Курить или быть?

КУРИТЬ ИЛИ БЫТЬ?

Я уже писал об алкоголе и наркотиках во время войны, и рисках, связанных с ними. Делал я это,  исходя из общих знаний предмета и личных наблюдений. Слава Богу, сам я никогда не страдал ни алкогольной, ни наркотической зависимостью. Осталось, кажется , самое лёгкое - написать о курении. Почему самое лёгкое? Да потому,  что сам я около 20 лет был заядлым курильщиком, «прогулявшись» по двум Кавказским вооруженным конфликтам - в Азербайджане и в Грузии в 1992-93 гг. с сигаретой в зубах, как и многие мои товарищи-инженеры, пережившие то же, что и я, и вернувшиеся живыми и относительно здоровыми домой. Думал, что самое лёгкое - а оказалось, что нет. Дело в том, что никотин в ряду психоактивных веществ занимает особое место. Действие его на организм и нервную систему человека не столь очевидно и разрушительно, как алкоголя и наркотиков. Главной опасностью при курении табака зачастую видится, в обычной жизни, повышенный риск заболеваемости раком легких или гортани, а на войне - демаскировка курильщика огоньком сигареты, либо резким запахом. Вероятно, что количество и качество табака в первом случае, и определённые организационные меры - во втором, позволяют как-то минимизировать риски от этого злачного занятия, похищающего, впрочем, в любом случае драгоценное время жизни у курильщика.
Моё увлечение курением началось, как ни странно, после смерти моего отца, скончавшегося в 49 лет от рака лёгких. Первоначально это была 1 сигарета в день во время вечерней прогулки - как некий поминальный ритуал по ушедшему близкому человеку. Вскоре дневная доза увеличилась до 2-3 сигарет в день - тогда я ещё скрывал начавшую укореняться во мне страсть от друзей и, в особенности, от родственников. Курил я, в основном, болгарские сигареты с фильтром: «Родопи», «Ту-134», «Интер», либо популярный в Питере отечественный «Космос». Справедливости ради, следует заметить, что первую в своей жизни сигарету я выкурил всё-же в компании - в стройотряде, во время прощального костра, предварительно «причастившись» разведенным медицинским спиртом. Мой «наставник», научивший меня затягиваться, из числа моих институтских друзей, сам практически не курил и никогда впоследствии не страдал этой чрезвычайно трудно изживаемой зависимостью, чего не скажешь о его незадачливом «ученике»,  в течение 20 последующих лет, закуривая очередную сигарету, дававшего себе клятву, что эта сигарета - последняя в его жизни и постыдно нарушавшего её всякий раз - по поводам и без повода.
Курение в компании стало новым этапом моего саморастления, за этим последовало включение курения в жизненный ритм и формирование привычки.
В былые годы, ещё до моего поступления в институт, в «Военмехе» часто можно было увидеть идущего по коридору с сигаретой студента или сотрудника, многие преподаватели принимали зачеты или курсовые работы с сигаретой в руках. Похожая ситуация была и на предприятиях, куда распределялись потом выпускники института - курение было нормой для работников умственного труда. Курили в конструкторских секторах и кабинетах главных конструкторов. Таким образом создавалась и военная, и гражданская  техника, таким же образом решались вопросы её эксплуатации. Правда в середине 80-х подобную «вольницу» уже сильно ограничили, отведя для курения определенные места, но, тем не менее, «дресс-код» - интеллигент с сигаретой, оставался незыблемым.
Перестройка и, в особенности, 90-е годы внесли в курительные практики существенные изменения. Резкое сокращение импорта болгарских сигарет, введение талонов на табак и алкоголь, заставило курильщиков осваивать новые горизонты: в те годы я курил махорку-полукрупку, научившись сворачивать из газетных полей «козьи ножки», кубинские «Ligeros” и «Partagas”, иногда , о ужас, в дело шли «бычки». Наиболее запомнившимся брендом в те годы для меня стали армянские ароматизированные сигареты, которые наш рубиновсктй начальник сектора, отобрав у своего старшего сына, подарил коллективу. Такой мерзости я, пожалуй, больше никогда не курил.
Светлым пятном в то время были иногда «выбрасываемые» в табачном ларьке у Витебского вокзала индийские «Capstan” и немецкие «F6”. В основном же, уважающие себя люди в те годы активно переходили на коммерческие англо-саксонские и американские бренды: «Dunhill”, “Pall-Mall”, “Camel” и «Marlboro”.
Разумеется, тот факт, что «Беломор» в Ленинграде нужно покупать исключительно фабрики Урицкого, я узнал в самые первые годы своих курительных опытов.
Таким образом, в 1992 году на Кавказе я оказался уже сформировавшимся курильщиком, что вполне отвечало традициям тех мест - в те годы в Грузии и Азербайджане из мужского населения не курили разве что тяжко больные, по жизненным показаниям. Там я узнал много нового и интересного о свойствах табака и табачной продукции. Например, среди азербайджанцев бытовало мнение, что болгарский табак чрезвычайно снижает мужскую потенцию, и курить его не следует. Из местных сигарет запомнились «Мугань», «Карабах», «Бакы». Бакинская «Астра» без фильтра была гораздо забористей Питерских «Стрелы» и даже «Рейса». Впрочем, наиболее котировались из отечественных сигарет - московская «Ява», а из импортных, американских - «Congress”. Показательно, что цены на папиросы «Беломорканал» на местном базаре раз в 5 превышали стоимость сигарет с фильтром. Пачка «Беломора» стоила 25 рублей. Объяснялось это просто - папиросы использовались любителями «травки» в своих гнусных целях - стянутая с мундштука головка папиросы набивалась смесью конопли и высыпанного табака и служила заменой традиционного, но громоздкого гальяна.
Обстановка постоянного напряжения и нервного стресса, создаваемая звуком частых обстрелов и пребыванием в чужой этнокультурной среде побуждала к увеличению употребления никотина. Компенсирующими факторами были ежедневные купания в холодной горной воде и игра в тасбих - прием, подсказанный одним местным сварщиком из беженцев, поведавшему мне, что, перебирая пальцами чётки, он отвлекается и забывает о курении.
Позднее, вернувшись в Россию и начав свое воцерковление, я приобрел православные чётки, которые также помогли мне бороться с охватившей меня пагубной страстью.
С самых первых своих исповедей я начал каяться в грехе табакокурения, но вский раз, выходя из храма после причастия, закуривал вновь. Мои попытки запрещать себе курить и лишать себя сигарет отнимали у меня покой и сон, приводили к конфликтам в семье и коллективе, и, в конечном итоге, сделали меня законченным психом, заставив на долгие годы отказаться от мечты освободиться от порока, как бы перешедшего ко мне по наследству от моего отца.
Но наконец, после развода и двух увольнений, мне все-таки удалось избавиться от курения. Помогли мне в этом православные трезвенники из клуба «Бодрствование», организованного на заводе АТИ В. А. Михайловым , научившие меня вести дневник по методике Г. А. Шичко. Среди них я с особой благодарностью вспоминаю Антония Антоньевича Кондратовича.
Помимо дневника в ход пошли никотиносодержащая жевательная резинка «Никорете» с одноименным пластырем. Немалую психологическую помощь мне также оказала книга Алена  Кара «Лёгкий способ бросить курить».
В течение нескольких лет мне удалось избавиться от курения и жуткого комплекса, связанного с неспособностью преодолеть свою вредную привычку.
Теперь вот уже более 15 лет я не курю, порой вспоминая годы своего многолетнего рабства греху во время приступов постковидного бронхита, напоминающего мне также об участи моих товарищей, не сумевших своевременно отказаться от этой на первый взгляд невинной, но смертоносной страсти: талантливого художника Сергея Опульса, поэта Владимира Сорочкина и других, ушедших из жизни во время пандемии. Конечно, ковид, как и война, не различает, кто перед ними - курящий или некурящий человек. Но всё-таки, сам образ действия данной страсти является как бы тягой к небытию в реальной жизни, а потому настежь открывает человеку дверь а это небытие, лишая его способности полноценно жить, мыслить и развиваться.

НИКОЛАЙ ЕРЁМИН

06.01.2025