Муха на стекле

Он пришёл днём, когда мама была на работе. А раз мама была на работе, а я дома, то можно сделать вывод, что это всё происходило в летние каникулы. Да, это был август.
 
 Мне сложно вспоминать детство, от него у меня почти нет счастливых или хороших воспоминаний. Разве что когда мама купила мне компьютер, на нем было три игры, и не получалось уснуть ночью, голову будоражило от предвкушения, полночи тогда смотрел как горит лампочка на мониторе.Это первое, что приходит в голову, рифмующееся со “счастьем”. Я попытаюсь вычленить из этого клубка некоторые запоминающиеся и написать пару-тройку рассказов, таким образом избавившись от них. Будто это так работает.

День был солнечный и беззаботно летний. Кто-то говорит, что жизнь - лучший драматург, но она порой очень ***вый декоратор. или наоборот хороший, раз обычно всё не выглядит киношно и оттого дешево? Было солнечно, зеленые листья и трава, вот пожалуй и всё, что нужно знать об этом дне.

 Он пришёл как всегда с пакетом и перегаром. В пакете угадывался подарок - с тех пор как он ушел из семьи это была такая форма выражения любви. Либо подарок, либо деньги. Иногда он даже приходил ко мне в школу и давал рублей 50, от этого я чувствовал себя королем буфета как минимум. С такой суммой можно было ходить за булочками хоть каждую перемену. Можно было даже позволить себе ту самую пиццу. Мама давала мне в школу 15 рублей.

Он нетрезво полез обниматься и целоваться. И если в своем более нежном и юном возрасте я считал это нормальным,  то на тот момент меня переклинило. наверное, мне было лет четырнадцать или около того, тот возраст когда начинаешь бунтовать против всего до чего дотянешься. В тот день я дотянулся до отца. Хотя я прекрасно помню что копил эту неприязнь и твердое “нет” уже давно.

- Сынок, привет.


И опять слезы, ох уж эти пьяные слезы. интересно, это  от него я научился рыдать пьяным или у всех так? От отца я точно  унаследовал
 алкоголизм, глаза и колени. Ну и страсть к наколкам и неправильному выбору мест их расположения. У отца, к примеру, были на на ногах “они устали” то ли возле пальцев, то ли прямо на них. У меня - на пальцах рук. Тоже ерунда, только более попсовая.

- Вот, посмотри, я тебе подарок принёс

 По-моему его язык уже тогда немного заплетался. В пакете был, вроде, костюм “тройка”. На тот момент вещь топовая, к слову, там были штаны, олимпийка, а сверху еще и жилет с карманами почти как у Анатолия Вассермана, разве что карманов меньше. Но и я не настолько эрудирован был тогда, да и сейчас, чего греха таить.

- Вот, возьми, возьми, - отец протягивает пакет мне в руку.
- Нет.

 Наконец-то я это сказал. Бунт долго томился и зрел в моих душе и сердце и теперь вышел наружу. Не так грандиозно, как мне хотелось бы, но моя жизнь - драматург скромный, на полставки драматург. Да и я.
Как? Почему? Ты что, больше меня не любишь?
- Нет.

Любил уж наверное. Может и до сих пор люблю. на тот момент слова у меня кончились, было лишь одно тупое “нет” на все вопросы.
 
Тогда Он разрыдался еще сильнее. Всхлипывал и громко дышал, пытался обнять, но взаимных объятий не получалось. Я стоял как остолбеневший. Сплошное “нет” из плоти.

Немного успокоившись, он сказал: “Ладно, тогда принеси мне бумагу и ручку, я тебя тут подожду”.
Мы жили в частном доме, да как и все в нашем маленьком городе, поэтому когджа я говорю “дом”, то это одноэтажный деревянный дом, как у ваших бабушек в деревнях. Когда говорю “двор”, то это место, где обычно хранятся поленницы для дров, отсюда можно пройти в баню или в хлев к поросятам, но они уже там не жили - мы их больше не заводили. Дверь в огород, балки, какие-то доски - в многоквартирных домах для этого есть балконы.

С каким-то недетским хладнокровием я забежал домой, нашел там блокнот и ручку, вернулся со всем этим к отцу. Он даже не ожидал, что я так спокойно выполню его просьбу. Да и я сам не ожидал от себя, мне кажется.
Принес? Ладно. А теперь пиши: “Я, ****ов Артём Васильевич, отказываюсь от своего отца ****ова Василия Ивановича”.

 Внутри меня что-то дрогнуло. Будто где-то нашлись ещё запасы невыплаканных слов и в этой дамбе, сдерживающих их, появилась трещинка. Но сегодня и еще пару или десять лет я - сплошное “нет”, а значит, проглотив ком в горле, я послушно записал под диктовку отца и посмотрел на него.

Отец взял блокнот и слезящимися глазами прочитал написанное. Слезы стали душить его еще сильнее. наверное, он толком и прочитать не смог. Единственное, что он пробормотал, было: “Вот тебе и подарочек на день рождения”. Я так и вспомнил, что это был август - тогда у отца и был день рождения. Убрав пакет в сторону, а записку в карман, он прошел мимо меня во двор. Сколько помню у кого не бываешь во дворе дома, всегда висят какие-то веревки и проволоки, вещи, которые давно пора выкинуть, но всё кому-то жалко.

Одну из таких проволок нашел отец. Я непонимающе смотрел на него, пока он сооружал нехитрую петлю. Балка была чуть выше его головы, так что другого конца проволоки как раз хватало обмотать её вокруг балки. Просунув голову в петлю и закрепив её на горле, он закатил глаза. Время в тот момент остановилось.

Я оцепенел под стать времени. Не помню, знал ли я тогда что такой самоубийство, наверное да, о смерти я думал чуть ли не с начальной школы. Уверен, что даже при взрослых людях не так часто пытаются убить себя. а тут почти ребенок. Есть повод растеряться.

Я подбежал к отцу, теперь слезы душили меня. держа его за штанину, я кричал: “Папа! Папа, не надо! Папа!”. Вокруг было лето, но не здесь, здесь будто скрутили контраст, всё стало более сырым и серым.
Я всегда был хилым ребенком, поэтому сил и роста снять отца у меня не хватило бы. Поэтому только тогда до меня дошло , что нужно бежать за мамой.

Психоневрологический интернат находился на соседней улице, буквально пять минут ходьбы. Я всегда боялся ходить к маме на работу, особенно летом, когда больным разрешалось гулять во дворе. И хотя мама говорила, что им нельзя ни к кому прикасаться, я всегда считал, что именно ко мне когда-нибудь исподтишка прикоснуться и… И не знаю. Заразят своим безумием? А может это передается воздушно-капельным путем? Тогда понятно, почему в моей жизни всё так складывается. Кто теперь уж вспомнит чего боялся подростковый мозг. Сейчас, когда я вижу за забором больных чаще всего я чувствую сострадание и стыд. Стыдно быть нормальным или казаться им.

И вот я бегу. Мальчик со слезами на глазах, по залитой солнцем улице. В воздухе кружится пыль, летают всякие насекомые. где-то недалеко вешается мой отец.

Захлебываясь слезами и соплями. я забежал к маме на работу, в надежде утащить ее за собой:  “Пойдем быстрее! Там папа вешается!”
“Да Господи,” - помню только как мама тогда заулыбалась и предупредила остальных коллег, что скоро вернется. Ещё помню, что долго не понимал этой ее улыбки. Да, вы давно в разводе, но здесь же человек умирает, разве тут есть чему улыбаться?

Мама за мной не бежала, но шла быстрым шагом, чтобы мне было спокойнее. Она вообще была спокойна в тот день, даже когда вытаскивала  голову отца из петли. Будто каждый день спасала самоубийц, отвлекаясь на это от основной работы. Так, мимоходом.

Меня она тогда отправила в дом, да я и рад был, что меня освободили от наблюдения этой страшной взрослой жизни, от наблюдения людей, которые не могли существовать вместе, но им опять пришлось столкнуться, а виной всему - ты.

Через некоторое время мама постучала и попросила выйти во двор. Отец был жив, и распухший от слез. в руках он держал тот самый пакет, с которым пришел. “Возьми, возьми,” - заговорщически сказала мама. Отец лишь всхлипывал где-то на фоне, либо моя память пытается вытеснить его. Долго меня уговаривать не пришлось, и я взял пакет - мне хотелось быстрее домой, в свою комнату, куда никто не заходил, там было самое безопасное место в мире. “Иди домой, сейчас я его провожу и приду,” - сказала мама и повела отца за ворота. Неужели все можно было так просто закончить? Просто взять пакет и всё? и ничего бы не случилось? Как всё это работает в мире?
Вскоре мама вернулась.
- Че он вдруг? Че ты ему такого сказал?
- Я отказался от него…

 И коротко рассказал, что случилось. Мама лишь рассмеялась, поставив меня ещё в бОльший ступор.
- Ой, Господи. Ладно, мне на работу обратно надо. А ты не него не обращай внимания. Он просто выёбывается как муха на стекле. Всё, пойдем, закроешься за мной.
 
Да, чуть не забыл. Я там выше писал про мою наследственность от отца, помните? Наколки, колени. Каждый раз, когда я собираюсь убить себя, я понимаю, что если мне не удастся, а все мои предсмертные записки будут прочитаны и останутся со мной в живых, то здесь и проявится моя главная наследственность - выебываться, будучи мухой на стекле. Только сложно носить её с собой, оставаясь слабым ребенком, еще и притворяясь взрослым.