Вы, сыночки, молодцы, что приехали с Анютой. Правильно это! А ты, сыне, – обращаясь к Михаилу, нежно произнес дед, – подойди-ка сюда. Дай погляжу на тебя!
Михаил встал и с почтением подошел к старику. Тот, приподнявшись со стула, взял голову Михаила в свои руки, наклонил к себе и поцеловал в макушку.
 – Ждал тебя! Дождался, значит!
   Затем, какое-то время понаблюдав с улыбкой за тем, как молодые люди лакомятся его угощением, старик поднялся, подошел к выходу из горницы, взял посох в руки и продолжил: – Вы как покушаете, спать ложитесь. Анна Григорьевна, ты изволь наверху почивать, там тебе постеля готова, а вы, сыночки, тут ложитесь. Вон как раз три постели вам собраны. А я на заимку свою пойду, недалеко тут.  Он поклонился гостям, позвал собаку: – Чанга, идем!  –   и вышел в белую ночь.
Некоторое время ребята сидели молча. Первым нарушил молчание Вадик:
 –  Мих, так, это…  Он тебя знает! Ждал он тебя! Нют! Так он и тебя знает! Анна Григорьевна, говорит.  Я и понятия не имел, что ты Григорьевна!  Нют! Это кто, а?  Он откуда узнал, что мы приедем-то? Мать твоя, что ли, сообщила?
Анюта сидела тихонечко, молча, не поднимая головы, пила брусничный чай мелкими глоточками. Миша тоже молчал и улыбался. Только Темыч, хлопнув себя по коленкам, сказал:
 – Так! Старик сказал, утро вечера мудренее, значит, так и есть.  Все вопросы потом. Голод утолили? Хорошо, спасибо Старику! Айда, пацаны, надо из машины вещи в дом занести, разобрать всё. А ты, Анна Григорьевна, и вправду, иди-ка наверх и почивай, – улыбнулся Темыч.
Аня лежала в кровати, как в далеком счастливом детстве, вдыхая аромат сушеных трав, накрывшись деревенским стеганым одеялом, и ни о чем не думала. Снизу какое-то время еще раздавались приглушенные голоса приятелей, но вскоре они затихли, и домик на берегу лесного озера погрузился в сон.
_____________
Глава 20
Как только первая пташка начала славить зорю, Нюта распахнула глаза.  Из центра солнечного сплетения стремительно рвался наружу поток радостной энергии. Она тихонечко оделась, аккуратно, чтобы никого не разбудить, спустилась по лесенке и вышла из дома. Две стройные сосны, между которыми Аня любила играть в детстве, ждали ее прикосновения. Девушка подошла к деревьям, встав между ними, раскрыла руки так, чтобы прикоснуться одновременно и к одному, и к другому. Представив себя третьей сосной, которая стоит тут всю свою жизнь и глядит на лесное озеро, она рассмеялась, поцеловала шершавую ароматную смолистую кору и побежала к берегу по желтой песчаной тропинке.
По этой тропинке они с мамой ходили к озеру, а отец уже ждал их в лодке, чтобы вместе   плыть на противоположный берег. Там, на другом берегу, обсыпные ягодные места, много земляники, черники и любимая мамина морошка.
Спустившись к воде, Нюта скинула обувь и вошла в воду.  В момент соприкосновения с лесной озерной водой пришло ясное осознание того, что и она, и вода, и всё вокруг – это одно целое. Поток энергии, что рвался наружу, стал еще более мощным, настолько, что девушка опустила руки в воду, словно в кончиках пальцев и в ладонях   сконцентрировалась сила, которой срочно нужно было поделиться с природой. Зачерпнув воды, она омыла разгоряченное лицо.
 – Утро доброе, Анна Григорьевна!   –  послышались легкий всплеск весел и голос.
Неспешно сквозь утренний озерный туман к бережку подплывала легкая лодочка, которой управлял белый старик.
 – Добрая водичка! Всё знает, всё помнит. Ты ей, она тебе. Она тебе, а ты ей. Всё правильно. А то, что силы в тебе столько, это хорошо. Только умей с ней, с силой этой, управляться. 
Старик подплыл к берегу, вытащил легкую плоскодоночку на песок и достал из нее корзину с отборнейшей земляникой.
 – Угощайся, дочка!
 – Доброе утро! Мне так неловко называть Вас Стариком! У вас вон какие глаза молодые, какой же вы старик, – улыбнулась Аня. – А мы тоже с папой всегда ездили на тот берег за ягодами.
 –  Знаю, знаю. Отец твой мне всё рассказывал.
 – Вы знали моего папу?! – Сердце чуть не выпрыгнуло от радости и надежды.
 – Да, – усмирительно ответил старик. Тон его прозвучал спокойно и строго одновременно, потому Нюта остепенилась, а сердце вернулось к прежнему ритму.
  –   Он очень просил меня помочь тебе. А потому садись-ка вот сюда, – Старик скинул со спины свою телогрейку, расстелил ее на песке.  –  А я вот тут вот примощусь.  –   И присел рядышком, прямо на песок.
 – Ты кушай ягодки и слушай меня.
________
Рассказ Старика
Твой отец   –   человек очень умный, ученый человек. Он и других учил тоже, молодых. Книг прочел множество великое, и про историю земли, и про верования всяких народов. И математику знал, и физику, и другие науки. И однажды он написал некую формулу, которая, по его мнению, должна была весь мир осчастливить. Сначала стих он придумал, коротенький такой, а потом сложились слова эти у него в удивительную какую-то формулу. Я-то старик неученый, формулы этой не знаю, не помню, хотя он мне и показывал, и на песке рисовал. Да это уже и не так важно теперь.  И вот что еще. Формулой этой он смог объяснить то, что никто до него не мог объяснить. А суть-то в том, что мир безконечен и что люди обладают силой великою, о которой позабыли. И, мол, имеется некая дверца, для тех, кто готов воспринять, вспомнить эти знания!  И, мол, дверца эта всегда была, да только открыть-то ее не всякий способен. Да! А еще Григорию стало известно точное время, когда распахнется дверца эта для целого мира!   
Радовался Григорий, когда всё это ему, значит, открылось, только вдруг вскоре осознал он, что ежели он знания эти поведает миру, то те злодеи, что еще есть в мире, возьмут его формулу и направят ее мощь не на пользу человечеству, а наоборот, во вред.  Расстроился он тогда сильно.  И сетовал, что по наивности успел уже поделиться своими идеями с некоторыми коллегами.  Те-то, конечно, не поверили, посмеялись, ибо не настолько они были умны, как твой отец, но, видать, призадумались. 
Мать твоя, Василиса, первая, конечно, узнала про формулу эту, а женщина она совсем не глупая. Верно?  Верно! Всё поняла сразу, как следует. Поняла она, что Гришенька ее сделал открытие великое, да только открытие это не ко времени и не к месту. Не позволят ее мужу это открытие в мир привести так, как он того хочет. Изолгут, изворотят всё наизнанку, а Гришу ее в порошок сотрут. И оказалась она права. Распустили тогда слух коллеги его: мол, Григорий Павлович с ума сошел. Мол, не может он больше ученым быть, да прогнали его отовсюду. Времена непростые тогда настали.  Тогда-то отец твой принял решение. Сжег все свои бумаги, уничтожил все доказательства своего открытия. Но вскоре понял он, что и этого мало. Исчезнуть ему надо! В покое его теперь не оставят, а будут докучать и ему, и семейству его. И приняли они с Василисой решение, что уедет он, скроется, а Василиса всем будет говорить: мол, бросил ее муж, не знает ничего, куда он подевался.  Тогда нашел вот этот полуразвалившийся домик Григорий Палыч и стал тут жить и быт налаживать.  Брошенная избушка была совсем. Ничейная. Али рукастый мужик он оказался, хоть и ученый. Сам деревья рубил, сам пилил, сам строил.
Долго ли, коротко ли, шло время, не справились с разлукой твои родители. Тайком, ночью выезжала Василиса из города, на перекладных, потом шла пешком, через лес, тебя на руках несла и наведывалась к мужу любимому, в этот дом. И жили вы тут счастливо, поживали. Знаю, знаю. Не перебивай!
Однажды узнала Василиса доподлинно, что открытие мужнино попытаются злодеи применить да использовать. Только ведь не поняли же они самого главного!  А без этого главного-то ничего не выходило у них. Да то когда было-то, когда ты дитем еще была совсем. Схватила Василиса тогда тебя в охапку, да и поехала в самое ненастье к мужу, чтоб предупредить, значит.  А дома-то мужа и нет. Уж искали вы его, звали, по лесу бродили, а не нашли. Пожили тут в надежде, что вернется, поплакали, да так и не пришел он. Делать нечего, возвращаться пора в город.
Прошли годы, в домик вы более не наведывались. Горевала Василиса долго. Да, видно, поняла всё. Оберегал вас Гришенька от злодеев, вот и исчез, словно сгинул без вести.
А тем временем злодеи решили всё по своему плану сделать! Гляди ж ты!  Решили они всех людей уравнять меж собой и следить, как бы кто не выделился каким выдающимся талантом. Очень этого теперь они опасались. Не нужны им люди умные да рассудительные! А еще того хуже   –   знающие! Потому подменили они мир реальный на искусственный. Стали хитростью да подлостью людей в него заманивать, словно сетями-то ловить. Попались люди в эти сети, по глупости своей, по безпамятству своему, и выпутаться человеку стало ох как сложно.
К означенному времени устроили злодеи свое «светопредставление» по всему миру, чтобы напугать, значит, запутавшихся людей. А после поставили надо всем миром своего собственного правителя. И каждый народ мира по верованиям своим признал в правителе этом своего лидера.  Да, только обман же всё это!  Не настоящий он! Искусственный! А как они то сделали? А вот как!  Собрали со всего миру все знания, все голоса, все лица и в одну кучу смешали. Получилось у них то, что получилось.  Весь мир, ироды, напугали да обманули. Да...   –   Старик помолчал, посмотрел на Анну.
 – Свет безконечен, дочка, и нет у него ни конца ни края!  И сила есть у человека великая, о которой нужно только вспомнить. – И тут Старик возвысил голос:
  –   А ты и приятели твои есть те, кто напомнит об этом людям. Али поняла меня? Так-то!
Старик помолчал какое-то время, глядя на воду, и, словно про себя, очень тихо прошептал:
  – Человек всё может, ибо по образу и подобию Божию сотворен.
Тем временем туман над озером совсем рассеялся, бриллиантовые искорки уже поблескивали на легкой ряби озерной, тростник шевелился от ветерка, проснувшегося вместе с солнышком.
  –   Слушай, Анюта!    –  мягко продолжил белый дед. –  Просил меня отец твой за домом этим приглядеть и, как дождусь вас, всё тебе рассказать. Миша-то твой! – Старик подмигнул. –  Хорошее имя ты ему дала.  Подходит. Богу подобный означает! Да ты и сама теперь это знаешь. А теперь, вижу, ты поняла, что и в тебе сила кое-какая имеется. Учись управлять ею, у Михаила учись. Приятелям своим всё сразу не рассказывай, они не глупые, сами разберутся. Михаил сам их будет учить понемногу. Ну вот, почти всё я тебе рассказал. Теперь ступай, по хозяйству похлопочи. Проснутся скоро твои друзья.  Вот, ягод им отнеси. Ступай, Анюта! С Богом! Я после приду.
Ане ужасно захотелось обнять старика, да не осмелилась. Схватила корзинку с ягодами и быстро зашагала по направлению к дому.

_______________
Глава 21
Арчи дождался, пока Митрич закроет за собой калитку, удостоверился, что никого с ним нет, и только тогда сказал:
 –  Старик! Знакомься. Это Иван. Он к нам от Василисы Андреевны.
 –  Здравствуйте, Иван.  Приятно. Музыкант, художник или, может быть, стихи слагаете?  Чем можем быть полезны друг другу?
Интонация, с которой это было сказано, имела оттенок грустной иронии, а весь облик говорившего свидетельствовал о некоем внутреннем надломе.
 Более того, к интонации присовокупилась непонятно откуда взявшаяся одышка, словно Митрич внезапно состарился или невероятно устал.
 – Я ищу Михаила.
 –  Какого Михаила? – Митрич краем глаза взглянул на Аркадия и тут же продолжил: –   Ах, вы имеете в виду Мишу, понимаю. Однако наш гость уехал. Увы. И когда вернется, и вернется ли вообще, одному Богу известно.
 – Ой!  – спохватился Ваня. –  Я совсем забыл, Василиса Андреевна передала вам гостинцы. – Иван нашел под столом пакет с банками, о котором благополучно забыл за разговорами, и торжественно вручил Митричу. 
 – Гостинцы   – это приятно! Ну, раз вы с гостинцами, то это, конечно, меняет дело.
Арчи, заметив тягостно-язвительное настроение товарища, нервно поправил очки на переносице и, забрав у него из рук тяжелый пакет, проговорил:
 – Вы, Иван, погодите тут, мы сейчас гостинцы от Василисы Андреевны разберем и вернемся. –   Митрич обреченно поплелся за Аркадием на кухню. Никаких разговоров ему совершенно не хотелось. Он желал одного   –    упасть на диван и заснуть.
Уже на кухне Аркадий обратился к приятелю, который с размаху уселся на лавку, всем видом своим вопия о страстном желании покоя:
 – Ты погоди. Тут интересные коллизии вырисовываются. Юноша мне такое рассказал, что и не знаю, верить или не верить. Но, судя по кипишу, устроенному Нютой, что-то в этом есть. Ты сюжет в новостях видел? Странно всё это.
 – Не видел!
  – Ивана там этого показали, – продолжал рассказывать Арчи, невозмутимо хозяйничая на кухне.
 –  Они всё про чудо исцеления твердили, что Василиса чудо сотворила, а она отнекивалась, говорила, мол, ничего особенного.  Профессионализм и всё такое.  А по Иванову рассказу выходит, что Миша-то наш герой, с того света его вытащил. Никакая не Василиса.  Вроде бы Миша там был, и Иван его запомнил, и даже нарисовал потом по памяти. Да никто этого, кроме него, не знает, не видел, не ведает!  А Василиса-то вся в сомнениях была, пока Иван ей рисунки свои не показал!  Вот Нюта с матерью и всполошились, решили, что Мишу нашего срочно надо прятать с глаз долой, чтобы его не рассекретили!  Ох, Господи! Именно поэтому-то и устроили они срочный вояж в леса! Понимаешь, ведь какая пиеса!  А теперь этот Ваня Мишу ищет, хочет, значит, то ли благодарить, то ли не знаю, зачем…
 –  Опять! – последовал глубокий вздох.  –   Что же им дался так этот Миша! Спас?! Каким образом? Наложением рук? 
 – Ну, вроде того, – пробормотал Арчи, покусывая усы. 
 – Ни сна, ни отдыха измученной душе, – устало процедил сквозь зубы Митрич. – «Явление Христа народу», ни больше ни меньше. А нам-то что с этим делать?  Особенно теперь, когда меня припахали для «официальных посиделок». А как с этим пацаном теперь быть? Откуда мы знаем достоверность всего, что он говорит? Ах, ну да. От Василисы же! Тьфу ты! Заморочка. Ладно. Темыч когда вернется из этой глухомани? Пусть ждет Темыча у нас! Потом, как соберется к ним туда снова, Ивана этого заберет с собой.
 – А ты-то что же? Я б съездил туда к ним, честно говоря.  Проветриться, обстановочку сменить. Порыбачить….Мда…
 – Старик, ты не понял. – исподлобья глянул Митрич.  –  Я теперь на официальной службе, и мои передвижения зафиксируют те, кому это интересно.  И что-то мне подсказывает, что это теперь кому-то интересно.
 – А как же Нюта?
На этот вопрос в сторону вопрошающего устремился такой многозначительный взгляд, от которого Арчина тюбетейка съехала набок.
 – Молчу, молчу!
Молчи, скрывайся и таи
И чувства и мечты свои —
Пускай в душевной глубине
Встают и заходят оне
Безмолвно, как звезды в ночи, –
Любуйся ими — и молчи, – процитировал Аркадий ни к месту и быстро, от греха, ретировался во двор к Ивану.
Иван по-прежнему сидел за столом, покорно и скромно ожидая решения своей судьбы.
 – Вы, Ванечка, вот что! Можете у нас перекантоваться какое-то время. До тех пор, пока гонец не привезет весточку от вашего спасителя. Если вам так необходимо к нему, то ждите. Как вам такой план?
 – Да! Я согласен! Я буду вам помогать, всё, что скажете. Огород вскопать или что-то еще.
 – Вот и славно. Огород – это хорошо и даже очень своевременно. Тут я с вами соглашусь, пожалуй, и от помощи не откажусь.  А теперь идемте, я вам покажу комнату, где вы сможете расположиться.
Они поднялись по скрипучей лестнице в гостиную, где стояли клавесин и огромные старинные сундуки.
 – Здесь! Вот тут. Можно, я вот тут? Пожалуйста!   –   Юноша, войдя в комнату, огляделся и, приметив огромный сундук, покрытый одеялом с подушками, тут же указал на него.
 – Хм… Да, пожалуй, именно здесь я и хотел вам предложить расположиться. Погодите, принесу вам простыню. Ээээ! Кстати!  А почему именно здесь вам понравилось?
 –  Не знаю. Но я чувствую, что это место какое-то особенное. Спасибо! Я так вам благодарен!
 – Хм! Не стоит благодарности! Отдыхайте!
Арчи спустился на первый этаж и, заглянув на кухню, сказал:
 – Слышишь? Иван выбрал тот самый сундук, на котором мы Миху обнаружили.
 Митрич же, взгромоздив свое длинное тело на лавку, укрывшись тулупом, тем, что давно висел забытый еще с зимы за дверью, не слышал слов приятеля. Он уже спал. 
_____________
Глава 22

 – Ну вот, Владимир Яковлевич! Знаю, ты материалист. А я очень уставшая женщина и, как мне кажется, уже с пошатнувшейся психикой.  Что мне делать с этой со всей информацией, в этих новых обстоятельствах, я не знаю. Твой совет мне нужен, как никогда прежде.
Василиса и Владимир Яковлевич сидели на крутом берегу реки в безлюдном месте, где никто не мог бы их услышать. Вдалеке виднелись башенки и купола старинного монастыря.  Течение широкой реки молча уносило с собой всё, что услышала и отразила в себе вечная вода.
Психолог глядел вдаль, на купола, светящиеся под солнечными лучами.  Молчал долго.
 – А ведь он мне сказал…
 – Что?
 – Видишь ли… Я пытался применить гипноз, чтобы он вспомнил свое детство. Он дал свое согласие.
Василиса улыбнулась.
 – И?
 –   Вышло всё наоборот. Он рассказал мне о моем детстве! Понимаешь? Невероятно!  Такая эмпатия? Такое глубокое проникновение в сознание.
Василиса истерически рассмеялась.
 – Психолог! Кандидат наук! С таким стажем и опытом! Эх ты! Владимир Яковлевич!  Это не он, а мы с тобой память потеряли! Понимаешь ли ты?! А он нам память нашу вернул!
 – И про это он говорил. Он говорил, что многие забыли, для чего они тут, – бормотал психолог, обхватив свои колени и покачиваясь туда-сюда, словно желая поскорее убаюкать пробудившееся сознание.
 – А я-то! Я-то! Хороша докторша! Уж кто-кто, а я должна была бы понять, узнать! – Василиса обхватила себя за щеки и стала активно растирать лоб и глаза.  Невольно с выдохом из груди женщины вырвался стон.
 – Почему? Почему ты должна была знать?! – удивился психолог. – Откуда?
Василиса только махнула рукой.
 – Долго объяснять, Володя.  – Она помолчала какое-то время, а после продолжила, пристально глядя с высоты на извивающиеся под водой водоросли. 
 –  Много лет назад, еще когда Нютка крохой была, муж мой пропал без вести.  Я тогда всем говорила, что бросил он нас.  – Она опять замолчала. Глаза покраснели, затуманились.  – Открытие он сделал великое, понимаешь?! Ученый он был. Великий ученый!  Он предупреждал меня и время точное рассчитал.
 – Почему пропал? Как?
 – Видишь, тебя вот интересует, почему пропал. Как пропал! А не то, что он открыл, – с досадой заметила Василиса.  –  Ох!  Значит, так было нужно. Тогда его открытие оказалось очень некстати.  И… Подозреваю…Что он не хотел нас подвергать опасности. Время такое было. А теперь, теперь же, то, о чем он предупреждал, случилось. Осталось только поверить. Поверить и принять.  Теперь ты понимаешь? Он ведь сжег все свои бумаги! Все доказательства! 
 – Мгм… Не совсем.  Невозможно вот так вот сразу… понять. Эээ… Я всё-таки тоже немного ученый. И да, тем более, как ты верно заметила, материалист. Я попытаюсь понять, если ты более подробно расскажешь, о чем твой муж писал в этих документах, которые он уничтожил. Я, хоть и не физик и не математик, но всё-таки…. Хотя бы попытаюсь. Ты намекаешь на какую-то связь его открытия со всем этим мировым «светопредставлением».  М-да.  – Владимир Яковлевич помолчал и продолжил: –   Однако, учитывая те обстоятельства, что наш реабилитационный центр теперь перепрофилируют под инновационный медицинский центр и что, как и предполагала твоя дочь, именно того дежурного врача, который так накосячил, делают твоим замом, я не знаю, что и думать!  Это невероятно!  Просто невероятно.  Такое давление сверху на чем-то, разумеется, зиждется.  Думаю, в данной ситуации нужно пока что успокоиться и наблюдать за предлагаемыми обстоятельствами. Протест ни к чему хорошему и полезному для нас не приведет. Это уж яснее ясного. Уж будьте любезны.
Тем временем солнышко зацепилось за монастырский купол, отразившись в позолоте, так что психолог даже зажмурился и прикрыл глаза рукой.  Какое-то время он сидел молча, вот так, козырьком ладони, заслоняя глаза от ярких лучей.
 – У меня сестра в монастыре. Родная сестра. Мы с ней не виделись лет тридцать, наверное. Он и про сестру мою знал!  Хочешь, поехали вместе. Я должен увидеться с ней.  Правда, это километров сто с лишним отсюда.
 – Поехали.
_________________________
Глава 23
Искры от костра устремлялись вверх и вверх, кружась, смешиваясь с потоками воздуха, поднимались к верхушкам сосен. 
Нюта, Темыч, Вадик и Миша сидели около костра.  Приятели провели весь день в хлопотах. Вадик починил наконец-то свою лодку и даже удачно сплавал на другой берег, насобирал еще немного ягод.  Темыч же полдня ковырялся в машине, налаживая что-то в ходовой части, испачкался, после чего долго отмывался в озере. Нюта разбирала привезенные вещи, продукты, наводила в домике свой женский уют, перетряхнула все коврики, почистила печку и даже испекла в ней пирог с ягодами. Михаил же помогал всем. То Нюта просила его перенести банки в погреб, то Темыч давал ему задание сидеть за рулем и выполнять действия, связанные с переключением коробки передач, то Вадик звал его на берег пособить с лодкой. Умаявшись за день, ребята блаженно глядели в огонь, наслаждались покоем и тишиной в предвкушении печеной картошки.
 – Нют! А ты нам ничего не хочешь рассказать? – неожиданно спросил Темыч, ковыряясь в углях длинной, сучковатой сосновой палкой.
Нюта вопросительно поглядела на товарища.
 – Да! Анна Григорьевна! –  подхватил, усмехнувшись, Рыжий.  –  Я согласен с Темычем! День прошел, а мы так и не поняли.  Откуда тебя дед этот знает? Мих, и к тебе есть вопрос!  Старик ждал тебя!  Слышь?! – Рыжий многозначительно поднял указательный палец вверх. –   И, наверное, самое-то главное всё-таки, от кого мы Миху прячем и чего он натворил. Да, Миха? – Вадик по-дружески толкнул хипаря плечом.
 – Если честно, я не знаю, с чего начать, – задумчиво пробормотала Нюта и посмотрела на Михаила. Тот спокойно сидел, глядя на огонь, но как только Нюта повернулась к нему, он сказал:
 –  Я просто сделал то, что должен был сделать, иначе мальчик бы умер.
 – Не понял? Какой мальчик? – вопросил Рыжий.
 – Этот Иван, что ли? Пацан из ребцентра?  – поднял глаза на Михаила Темыч.
 – Да, ребят! Миша спас того самого Ивана. Я видела. Это было невероятно круто! – глаза Нюты загорелись. Она так долго держала всё в секрете, что ей ужасно захотелось тут же рассказать. – Миша! Пожалуйста! Можно, я расскажу? Ну пожалуйста!
Миша улыбнулся, и ребята тоже разулыбались от этой Анютиной непосредственности.
 – Ну, отчего же не рассказать. Теперь можно, – благосклонно разрешил хипарь Миша.
И Нюта взахлеб рассказала ребятам и про мальчика Ваню, и про то, как все застыли от одной только Мишиной просьбы «закрыть глаза», и про птиц, вылетевших из груди юноши. Как только она остановилась, чтобы перевести дыхание, Рыжий внезапно, со всей серьезностью обратился к хипарю:
 –   Братан! Научишь?!  Знаешь, я всегда мечтал уметь что-то эдакое.
 – Мда-а… – протянул Темыч. – Ну, теперь понятна вся эта кутерьма. Хотя-я…  –  Он выкатил одну картофелину, помял ее в руке, убедился, что еще не готова, и вернул на место.   – Хотя… Не совсем, – то ли про картошку, то ли про ситуацию бормотал Темыч. –  С другой стороны, им такие фокусы теперь вовсе ни к чему. У них там другой фокусник есть. Зачем им конкурент.
Нюта расхохоталась от такого простого объяснения. Она вдруг почувствовала, что ребята уже давно всё поняли, просто потребовалось им подтверждение, лично. 
 – Понимаешь, Вадик, ты умеешь, – ответил на вопрос Рыжего Миша.
 – Это как это?
 – Вот ты сказал сейчас, что всегда мечтал уметь что-то эдакое.
 – Ну да!
 –  Тот, кто умеет мечтать, уже способен на многое. Вот мечтал ты рыбу поймать большую?
 – Ну?
 – Иди и поймай.
 – Сейчас прям, что ли? –  усмехнулся Вадик, распрямив спину.
 – Прямо сейчас.
Рыжий незамедлительно поднялся и отправился к берегу. Пока он там возился с лодкой и удочкой, Темыч обратился к Нюте.
 –  Ты вот говорила, что это дом отца твоего. А ты отца-то помнишь?
 –   Помню, Тема. Он был ученый.  Сделал одно важное открытие. Очень большое открытие. А потом пропал без вести.  Я тогда маленькая совсем была.
Они еще посидели молча, глядя в огонь.  С озера доносились легкие всплески. Это Рыжий уже отплывал подальше от берега. 
 –  Так, выходит, Старик что-то знает о нем, об отце твоем, раз за домом всё это время приглядывал.  Так? – продолжил свою мысль Темыч.
 – Выходит, так. – Нюта опустила голову.
 –  А пацан-то этот, Иван, теперь что? – Обычно молчаливый Темыч преобразился, проявляя нетипичную для себя любознательность. Черные, с легкой уже проседью волосы, всегда ниспадающие на смуглый лоб, он сейчас заправил назад, более не скрывая своего острого взгляда. 
Он поглядел прямо на хипаря, как бы адресуя этот вопрос ему.
Миша улыбнулся и ответил вопросом на вопрос:
 – Разве ты не видишь?
 – Хм… Ну, что-то мне подсказывает, что он у Арчи, на сундуке, спит и видит нашу встречу. – Темыч заржал, встал, потянулся, хрустнув костяшками, достал из кармана свою вечную флейту и заиграл на ней от всей души игривую лесную мелодию.
Миша поднял сосновую палку, которой прежде Темыч шерудил угли, и принялся доставать из костра готовую картошку.
 –  Нюта, погляди, вроде бы готова картошка.
Девушка взяла одну, поваляла в руках, подула несколько раз и надкусила.
 – Угу! Сейчас я за тарелкой и за солью сбегаю. И будем кушать.
 –  А-а-а!  А-а-а! Поймал! Поймал!   –   вдруг раздался вопль с озера.  Эхо мигом разнесло по всему лесу эту громогласную новость, отчего все пташки разом подпрыгнули со своих веточек.
Ребята бросились к берегу. С воды доносились теперь уже маловнятные возгласы, и трепетной Нюте почудилось, что Вадику срочно требуется помощь. Темыч же хотел первым зафиксировать факт и размеры добычи.  Миша побежал, чтобы просто порадоваться вместе со всеми.

___________________
Глава 24
Автобус докатился до конечной остановки. Это был край маленькой жилой деревеньки, куда раз в сутки приезжал транспорт и даже два раза в неделю наведывалась лавка с продуктами.
 –  Дальше только пешком. Или ждите попутку. Монастырь во-он за той лесополосой, – любезно объяснил водитель автобуса.
 – Да, благодарствуем.
Василиса и Владимир Яковлевич остались вдвоем на пыльной грунтовке, разглядывая местные достопримечательности: покосившиеся домики в два-три окошечка, надпись «Почта» на домике с заколоченными ставнями и большим амбарным замком на двери, вдалеке   –   полуразрушенные ангары, некогда служившие или коровниками, или для каких иных нужд сельского хозяйства.
 – Ну что ж. Идем пешком, что ли?
 – Идем.
Идти было приятно, глядя по сторонам, примечая особенности новой для глаза местности, вдыхая аромат полевых цветов, разнотравья и природной чистоты. Вскоре и впрямь из-за лесополосы проявились очертания древнего монастырика.
 – Ну вот. Туда нам.
Вдруг позади послышался звук приближающейся машины. Вскоре путников нагнал небольшой грузовичок. В окно высунулся мужичок:
 – Паломники, что ль?  Садись, подброшу.
 – Ой! Хорошо как! Спасибо! – Василиса и психолог забрались в кабину. Мужичок газанул, взбив дорожную пыль:
 – Паломники у нас тут редкость.  Матушка, игуменья то есть, не особо-то туристов привечает. Трудятся они всё больше. Вот, продукцию ихнюю на рынок вожу. Медок, молочко, сыр они делают. Сами-то не едят, а так, для народа, значит, варят. Еще квас у них хороший, – болтал шофер. – А вы по делу? Иль так? Молиться?
 – Эээ…  А вы там всех знаете? – решился задать вопрос психолог.
 – Да почти всех и знаю. А кто конкретно-то вам нужен?
 – Может быть, знаете Анастасию?
 –  Есть Анастасия там.  Мать Анастасия на хозяйстве. За животиной, значит, смотрит, за порядком на кухне, заготовки всякие на ней. Строгая женщина.
Владимир Яковлевич вынул мятый носовой платок из кармана, чтобы вытереть сухой нос и сморкнуться несколько раз для виду.
Уже перед воротами монастыря грузовичок остановился, шофер попросил своих пассажиров высадиться, ибо без благословения не положено заходить, и велел им ждать.
Минут через пять калиточка приоткрылась. Выглянула к ним монахиня.
 – Здравствуйте! Эээ! Нам бы Анастасию повидать. Мы издалека вот, приехали. Вы нас простите, что мы без приглашения, – начал объясняться Владимир Яковлевич.
 – А вы кем ей приходитесь?
 – Я брат ее. Мы очень давно не виделись. Столько лет. Знаете ли… Пожалуйста. Мы издалека. Нам бы войти.
Калитка распахнулась.
 – Проходите. Идите за мной.
Аккуратные клумбочки с цветами: розы всех расцветок, ирисы, нарциссы. Дорожки посыпаны хрустящим гравием.
 – Вот тут присядьте. Обождите еще.
Монахиня указала на лавочку подле входа в каменный дом.
– Я об вас доложу настоятельнице. Ждите тут, – и скрылась в глубине дома.
Через минуту-другую она же открыла дверь и пригласила гостей заходить внутрь.
 – Ждет вас настоятельница! Матушка Елисавета.
Вошли в комнату, где за широким резным дубовым столом восседала мать Елисавета. Суровая дама неопределенного возраста, в тяжелых очках. Сказать, что лицо ее выражало радушие и гостеприимство, было нельзя. Скорее, строгое вопрошение о внезапном беспокойстве.
 – Здравствуйте! С чем пожаловали?
 – Доброго дня! Ээээ… Добрый день. Здравствуйте. Вы нас простите Бога ради…  –  Психолог вдруг запутался до невозможности, осекся на словах «Бога ради», почувствовав двусмысленность этого выражения в таком месте.  –  Видите ли… мы издалека.
 – Мы хотели бы повидаться с матушкой Анастасией, – взяла на себя инициативу Василиса, обратившись к настоятельнице.
 – Мать Анастасия на хозяйстве. А вы кем ей приходитесь?
 – Видите ли… Я ее брат, родной. Мы много лет не видались.
 – Не знала я, что брат у нее имеется. Сколько лет не видались, говорите?
 – Так… С тех пор, как она сюда-то и уехала. Лет… эээ… Если мне теперь… Так, лет тридцать, наверное.
Мать Елисавета посмотрела из-под очков на мнущегося невзрачного лысоватого мужчину в сером пиджаке, потом перевела взгляд на красавицу Василису, покачала головой, поджав губы, потом спросила:
 – Сестру вашу как звали-то?
 – Так я ж и говорю, Анастасия же!
 – Вы вот вроде бы образованный человек. Вы кто по профессии?
 – Я психолог. Я…
 – Вот вы психолог, а не знаете…  Вашу сестру теперь не Анастасия зовут! Это в миру она Анастасия была.  Тридцать лет назад! А я-то понять не могу, откуда брат взялся у хозяйственницы нашей, – и мать Елисавета мельком перекрестилась. – Ладно уж.  Поняла. Вам матушка Феодосия нужна. Вот ведь… Только ведь болеет она.  Идемте со мной в трапезную. Сейчас накормят вас. Потом выделю вам келии. А после уже к Феодосии провожу. Повидаетесь, а завтра утром уезжайте. И так вот, потревожили.
В трапезной отведали они щей, каши пшенной с морковной подливой, салата капустного   и компота из яблок.  Келия оказалась крохотной комнатушечкой с оконцем, выходящим во двор монастырский, с узкой деревянной кроваткой, заправленной деревенским шитым из кусочков одеялом, и маленькой, но очень элегантной тумбочкой. Над кроватью   –   иконка Богородицы в плетеном берестяном окладе. Вот и всё убранство.
 –  Ну, идемте, – в келию психолога постучалась та самая монахиня, что встречала их у ворот.
 – Да, да! Я готов.  Благодарю.  А мою коллегу можно тоже позвать?
Монахиня смерила психолога безэмоциональным взглядом.
 – Благословила ее мать Елисавета?
 – Да! Разумеется! Мы же вместе и были на аудиенции, так сказать. Да! Да! Благословила!
 – Позову ее. Идите за мной.
Они прошли по коридору, вышли на улицу, там монахиня оставила психолога снова ждать на лавке, зашла в другой корпус, вывела Василису и уж после только повела их вместе, в маленькую уютную часовенку, окруженную розовыми кустами, где и должна была состояться встреча брата и сестры. 
Матушка Феодосия сидела на лавочке, внутри этой самой часовенки, рядом с иконой Спасителя.  Блики от лампадки, горевшей тут же, под иконой, смешивались с солнечными зайчиками и весело играли на плечах монахини.  Была она настолько хрупка и тонка, что невольное сравнение ее облика с осенним желтым стебельком приходило на память. Опиралась матушка Феодосия на палочку и глядела вдаль прозрачным взглядом.
 – Настя!
Феодосия протянула правую руку. Брат подошел к сестре, взял ее руку в свои ладони и присел рядом. Тогда матушка Феодосия отложила свою палочку в сторону, прислонив к лавке, взяла брата за правую руку и, сложив его пальцы в щепотку, как бывало в детстве, перекрестила его же рукой его самого.
 – Настя! Прости меня, – рыдания невольно вырвались наружу. Василиса, ставшая свидетелем этой сцены, поспешила выйти.
Она побродила по хрустящим гравийным дорожкам, полюбовалась розовыми кустами и вдруг почувствовала сильное желание сделать что-нибудь полезное, потрудиться. Ну  зачем, в самом деле, ей мешать общению брата с сестрой? Увидав монахиню, спешащую по делам, окликнула ее:
 – Простите, пожалуйста! А нельзя ли мне дать поручение какое-нибудь? Не могу без дела сидеть.
Монахиня скрылась за углом и вскоре вышла к Василисе с метлой.
 – Нате вот. Подметите тут, – то ли в приказном, то ли в шутливом тоне сказала монашка и поспешно ушла.
Василиса Андреевна, взяв метлу в руки, поглядела под ноги. Что ж тут подметать? Обойдя вокруг часовенки, обнаружила множество желтых листочков, видно, облетевших с кустов чайной розы. Стала подметать, глядь, а это и не листья вовсе! Бабочки! Белые и желтые бабочки вспархивали при каждом взмахе метлы и вновь усаживались на место. В конце концов тщетные старания так рассмешили ее, что она уже не могла более сдержаться и рассмеялась в голос. Так и стояла Василиса с метлой в руках, в окружении порхающих бабочек и вытирала слезы, выступившие от радости.
_______________
 Глава 25

 –  Ну вот! Вам там, в трапезной, узелок собрали матушки. Уж не побрезгуйте. Забирайте. Наш мед монастырский, пирожки, квас в дорожку. Чем богаты, как говорится. Мать Феодосия светится вся! Значит, хорошо, что приехали. – Настоятельница Елисавета теперь выглядела не столь сурово, а напротив даже, превратилась в добродушную, гостеприимную хозяйку.
Владимир и Василиса стояли на пороге ее кабинета, зашли, чтобы попрощаться перед отъездом и поблагодарить за прием. Раз сказано было утром уехать, то вот и собрались. 
 – Матушка Елисавета!  Настя, то есть сестра моя, Феодосия-то, что-то не говорит совсем. Да и слепая она теперь. – Владимир Яковлевич все глаза проплакал за ночь, теперь веки его опухли, покраснели, и выразительный его взгляд приобрел совершенно новые свойства.
 – Так и есть. Молчит. Слепая. Что ж плакать. Значит, так Богу угодно.
 – Я поговорить с ней хотел!  Как же теперь?
 –  Повидал сестру! Благодари Господа, что позволил свидеться! А поговорить иди к пустыннику.
 – К какому пустыннику?
Мать Елисавета в момент посуровела лицом, втянула носом воздух, задержала дыхание, словно сдерживая себя, и ответила уже менее приветливым тоном:
 – Ну, Владимир да Василиса. Идите с миром. – Настоятельница перекрестила воздух перед гостями и, резко отвернувшись, ушла.
 – Пойдем, Володя, в трапезную. – Василиса потянула оторопевшего психолога за рукав. –Пойдем. Там нам приготовлено.      
Так она и повела его за руку, как ребенка. В трапезной на длинном столе действительно уже стояли аккуратные пакетики с монастырскими дарами.  Вышла к ним та самая монахиня, что первой встречала их у ворот:
 – Примите вот, гостинцы. Матушка Елисавета благословила собрать вам в дорогу. Идемте, провожу вас.
 – Благодарим покорно! С удовольствием! Однако позвольте задать еще вопрос! – со всей любезностью обратился психолог к монахине.
 – Ну, что еще? – вовсе не вежливо отозвалась та.
 – Вы нас простите великодушно и примите нашу благодарность за прием и теплоту. И за сестру мою благодарю! За Настю мою!  Но мы приехали, чтобы посоветоваться и даже, возможно, сообщить одну важную новость! Видите ли, мы люди не настолько… эээ… религиозные... Много чего не знаем и не понимаем, вероятно. Но нам поговорить бы. Вы меня понимаете?
 – Нет у меня такого благословения, чтобы с вами разговаривать. Вам матушка сказала всё   уже.
 – Единственный тогда вопрос. Как найти некоего пустынника? Игуменья Елисавета рекомендовала к нему обратиться.
Монашка потупилась, схватилась за четки, потом, размашисто перекрестясь и поклонясь в красный угол, подхватила полы своего длинного черного одеяния и резко сказала:
 – Идемте за мной.
Но повела она их к выходу из монастыря, а не в какое-то специальное тайное место. До самой калитки Владимир и Василиса питали надежду, что монашка отведет их к этому самому пустыннику, да ошибались. С гостинцами оказались они за калиткой монастыря, и тяжелый засов позади них задвинулся весьма многозначительно.
 – Ну, вот и повидались. Настя моя, Настя! Сестренка! –  Не успевшие просохнуть от слез веки Владимира снова набухли, покраснели. Он поставил пакет с гостинцами на землю, достал платок и начал громко сморкаться.
 – Володя! Это так хорошо, что ты встретился с сестрой! Это же чудо как хорошо! Она совершенно счастлива теперь! Ведь ты же слышал, что настоятельница сказала. Мать Феодосия светится вся!  Правильно, что приехали.  Видишь?!  Ну, пойдем!
Василиса Андреевна, в отличие от своего товарища, была совершенно спокойна и пребывала в благостном расположении духа. До сих пор в душе ее вспархивали эти веселые лепестки – бабочки, и всё ей теперь казалось легким, светлым, воздушным.
 –  Мать Елисавета сказала, к пустыннику нам надо. Значит, надо его искать. Где нам его искать?! – капризничал психолог, шмыгая носом.  Называл так естественно настоятельницу «матерью», словно уж привык к подобному обращению, будто бы и сам уже послушничал при монастыре.
«Как быстро, однако, поддается влиянию Владимир Яковлевич. Как же раньше-то я этого не замечала. Мда…»  – подумала Василиса, а вслух, всплеснув руками, сказала:
 – Ну дался тебе этот пустынник. Зачем? Ну что он такого нам сможет посоветовать, в самом-то деле? Давай сами будем думать. Откуда человек, живущий в совершенном одиночестве, где-то на отшибе, что-то может знать о наших с тобой проблемах? Сам-то посуди! Материалист! Володя! Ау! –  И Василиса Андреевна довольно фамильярно пощелкала пальцами перед носом психолога. Этот жест тут же его взбодрил, он оправился, спрятал совершенно мокрый, липкий платок в карман пиджака.
 – Идем. Всё, всё. Я в порядке.
Внезапно ворота монастырские распахнулись, и выехала за ними вслед та самая грузовая машина, на которой они и прибыли прошлым днем.
 –  Утречка доброго вам!  Подброшу вас к остановке? Залезайте!
 – Вот удача! Это как же мы вас не заметили на территории?  Ох! Спасибо! Как вовремя! – тараторили наперебой путешественники.
 – Так и не могли заметить. Я как раз у Анастасии был на хозяйстве. Вон, целый кузов под завязку. Везу вот. Встретились вы с ней?
 –  Да, казус вышел!  Мы, видите ли, не знали, что имя-то у нее другое. Сестра моя Настя была, а стала Феодосия. Не знал я. Матушка Феодосия она.
Водитель присвистнул и с уважением поглядел на психолога.
 – Мать Феодосия ваша сестра, значит?  Так она ж… За святую ее почитают некоторые. Чудотворица, говорят! Я точно не знаю, а вот что люди говорят, то слышал. Многие к ней попасть хотят, да мать Елисавета у них, ох, крута норовом. Не пускает. Может, бережет матушку Феодосию. Разве ж поймешь тут… А вас, значит, пустила… Ну, повезло, значит, вам. Как же брата-то не пустить. Да…
Владимир Яковлевич глядел на водителя так оторопело, что Василиса даже дернула его за рукав пиджака.
 – Простите, пожалуйста, а вот вы не знаете ли некоего пустынника? Нам мать Елисавета рекомендовала к нему обратиться, да не сказала, как найти его! – перебила восторженные речи водителя Василиса.
Водитель дал по тормозам и остановился посреди поля.
 – Пустынник?! Сама настоятельница сказала к нему?! Ну, видать, понравились вы ей. Знаю. Отец Георгий! Только мы поворот проехали. Отвезу, раз такое дело. Правда, крюк придется, эх… Но раз такие дела, то конечно. 
 Водитель круто развернул свой грузовичок, мигом перестроив маршрут ради таких приятных пассажиров.
______________
Глава 26
 – Судака взял!  Глядите, какой! А? Вот так озеро! Вот так рыбка!  – Рыжий был абсолютно счастлив. Он уже затаскивал свою резиновую лодку на песок, а на дне лодки красовалась и впрямь весьма солидная рыбина.
 – Ой! А я испугалась зачем-то. Ты так кричал.
 – Да! Хорош улов! Поздравляю! – прокомментировал Темыч.
Миша присел неподалеку на пригорочке, прислонившись спиной к сосне, и, улыбаясь, наблюдал за приятелями.
Рыжий, закончив манипуляции с лодкой, вызволил рыбину и, торжественно водрузив ее на вытянутые руки, подошел к хипарю:
 – Смотри! Миха! Всё, как ты сказал! Спасибо тебе! Я готов учиться дальше! Если так дело пойдет, то…  –  Он просто сиял от счастья.  – Ты мне только говори, если я что не так буду делать. Поправляй, ладно?  Я ж не ученый. Мало ли чего.
 – Вадик! Идем твой улов готовить. – Нюта легонько подтолкнула восторженного приятеля к дому. 
 – Темыч! Идем! Поможешь мне. А ты, Нют, не кипишуй. Мы с Темычем сами. Отдыхай, – раскомандовался Рыжий, воодушевленный своим головокружительным успехом. Нюта проводила взглядом приятелей, которые деловито тащили рыбину в дом, обсуждая ее размеры и способы приготовления, а потом присела рядом с Мишей.
 – Хорошо здесь, – сказал Миша.
 – Да, очень… Я… хотела спросить.  –  Нюта внимательно посмотрела на Михаила.
 –  Вот, Старик, что встретил нас вчера, сказал, что ждал тебя. И кажется мне, что я понимаю, что он имел в виду. Ведь сегодня утром, пока вы спали, я говорила с ним. Я вышла на берег, вот сюда, – она указала рукой на то самое место. –  И Старик приплыл на лодке, а потом он рассказал мне о моем отце, про всё, что было, и про то, что сейчас.   – Нюта помолчала, прислушиваясь к звукам леса, тихому шелесту тростника, и, уже шепотом, продолжила: – Он сказал мне еще, что у меня есть сила и что я должна учиться у тебя. Вот и Вадик просит научить его. Миша! Скажи мне! Ты вспомнил свое имя и откуда ты пришел?
 – Да.
 – А когда ты вспомнил?
 – Когда Старик сказал, что дождался меня. В этот самый момент.
 – Значит, у тебя другое имя? Ты…
 – Разве это так важно?  – улыбнулся он, и показалось девушке, что глядит он не вдаль, а сквозь пространство, сквозь множество миров и вселенных.
Михаил протянул руку вперед и указал на светящуюся точку на другом берегу:
 – Смотри, Нюта!
 – Ой! Там кто-то есть и тоже жжет костер!   –  удивилась она. – Может, это Старик? Почему он не идет к нам?
Они встали с пригорка и спустились к воде.
И вдруг стало понятно, что огонек этот горит не на берегу и вовсе это не костер.  С противоположного берега по озерной глади прямо на них плыл ровный, сияющий шар.
Нюта совершенно естественно взяла Мишу за руку, так как подобное явление она видела впервые. Шар доплыл до середины озера, задержался там какое-то время, потом поднялся над водой метра на три,  уже по воздуху чуть приблизился  к берегу, так чтобы люди смогли поближе рассмотреть его переливающееся перламутровое свечение, потом прямо в воздухе разделился на два точно таких же одинаковых светящихся  шара, и уже два  прекрасных, светлых явления взмыли вверх с невероятной скоростью и исчезли так же внезапно, как и появились.
Юноша и девушка, держась за руки, еще долго смотрели в ночное небо.  В какой-то момент Нюта отпустила Мишину руку и сказала:
 – Ты скоро уйдешь?
 – Нет! Я всегда здесь, рядом!  Просто я хочу отправиться в путешествие! Хочу посмотреть в глаза людям!
 – Но многие не готовы, Миша! Их обманули! И они до сих пор не готовы!  И я… Я переживаю, что люди опять смогут навредить тебе! Понимаешь?! – глаза Нюты наполнились слезами.  – Они не узнают тебя!
 – Это ничего! – Миша по-братски обнял Нюту за плечи.  –   Теперь со мной будут друзья. А пока что пойдем! Надо собрать печеную картошку и затушить костер. Пора ужинать.
_______________
Глава 27
Грузовичок проехал уже несколько деревень, пересек по мосту витиеватую быструю речку, въехал по грунтовке в смешанный лес, свернул в небольшую хилую деревеньку и притормозил у крайнего домика. Водитель спрыгнул на землю и подбежал к оконцу.  Постучал громко, настырно, потом перешел к другому оконцу и снова постучал.
 – Там бабка глухая. Сейчас, вызовем. Ничего! Козу, наверное, доит!  Бояна! Открой! Постояльцы к тебе!
Скрипнула входная дверь, и на порог вышла строгая женщинав причудливо накрученном на голову белом платке, с крючковатым большим носом, в переднике, вытирая мокрые руки тряпкой.
 –  Шта чеш?!   –  раздался хриплый низкий голос женщины.
Водитель подошел к женщине и громко, чтоб та услыхала, сказал:
 – Бояна! Это к отцу Георгию приехали. Приюти их!  На ночь пусти. А то мне ехать надо. Полный кузов из монастыря везу. Да не брошу же я их!  Ехать мне надо. Проводи их к Георгию! Лады?
 – Ох, лады, лады. Каква среча! Добро дошли. Шта причаш, приюти, приюти. Или е могуче само код мене начи склониште?  Сви че да виде Джорджия! Тражу сви су они мира…  –  бубнила бабка, то ли добродушно, то ли раздраженно.  Уразуметь странную речь хозяйки и вникнуть в смысл слов путникам было довольно сложно.
 – Сербка она. Муж у нее русский был, помер, так она тут и осталась. По-русски-то говорит, но вперемешку. Да вы всё поймете. Это она с виду такая суровая, а так-то женщина добрая. Работящая, – пояснил водитель грузовичка.
 – Не брините! Вредна сам жена, – усмехнулась бабка Бояна и махнула рукой, приглашая входить в дом.  – Айде, уджите! Заходыте!
Владимир Яковлевич и Василиса уже вылезли из кабины и мялись у калитки. 
 – Уж как благодарить вас, и не знаем! – жал руку водителю психолог.
 –  Да как же брату матушки Феодосии не помочь? Бог в помощь! Поеду я!  А на завтра из соседней деревни автобус идет. Доедете. А может, и я заскочу. Ну! Всё. Как говорит Бояна, довиджения!
Василиса с психологом зашли в уютно убранную избу. Хоть и сербка была хозяйка, но мало что разнилось с убранством русской избы. Разве что печь топилась, словно не весна на дворе стояла, а поздняя осень. В избе было уж чересчур жарко натоплено.  В самой печке, видно, что-то варилось в большом чугунном горшке.
 –  Ставичу га овде за вас. Есте ли ви муж и жена?
Она завела их в крохотную узенькую комнатушечку, где располагались две старинные железные кровати, красиво заправленные кружевными ткаными покрывалами.
 – Нет! Нет! Мы просто приятели. Коллеги мы, – поспешила с ответом Василиса.
 – Ах! Па добро. Значит он е овде.– Она легонько подпихнула психолога рукой к кровати, да тот, видно, от неожиданности не удержался и плюхнулся на кровать. Баба Бояна подхихикнула и другой рукой потянула Василису за собой. Вывела ее из дома, повела через двор, по которому сновали куры, индюшки, мимо клеток с кроликами, в другой  крохотный домик – мазанку.
 – Сместичешьсе овде. Разумешь ли шта причам? – ухмыльнулась она, хитро взглянув на гостью из-под густых бровей.
 – Разумлю. Понимаю, – улыбнулась Василиса. – Вот вроде бы другой язык, а всё совершенно понятно! Спасибо Вам огромное, Бояна! –  Последнюю фразу Василиса сказала особенно громко, нагнувшись к уху бабки, чтоб та точно уж расслышала слова благодарности.
 – Зашто вичешь?  Чего кричишь? Ни сам глув. Не глухая!   –  строго одернула гостью Бояна и продолжила:  –  Имам летню собу. Овде чеш спавати.   
Они прошли внутрь через низенькую дверцу в сени, где их встретила грустная коза.
 –  То коза моя, али не брини. Она е мирна. Есили икада помузео козу? – спросила баба Бояна.  –  Канта за млеко. – Она ткнула узловатым пальцем в ведро на лавке.
 – Ээээ… вот сейчас не поняла. Не разумела,  – смутилась гостья.
Бабка Бояна, безцеремонно подтащила Василису к козе, усадила ее на маленькую скамеечку, взяла ее руки, по очереди каждую отерла мокрой тряпочкой, после чего   поставила ведро под козье вымя и, подбоченясь, сказала строго своим низким хриплым голосом:
 –  Айде!  Помузи козу!
Василисе пришлось повиноваться. Она очень аккуратно потянула козочку за сосцы.
 – Гледай! Овако! Овако! – оттеснив робкие руки Василисы, хрипло сказала сербка, сделав несколько простых уверенных движений, так что теплое пахучее козье молоко звонко потекло из вымени в ведро.
 – Хорошо. Я попробую. Вот так? – Василиса приступила к делу, а бабка Бояна тем временем открыла следующую дверь, ведущую уже в избу, откуда повеяло сырным ароматом.  Видно, этот домик использовался хозяйкой для хранения припасов. Там она задержалась на некоторое время.  Из комнаты слышалось, как она взбивает подушки, метет пол, а когда Бояна вышла, поглядев на то, с каким старанием ее гостья надоила уже полведра молока, удовлетворенно сказала:
– Браво! Ти си вредна жена! – После чего, распахнув широко дверь из сеней в комнату, указала на кровать у окошка. – Овде чеш спавати, дали е твоя соба! – Решительно достала с полочки чистый стакан, большую бутыль с красной, играющей на солнце жидкостью, вытащила крепкими зубами пробку, плеснула полстакана и протянула Василисе:
 – Айде! Попий пиче!
 – Что это?
 – Попий! – приказала та, и отказаться стало совершенно уже невозможно.
Василиса хлебнула раз, хлебнула другой, и по телу ее разлилось сладкое блаженство, Напиток оказался божественно вкусным и очень крепким. Бояна проследила, чтобы гостья выпила всё до дна, забрала стакан и сказала:
 – Имаете пола сата, а онда чу вас одвести до Георгия. Одмори се.
_______________
Глава 28

Пустынник обретался в маленькой хижине, приютившейся у светлой березовой опушки вблизи каменистого быстрого ручейка.  Бабка Бояна, экипированная всем необходимым для похода в лес, а именно: как-то причудливо подвязала к поясу две вместительные корзины, на голове накрутила пестрый платок и опиралась на ровно выструганную палку – посох, постучала в дверь хижины этим самым посохом и крикнула:
 – Отче Джорджи! Дошли су код тебе! Мушкарац и жена! –  Ткнула посохом в дверцу, дверь приоткрылась, и Бояна зашла внутрь. Спустя минуту она появилась, приглашая психолога:
 – Ти човече доджи овамо, Джорджий те чека!  А ти си жена чекай овде.  – Она строго указала Василисе на пенек под березкой и, развернувшись, уверенно зашагала по узенькой тропиночке в глубину леса.
Василиса покорно уселась на импровизированный стул, прислонясь спиною к березе, и закрыла глаза. Голова ее кружилась то ли от напитка, предложенного Бояной, то ли от   густого травяного лесного воздуха, то ли от впечатлений, пережитых за последние два дня. И всё порхали у нее перед глазами бабочки. Только теперь к бело-желтым прибавились ярко-алые с золотыми солнечными искорками. Василиса блаженно, глубоко вдохнула свежесть березового леса и задремала под баюкающий шелест листвы.
Владимир Яковлевич оглянулся на приятельницу, помялся немного у входа в хижину, оправил свой пиджачок, пригладил растрепавшиеся волосы и вошел внутрь.
Пустынник сидел за большим массивным столом и сосредоточенно вырезал что-то из кусочка бересты.
Никогда в прежней жизни не приходилось Владимиру Яковлевичу всуе общаться с монахами, а уж тем более – с пустынниками, ибо был он всегда заядлым материалистом и противником каких-либо религиозных течений. Признавал он науку и только научными же фактами оперировал. Однако из литературы сложился у него образ, будто отшельник непременно должен иметь вид дряхлого седобородого старца. Тут же психолог оказался обескуражен, обнаружив весьма могучего человека с темной, хоть и с проседью, бородою, в простой белой льняной рубахе.
Хижина изнутри оказалась более просторной, чем представлялось снаружи, а убранство ее приятно удивило гостя. Множество деревянных поделок украшали стены, вся мебель в комнате была исключительно ручной работы, множество плетеных ковриков разной величины, расстеленных на полу, на лавках, кружевные плетеные берестяные корзины по углам создавали уют и радовали глаз. 
 – Ну, здравствуй! Проходи, садись! – Голос пустынника имел бархатистый оттенок.
 – Здравствуйте, э-э-э… Георгий!  Э-э-э, Отец Георгий! – Психолог вмиг позабыл всё, зачем приехал и что хотел спросить. Голова его оказалась пуста совершенно.  Просто приятно ему было наблюдать за умелыми руками человека, выпиливающего что-то из кусочка дерева, и вдыхать запах свежей стружки.
– Это всё вы собственноручно сделали? Очень красиво!  – восхитился убранством хижины Владимир Яковлевич.
 – Да вот, тружусь. А как же! Жить-то надо! – Пустынник поднял веселые глаза на гостя и рассмеялся так по-приятельски, так искренне, будто знал Владимира всю жизнь.
Психолог присел на лавку и снова уставился на руки пустынника. Помолчали.
 – Ах, я же хотел сказать, что нас прислала Мать Елисавета! Я, видите ли, сестру хотел разыскать свою, Настю. Вот, нашел. Только она теперь Феодосия.– Психолог помолчал, завороженно глядя на точные, аккуратные движения  рук Георгия, и вдруг вспомнилась ему иконочка Богородицы в келии монастыря,  над кроватью,  в плетеном берестяном окладе. Уж не пустынник ли смастерил?  Поразмыслил еще, потом опомнился и продолжил:
 –   Только что-то молчит она совсем. А я поговорить с ней хотел. Так вот, настоятельница сказала, что поговорить, мол, – это к вам.
 – Ну, давай, поговорим.
 – Ах, да, я не представился! Простите. Меня зовут Владимир Яковлевич. И со мною спутница, приятельница моя. – Тут он замялся и поправился:  –   Коллега, со студенчества еще, Василиса Андреевна. Она там, ожидает. – Психолог махнул в сторону двери рукой.  –  Может, позвать ее?
 – Не надо! Отдыхает она. Пусть поспит, – улыбнулся пустынник.
 – Да, действительно, – удивился психолог прозорливости отца Георгия.  –  Утомилась она очень. Дело в том, что...
И тут Владимира Яковлевича словно прорвало, и он заговорил без остановки, рассказывая всё!  И про странного  пациента с амнезией, не поддающегося гипнозу,  который оказался невероятным эмпатом, разгадавшим и про детство его, и про сестру его, и поведал так же про чудесное исцеление мальчика Вани, и пожаловался про внедрение новых технологий  в их центре, что по сути означает перепрофилирование реабилитационного центра в  некий инновационный экспериментальный центр,  и про переживания Василисы, и про то, что он, будучи материалистом, совершенно запутался и не знает, что делать дальше.
 – Василиса попросила у меня помощи! Спросила, что ей делать дальше. А что я могу ответить, если я сам не знаю! Честно говоря, сначала я даже радовался всем этим новшествам. Вот как только произошло это всем известное «светопредставление», то… Э-э-э-эти все «новшества» вдруг стали такими очевидно необходимыми.  Мировой лидер, он же всё очень доступно всем объяснил!  «Генетический портрет», ведь это гениально просто и действительно упорядочивает и структурирует всех во всём мире! В мире должен быть порядок! Мир должен развиваться, наука обязана идти вперед! Глобализация, новые электронные технологии! Это так интересно!   –  Глаза психолога блестели, он сделал паузу, после которой лицо его приобрело иное выражение: 
 –  И всё-таки! Все эти события последних дней поколебали во мне уверенность! Понимаете?! Я хотел отправить Его, моего странного пациента с амнезией, на этот самый анализ! Я настаивал! Хотел понять, кто он такой! А потом я вдруг испугался! Испугался, что никогда не смогу более говорить с Ним, что мы потеряем Его из виду. А вот Василиса что-то почувствовала и решила его спрятать. В домик ее бывшего мужа. Муж у нее был какой-то большой ученый, якобы сделал он великое открытие. – Он невольно поморщился, махнув рукой.  –   Ну, это долгая история, и, думаю, она сама расскажет, если сочтет нужным. М-да…
 – Ты, Володя, большой молодец, что к сестре приехал. Хорошая она у тебя, – сказал вдруг пустынник, не отрывая взгляда от своей поделки.
 – Да, я теперь это понимаю. Надо было бы раньше. Но лучше поздно, чем никогда. М-да.
 – Это точно! – улыбнулся пустынник Георгий, мощно потянулся, расправляя спину, встал из-за стола и, пройдя через всю комнату, подошел к сундуку, открыл крышку и принялся что-то искать.  Вытащив некий кулечек, развернул, достал из него холщовый мешочек, перевязанный веревочкой, и положил к себе за пазуху.
Потом вернулся к своей поделке, взял ее аккуратно, подняв на расстояние вытянутой руки, и с любовью посмотрел на свою работу.  Это была ажурная, словно сотканная из легкого кружева бабочка. Солнечный лучик из оконца хижины устремился к руке пустынника, заиграв золотыми бликами на крыльях бабочки.
 – Какая красота! Просто как живая! – восхитился психолог.
 – Да, хорошо вышло, – согласился пустынник.
 – Простите, Георгий, э-э-э, Отец Георгий!  А что с этой со всей ситуацией делать? Может быть, какой-то совет подскажете? И… Может быть, вы что-то слышали или знаете об этом странном человеке?   –  Владимир смутился и покраснел. Он вдруг прочувствовал всю нелепость своего вопроса. Потом, спохватившись, добавил:
 –  Кстати, Анна, дочка Василисы Андреевны, сама дала ему имя!  Ведь он появился неожиданно, в компании ее приятелей. Они подружились, и Аннушка стала звать его Михаилом! Почему-то Михаилом. –  Психолог так и сидел, вопросительно глядя на опилки, разбросанные по столу, словно пытаясь в своем подсознании составить из них упорядоченную картину всего пережитого за последние дни.
 – Михаилом назвала потому, что «Михаил» означает   –  Богу подобный! В переводе,  –   продолжая разглядывать берестяную бабочку, пояснил Георгий, а после вернул поделку на стол, пододвинул стул ближе к своему посетителю и уселся напротив.  Крепко взяв его за запястья и с какой-то особенной, проникновенной интонацией заглянув глубоко в самую сердцевину, сказал:  –  Вот что, Володя! У меня к тебе поручение будет важное! Выполнишь всё точно и сразу поймешь, что дальше делать! Добро?
 – Добро! Конечно! А что нужно?
 – Передашь вот это Аннушке. Лично в руки. – Он достал из-за пазухи тот самый холщовый мешочек, что ранее нашел в сундуке, и вложил в ладонь психолога, крепко сжав ее в кулак. Через ткань невольно прощупывалось что-то очень твердое.
 –  А вот это,  –   Георгий дотянулся, взял со стола  берестяную кружевную поделку, другою же  рукой резко рванул ворот своей рубахи, с треском  оторвав   кусок  льняного полотна,  аккуратно завернул поделку в эту ткань и  уверенно вложил в другую руку психолога,  – передашь Василисе Андреевне, когда в город вернетесь.  Ну, а теперь ступай с Богом! Переночуете у тетки Бояны, а утром приедет за вами тот, кто и привез сюда.
 – А как же Василиса Андреевна? Она же там…
 – Иди уже! Исполни точно, как я сказал. Ступай!
Отец Георгий встал и направился к внутренней двери хижины, вероятно, ведущей в еще одну комнатку, которой прежде Владимир Яковлевич не заметил. Пустынник скрылся за этой дверью, и Владимиру стало понятно, что аудиенция его закончена. 
Психолог положил дары в обширные карманы своего пиджачка и вышел наружу.
Василиса уже открыла глаза, но всё еще сидела на пенечке, прислонившись спиной к березке. Над лесом светило яркое солнце, и сквозь нежную листву свет его виделся нежно-зеленым.  Вот в этом самом изумрудном ореоле и предстала перед Владимиром Яковлевичем его приятельница.  Была она в это мгновение чрезвычайно хороша собой, какой-то новой красотой. Настолько хороша, что психолог даже смутился. Никогда прежде не замечал он подобной чистой красоты этой женщины. 
 – Володя?! – окликнула его Василиса с улыбкой.
 – Да, идем, Василиса Андреевна! Идем в деревню!
 – Как идем?! Куда идем? Уже?! Ты же хотел поговорить с пустынником!
 – Я поговорил.
 – Ты шутишь? Ты же только собирался зайти к нему!
 – Я не шучу. Ты, видно, задремала.
 – Ну вот… Да, я задремала, но буквально же на минуточку!  Ладно, идем. Погода какая   невероятная! Посмотри, как чудесно! Давай спустимся к ручью! Я хочу умыться! – И Василиса, словно превратившись в беззаботную девочку, скинув туфли, босая побежала к ручью. 
Она спустилась по тропинке, зашла в воду по колено.
 – Боже! Как хорошо! Как здесь хорошо! –  Несколько раз омыла лицо ледяной родниковой водой, так что щеки ее разгорелись и глаза заискрились.
 – Ну вот, я и совершенно теперь проснулась, – сказала она, стоя по колено в воде, подол платья намок, волосы тоже уже были мокрые, и всем своим видом походила она на хулиганистую девчонку-однокурсницу, ну уж никак не на серьезного доктора.
 – Идем, Василиса Андреевна! Нам еще идти же, а завтра ехать. Надо собраться.
 – Фу, какой ты, Володя, всё-таки скучный, – рассмеялась Василиса, брызнув на него водой и намочив его пиджак. – В кои-то веки так хорошо! Природа какая! Господи!  Ну, хорошо, ладно, идем, идем.
Она поднялась на бережок, опершись на галантно поданную приятелем руку, отжала   подол платья и побежала вперед. Владимир поплелся за нею, продолжая размышлять над тем, что сказал ему пустынник, и нащупывая в карманах дары, которые обязался передать по их возвращении в город.
Отойдя на такое расстояние, когда хижина оставалась еще в пределах видимости, Владимир обернулся назад, и Василиса обернулась вслед за ним. У порога хижины стоял старец с белой бородою в белых же одеждах, опираясь на березовый посох. Он   благословил идущих и скрылся внутри хижины.

_____________    
Глава 29
Когда Василиса и Владимир вернулись в деревню, сербка Бояна уже поджидала их. Накрыла на стол в саду, под цветущей яблоней:
 – Айде да ручамо заедно! Идыте ести! – пригласила она своих гостей к столу.
 – Бояна! Как же вы так быстро вернулись? – спросила Василиса. – Вы разве что-то успели собрать в лесу?
 –  Не сумняй! Сам га направио. Гледай!   –  И она указала на те самые две корзинки, которые брала с собой в лес. Корзины стояли у порога, и одна была доверху полна прекрасными подберезовиками, другая же – земляникой и травами.
 – Ах! И я бы сходила по грибы! Сто лет не собирала ни грибов, ни ягод. А может, ну это всё! А? Володя?! И уехать в лес! И жить себе в избушке, не думая ни о чем. Вот как Бояна! Дорогая Бояна! Хорошо тут у Вас! Я б осталась тут жить! Вы б меня научили козу доить и всякой другой премудрости женской. Я б вам помогала! – мечтала вслух  Василиса, сопровождая каждое уверенное движение хозяйки взглядом. Словно во хмелю, разрумянилась Василиса Андреевна, подперев щеку, облокотилась о деревянный садовый стол.   
Бояна, раскладывая из чугунного горшка горячее ароматное кушанье по тарелкам, улыбнулась светло так и сказала:
 – Када додже время доджи чеш. Придеш значи! Али, остави свога ассистента мени. Буде мене за цепанье дрва. – И рассмеялась Бояна уже не таким хриплым басом, как прежде, а очень даже по-женски.  Скинула она свой вечный платок с головы, и черные ее волосы рассыпались по плечам. И показалась она уже не такой старухой, как привиделось вначале. Уже и нос ее был не такой большой и крючковатый, а вполне себе даже красивый южный нос, просто с горбинкой. Карие глаза ее блестели каким-то особенным игривым блеском.
 – Стварно ми треба ассистент!   –  задорно глянула бабка Бояна на психолога и плеснула ему в стакан красного вина. – Пий, приятелю! Укусно!
 – Ах! Какая вы, оказывается, красивая! – искренне восхитилась Василиса южной славянской красотой этой женщины.
 – Некад е била лепа! Мой муж ме е много  волио! Любил!  Био е он рус! Био е учен човек! Геохемичар! Дружио се са отцем Джорджем.  Али  имао болестно срдце. Након што мие муж умро, помаго ме отец Джордже.
Владимир Яколевич глядел как зачарованный на бабку Бояну, преобразившуюся в яркую южанку, и слушал ее речь, не понимая половины, но сама речь уж больно нравилась ему, сам этот странный изговор, эти такие простые слова, но какие-то древние, что ли, не сегодняшние.
 – Шта гледаш? Остани! Свиджаш си мене! Ово е управо оно што ми треба! – смеялась Бояна.
 – Володя! Ты понимаешь, что Бояна говорит? – улыбалась Василиса, обращаясь к приятелю. – Она тебя приглашает остаться у нее. Понравился ты ей, – и уже две женщины хохочут вместе, смущая скромного психолога своей живой красотою и естеством.
 – Па, добро! Не шалим се. Не шучу. Шта год ти мислишь. Доджи. А сада идите одморите. Отичи чеш уютру. Утром пойдете, – уже более серьезно проговорила Бояна, поднимаясь из-за стола.

Рано утром заехал к Бояне тот самый водитель, на грузовичке, чтобы забрать ее гостей и доставить в целости и сохранности на станцию, откуда они уже спокойно могли бы добраться до города.  Бояна насобирала им в дорогу провианта, и, нагруженные гостинцами и из монастыря, и от бабки Бояны, отправились Владимир Яковлевич и Василиса Андреевна обратно, в город.
_______________
Глава 30
 – Мы ж палатку с собой взяли, всякие приспособления для похода, вернее, для «экспедиции», а так ни разу еще не воспользовались. – Рыжий с Темычем возились с очередным уловом. За последние дни Рыжий наловил такое количество рыбы, что уже и не знал, что с нею делать. И пирог рыбный Нюта испекла, и сушиться мелкую рыбешку   на солнышке повесили, и засолили, и закоптили. 
 – Арчи нам с собой столько провианту дал, а тут вон что… Придется обратно вдвое больше везти, – ворчал Рыжий. 
 – А ты уж обратно засобирался?  А что касается палатки, не переживай. Придет время, пригодится, – деловито заметил Темыч, смахнув рыбную чешуйку с рукава. 
 – А Старик-то что-то не наведывается! Может, пойти заимку его поискать, проведать? Он же тут где-то неподалеку, по всему видать?!
 – Суетишься ты много, Вадик! Хотел рыбу, вот, на тебе! Надо учиться с желаниями своими справляться.
 – Это ты прям правильно сейчас сказал, Темыч!  В точку! –  Рыжий остановился вдруг и поглядел сквозь Темыча.  –   Радоваться должен, а я ворчу зачем-то. Еще столькому всему научиться нужно. – Он поднял рыбину к своему носу, посмотрел ей в морду и продолжил: – Вот исполнилось твое желание! Хорошо. С благодарностью прими! Сделай выводы! Не кичись! Если много тебе одному, поделись! Отдай тому, у кого нужда есть! Безкорыстно!   –  Потом положил рыбу и с любопытством уставился на приятеля.
 –  Слышь! А у тебя какое желание есть? А? Чет я не понял пока…
 – Нет у меня никаких желаний.
 – Да ладно тебе! У всякого человека есть желания, мечты всякие.
Темыч ополоснул руки в воде и внимательно посмотрел на Рыжего.
 – Ты, Вадик, не спеши. Всему свое время. Ну, если так не терпится тебе узнать про меня, то скажу. Ладно. Мне поверить в себя нужно, понимаешь? Принять себя таким, какой я есть. Сам от себя прятал многое! Бежал от себя всю свою жизнь. Всю землю исколесил, чтоб убежать. Только теперь вот начал понимать, от чего и от кого прятался. От самого себя.
 – А какой ты есть?! Что прятал-то?  Конкретно!  Ну ладно, тут все свои. Говори уж. А то я вон как на ладони весь, а ты всё скрытничаешь.
 – Придет время, поймешь. Вот ты спросил про палатку и поход. Будет тебе поход, и экспедиция будет. Помяни мое слово. Но всему свое время.
Ребята уже молча закончили расфасовку свежей рыбы и, нагруженные, отправились домой.
 _________
Глава 31
Поскольку Рыжий теперь ревностно использовал лодку исключительно для ловли рыбы и, кстати сказать, лодка изрядно пропахла рыбным духом, пришлось смастерить новое плавсредство, и ради забавы, и ради усовершенствования своих инженерных навыков. Темыч с Михаилом соорудили очень даже приличный плот, на котором вот уже несколько раз ребята сплавлялись на другой берег за ягодами.  Вот и теперь, пока двое приятелей занимались уловом, Миша с Нютой тихонечко сидели на плоту посредине озера, болтая ногами в прозрачной воде, лакомились только что собранной морошкой и говорили обо всем:
 –  Знаешь, я когда тебя только увидела, почти сразу узнала. Только не сразу поверила, что такое возможно. Думала, что это опять мои фантазии, как всегда.  А потом подумала я, что не мог же ты оставить человечество на растерзание этим злодеям. И не вышло у них по их плану, как бы им того ни хотелось, именно потому, что Ты здесь!  Многие, конечно, потерялись, позабыли себя, от страха, а кто и от трусости….  – Нюта помолчала, глядя в глубину.  –   Ты прости, пожалуйста, что мама отправила тебя к психологу! Она действительно хотела помочь.
 – Это было совершенно необходимо! – Хипарь улыбнулся и вдруг, болтая ногами в воде, плеснул посильнее, так что брызги намочили и его самого, и Нюту.
Радость взлетела над лесным озером, подхватила озерных и лесных птиц, и все они разом, дружно взмахнули крыльями, отчего крылатый ветер погнал волну.
 – Ой! Смотри! На озере шторм! – хохотала Нюта.  –Это мы его устроили!
 – Спасайся, кто может! – крикнул Миша и прыгнул в воду. Нюта последовала за ним, и они плавали вокруг плота, догоняя друг друга, брызгаясь, резвясь, словно дети. Потом хипарь, легко подтянувшись на руках, запрыгнул на плот, помог взобраться и девушке.
 – Господи! Как же тут хорошо!
 – Да! Волшебно, как сказал бы Митрич!
Нюта опять рассмеялась. Набросив на мокрые плечи полотенце, взяла из корзины пригоршню ягод и продолжила философствовать уже с набитым ртом.
 – Знаешь, вот я искусствовед.  Мне всегда казалось, что предметы искусства, те, что в музеях, или обычные старинные вещи, или артефакты какие-нибудь, не просто представляют собой историческую ценность, но несут в себе информацию! Не только информацию о тех, кому они принадлежали, и о том времени, откуда они дошли до нас.  Я всегда думала о том, что они являются хранителями памяти и проводником во времени. И что эту информацию можно прочесть, словно книгу, просто подержав эту вещь в руке. Понимаешь?  Я никогда никому не говорила об этом. Меня бы сочли сумасшедшей, – откровенничала Нюта. – А вода?! Это же самое важное, что есть на земле! Вот, всё, что мы говорим сейчас, останется здесь навсегда, потому что это озеро запоминает каждый звук и каждый смысл. А потом наши слова поднимутся туманом над озером, этот туман подхватит ветер, и облако полетит куда-то далеко-далекои прольется дождем над городом, над другой страной и континентом! И наши слова, и наши мысли сольются с другими озерами и реками, а люди выпьют их с той водой, которая течет там! – Нюта улыбнулась своей фантазии, и, словно в подтверждение ее слов, маленькая рыбка подпрыгнула высоко над водой, блеснула чешуйками и нырнула в глубину.
 – А еще та формула, которую создал мой отец! Мне кажется, что я ее знаю. Вернее, не саму эту формулу, но ее значение.  У меня есть хокку, которое я давно уже придумала, и что-то мне подсказывает, что оно очень похоже на то, о чем думал отец:
Луч солнца в море отразился
 и передал суть знания
шепотом волны!
Нюта загадочно посмотрела на приятеля, а тот всё глядел и глядел через пространство, через вселенные, через вечность и улыбался так просто и светло.
 – Знаешь, о чем я сейчас подумала? Ну конечно же, ты знаешь! О том, что мой папа открыл ту самую дверцу, о которой рассказал мне Старик! А еще, помнишь, Вадик говорил про калейдоскоп, когда мы ехали сюда? Он еще сказал, что мы всё время двигаемся на закат, словно едем за солнцем, и что это похоже на калейдоскоп. Помнишь? Он так просто это объяснил. Как ребенок.  Куда бы мы ни шли, мы все равно идем к свету! Главное, уметь видеть этот свет, помнить и верить. Господи! Здесь так чудесно! Ну а что же дальше? Я же понимаю, что нам однажды придется вернуться. Там мама, там Митрич с Аркадием. Ну, и музей.
 – Митрич любит тебя. Ты и сама это знаешь. Помоги ему. Он сильный и добрый человек, но очень нуждается в твоей искренности. Ему понадобится твоя сила, а тебе – его.
Нюта густо покраснела.
 – Помнишь, Нюта, ты говорила об обманутых людях, которые не готовы.
 – Да. Их много, очень много.
 –  Среди них есть те, кто ищет свой путь.  Им нужно помочь!  Дверь открыта, Нюта! Нужно просто указать им дорогу и вывести их на свет. Именно вы поможете им в этом!  Темыч умеет видеть. Осталось ему принять себя таким, каков он есть. Он уже близок к этому.  Вадик – искренний и стремительный, умеет формулировать свои желания и мечты. Теперь он понял то, как важно поверить в то, что делаешь.  К Митричу тянутся именно те, кто имеет способности и открытую душу, потому что он их понимает. Митричу придется нелегко, но ты поможешь ему в его миссии.  Арчи – как большая энциклопедия, кладезь знаний и премудрости, тоже обладает притягательной силой. Его уважают, к нему прислушиваются. 
 – Ты же, Нюта… У тебя есть своя цель. – Хипарь улыбнулся, заглянув девушке прямо в глаза. – Уж так вышло, что ты объединяешь в себе всё то, что есть в твоих сильных друзьях. Ты напомнишь людям то, что они позабыли, а твои друзья будут помогать тебе в этом.
 – Как мы сможем это сделать?
 – К каждому придется найти свой подход! «Человек всё может, ибо по образу и подобию Божию сотворен!», как и сказал Старик! Однако страсти человеческие, как тернии, мешают идти к осознанию своей миссии.  Если же тернии пропалывать, то будет намного легче найти путь! Вспомни свое предназначение!  Научить человека справляться с его страстями, вот что важно!  Вот есть у человека сила, а как пользоваться ею, он не знает и оттого страдает. Чтобы учиться соответствовать «Образу и Подобию», нужно преодолеть свои страсти. Много было уже сказано и книг написано, но, видно, придется еще потрудиться, чтоб людям помочь.
 – А как же мы сможем защитить Тебя?
 –  Уже только тем, что думаешь об этом, ты защищаешь меня!
 – А Иван? Тот юноша? Он очень ждет встречи с тобой!
 – Ивана я возьму с собой в путешествие. Ему предстоит многому научиться.
 – А этот дом?
 –  Вы будете приезжать сюда, чтобы отдохнуть душой и вспомнить что-то новое и прекрасное. 
 – А Ты?
 –  Я вернусь!  Как только вы поможете всем, кто действительно хочет вспомнить себя и найти свой путь, я сразу вернусь. И в то же время я всегда здесь, в каждом мгновении я с тобой и с каждым из вас!
 – Эгей, эй! На плоту-у! – услышали они голос Вадика. Тот стоял на пригорке и махал им рукой! – Гре-би-те к бе-ре-гу-у!
 – Что-о случило-ось? – крикнула Нюта, сложив руки рупором.
 – Ста-ри-ик зде-е-сь! Жде-ет!  Ва-ас!
____________

Глава 32
 – Ну! Как вы тут? Вижу, без дела не сидите! Рыбы вон сколько заготовили, – Старик  присел на лавочку, а его собака Чанга прилегла рядом. Темыч вылез из-под капота своего джипа, вытирая тряпочкой замасленные руки. 
 –  Здравствуйте! Да, это всё Вадик! Рыбак от Бога! – пошутил он и смутился.
 – Ну, а ты? Сломалось что в твоей технике? Или ехать собрался?
 – Эээ… Так это… Я на всякий случай, проверяю. Мало ли что?
 – И правильно. Надо вам выдвигаться. Ждут Вас. Ты сомнения-то брось!  Всё верно делаешь. Одно скажу только, совет тебе дам. Еж-ли Нюта что скажет, посоветует, ты не смотри, что женщина, мол, мужчина лучше знает. Слушай и делай, что она скажет!  Уж поверь Старику. Знаю, что говорю. И другим передай, особливо Митричу вашему. Нюту берегите!  И друг дружку! Предстоит вам дело важное и непростое! Вы теперь вместе должны держаться! Али понял, что говорю? – посуровел лицом Старик и пристукнул березовым посохом по земле, так что Чанга встрепенулась и вопросительно поглядела на хозяина.
 – Да, понял я.  Хорошо, –Могучий Темыч слегка струхнул от внезапной строгости старика.
 – Ну, то-то!  – смягчился дед, мгновенно сменив строгость на заботу. – И самовар поставь, надо на дорожку посидеть, чаю выпить.
 – Так вскипятил уже. Горячий! 
 – Вот молодец! – рассмеялся дед.  –  Не серчай на Старика!  Это я для профилактики! – поднял он назидательно палец вверх.  –   Эво, гляди-ка, я вам хлеба свежего принес, – указал он на свою котомку.  –  С собой возьмете. Куда мне столько одному. Чанга! Иди ко мне, вставай, вставай, идем-ка. – Старик с собакой поднялись по ступенькам и зашли в дом.
С берега бегом бежали Миша, Нюта и Вадик.
 –  Темыч! Где Старик? – подскочил Вадик.
 – В доме! – Он деловито нес тяжелый, пышущий жаром самовар.  – Собираться надо.  Едем. Ждут нас.
Старик сидел на своем прежнем месте, собака же его с радостью встретила всех вошедших, никого не обделив своим вниманием.
 – Ну, давайте присядем на дорожку!  Вот, я вам хлеба принес свежего. Тот уж, поди, съели весь.
 Ребята уселись за стол, точно так же, как и в первый раз. Темыч водрузил на стол самовар, Нюта поставила мед, ягоды и принялась разливать по чашкам травяной чай, который сама же недавно и сочинила из земляничных листьев, тысячелистника и дикой мяты.
 – Ну! Дорогие мои дети! За дом не переживайте! Можете вещи свои оставить. Вскорости вернетесь. А вот рыбу свою забирайте. – И старик с укоризною покосился на Вадика. Тот конфузливо опустил голову, словно троечник, получивший двойку за контрольную.
 – А наставления стариковские всё же примите! Знайте меру в желаниях своих! Используйте силу и познания свои без корысти, ибо только тогда дело ваше будет во благо и Вам, и Миру. Держитесь друг друга и советуйтесь друг с другом! Ваша сила велика, и никто не одолеет ее, если будете вместе!  Не кичитесь знаниями своими и умениями. Берегите друг друга и храните свет, который в Вас есть!
 – Ну, сынок! – Старик поглядел на хипаря. – Хорошие у тебя друзья! Задал ты им задачку! – рассмеялся он.  –  Ну да ничего. Справятся, с твоей помощью!  Ну что ж, пошел я. Пора нам с Чангой по своим делам отправляться. 
Старик, покряхтев, поднялся из-за стола, взял свой березовый посох и подошел к выходу.
 – Хлеб с собой возьмите! Угостите там всех! Ну, с Богом!  – Он распахнул дверь, отчего в горницу ворвался ветер и солнце, в этот самый момент стоявшее в зените, мгновенно осветило все вокруг. В дверном проеме светился силуэт Старика, который приподнял свой березовый посох, благословляя всех видящих его, и скрылся за солнечным светом, не затворив двери.   

_____________
Глава 33
Владимир Яковлевич, сидя в автобусе, машинально проверял свои карманы. Дары были на месте. Он всё ждал, когда автобус войдет в черту города, чтобы тут же вручить сверток, переданный пустынником, Василисе. Уж больно хрупкая и ценная вещь лежала в кармане его серого, уже порядком измятого в дороге пиджака. Другой кулечек не так сильно волновал психолога, ибо своей твердостью и увесистостью напоминал чаще о своем присутствии. И ничего особенно хрупкого в нем, судя по всему, не было. 
Василиса же болтала без умолку. Видимо, огромное впечатление на нее произвела загадочная сербка Бояна.
 – Какие грустные и добрые глаза у той козы! Наверное, почти как у меня! – хохотала Василиса.  –  А ведь я научилась доить козу!  Володя! Ах, какой вкусный сыр из этого козьего молока получается у Бояны! А вот в этом маленьком домике, где я ночевала, так вкусно пахнет! Бояна хранит там запасы свои. Такое количество сортов сыра, ты себе не представляешь! Ах, сколько же труда надо, чтобы всё это делать! И ведь справляется как-то! Володя!  А ты ей понравился! Владимир Яковлевич! Это такая женщина! Это чудо какое-то, а не женщина! Представь, а мы-то думали, что старуха, а она вон какая!  Даже водитель грузовичка думает, что она старая. Вот ведь, хитра она, умеет преобразиться. Настоящая женщина! Не то что я. Погрязла вся в переживаниях, в работе. А надо просто жить, Володя! Просто трудиться, доить козу, готовить сыр, печь пироги! Угощать гостей, давать им приют, и всё! Володя! Понимаешь ты? Ах да! Еще самое важное! Благодарить! Благодарить за то, что еще есть у нас эта возможность, просто жить! Понимаешь ты?!
 – Понимаю, – тихо отвечал психолог.
 – И ведь осталась она здесь, в маленькой деревне. Сербка Бояна! А язык! Ведь как сличен! Ты понимал, Володя, что она говорила? Я сначала не очень, а потом всё стала понимать!
 – Понимал! –  тихо повторил психолог.
 – И муж у нее, оказывается, ученый человек был! Геолог, а вернее, даже геохимик! Ты представляешь?! И что он тут, в такой глуши, делал, геохимик? И она-то не проста, Бояна наша! Видно, что образованная женщина! Такая яркая! Умная! Сильная! Как она сказала? «Вредна сам жена»! Ха-ха-ха! Знаешь, что такое «вредна жена»? Это значит «трудолюбивая»! Понял?
 – Понял.
Вот автобус уже въехал в черту их провинциального городишки, а Владимир Яковлевич всё никак не решался отдать Василисе сверток. Всё искал он подходящего момента. Вот уж и подъехали они к автобусной станции, вышли, нагруженные пакетами с гостинцами.
 –  Провожу тебя! – настоятельно произнес психолог. От автобусной станции до Василисиного дома было не так уж и далеко. Простым шагом, не торопясь, минут пятнадцать.
 – Давай вызовем такси! Тяжело же! Ох, сколько же нам всего подарили!  Ну зачем мне столько?
 – Да и мне тоже не нужно такое количество продуктов. Хотя и приятно.
 – Надо будет к Анюткиным друзьям всё это отнести! Дмитрию и Аркадию. У них там всегда гости! Слушай! Владимир Яковлевич! А давай сразу к ним поедем?
 – Эээ… Ты не устала? Может быть, после? – засомневался коллега. Его волновала одна только мысль, при каких обстоятельствах он сможет выполнить поручение пустынника. Перспектива затягивать задачу ему не нравилась, и в то же время, как в людной обстановке он сможет справиться с поручением, он пока тоже не понимал. И непонятно ему было, отчего же его так волнует этот вопрос. Он пытался провести мысленный анализ происходящего в его душе, но постоянная воодушевленная болтовня приятельницы отвлекала его от этих мыслей.
 – Успеем мы отдохнуть. Поехали, Володя!
 – Как скажешь, Василиса Андреевна!
Такси приехало быстро, ибо в небольших уездных городках скучающие водители обычно ведут охоту на заезжих туристов.  Однако, признав в пассажирах вовсе не туристов, а   местных и даже прославленных уже «земляков», таксист двусмысленно прицокнул языком. Перспектива срубить двойной тариф отпала, однако прокатить известную личность всё же почетно.
 – А я вас знаю! Вас по телевизору показывали! Вы наш доктор!   –  глядя в зеркало заднего вида, гордо сообщил широколицый водитель со специфическим восточным акцентом.
 – Да, спасибо.
 – Отдыхать ездили? – водитель оказался добродушно настойчив.
 – Да, ненадолго.
 – И как? Отдохнули?
 –  Спасибо, отдохнули хорошо! Но мало.
 Вот этим «но мало» доктор опрометчиво подстегнула интерес разговорчивого шофера.
 – И где были, если не секрет, конечно? 
Владимир Яковлевич сделал вид, что заинтересован видами за окном, дабы не быть втянутым в беседу
 – Ээээ. Да, в общем-то, недалеко были.  –  Василиса врать не любила, потому сказала правду.  – В монастыре мы были.
 – Э! Какой может быть отдых в монастырь! – эмоционально отреагировал горячий водитель. –  Зачем монастырь? Такая женщина! Доктор!  По телевизору показывают! И вдруг в монастырь! –  водитель, с укором поглядев на Владимира Яковлевича, продолжил почти с негодованием: – Я бы такую женщину на руках бы носил, на море бы отвез, в горы или хотя бы в Большой театр бы сводил!
 – Ой! Ну, благодарю Вас за комплименты. Честное слово, приятно! – постаралась   побыстрее задобрить водителя Василиса Андреевна, ибо почувствовала, что приятель ее тихо закипает, несмотря на ученую степень и глубокие познания в психологии.  Благо, что уже подъехали к нужному месту и путешественники поспешили выгрузиться. Однако водитель оказался проворен и еще более галантен, чем можно было предположить: вышел, распахнул дверь перед красивой женщиной и даже подал ей руку, помогая выбраться из авто.
Когда такси уехало, оставив за собой облачко пыли, Василиса, поправив волосы, заметила:
 – Хм, оказывается, даже три дня отдыха могут сотворить чудо! – и уверенно постучала в калитку.
Путешественникам открыл калитку розовощекий Иван. Был он в резиновых сапогах, в садовых перчатках, всем своим видом подтверждая, что труд на земле, в данном же случае   прополка грядок, – очень полезное занятие.
 – Ой! Здравствуйте! Василиса Андреевна! Владимир Яковлевич! Я чувствовал, что кто-то приедет сегодня. А это вы? – он действительно был рад видеть гостей, и всё же в голосе его послышалось некое разочарование.
 – Ваня! Вы всё еще здесь?
 – Да, вот. Трудимся в огороде. Помогаю, как могу.
 – И очень хорошо! А мы были в совершенно замечательном месте, Ваня! Вот, держите гостинцы и несите в дом! 
 – Да, конечно. – Он тут же покорно принял из рук Владимира Яковлевича сумки и, нагруженный, направился по тропиночке к дому.
Василиса посмотрела ему вслед: «Ах, какой же юный, хрупкий мальчик. Совсем один». А потом, вдруг отринув эту мысль, строго сказала сама себе: «Что это я? И вовсе он не один. У него есть все мы. Теперь-то уж он в безопасности!»
В окошко, что выходило во двор, выглянул Арчи:
 – О! Какая приятная неожиданность!
Встречу ль яркую в небе зарю,
Ей про тайну мою говорю!
Подойду ли к лесному ключу,
И ему я про тайну шепчу, –
процитировал он то ли загадочно, то ли торжественно. Никогда сразу нельзя было понять, на что намекает Арчи конкретно. Вечно в его цитатах улавливалось несколько подсмыслов, и многие, выслушивая его литературные ассоциации, уже смирились, не пытаясь разгадать намеки, но просто расширяли свой кругозор. 
 – Мгновение, и я спущусь к вам! –   И он исчез в недрах дома.
Василиса с Владимиром прошли по тропиночке в сад, скромно присели на пенечки, предназначенные когда-то как раз для многочисленных посетителей.
Арчи вышел к гостям, сменив привычный глазу близких друзей, хоть и шикарный, но всё же халат, на более светскую одежду – рубашку и брюки.  Разноцветная веселенькая тюбетейка по-прежнему красовалась на его макушке.  Возможно, Арчи просто прикрывал ею первые проявившиеся признаки залысинок в его некогда шикарной, кудрявой шевелюре.
 – Ну зачем, честное слово, столько всего? Иван принес на кухню громадное количество еды. Помилуйте!
 – Аркадий! У вас часто бывает много гостей! А нам с Владимиром Яковлевичем надарили вот это всё, и поверьте, что мы от всей души, к столу! Мы были в замечательном месте! Сначала в монастыре, а потом поехали в одну деревеньку, и вот там…  Ох, так много впечатлений! Откровенно говоря, очень хочется поделиться. 
 – Хорошо!  Кстати, Дмитрий вот-вот должен уже появиться!  Поставлю чай, накроем на стол и отведаем ваших гостинцев все вместе! А пока что я предложу вам погулять по нашему садику.
 – А нет ли вестей каких от Аннушки?
 –  Увы, нет. Однако уверен, у них всё в порядке!  С вашего позволения. – Он, вежливо поклонившись, удалился на кухню.
Гости прошли через садик к лавочке, той самой, что пряталась в малиннике, в золотистой яблоневой тени. 
 – Василиса Андреевна! У меня есть для тебя кое-что, – воспользовался паузой психолог, решив, что именно сейчас время подходящее.
 – Что такое? – улыбнулась приятельница.
Психолог вынул из кармана сверток и вложил Василисе в руку.
 – Вот! Это тебе передали, хм… точнее… передал отец Георгий. Он сказал, отдать в городе. В общем, вот.
 – Мне? – Василиса развернула льняную ткань, и взору ее предстала ажурная берестяная нежная бабочка. Невольно навернулись слезы и сами собой потекли по щекам.
Владимир Яковлевич решил, что тактичнее будет ему отойти в сторону, проявив   внезапное любопытство к пышной цветочной клумбе, где над розами старательно гудел большой шмель.   А Василиса так и сидела на лавочке, в окружении трепещущей листвы, держа в ладонях льняную тряпочку, на которой задержалась в мгновении легкая берестяная бабочка, вот-вот готовая вспорхнуть. 
 – Добро пожаловать к столу! – послышался голос Арчи. 
 Владимир Яковлевич, порядком проголодавшийся еще в дороге, незамедлительно отреагировал на приглашение.
Внезапно издалека донеслись радостные возгласы, шум и даже веселые звуки флейты.
Василиса Андреевна встрепенулась и, так и держа в ладонях свою драгоценность, аккуратно пошла по тропинке к дому.
Взору Василисы предстала удивительно радостная картина.
Нюта и все ее друзья были тут. Митрич затворял ворота, Тема играл на флейте, Вадик уже нес на стол копченую рыбину, Арчи расставлял дополнительные пенечки вокруг стола, Владимир Яковлевич, так и не успевший присесть за стол, застыл в ожидании около поленницы, Иван скромно стоял в сторонке, Аня была рядом с Мишей, а Миша смотрел прямо на Василису и улыбался. 
 – Мама! Ты здесь! Как это хорошо! Мы вернулись. – Нюта бросилась к матери.   – Мама! Я столько должна тебе рассказать!
…
 Деревянный садовый стол накрыли белой скатертью, расставили все гостинцы, так что и места свободного почти не осталось. Все чинно расселись по местам.
Запах копченой рыбы щекотал ноздри, что очень радовало Вадика. Он с довольным видом раскладывал свою драгоценную рыбу по тарелкам.  Сыр бабки Бояны произвел фурор. Монастырский квас веселил, словно был заварен на хмелю.
  – Ох, забыл я хлеба-то купить, – хлопнул себя по лбу Митрич.
 – Есть хлеб! – Миша достал из стариковской котомки, которая всё это время, оказывается, была у него за плечами, большую буханку белого лесного хлеба на ягеле.
  – Вот, хлеб! Тот, что передал нам Старик! Он как раз просил всех угостить!
Хипарь отломил первый кусок для Нюты, потом отломил второй и отдал Митричу, потом – Василисе, Аркадию, Темычу, Вадиму, Ивану, Владимиру Яковлевичу.
И так он это красиво и просто делал, что все с изумлением глядели на его руки и с трепетом ждали, что вот теперь он скажет какие-то важные слова. А он просто улыбался.
 Торжественное молчание сменилось чистой радостью. Темыч, прожевав кусочек хлеба и запив его терпким квасом, достал из кармана свою вечную флейту и заиграл на ней веселую мелодию.
Митрич, подняв указательный палец, в привычной ему ироничной манере произнес:
 – Есть у меня ощущение, что все мы сейчас присутствуем в каком-то очень важном моменте.
 – Старик! Ты, как всегда, прав, – ответил ему в тон Арчи и продолжил:
 Чужих меж нами нет,
мы все друг другу братья,
под вишнями в цвету.
На этих словах, зачем-то, Митрич заглянул в глаза хипарю.  И тут что-то мгновенно так сильно ухнуло, где-то в районе солнечного сплетения, словно большой огненный шар готов был вырваться наружу из его груди. Глотнув воздуху, он отвел взгляд, рассмеялся тихонечко и еще тише промолвил:
 – Ух! Да, понял, понял я! Ты, старик, думаешь, это так просто? Фух. – выдохнул он, потом встал, подошел к Нюте и, взяв ее за руку, быстро произнес:
 – Нюта! Будь моей женой! Только, пожалуйста, не отказывай, иначе я этого не вынесу.
 – Ой! – зарделась девушка до кончиков волос.  – Да? То есть, хорошо. Да!  Я согласна.
 – Ур-р-ра!   –   первым завопил Рыжий, и его вопль подхватили все остальные.
 – О Господи! – только и сказала Василиса Андреевна.
 – Вот так вот?! –  вздернув брови, произнес Владимир Яковлевич и, решив, что сейчас самое время выполнить второе поручение пустынника Георгия, он вылез из-за стола, нащупав в кармане заветный кулечек, подошел к девушке.
 – Аня! Простите, что Вас отвлекаю. Такая радость! Поздравляю Вас и Дмитрия! У меня есть кое-что для вас. – Вынув из кармана кулечек, торжественно сказал:
 – Отец Георгий, пустынник, у которого мы были с вашей матушкой, просил передать Вам лично в руки.
 – Мне?! Ой, как интересно! Что же это?
Нюта приняла в руки холщовый мешочек, туго перевязанный плотной шерстяной нитью.  – Ох! Тут надо постараться, чтобы развязать.
 – Дай помогу! – заботливо предложил Митрич.
 – Можно, я сама попробую, пожалуйста! – подцепила ноготком. Узелок не сразу, но поддался. 
Из холщового мешочка на ладонь девушки, выкатился большой прозрачный камень ярко-алого оттенка, который тут же, на солнце, заиграл разноцветными искрами.
 – Ой! Что это?
Аркадий присвистнул от удивления. Он склонился, поправил очки на носу и сказал:
 – Это?! А это, Нюта, то, что придется вставить в надежную, крепкую оправу, спрятать под блузку и никому не показывать.
©
Продолжение следует.    





В произведении приводятся выдержки из произведений Сергея Есенина, Петра Ершова, Александра Пушкина, Федора Тютчева, Ларисы Васильевой, Александра Фета, Александра Бородина, Мацуо Басё.




Повесть «Присутствие»  –  приключенческое фэнтэзи, история о компании друзей, проживающих в маленьком провинциальном городке. Все персонажи, все события в произведении являются исключительно вымыслом автора.



Автор намеренно пишет слова «безконечный» или «безцеремонно»  через букву «з», игнорируя правила.

С любовью

Наталия Княжинская