Мартышка. Глава из романа Дети Авеля

                Мартышка

          В середине лета к старикам Полушкиным из города привезли внучку Наташку. Родители скоренько выгрузили ее из «Нивы» с сумками и пакетами, перекинулись парой фраз со стариками и умчались.
          Наташка была невысокая, страшно конопатая. Рыжие волосы торчали в разные стороны двумя озорными хвостиками. На курносом носу внучки громоздились огромные старушечьи очки с толстыми стеклами. «Это от косоглазия»,   объяснила Наташка.
          Белобрысый Санька Звягин тут же окрестил Наташку Полушкину «мартышкой».

                Шла мартышка вдоль пруда:
                Очко – туда, очко – сюда.
                Вдруг ёбарь из пруда:
                Иди сюда!

          Кличка прилепилась мгновенно. Наташка не обиделась. Она вообще была не сердитая.
          В компанию Мартышка вписалась мгновенно, будто всегда всех знала. С девчонками она играла, но больше с пацанами по крышам лазила.
          - Хорошая девчонка Наташка Полушкина,   сказал Санька пацанам, когда они ловили чебаков на Тыме. Погода в тот день была жаркая, чебаки клевали плохо. Пацаны сидели на берегу и болтали на разные темы. Обсуждали, между прочим, и девчонок.
          - Влюбился! – заржали пацаны. – Ты еще женись на ней, а мы к вам в гости станем ходить!
          - А спорим, я ее трахну! – заявил Санька.
          - Не трахнешь! – отрезал Шурик Толстый.
          - Трахну!
          Короче, забились на три «штуки». Шурик предлагал на пять, но Санька сказал, что на пять можно проститутку в городе снять. Про это он слышал от мужиков, те часто рассказывали о своих похождениях в городских килдымах.
          - Если деньги не отдашь,  - пригрозил Шурик Толстый,  - я сам тебя трахну!
          В ответ Санька послал его на три веселых буквы.
          Через пару дней Санька выкатил из амбара свой «Восход». Полдня перебирал, прочистил карбюратор, отрегулировал зажигание.
          К бабке Марьина он заявился с совсем необычной просьбой – попросил краску. Марьин третьего дня красил палисадник и в банке осталось немного зеленой эмали. Санька этому был очень рад.
          - Подкрашу бензобак, -  сообщил он. – А черной краски нету? Или серебрянки?
          Таковых не оказалось. Санька даже рассердился на богачей Марьиных – всё у них есть, а черной краски нету! Впрочем, банку с зеленой эмалью забрал.
          Приведя в порядок мотоцикл, Санька принялся усердно катать на нем Наташку Полушкину. Они ездили на речку, в лес, гоняли в Коркину в магазин, в Пшеничную на дискотеку. Бак бензина Санька истратил, хотя и показал Наташке еще не все местные достопримечательности. Оставалось место самое таинственное – заброшенная церковь. Его Санька оставил на десерт, как место будущего соблазнения Наташки.
          Марьин полол на огороде грядки, когда мимо забора промчался Санька на мотоцикле. Сзади него на сидении болтала ногами Наташка. Вид у нее был удрученный, словно у пленницы, которую увозит из родного дома в степь жестокий кочевник. С ревом и грохотом мотоцикл покатил по полям к старой церкви.
          Санька остановил мотоцикл у самого входа.
          - Ты куда меня привез? – спросила Наташка, испуганно озираясь по сторонам. Она сама хотела «полазить по церкви», но днем, когда не страшно. Сейчас солнышко клонилось к закату, тени деревьев становились длинней.
          - Чертей боишься? – поинтересовался Санька.
          - Боюсь.
          - А со мной? – лукаво поглядел Санька.
          - С тобой – не боюсь.
          - Тогда пошли, покажу наше с пацанами место.
          Они вошли в церковь. Санька сразу потащил девчонку по темным коридорам, по пути проводя экскурсию:
          - Вот здесь пацаны из Пшеничной ханку варили. Потом самый старший из них, Потап его кличут, говорит: «Пацаны, а баян где?». А шприц-то забыли!
          А вот там Гальку е-ли. Три мужика, не местных. Коська им водки принес. Они и ему предложили. Он только заржал, за титьку Гальку замацал и убежал.
          - А наше место здесь,  - сказал Санька, показал рукой на маленький квадратик пола возле окна. -  Мы здесь в карты играем, а один раз гномика вызывали. Он пришел, да как заматерится! Все чуть не пересрались!
          - Это что за гномик такой? – спросила Наташка. Она читала на стенах церкви надписи, словно летопись славных дел: «Миша», «Здесь был Коля», «Андрей, 1989 г.», «Любка и Олька, 2000 г.», «Марина, я тебя люблю!». Кроме надписей, стены были обильно украшены изображениями всевозможных, чаще уродливых и гипертрофированных, гениталий. Присутствовали также акты скотоложества с собаками и конями, сцены орального секса. Довершала этот первобытный набор порнографии коллекция аббревиатур.
          - Это тоже вроде чертика. Тут еще подвал есть, но мы туда не лазили.
          - Почему? – поинтересовалась Мартышка. В глазах ее вспыхнул живой огонек авантюризма. Церковный подвал, клады, привидения…
          - Завалит, -  серьезно сказал Санька, словно точку поставил. Огонек в глазах девчонки тут же погас.
          - Пойдем отсюда,  - попросила Наташка.
          - Подожди,  - Санька взял ее за плечо и повернул к себе.
          - Чего тебе?
          - А давай, Наташка, -  начал он с азартом, потом замолчал, подбирая слова. Ему хотелось сказать просто: «Давай, Мартышка, я тебя трахну!». Но он побоялся, что девчонка испугается и убежит. Она хорошо помнила обратный путь и могла бы добраться до дома сама.
          В пустой церкви гулял ветер, над крышей кричали галки.
          - Давай займемся любовью, – выдавился он.
          - Давай,  - огонек в глазах девчонки разгорелся снова.
          Санька заботливо подстелил куртку. Наташка улеглась на спину и закрыла глаза. Целоваться оба не умели, так что пропустили этот ненужный элемент прелюдии и перешли ко второму пункту.
          - Футболку сними, -  сказал Санька. Когда футболка была снята, он запустил пальцы под лифчик и обнажил маленькую грудку с розовыми сосками-пуговками. В фильме Сашка видел, как взрослый мужик сосал грудь женщины. Женщина при этом закрыла глаза и улыбалась. Видимо, это ей нравилось.
          Санька осторожно потянулся губами к левому розовому соску, Наташка дернулась.
          - Не надо, -  попросила она. – Щекотно…
          Санька немного помял Наташкину грудку и полез дальше. Стянул джинсы и фиолетовые трусики.
          - А ты умеешь? – спросила Наташка.
          - Умею, -  ответил Санька, гордый собой. – Что тут уметь-то!
          Как-то зимой Санька был в гостях в Пшеничной. Все, кроме него, напились. Орали песни, курили прямо в доме. После полуночи все как-то разбрелись. Хозяева пошли провожать гостей, пить «на посошок» и куда-то вместе с ними забрели. Остались в доме Санька да подруга хозяйки Зинка, толстая баба лет сорока.
          - Сашка, у тебя подружка есть? – поинтересовалась Зинка, наливая себе в стакан остатки портвейна.
          - Есть, -  гордо подбоченился Санька, -  и не одна.
          - Ишь ты! – усмехнулась женщина. – И как ты с ними? За ручки держитесь? Или по-взрослому?
          - По-взрослому, -  соврал Санька.
          - Да ладно! Выходит, ты не мальчик! А со взрослой женщиной когда-нибудь был?
          Вино она допила и теперь смотрела на пацана во все глаза. 
          Санька хотел соврать, что он был и со взрослой женщиной. И был не раз и не два. Но почему-то густо покраснел и промолчал. Зинка это заметила и как-то сразу обрадовалась.
          - Ну да мы это исправим!
          Зинка хитро подмигнула пацану и закрыла дверь на крючок. Потом направилась в спальню хозяев и поманила Саньку за собой.
          - У тебя как? – спросила она. – Женилка выросла?
          Санька сказал, что выросла. Зинка захохотала. Потом молниеносно стянула трусы и плюхнулась на постель.
          - Ну, иди ко мне, женишок! – сказала она охрипшим голосом и раздвинула ноги.
          Санька засмотрелся на белые толстые Зинкины ляшки, на большой живот и густые заросли под ним. Надо сказать, что он уже месяца два почитывал нужные книжки и примерно знал, что нужно делать. Но одно дело в книжках! Совсем другое, когда рядом с тобой взрослая опытная баба.
          - Встань на колени, -  потребовала Зинка, и Санька послушно опустился на оба колена. – Для начала ты мне ее вылижешь, чтобы мокренько было! А потом уже поглядим, какой ты жеребец.
          Между ног у Зинки пахло простоквашей. Санька поморщился. Преодолевая отвращение, он начал усердно лизать волосатые складки.
          Сначала Зинка сопела, потом начала во весь голос стонать. Санька даже перепугался, отпрянул. Женщина тут же ухватила его за волосы.
          - Лижи-лижи, не отвлекайся!
          Санька подчинился. Его слюна, перемешанная с какой-то глубинной Зинкиной жидкостью, капала на покрывало.
          Вдруг Зинка выгнула дугой и захрипела. Между ног у нее стало совсем сыро. Простоквашей воняло, наверно, на весь дом.
          - Молодец! – похвалила Зинка, переводя дыхание. – А теперь снимай штаны.
          Санька снял штаны, остался в трусах. Черные сатиновые трусы у него были длинные, почти до колен. Не трусы, а самые настоящие шорты! В таких только по пляжу ходить. Санька подумал, что Зинка будет смеяться. Но ей было пофиг.
          - Снимай! – потребовала она.
          Санька спустил трусы и тут же прикрыл ладонями срам. Получилось плохо, потому как внизу живота уже всё затвердело и вздыбилось.
          - Руки убери!
          Зинка осмотрела член, будто взглядом измерила. Что-то в уме сложила. Гримаску состроила.
          - Головку залупи. И вводи тихонько. Только в меня не кончи!
          Санька все сделал. Начал вводить осторожно. Хотя осторожность здесь была излишняя – у Зинки уже всё было разработано. И он вошел легко.
Внутри Зинки было горячо и мокро. И тут же, словно живые тиски Саньку зажали. Санька дернулся назад – не пускают. Попробовал вперед – трудно, но подаются. И тут он забуксовал. Начал, как машина по грязи, елозить взад-вперед.
          Скоро внизу живота начало тянуть, будто сидишь на уроке, ссать хочешь, а в туалет не пускают. И он начал терпеть.
          Когда терпеть уже не было мочи, живые тиски сжались совсем туго, до боли. Санька застонал, дернулся из Зинки. И сразу пролился. Забрызгал ей живот и ляшки густой белой жидкостью.
          Зинка взяла со стула какую-то тряпку, белую в красный горох, обтерлась. Потом кинула тряпку пацану.
          - Свободен, -  сказала она Саньке, поднимаясь с кровати и натягивая трусы. – Повеселил бабу.
          Сейчас, лежа рядом с Наташкой, Санька пережил заново тот случай. Он подумал, что сейчас надо всё делать как-то по-другому. Запустив ладонь девчонке между ног, он почувствовал волоски ее юного ботанического садика. Волоски были тонкие. На лобке грубые, а снизу между бедрами, словно пушок.
          Наташка там была горячая и сухая. Маленькая знойная пустыня. Сухая и безводная.
          «Должно всё быть горячо и мокро», -  подумал Санька, вспоминая толстую Зинку. О том же писали и журнальчики, которые он читал.
          Санька поводил ладонью Наташке по животу, по бедрам. Горячая пустыня оставалась такой же сухой. Тогда он поплевал на пальцы и сунул их девчонке в самое запретное тайное место. Наташка тоненько заскулила.
          Не теряя времени, Санька стянул с себя штаны вместе с трусами. Взгромоздился поверх Наташки. Ткнулся напряженным членом ей между ног. Попал не сразу. Щелочка была узкая, как прорезь для монеток на копилке.
          В следующие три минуты Санька сопел, а Наташка скулила. Они не знали, что за ними подсматривают. Коська Кузин, снаружи забравшись на окно, смотрел во все глаза. Когда представление окончилось, он спрыгнул и побежал в деревню.
          Санька кончил, слез с Наташки. Наташка еще пару минут полежала и тоже поднялась. Одевались они, не смотря друг на друга. Обоим вдруг стало очень стыдно.
          Санька потянул куртку и увидел, что она в крови. Жалко стало куртку, новая совсем.
          - Если б я знал, что ты целка, -  вырвалось у него, -  то не стал бы тебя трахать!
          Наташка заплакала и убежала.
          Куртку Санька сжег в церкви. Притащил сухих веток и запалил костер прямо перед алтарем. С уцелевших фресок на него строго смотрели святые.
          Дома Санька сказал, что куртку потерял. Вернее, оставил на берегу, когда они с Шуриком Толстым ловили чебаков. Отец приложил ему пару раз. Мать была спокойней. «В старой походишь!» – сказала она. На этом всё и закончилось.
          Коська Кузин в тот же день рассказал пацанам, что видел в церкви:
          - Он, короче, привез ее в церкву. И говорит: «Я на тебя целый бак бензина потратил! Будешь рассчитываться?». Та, видать, сразу всё поняла. «В жопу или в бородатую?». «В бородатую…». Он куртку постелил, залез на нее, задергался. А у ней кровянка потекла. Прямо на куртку…
           Когда Санька пришел к пацанам, те уже всё знали. Шурик Толстый молча отдал ему деньги и похлопал по плечу. Остальные одобрительно заухали, засвистели.
           - Это надо отпраздновать, -  сказал один из пацанов.
           Санька не был жмотом. Сгоняли в Коркину, взяли три бутылки водки, две полторашки пива, чипсов, сухариков… Чуть не забыли про сигареты. Потом пошли на берег Тымы, разожгли костер и отпраздновали.
           Жестокой бабьей правдой пополз по деревне гадкий слушок: «Санька Звягин Наташку Полушкину обгулял». Узнали и Полушкины. Дед ничего не сказал, зато бабка внучку поколотила, шлюхой и ****ью обозвала. А внутри себя примирительно сказала: «Одной бабой больше стало…».