Как Антип жену за 10 рублей купил

Этот рассказ основан на реальных событиях, произошедших в 1780-1799 гг. в селе Липовка Елецкого уезда и селе Ксилово Воронежского уезда. При желании ознакомиться, вы сможете найти это дело в РГИА, Ф. 796 Оп. 72 Д. 7.



- Итак, кого из вас Марьей кличут? - Пристав смотрел строго, испытующе, заглядывая каждой прямо в глаза. Женщины угрюмо молчали.
- Нуу? - повысил он голос. Ответа не последовало. Пристав чертыхнулся, обернулся и поискал глазами приказчика. Подозвал его пальцем и, наклонившись, спросил:
- Которая у вас тут Марья?
- Так это... Много у нас Марьев-то, сударь. Вот, например, Марья Феодорова жинка. А это Марья Хромая. А там вот стоит, видите, дылда? Марья Мельникова. А вон Марья Стремянова. И все, пожалуй. Ан, нет, есть ещё Марья Ильина, но она родила утрече, сейчас, видно, лежит ещё, болеет.
Пристав окинул взглядом указанных баб.
- А которая у вас двоемужница, а? Которая солдатская жена, а вышла за крепостного замуж при живом муже?
- Не ведаю, батюшка, не было у нас тут таковой.
- Понятно. Так, указанные бабы - мне на допрос. Включая роженицу. Остальные пока свободны. Если понадобится - вызову.
Названные бабы уныло поплелись за пришлым чудаком к избе приказчика, по дороге недовольно шушукаясь.
- Приехал тут, важный какой.
- Ишь, командует!
- Как будто у нас других делов нет как с ним лясы точить!
- Да шо ему от нас надо-то?
- А леший его знает!
- На голову-то что нацепил – посмотрите только!
- Это парих называется! Я такие видала, когда в город на ярмарку ездила.
- Ну срамота!
- И то верно!
Пристав подошел к избе, рванул тугую дверь, та недовольно скрипнула в ответ. Проём был столь низкий, что пришлось согнуться в три погибели, будто на поклон к Его Сиятельству идёт, а не в избу к крепостному. Вроде и наклонился как следует, а всё равно макушкой дверной косяк задел, ударился, да еще и парик съехал. Ух, проклятые холопьи избы! Сзади послышались смешки. Дуры бабы. Он вошел в тёмную горницу с маленькими подслеповатыми оконцами, затянутыми бычьим пузырём, едва пропускавшим и без того неуверенный мартовский свет.  Бабы набились следом, встали столбами и как в рот воды набрали. Молчат, в пол смотрят. Тьфу на них.
- Ну, говорить-то будем? Рассказывайте, которая из вас при живом муже вторично венчалась с дворовым человеком Его Сиятельства генерал-майора Алексея Дмитриевича Бехтеева?
Молчат чёртовы бабы.
- По-хорошему говорите, а то ведь потом по-плохому разговор будет!
- А ты нас не стращай! Мы никаких баб двоемужних знать не знаем, потому и сказать тебе ничего не могём – осмелела одна.
- А ежели я ревизию проверю, что вы на то скажете? – он испытующе уставился на них, пытаясь заметить хоть толику волнения, но бабы то ли действительно ничего не знали, то ли были такими дурами, что не понимали, что в ревизских сказках отыскать можно. Они всё так же хмуро пялились в пол и продолжали молчать.
Пристав попытал их ещё и так, и эдак, и вместе, и по одной, и кнутом запугивал, и пряник обещал, но ничегошеньки не добился. В конце концов, он плюнул и сказал приказчику проводить его к барину.

Барский дом в Ксилово был новеньким, по последней петербургской моде, с большим крыльцом, огороженным балюстрадой, высокими белыми колоннами и мезонином с полукруглым оконцем. Пристава проводили в гостиную, обставленную изящной европейской мебелью, и приказали ждать. Сперва тот боязливо сел на самый краешек обитого парчой стула, но потом всё-таки вскочил и решил ждать стоя, причём как можно дальше от всяческих расписных ваз и статуэток. А ну как чего выйдет, вовек не расплатится со своего скромного жалованья.

Долго бояться не пришлось. Вскоре, распахнув входную дверь и впустив противный сквозняк в залу, появился и сам Дмитрий Алексеевич Бехтеев, человек уже немолодой, но еще и не слишком старый: лета секунд-майора близились к цифере 40. Он попросил пристава подождать ещё немного, чтобы переодеться с улицы в домашнее, и появился буквально минут через пять в костюме, в котором и на бал-то явиться не зазорно.

- Что ж Вы стоите, прошу, присаживайтесь, - по-свойски обратился он к приставу. Тот понял, что помещик свободных взглядов, и уселся обратно на тот же самый краешек, однако всё-таки соблюдая известную осторожность.
– Какое у Вас ко мне дело?
- Собственно, Дмитрий Алексеевич, я по делу солдатки Марьи Тимофеевой, о каковой мы вам уже писали ранее, а до того батюшке Вашему Алексею Дмитриевичу…
- Ах да, да… Припоминаю. И что же? Нашли беглянку?
- Никак нет, Ваше сиятельство. Как сквозь землю провалилась! Мы надеялись, что Вы сможете помочь нам в этом деле.
- Да я бы и рад, сударь. Да только где ж их всех упомнишь? У батюшки покойного 1000 душ было. У меня сейчас лишь 300 осталось, остальные отданы в приданое сёстрам моим при замужестве.
- А не могли бы Вы указать мне, где они нынче жительствуют, сёстры Ваши? Чтобы я провёл и средь Ваших родственниц дознание?
- Как же, как же. Сейчас всё Вам запишу в подробностях.
Дмитрий Алексеевич подошел к изящному бюро красного дерева, сел и быстро заработал большим гусиным пером. Через несколько минут он привычным движением встряхнул лист бумаги и передал его визитеру. На толстом пергаменте виднелись красивые, ровные, аккуратные строчки.
- Премного благодарен, Дмитрий Алексеевич. Простите, что побеспокоил, но сами понимаете… Служба-с. – Он развел руками.
- Понимаю, понимаю! Что ж, прошу и меня извинить, у меня дела. Надеюсь, вы найдете беглецов.
- Да, да! Я тоже очень надеюсь! Дело тянется уже 10 лет и Его Преосвященство крайне недоволен проволочками… Что ж, не буду Вас задерживать более. Спешу откланяться.

Пристав отвесил сдержанный поклон и вышел на промозглый двор. Поёжился, крикнул кучера, который стоял неподалёку, сел в пролетку и приказал трогать. Дмитрий Алексеевич следил за ним через окно, пока тот  не скрылся за поворотом, а после вышел на крыльцо и зычно крикнул:

- Антип! Антииииишкааа!!! Уехал!!! – и показавшейся из конюшни голове весело отрапортовал: - Вылезай давай, не бойся. И Марье скажи, что всё кончено.
И, насвистывая, Дмитрий Алексеевич скрылся за дверьми.

Стремянной Антишка вовсе и не боялся. Вот ещё. Он сам кого хошь настращает. Огромный – два с половиной аршина, шутка ли! Широкоплечий, сильный. Но это не главное. Главное – взгляд! Он как посмотрит исподлобья, так у иных душа в пятки уходила. Хотя это ежели кто чужой. А свои-то все знали, что Антишка добряк и мухи не обидит. Да и рукастый к тому же. Всё у него спорилось. И баньку построить, и сено скосить, и телегу починить. Вся деревня к нему шла за помощью. Но главное - с лошадьми он управлялся уж больно ловко. Любили его лошади. Потому что он их язык вроде как понимал. Различал по ржанию, сена ли они хотят аль подкову сменить надо аль просто ласка нужна да тепло человеческое. Антишка всё улавливал с полувзгляда лошадиного, за это, видно, они к нему и ластились. Покойный барин – царствие им небесное! - заприметили это и взяли в стремянные. Давно ещё, Антишка совсем пацанёнком был. И жил он тогда не здесь, в Ксилово, а в другом барском именье, Липовке, близ Елеца.

Ох и привольно ему там жилось! Целый день знай за лошадьми ходи, вроде как удовольствие, а вроде как и польза. А то и на охоту барин возьмут, а когда и в город съездить придётся. Барин его ценили, ласково всегда обращалися. Хороший был барин, добрый. Особенно близко Антишка сошёлся с сыном его Дмитрием. Они были чуть помладше Антишки и вроде как за старшего товарища его почитали, несмотря на всю разность их положения. Так же души не чаяли в лошадях и внимательно слушали советы Антишки, как с ними управляться надобно. А однажды маленький барин без спросу взяли строптивого вороного, которого объездить еще не успели, только недавно купленного то есть. Хорош был конь, красавец! Много за него тогда барин дали. Но с характером. Так вот этот стервец возьми да и понеси Дмитрия Алексеевича. Антишка как услышал крики с поля, так вскочил на самого быстрого скакуна и понёсся вдогонку. Настиг, коня остановил, успокоил обоих: Дмитрий Алексеевич шибко перепужалися тогды. Батюшка его Алексей Дмитриевич Антишку долго благодарили, сказали, что тот его сыну вроде как жизнь спас, и денег дали столько, сколько и не ведал Антишка, куда потратить можно. Разве что жениться. Да только на ком? Нет, ну так-то, конечно, и во дворе, и в деревне любая девка за него б пошла, Антишка даже не сомневался. Видел их взгляды и слышал девичьи шушуканья за спиной. Некоторые девки прям открыто ему себя предлагали. Антишка, конечно, пару раз предложение принял – чего из себя сударыню ломать. Но идти под венец с этими гулящими не собирался. Беда только одна была: душу его забрала мужняя баба.

Марье было всего 16, когда её в замужество отдали за Ефима Базыкина. Антишка и сам не понял, как так вышло, что он раньше её не примечал. Но вроде была девчонка совсем, угловатая и неприметная. А вдруг раз – и расцвела так, что глаз не отвести. Антишка её на деревенском празднике увидел как будто первый раз. Он даже не сразу понял, что это Марья Тимофеева. А потом пригляделся – она! Глазищи огромные, лучистые. Походка лёгкая, плавная. А сама гибкая, тонкая, как нога лошадиная. Смеется, белые зубки показывает. Антишка дар речи потерял, да только поздно было – она уже мужняя жена была. Тогда-то он покой и потерял совсем. Понял, что не будет ему в жизни счастия. Ходил угрюмый, злой. Решил, что так и помрёт бобылём. Но вдруг Бог помог. Забрали Ефима в рекруты, и году со свадьбы ихней не минуло.

Антишка как услышал, обрадовался несказанно, а потом подумал и снова приуныл. Чего радуется? Марья на него небось и смотреть не станет. Ходил вокруг неё, круги нахаживал. Придумывал разные поводы к ней заглянуть. Она сначала строгая была, не подпускала близко. Но он от своего не отступал. Тут ведь с бабами как с лошадьми надобно. И лаской, и упёртностию брать. Но главное, чтобы поняли они – и бабы, и лошади то есть, - что Антишка не отстанет, пока своего не добьётся. Потом важно поймать момент, когда слабину первый раз дадут. Когда бабы с лошадьми взгляд отводить начинают. Тогда надо брать за вожжи и уж не отпускать, чтоб опомниться не успели. В общем, сдалась она. И то понятно: баба молодая совсем, в 17 лет как без любви-то? Никак.

Стали они с Марьей видеться. Антишка думал, что насытится ею и успокоится, да не тут-то было. Словно околдовала она его, да только чем дольше знались они, тем больше тянуло к ней. А тут и выяснилось вдруг, что Марья понесла от него. Тогда-то он и сказал ей, что б уходила к нему жить, а не то свекровь её со свету сживёт.

Стали они вместе жить, родился у них сын, потом ещё один. В деревне, вестимо, шушукались, свекровь её бранилась, но не открыто, а по закоулкам всё, по сеням. В открытую-то никто с Антишкой не смел враждовать, все его кулака могучего боялися. Шесть лет так прошло. От мужа Марьиного никаких вестей тем временем не было. Леший его знает: жив ли он там, мёртв ли. Авось мёртв? Вот и решил Антишка в ноги барину кланяться и просить его разрешить им с Марьей обвенчаться по всем правилам.  Барин недовольно хмурился, ходил из угла в угол, приговаривал:

- Мда-а-а. Мда-а-а-а. Ну и в положение ты меня ставишь, Антишка.
- Так а ежели мёртв этот Базыкин, что же теперь, Марье всю жизнь оставшуюся вот так не ведая его ждать?
- А если жив? Грех вы тогда совершите. С моего попустительства.
- А ежели жив, то я этот грех на душу приму. – Упрямо ответил Антишка. – Потому как коли вернётся он и увидит, что Марья двоих прижила, так сразу и убьёт её на месте. А я тогда в воду брошусь. И так, и так грех выходит. Но по моему разумению, обвенчаться-то грех меньший, чем утопиться.
- Вот ты как! С козырей, значит, зашёл. Шантажировать меня вздумал? – поднял барин бровь, но голос звучал не сердито, весело.
- Я таковых слов не знаю, барин. Да только без Марьи мне не жить. А я её и защитить не смогу ежели что, потому как я ей никто вроде как, чужой перед Богом.
- А ежели вас обвенчают незаконно, то ты перед Богом что ли ей сразу родным станешь?
- Бог там на небе разберётся, как оно верно. Да только чтобы смог он разобраться, я прежде должен и Ему, и людям показать, что хочу иметь на неё мужние права и жить с ней без греха. А то как же он разберётся, коли моих намерений не знает?
- Ну, Бог-то всё знает.
- А ежели знает он, то, может, это он так и устроил, чтобы Ефима забрали в рекруты и чтобы исчез он куда и не мешал нам с Марьей жить? Али видел он с неба, что мне без Марьи света нет, и понял он, что пойду я топиться. А коли утоплюсь, то Вам, барин, пользу приносить не смогу более. Вот может он так и рассудил.
Алексей Дмитриевич рассмеялся.
- Ну, Антишка, я смотрю, у тебя на всё ответ есть.  Что ж, лучшего стремянного я потерять не могу. Да и в долгу я перед тобой. Женись, я со своей стороны препятствовать не буду.

Так и поженились. Священник сперва не хотел венчать, да то ли барин его уговорил, то ли 20 рублей золотом, которые Антишка ему дал, убедили. Свадьба была скромная, тихая, народу почти и не было. В деревне ещё пуще шушукаться принялись, но какое им с Марьей было дело до этих олухов? Жили они с Марьей еще шесть годков как у Христа за пазухой, при барском доме, на полном довольствии. Сыновья подрастали, избу себе справили новую. В деревню Марья старалась не ходить, разве что по крайней надобности, и с роднёй бывшего мужа почти и не виделась. Ладили они с Марьей, что называется, душа в душу. Как вдруг словно гром средь ясного неба: в деревню приехал Ефим Базыкин.

Антишка тогда, как обычно, в конюшне возился. Дело уже клонилось к ночи, он собирался всё прибрать да вечеретяти отправиться, как вдруг, запыхавшись, в стойло вбежал Лукашка, сын чёрной кухарки. Антишка как его увидел, сразу понял, что дело недоброе. Правда, подумал он, может пожар или война. Но все оказалось ещё хуже. Ефим Базыкин приехал на побывку и, верно, уже пришёл к своим и всё узнал. Антишка на миг застыл, словно истукан в барском саду. Лукашка даже испужался, что его сейчас удар хватит, но Антишке было некогда удары ловить. Ему надо было быстро придумкать, что делать. Бежать? Куда с двумя детьми? Спрятаться? Да где тут спрячешься? Он отчаянно перебирал в голове разные тропинки. Времени было в обрез, вот-вот Ефим затребует к себе Марью, а там – Бог знает, что сделает. Наконец, решился. Сорвался с места и, перепрыгивая через лужи и кусты, словно б и не было их, помчался в избу. Только б успеть.
Марью он нашёл во дворе, схватил за руку и утащил в горницу. Зажёг лучину, поставил её перед собой и внимательно оглядел. За 12 лет, что они вместе прожили, Марья заметно похорошела. Пополнела, налилась и вроде как даже подросла. Лицо свежее, румяное. Руки мягкие, гладкие. Словно и не крестьянские. Марье шел 29-й год, баба она была в самом соку. Антишка чертыхнулся и плюнул.
- Стой! – приказал он и кинулся к печке. Выгреб золу в корыто, вернулся к жене и стал растирать золу по румяному лицу и розовым рукам. Марья смотрела ошалело, будто на умалишённого.

- Антииииш! Ты чего это? – боязливо спросила она, но Антишке некогда было объяснять. Наложил ей побольше черноты под глазами, ногтём прочертил морщины на лбу да вокруг носа. Отошёл, посмотрел. Чёрт знает что такое. Но, дай Бог, Ефим уже успел принять на грудь, да при лучине в сумраке и не заметит.
Затем он выскочил в сени, открыл большой сундук, где хранили всякое старьё. Вывалил на пол всё, что там было, судорожно стал перебирать тряпки.
- Где же, было же где-то… - Бормотал он, и Марья всё больше подозревала, что муж её совсем спятил. Наконец, он довольно вскрикнул и бросился обратно в горницу.
– Надевай! Быстро! – крикнул он, протянув ей старый сарафан, который она на тряпки пустить собиралась. Марья не на шутку испужалась.
- Антишка, ты выпил что ли лишку? Сядь, посиди что ль…
- Ефим приехал!
Марья как стояла, так и упала б, да Антишка вовремя подхватил её. Поставил обратно на ноги и начал стягивать сарафан.
- Нет времени на обмороки ваши бабские! Надевай быстрее!
Марья послушно надела старое тряпье. Антишка снова отошёл, покачал головой.
- Слишком красивая ты, Машка. Как тебя страшнее сделать-то, ума не приложу.
Он снова застыл, Марья молчала, думать ему не мешала. Она вроде как и боялась, а вроде и уверена была, что муж её непременно придумает что-нибудь, что её спасёт. 12 лет с ним жила как-никак, знала его как облупленного. Он всегда всё устроит. Антишка и правда ожил, снова кинулся в сени и вернулся теперь с небольшим мешком с мукой. Обошёл Марью сзади и начал ей этот мешок за шиворот запихивать да вокруг стана обвязывать, что б не свалился.
- Значит, слушай меня. Когда сейчас за тобой придут и пойдешь к нему, идти будешь сгорблено, будто спина болит и горб у тебя там. И хромай еще. И кашляй побольше, будто чахоточная. А говорить начнёшь – хрипи и охай, будто тяжко тебе. Ясно?
- Ясно.
Тут в дверь постучали. Антишка пошёл открывать – на пороге брат Ефима, Мишка. Стоит на ногах нетвёрдо, несёт водкой. Это хорошо. Сзади другой брат, Кондрашка. Тоже шатается. Очень хорошо.
- Марью её муж законный требует к себе, – сказал Мишка, глядя куда-то в сторону.
- Скажи, сейчас придёт.
- Мне сказано её самолично привести.
- Ах ты леший. Ну, давай, только ты впереди иди, а мы сзади.
- А ну как сбежите?
- Да куда мы сбежим, дурень? Сказал придём – значит придём. – Понизил он голос, чтобы устрашить немножко. - Антип своё слово держит. Марья! Поди сюда. Видишь? Идём мы. Шуруй давай. Мы следом.

Антип схватил Мишку за плечо, развернул и легонько толкнул в спину. Тот не посмел спорить, вышел за плетень, стал ждать. Следом за ним поплёлся Кондрашка. Тут Антишке ещё мысль в голову пришла.

Схватил он кадушку, побежал к отхожему месту, зачерпнул из неё жижу. Затем сорвал лист лопуха, обмокнул его куда надо, задрал Марье подол и вымазал ноги.

- Теперь пойдём, - довольно кивнул он.
- Ну где вы там? - Послышался голос Мишки из темноты.
- Идём! – отозвался Антишка и двинулся в сторону деревни. – Не забывай! Горбись и хромай! – напомнил он Марье. Та, как могла, выполняла указания мужа.
Когда они подошли к избе Базыкиных, Мишка Антишку остановил и, чувствуя под защитой родного дома прилив сил, уже увереннее изрёк:
- Марья сейчас одна в избу войдёт. Ты здесь жди. Тебя позовут, когда буде велено.
- Я с ней пойду!
- Не пойдёшь! – вышел ещё один брат на крыльцо, и Антишка решил в драку не лезть. Авось хуже сделает.
- Хорошо. Я здесь жду. Но я всё слышу. Только попробуйте её пальцем тронуть! Я вас всех положу одним мизинцем! Поняли? – и тихонько жене на ухо: - Горбись и кашляй.

Базыкины поспешили скрыться в избе, утянув за собой Марью.
Марья, громко кашляя, вошла в горницу. Она была полна пьяных мужиков. Муж её бывший Ефим сидел во главе стола спиной к двери, и, судя по виду его, пил больше прочих. Гвалт стоял такой, будто свадьба или похороны какие. И вдруг всё смолкло в один миг. Все глаза устремились на неё одну. Ефим медленно обернулся, окинул взглядом.

- Что ж! Явилась жёнушка к мужу!

Он встал и нетвердым шагом направился к ней. Марья спохватилась, сгорбилась и закашляла.

- Ну! Отвечай жена, как мужа ждала!

Марья только пуще кашляла.

- Знаю я всё про твои дела. Шалавой ты оказалась, под Антишку легла. Ухх…. Бл…

Ефим замахнулся было, но Марья согнулась от кашля.

- Больная что ль? – опустил руку Ефим. Затем дёрнул ноздрями и с силой втянул воздух. – А говном почему от тебя несёт? А?
- Болею… - прохрипела Марья. – Не держит у меня…
Ефим поморщился, сделал шаг назад. Потом ещё один.
- Дааа, совсем ты плоха, Марья, стала. И вид у тебя больно худой. Лицо вон серое. И постарела как. Это Бог тебя за твои грехи покарал.
- Покарал… – поддакнула Марья, кашляя. И подумав, добавила: – Помру небось скоро…
- Это хорошо, ежели помрёшь-то. Смерть она грехи-то искупляет… - неуверенно промямлил Ефим. – Михей! Позови-ка сюда Антишку что ль. Надо с ним побеседовать.

Антишка вошёл в дверь и, распрямившись, макушкой уткнулся в полати. Мужики по лавкам, до сей поры молчавшие, заволновались, зашептались. Он тревожно окинул взглядом горницу, но увидев, что Марья стоит на своих двоих и продолжает кашлять, как договаривались, а также и то, что Ефимка от неё стоит поодаль, успокоился.

- Что же ты мне скажешь, Антишка? Обидел ты меня. Жену мою к греху склонил, – начал Ефим.

Антишка на миг замер, решил обмозговать, как оно лучше будет отвечать? Силой ли брать, али миром урядиться? Разумел, что миром оно всегда лучше.

- Каюсь, Ефимка, мой грех. У тебя я прощения прошу. Но, видишь, плоха совсем Марья стала.  Дай мне об ней хотя бы в последние дни позаботиться, чтоб и мне мой грех искупить. Не тебе же на себе её тащить. Да и заразная она, знахарь говорит, как его, дихтерит. Не дай Бог ещё сам подхватишь чего.

Мужики пуще прежнего заволновались, отпрянули. Ефимка сделал ещё пару шагов назад.

- Что же? Хочешь сказать, просто так взять и отпустить вас?
- Ведаю, что великодушен ты, Ефимка. Бог тебе воздаст за милосердие твоё. А от меня прими в дар 3 рубля за обиды, мною нанесённые.

Ефим отошел к братьям и о чем-то зашушукался с ними. Марья замерла, забыв кашлять. Антишка легонько пнул её. Та спохватилась, и заперхуела.

Совещались браться долго. Ну, это Марье с Антишкой так почудилось. Наконец, Ефимка обернулся и, не приближаясь к греховникам, крикнул из угла:

- 10 рублёв. И валите отседова, что б не видел я вас никогда более.

Антишка вынул из-за пазухи монеты, отсчитал и протянул Ефимке. Тот осторожно подошёл, стараясь не приближаться уж слишком, пересчитал и, повернувшись спиной, снова сел за стол, как бы обозначив, что разговор окончен. Антишка с Марьей и не понимали, можно им идти или нет, как вдруг Ефимка обернулся и прорычал:

- Вы ещё тут?

Антишка с Марьей выбежали из избы, словно от пожара спасались, и смеясь и не веря своему счастию, вернулись к себе в избу. 10 рублей за жену! Словно за корову. Эх, не знал Ефимка, что Антишка и больше готов был дать. Барин тоже очень смеялись, когда Антишка ему этот случай пересказывал, да несколько раз просили повторить для разных гостей, особливо ежели на охоту вместе ездили да на привал останавливались.

- Антишка! – кричал тогда барин. – Поди-ка сюда! Расскажи господам, как ты жену свою Марью отхожей жижей обмазал да купил у мужа её настоящего за 10 рублей.

Антишка рассказывал с охотой, с выражением. Целую сценку разыгрывал, то за Ефимку выступая, то за Марью, то за пьяных мужиков, за торгом наблюдающих, каждый раз добавляя новые подробности. Господа неизменно смеялись, Антишку хвалили и за находчивость, и за «артиштизьм». Что это такое, Антишка не знал, но похвалы принимал с благодарностию, а особливо рублики, которые господа ему за сценку разыгранную передавать изволили.

Так бы и кончилось это дело, если б не случилось очередная беда.
Минуло два года после побывки Ефима. История та уж всем надоела, и баре про неё и забыли вроде как. Да и Антишка с Марьей не вспоминали боле – чего зря время на энтакие думы тратить? Тут и без того делов хватает. Как вдруг однажды прибегает Лукашка и кричит, что барин к себе сейчас же зовет Антишку. Тот сразу понял, что снова беда стряслась. В барском доме он бывал редко, токмо по самым важным вопросам каким, а уж ежели присказку «сейчас же» барин присовокуплял, так непременно что-то худое держит. Хаживать в барский дом Антишка не любил – где это видано, чтоб конюх господские ковры своими навозными сапогами топтал. Но делать нечего – пошёл. Перед входом перекрестился на всякий случай – авось поможет. В барских хоромах рот не разевал – больно надобно. Странные эти баре. И зачем им столько горниц сдалось? Стоят же пустые, вот на кой оно надобно? Да еще и мебеля эта чуднАя, неудобная, заморская. Но сейчас ему было не до мыслей посторонних. Что там барин ему готовит за весть? Антишка подошел к чуть приоткрытой двери и в неуверенности остановился. Стучать ли? Али ждать приказа?

- Входи, входи, Антишка, - послышался голос. Барин, видно, увидел его, мелькающего в дверной щели.

Алексей Дмитриевич Бехтеев сидел за большим столом, где исправно разложены были какие-то бумажки и книги. Он был уже совсем старым человеком: чуть сгорбленный, дряхлый, он светил лысым лбом с коричневыми пятнами и улыбался лишь большими, светлыми глазами. Голос был скрипучий, но мягкий. Антишка, глядя на хозяина, преисполнялся собачьим обожанием.

- Плохие новости у меня для тебя, Антишка, – начал Алексей Дмитриевич. – Пришла мне бумага из Елецкого нижнего земского суда, те от Орловского наместнического правления запрос получили, а они в свою очередь от Святейшего Правительствующего Синода. А тот – от коллегии Старобыхтовского батальона. Подал Ефим Базыкин прошение  в военную коллегию о разводе жены его Марьи Тимофеевой со вторым мужем её, тобой то есть, и доставлении её вместе с детьми к нему, Базыкину, в Старобыхтеевский батальон.

Антишка слушал эту тарабарщину, как будто изречение иноземца какого. Понял он лишь то, что Ефим снова хочет Марью отобрать, и похолодел. Слова все эти непонятные только ещё больше страху нагоняли, как будто не может он супротив этих слов ничего сделать, ведь как сражаться с тем, что не ведаешь?

- Вот же ж паршивец! – продолжал Алексей Дмитриевич.  – И деньги, значит, взял, и жену обратно хочет. Видно, дошли до него слухи, что вы с Марьей спектакль при нём разыграли да его обманули. Вот он и злится, и решил своего во что бы ни стало добиться.

Антишка даже ответить ничего не мог. Думал, сейчас так и упадет, как стоит, да ковров барских жалко было.

- Ну, ну, не переживай. Мы что-нибудь придумаем, - заметив его обморок, стал успокаивать барин. – Мы вас с Марьей ему не отдадим! Вот ещё! Вы у меня уже в подушном окладе все записаны с дитятками вместе, в конце концов. Вот что мы сделаем. Вы с Марьей переберётесь в моё другое имение, Ксиловку. Прямо сегодня собирайтесь и уезжайте. Карту я тебе дам, куда ехать покажу. Тебе с собой дам письмо к тамошнему приказчику Кузьме, чтобы он вас принял и на первое время приютил, пока своим хозяйством не обзаведётесь. Работать там будешь так же, на конюшне. Куда поедете – о том никому ни слова. Даже приказчику Парфену. Всем скажем, что сбежали вы, а куда – не ведаем. Ясно?

Антишка кивнул. Где-то очень глубоко внутри, в области живота, появилось что-то не виданное ранее. Надо думать, оно и зовётся надеждой.

Алексей Дмитриевич заскрипел пером, сложил в конверт лист бумаги и своей печатью прижал.

- Это прямо в руки Кузьме. Если остановит по дороге патруль какой – тоже им покажешь. Ну, беги. Я в Ксиловку приеду спустя пару недель, проверю, как ты там обустроился. С Богом.

И Антишка, поклонившись низко-низко, как только умел, побежал домой к Марье. Только потом он уж сообразил, что во время разговора этого ни слова не проронил, да самое обидное было, что «спасибо» не сказал. За это «спасибо» он себя долго корил, даже несмотря на то, что должок этот вернул барину спустя некоторое время, как только тот в Ксиловке объявился.

На новом месте Антишка занялся тем же, чем занимался и в Липовке – барской конюшней. Сперва как приехал, да как вошёл в конюшню – так за голову схватился. Всё было неправильно тут прежним конюхом устроено, всё не по уму. Лошади ухожены плохо, грива спутана, каштаны  не срезаны, подковы старые да ржавые. Кто ж так за лошадьми смотрит! Но Антишка свой порядок сразу навёл. Первым делом убрал конюшню, чтобы чистота как в барском доме была. Лошади – они ж тоже чистоту любят! А ежели в запущении держать их, так и станут они хмурыми да чахлыми, и не то у них будет настроение на воле. Затем Антишка лошадей щёткой специальной вычистил так, чтобы бока блестели. Гриву и хвост гребнем расчесал, подковы заменил. А, главное, разговаривал с ними. Прежний конюх, видно, и не думал с лошадьми-то беседы заводить, вот и были те дикие да пужливые. Но Антишка их быстро приручил. Сразу почуяли животинки, что пришел добрый хозяин с крепкой рукой, ластиться начали, весёлым ржанием его встречать с утра. И, хоть и скучал Антишка по своим липовским скакунам, быстро полюбил и здешних, ксиловских.
 Тут, в Ксиловском имении, жили молодой барин, Дмитрий Алексеевич с супругой, да и старый барин, Алексей Дмитриевич, летом нередко наведывались, ежели не случалось каких городских дел. Вообще, считалось, что в Липовке имение вроде как старое, дом уже неудобный, не по-новому построенный, поэтому барские дети и изволили жити тут, в Ксиловке. Дом здесь был ещё больше, ковры ещё мягче, мебеля ещё чуднее. Так как жило тут много барской молоди, то и шуму, и гаму, и господ разных всегда было множество. Потому и у Антишки работы всегда вдоволь было – чуть не каждую неделю устраивали барин с друзьями охоту. А лошадей к охоте готовить надобно: учить их, выносливость упражнять да к выстрелам приучать, дабы не пужалися и господ не скидывали.

Хлопот у Антишки столько навалилось, что о Ефиме думать совсем было некогда. Старый барин Алексей Дмитриевич как-то обмолвились между делом, что письмо в энту палату, как там её… Леший знает. В общем, письмо в энту палату самую написали и всё рассказали, как от Ефима вестей шесть лет не было никаких,  как прижила Марья детей незаконных от крепостного человека, Антишки то есть, и как вышла Марья в замужество добровольно, да что означенный Базыкин приезжал в деревню его села Липовку для свидания с родственниками и по требованию его жену ему отдавали, но тот по старости и дряхлости лет её не взял, а, согласясь с нынешним её мужем, взял с него десять рублей, а жену его оставил. И что когда в 1788 году в октябре месяце, узнав, что прежний её муж к себе требует, бежала Марья с мужем её нынешним и ныне где находится неведомо. Вроде потом суд энтый снова писал требования выслать Марью к ним, да приказчик липовский, Парфен Кулагин, отписал им, что солдатки Базыкиной, как называют её в письмах этих из мест присутственных, с мужем ни в Липовке, ни в округе нет, и куда она делась неизвестно. Главное, барин и сам не написали Антишкино имя, и Парфену настрого наказали то же сделать, чтоб найти его нельзя было. А то Марьев-то много, а вот Марьев Антишкиных жён уже вроде как и меньше. Это барин хорошо придумал.
Антишка уж думал, что всё, кончено этот дело. Потекли годы. Сыновья подросли – женили их. Внуки пошли. Что может случиться-то? Уже не о мирском надо думать, а о душе – не сегодня - завтра в гроб ложиться придётся. Уж 45 лет минуло Антишке. Старый барин умер. Антишка горько над ним плакал и горячо молился за упокой его души в церкви.

Затем умерла матушка царица Екатерина. По ней Антишка тоже много плакал и боялся, что ж теперь будет-то. Только, оказалось, зря боялся. Новый царь-батюшка Павел  Петрович как взошли на трон, так сразу крепостных крестьян милостями обсыпали. Запретили помещикам принуждать крестьян к работе на барина более трёх дней в неделю, а особливо отметили, дабы никто не смел заставлять крестьян работать по воскресениям. Антишке, конечно, ни тепло, ни холодно от этих указов. Он человек дворовый, стремянной, ему не до огородов. Их с дворней кормили на чёрной кухне, считай, на дармовом хлебе жил. А у лошадей выходных всё равно не бывает. Но приятно. Новый государь всячески заботился о крестьянах, говорят, даже разрешил им жаловаться на помещиков. Антишка сперва не поверил, когда услышал, решил, что брешут. Но потом в городе расспросил – правда оказалась. Так и помереть не жалко, зная, что дети твои лучше тебя жить будут.

И вот – снова напасть! Прислали письмо молодому барину. (Барин, конечно, уж тоже не молод был, тоже скоро пятый десяток разменять должен был, но Антишка всё по старой привычке звал его молодым барином. Тот не обижался, и сам к этому привык. А вроде как и даже наоборот, бодрился от Антишкиных слов). Так вот, прислали молодому барину письмо из Воронежского губернского суда с требованием снова выдать им Марью. Вот чума же. Никак не отлипнуть им было. Ну вот зачем Ефимке старая Марья-то? Ей уж тоже больше 40 лет, теперь-то уж точно, без всякого лукавства Марья состарилась. И цветом лица подурнела, и морщины, которые больше 10 лет тому назад рисовал Антишка углём, в действительности прорезались на лице, да так и остались, углубляясь всё больше. Волосы её потеряли солнечный пшеничный цвет и побелели. Мягкие, округлые руки заострились, кожа подрябла. Зубы испортились, пожелтели. Но Антишка всё еще смотрел на неё любящими глазами, как и 20 лет назад. Потому как неважно, как она выглядела – она была частию его. Ему же неважно, как выглядят его ноги? Ноги и ноги. Главное, что б ходили. Вот и она также – главное, что б жила, хозяйство вела, готовила то, что он любит да беседы с ним разговаривала зимними вечерами у печки. Да что б когда на душе паршиво, то знала б, что сперва накормить надобно, потом настойки налить, а лишь затем расспрашивать, что-как. Да чтоб нашла, куда нажать надобно, когда спину у него прихватит. Да что б помнила, что, ежели щи варит, репу в них Антишка не любит, да не добавляла.  Да что б, когда затянет он песню, тихонько подхватывала и, не оборачиваясь и продолжая заниматься чем занималась, подпевала.

Барин страшно бранилися, когда письмо получили. На весь дом кричали, что в этих судах одни разбойники сидят.

- Пристава они пришлют! Ты только послушай!

Он схватил письмо и стал зачитывать вслух:

«Так как таковой помещика майора Дмитрия Бехтеева о неимении в вотчинах его помянутых солдатки и беззаконного мужа её отзыв последовал неосновательный, и к одной только остановке сего следствия, дабы чрез то удержать ту солдатку при незаконном её муже двором его Бехтееве человеке, ибо каждый помещик о крепостных людях своих куда и когда из места жительства своего отлучится сведение имеет, но от него майора Бехтеева Воронежским наместническим правлением не истребовано, а между тем солдат Базыкин остается обиженным, и жена его продолжает с другим незаконное сожитие».

- Ты только представь! Они меня прямо во лжи обвиняют! Где это видано, чтобы мелкие чиновнишки обвиняли благородного дворянина во лжи!

И продолжил читать:

- Так… Тут неинтересно… А вот.

«Приказали: Воронежскому Губернскому правлению предписать указом, чтобы оно требуемых к духовному суду людей, отобрав от майора Бехтеева, выслало в Орловское губернское правление для доставления их в Консисторию, ежели же Бехтеев их не отдаст и укрывать более отважится, тогда принудить его к исполнению законным образом, о чем дать знать Орловскому губернскому правлению указом».

- Меня! Меня они принудить собрались! Каково! А вот и второе письмо, тут сказано, что завтра явится пристав проводить расследование и искать беглецов. Им, видимо, заняться больше нечем. Всех разбойников переловили, вот решили вспомнить дело десятилетней давности. Привязались к двум крепостным! Мошенники!
 
Но потом, успокоившись, Дмитрий Алексеевич рассуждать здраво стали.
- В Ксилово никто не знает, что Марья была ранее солдатской женой. Никто же не знает? Вы никому не говорили?

Антишка замотал головой.

- Никому, барин, как батюшка Ваш велели…
- Это хорошо. В последней ревизский сказке, которую проводили четыре года назад, вас просто записали как Антипа Кириллова да Марью Антипову жену. Никаких приписок о том, что у Марьи второй брак, не делалось. Правда, указано там, что вы из Липовки переведены. Но мало ли кто там из Липовки переведен сюда, не вы одни. Главное, если начнут допрашивать – держитесь своего. Мол, никакого Ефима Базыкина знать не знаем, Марья твоя жена, и всё тут. Ни о какой солдатской жене не слышали. Понял?

Всё получилось, как барин сказали. Пристав вызывал всех баб в деревне, речёных Марьями. Антишкину Марью, конечно, тоже позвал, но она держалась хорошо, себя ничем не выдала и только твердила, что ни о какой солдатской жене слыхом не слыхивала. Заглянул пристав в ревизскую сказку – там тоже ничего. Опросил крестьян в селе – те и подавно не знают. Наверное, если б съездил он в Липовку, да опросил тех крестьян, может и узнал бы, что Марья за Антипа Кириллова замуж вышла. Проверил бы вновь ревизские сказки по Ксилово, так бы и вычислил Марью. Да больно ленивый чиновник попался. Так и уехал в свой суд, отписав потом бумагу, список которой и барин получил:

«1799 года генваря 31 дня по указу Его Императорского Величества Святейший Правительствующий Синод по делу начавшемуся прошлого 1791 года генваря 11 дня с доношения военной коллегии о доставлении Старобыховского батальона солдату Ефиму Базыкину жены его, выданной бывшим помещиком его Базыкина генерал-майором Бехтеевым в замужество за крепостного якобы своего человека; почему Орловским указом велено: о выходе сей солдатки в замужество исследовать, и о возвращении ее к законному её мужу, а ровно ко соучаствовавших в оном поступке, учиняя надлежащее разсмотрение и решение, рапортовать Святейшему Синоду о немедленном доставлении её Базыкины к тому следствию к Орловскому губернскому правлению предписано; но от оного Епископа сентября 8 дня 796 года рапортом представлено, что по неоднократным от Консистории в оное правление отношениям упоминаемая Базыкина и несказанный её муж к повеленному следствию не присланы, потому, что приказчик означенного генерал -майора Бехтеева заседателю Елецкого Нижнего Земского суда подпиской объявил, что в деревнях его Бехтеева, как состоящих в Орловской так и в Воронежской губерниях, жительством их не оказалось, поелику за умертвием показанного генерал-майора Бехтеева, отзыв последовал от сына его майора Дмитрия Бехтеева о неимении только в вотчинах его помянутых солдатки и беззаконного мужа её, неосновательным и к одной остановке сего следствия, дабы чрез то утвердить ту солдатку при оном незаконном её муже дворовом его Бехтеева человеке, ибо каждый помещик о крепостных людях своих, куда и когда из места жительства своего отлучился, сведение имеет, но онаго от него майора Бехтеева Воронежским губернским правлением не истребовано, а между тем солдат Базыкин остается обиженным,  и жена его продолжает с другим незаконное сожитие; Но упоминаемое Воронежское губернское правление рапортами Святейшему Синоду представило: что в вотчинах означенного майора Бехтеева её Базыкиной и человека на ней женившегося не имеется и по проведенному на месте Задонским нижним земским судом следствию, и по личному спрашиванию всех женок, именем Марьи, каковым называется та Базыкина не открылось, чтобы из них имела которая у себя мужа Базыкина, да и по ревизским сказкам никакой солдатки именем Марья не значится, сверх же того у сестёр упоминаемого Бехтеева, девицы Евпраксии и гвардии прапорщицы Елисаветы Левшиной, в числе состоящих приданом первой крестьяне, а второй из доставшихся за ней в приданство дворовых людей и крестьян же, у поминаемой Марьи Базыкиной и человека, на ней женившегося, не имеется и по ревизии не состоит, а почему и к нему их никакого тому правлению способа не осталось. Приказали об оном военной коллегии дать знать указом, а означенное дело исключить из числа нерешённых, отдать в архив с распискою. Февраля 9 дня 1799 года».





Что в рассказе правда, а что выдумка? Комментарии автора.

В 1788 году в Правительствующий синод от военной коллегии Старобыхтовского батальона подано прошение о том, что солдат Ефим Базыкин требует развести его жену Марью Тимофееву с новым мужем и привезти её к нему.

«…солдата Ефима Базыкина прошение, коим объявляет:  прошение его […] представлено было в Могилевское наместническое правление, а из онаго сообщено в Орловское, об отобрании от помещика господина генерала майора Бехтеева жены его Базыкина и о доставлении к нему».

Итак, давайте сначала разберемся с действующими лицами.
Алексей Дмитриевич Бехтеев  - старый барин, жил в Липовке, умер до завершения этого дела. Он писал в правление первые письма из этого дела.
Дмитрий Алексеевич Бехтеев – его сын, жил в Ксилово, продолжал писать отписки в наместническое правление после смерти отца.
Дело начинается с того, что Алексея Бехтеева начали заваливать повестками да прошениями выдать суду «солдатку Базыкину». Бехтеев же юлил и выдавать своих крепостных не хотел. Причём подозрение в том, что генерал-майор Бехтеев сознательно скрывает своих крепостных, возникли не только у меня. Об этом ему прямо писали из правления:

«Так как таковой помещика майора Дмитрия Бехтеева о неимении в вотчинах его помянутых солдатки и беззаконного мужа её отзыв последовал неосновательный, и к одной только остановке сего следствия, дабы чрез то удержать ту солдатку при незаконном её муже дворовом его Бехтееве человеке, ибо каждый помещик о крепостных людях своих куда и когда из места жительства своего отлучится сведение имеет, но от него майора Бехтеева Воронежским наместническим правлением не истребовано, а между тем солдат Базыкин остается обиженным, и жена его продолжает с другим незаконное сожитие».

Впрочем, это было понятно и без выводов комиссии, стоит только прочитать ответ Бехтеева Орловскому наместническому правлению. Вот он:

«Означенный солдатки Базыкиной ни её детей в оном селе Липовке не сыскал, а между тем о речённой господин генерал майор Бехтеев объявлением изъявил, что означенный драгун Базыкин отдан в рекруты тому уже двенадцать лет и об неё  слуху никакого не было, а жена его живучи в деревне его прижила незаконно двух сыновей, которые за ним по ревизии и в подушном окладе положены в при муже она никогда не жила, а назад тому года с три вышла она за человека его замуж по своей воле, а не по неволи, и в прошлом 787 году означенный Базыкин приезжал в деревню его села Липовку для свидания с родственниками и по требованию его жену он ему отдавал, но он по старости и дряхлости лет не взял, а согласясь с нынешним ее мужем взял с него десять рублей, а жену его оставил, которая тогда в 1788 году  в октябре месяце узнав, что прежний ее муж к себе требует, бежала и ныне где находится неизвестно».

Итак, Алексей Бехтеев знал в подробностях историю о том, как Ефим Базыкин жену не принял «по старости и дряхлости лет», да еще и 10 рублей взял с ее нового мужа. Такое знание деталей указывает на то, что помещик об этой истории слышал чуть ли не «из первых рук». Добавляем к этому,  что «незаконный муж» солдатки Базыкиной был не просто крепостным, а дворовым человеком. А это тоже указывает на то, что Бехтеев его лично знал: дворовых людей было немного, и все они были при барском доме. Поэтому и «незнание» его сына Дмитрия ставится под сомнение. Он провел детство в Липовке и не мог не знать своего дворового человека и не слышать забавную историю о выкупе его жены за 10 рублей.

Конечно, «солдатка Базыкина» с мужем и детьми действительно могли сбежать. Но… Весьма сомнительно. Сбежать вчетвером с двумя маленькими детьми – дело нешуточное. И им выжить тяжело, и помещик бы всех на уши поднял, чтобы беглых найти. А он удивительно спокойно сообщает об этом в письме и вроде как даже и не заботится о возвращении «беглого имущества».

Вот так я и решила, что отец и сын Бехтеевы сознательно укрывали своего крепостного (имя которого действительно ни разу не упоминается в деле, что опять же странно, учитывая, в каких подробностях известна история с выкупом жены). Для того, чтобы объяснить такую необычную привязанность к крепостному, я придумала историю со спасением младшего Бехтеева. Пришлось также наделить его именем и дать ему подходящее для дворового человека занятие.

Подробностей «выкупа» жены, кроме указанных выше, у меня тоже, конечно же, не было. Но мне показалось забавным, что достаточно еще молодую женщину, даже по меркам того времени (ей вряд ли было больше 30 лет), назвали дряхлой. Так и придумалась эта сценка со «состариванием» Марьи.

Кажется очень забавным, как пристав ходил по деревне и спрашивал напрямую, кто тут из тех, кого Марьей зовут, двоемужница. Но это как раз факт, взятый прямо из документов. Ревизские сказки пристав тоже смотрел и «солдатки Базыкиной» не нашел. Вызывают улыбку жалкие потуги пристава на расследование. При желании можно было взять метрические книги из села Липовки, найти там брак Марьи Тимофеевой, Базыкиной по первому мужу, узнать имя её второго мужа, и так уж найти «беглецов» в ревизских сказках села Ксилово. По лени или по глупости пристав столь халатно отнесся к своей работе – неясно. Но, надеюсь, Марья Тимофеева прожила со вторым мужем вполне счастливую и долгую жизнь.