Реляция из Тегерана от 25 мая 1721 года Петру I

Реляция [донесение Флорио Беневени] из Тегерана от 25 мая 1721 года Петру I

«Всемилостивейший царь государь. Указ Вашего Величества от 20-го сентября 1720 года прошедшего марта 6-го числа здесь, в Тегеране [Тихране], исправно получил. А письмо канцлера Вашего, которое послано к ширванскому хану в Шемаха, оное от курьера вручено тамошнему на’ибу, или наместнику ханскому, поскольку после перемены старого И’тимад ад-Даула [в тексте речь идёт об сунните, визире Фатх-‘Али-хане ’ад-Дагистани [1105–1135/1694–1722], и который в последствии был арестован, позже, 8 декабря 1720 г. по обвинению в попытке захвата власти и разжигании смуты в приграничных районах [нападения лезгин на [персов] в Ширване — прим. А.А.] также и [прежний] ширванской хан, якобы дядя его [т. е. визира Фатх-‘Али-хана ’ад-Дагистани — прим. А.А.], смещён и арестован.

В помянутом указе написано, если до получения Вашего царского указа, позволения, совершенное о пропуске моём из Шемаха в Бухара через персидские земли [я] получу, то со всякой спешкой [свой] путь [буду я] продолжать. А [если] будут действительно пропуск [на транзитный проезд — прим. А.А.] мне не давать, и будут под разными отговорками [меня] удерживать, то из Шемаха ко двору Вашему [буду] назад ехать.

Всепокорно доношу Вашему Величеству, как ширванской хан до 11-го августа [1720 года] меня в Шемаха удерживал, чего ради указ Ваш при этом хане исполнить не мог и здесь, находимся при шахском дворе, немедленно исполнил; так как персонально Ваш указ объявил сему И’тимад ад-Даула, представляя ему, поскольку шахское величество отпуск мне не позволяет, и министры под разными отговорками нас проводят, то б позволение дано было мне назад возвращаться без никоторого препятствия, на что этот И’тимад ад-Даула отвечает:

«И мы также получили копию с письма государственного канцлера, к шемахинскому хану отправленного, в котором пишет именно: если посланник наш из Шемаха не отпущен, то ему назад возвращаться. А вы уже здесь давно находитесь; его шахское величество проезд через свои земли не отказывал, но при нынешних случаях некоторых причин ради, если отпуск ваш отчасти продолжен, и в том пенять непристойно; лишняя промедление [задержка] от Бога, а не от нас произошла».

При этом же этот И’тимад ад-Даула, видя совершенную мою к возвращению резолюцию, сие сказать не оставил:

«Мы признаём из письма государственного канцлера, что они желают продолжения пути твоего в Бухара, а не возвращения ко двору; того ради не надлежит так торопиться, ведаем, что за недобрым управлением И’тимад ад-Даула не мало терпели, и ныне немногое время можно потерпеть».
Обнадеживая меня, что в пяти днях совсем нас в дорогу отправить хотел, и при мне тут приказал о подводах и о других нуждах, чтоб нам вскоре выехать. На что я этому И’тимад ад-Даула ответил, что я на письмо, отправленное к шемахинскому хану, не смотрю, но только на указ, ко мне присланной от двора; однако ж, поскольку столь долгое время ждал, пять дней за регард ваш [уважая вас] подожду, и то [все равно] с великим опасением, поскольку до получения помянутого указу действительно я отправлен [в дорогу] не был, только на одних словах. На что этот И’тимад ад-Даула сказал:

«Если до сих пор я действительно не отправлен, и то отчасти учинено для нечистоты в дороге, а ныне, все конечно, отправить хотели, т. к. армию отправляют по мечетской дороге к Ирату, чего ради все дороги чисты будут».
Наконец, стал мне выговаривать, якобы б мне не надлежало о шемахинском случившемся деле также и о прочем терпении Величеству Вашему писать, ниже во гнев вводить, но на время, пока б шахское лицо [не] увидел и оному пожаловался б, кое-что и умолчать пристойно было, ибо его величество о том ничего не ведал: ниже старого И’тимад ад-Даула коварство явно было [не было явным]. И я ему отвечал, что обо всём мне верно писать надлежит, а его шахскому величеству ныне надлежит при Вашем Величестве оправдаться и об стараться найти оправдание. На эти мои слова этот И’тимад ад-Даула весьма умолчал, только при поезде моём объявил, что шахское величество повелел отправить ко двору Вашему Хафиз-бека [как из реляции усмотреть можно], а каким характером, заподлинно сказать не мог.

После того свидания с И’тимад ад-Даула опять на обман и [на] фальшивые персидские слова попались, и не только пять дней, но и пятнадцать прошло, а мы не отправлены, только определен нам в дорогу един придворной офицер, а указ и другое, что потребно, по всякий час будто в готовности рассказывают, а налицо ничего не являлось. Чего ради вновь не только на словах, но и на письме жестоко докучать стал и, дабы все подозрение, которое б надо мною персияне иметь могли, уничтожить, непрестанно представлял, что я в Бухара более ехать не хочу и меня б назад в добром здравии препроводить велели, а не так, дали б мне реверш [обязательство, письменное ручательство] един на письме, для какой причины меня удерживают, а с фальшивыми словами меня б не проводили. На что ответ и резолюцию получил от И’тимад ад-Даула, что назад ехать отнюдь допущено не будет, разве за таким моим письмом, что двор персидский совсем меня отправил, а я не похотел ехать.

А что касается до причин, за которыми не только и здесь, но и в Ширване задержаны были, за печатаю И’тимад ад-Даула вручено мне такое письмо, в котором изъявляется в начале, что лишняя наша задержка и прочая, случившаяся в Ширване, и то учинено за недобрым порядком старого И’тимад ад-Даула. А и здесь, при дворе, будто за нечистотой [небезопасной] дорогой мечетской [т. к. афганцы по этой дороге великие пакости чинят] также и некоторых государственных причин ради шахского величества, оберегая нас до приезду испасалара [которой с войском по мечетской дороге к Ирату определён], приудержать повелел; в оном письме также написано, что шахское величество для братства и неутомимой дружбы, которою с Вашим Величеством имеет, меня удовольствовал подводами, также и дорожным кормом, а никоторым проезжим послам такая честь не чинится.

И то все неправда, поскольку последнему из хивинцев или бухарцев, едущим в Мекку, имея рекомендацию ханскую, великое учтивость от этого двора водится показать. Если мне некоторая часть цивилитета [предоставлена возможность] в подводах и в корму показана, я министрам шахским втрое сделал и могу правдиво сказать, что эту дорогу на свои деньги купил и всегда готов уличить оных, кому что подарил, а что я принял от двора, во всем роспись подал. В конце упомянутого письма написано про наших в Ширване обретающихся русских торговых [об которых нуждах я сам доносил И’тимад ад-Даула], объявляя, что Хафиз-беку, которому ехать к двору Вашего Величества указ дан, по моему донесению все русские дела в Ширване осуществить.

Вышеозначенное письмо вручено мне на тот день, когда я требовал паспорт для отправления курьеров до Вашего Величества, и этот И’тимад ад-Даула через постороннего просил меня, дабы о сем Вам донесть и уверить Вас [о] шахской доброй дружбы и союзничества. Нынешнее сего, персидского, двора поведение описать невозможно, т. к. в нём непостоянстве обретается. Не ведаю, как прежде этого было, а что ныне, [то] по дирекции в доброе состояние дела привести весьма трудно: все министры генерально смотрят на свою прибыль, а рассуждения об интересе государственном никакого не имеют, и такие лгуны, что удивительно. На одном моменте и слово дают с клятвой Божьей и запираются.

С его шахским величеством трижды свидание имел. На третьей аудиенции, понеже также пожаловался ему об нашем долгом задержании и просил о скором отправлении, он дважды, трижды при мне приказывал И’тимад ад-Даула, чтоб меня, якобы брата его и древнего друга, посланника, со всяким удовольствием немедленно отправил. Совсем тем по-старому трактованы. Первых чисел апреля испасалар отсель тронулся и шах сам к Мечету ехать хотел, но 16-го того же месяца, получил ведомость секретную из Испагани, будто намерение в народе брата его короновать, чего ради испугавшись, 23-го внезапно поднялся отсюда прямо к Испагану и за скудостью подвода, большую часть багажу также и канцелярию целую и здесь покинуть принужден.

Увидя я таков скорой шахского величества отсюда отъезд, и что об отправлении нашем совершенная резолюция не учинена, опасаясь, дабы и здесь нас не покинул, на тот день, как шах за город выезжал, самому мемориал на дороге презентовать и персонально от него последнее решение требовать отважился. Шахское величество, увидев меня, остановившись и приняв тот мемориал, с великим удивлением стал меня спрашивать, а именно это слово промолвил:

«Ожидал я, что вы давно отправлены, а вы ещё здесь. Я все твои нужды исправлю, не сомневайся, и велю немедленно вас отправить».

И’тимад ад-Даула притом в страху весь помертвел, т. к. шах, обратясь к нему с гневным лицом, сказал:

«Для чего до сих пор [они] не отправлены?»

Это случилось под вечер, а на завтра И’тимад ад-Даула, позвав нашего приставного, и ему подорожный указ для подводов вручил, и велел оные как скорее возможно собрать и отсюда ехать. Также И’тимад ад-Даула велел мне сказать, что не надлежало было вчера шахское величество персонально трудовать, поскольку сегодня те же б указы и подорожная [проездное свидетельство — прим. А.А.] вручена была. А я слышал [не знаю, правда ли], что шах после, как прочёл мой мемориал, хорошую погонку дал И’тимад ад-Даула, и в особенности для того, что ничего не объявил ему о курьере, также об указе Вашего Величества присланном. После отъезда шаха с месяц целый паки здесь, в Тегеране простояли за подводами, и с большим трудов этого числа кое-как отсюда выбрались.

Вашего Величества, моего всемилостивейшего государя, нижайший и всепокорнейший раб Флорио Беневени. Из Тегерана 25-го мая 1721 года. Получено в г. Москва в 15-го января 1722 года».

Подготовил с примечаниями: ‘Али Албанви

Литература

1. Посланник Петра I на Востоке. Посольство Флорио Беневени в Персию и Бухару в 1718–1725 годах. М., Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1986. С. 60–63. [Электронный ресурс] Режим доступа: свободный. — Загл. с экрана (дата обращения: 06.01.2025). — Яз. рус.