Книга 1. Глава 22. Перерождение. Россия, 1986 год

Добыча

Кирилл не находил себе места, остро чувствуя опасность, грозящую дорогим ему людям, источник которой находился в этом доме, и надеялся, что Лика получила его письмо и выполнит всё в точности. Тянуть больше нельзя. Он уже битый час стоял под лестницей, ожидая ее появления. Но она словно нарочно тянула время, испытывая его терпение.

Наконец он увидел ее, она спускалась по лестнице, выгодно демонстрируя свои прелести, просвечивающие сквозь прозрачный пеньюар кроваво-алого цвета. Столь же ярко-красные блестящие губы жутковато смотрелись на фоне общей бледности ее кожи и казались окровавленными. Но еще более шокировала ее улыбка, больше похожая на звериный оскал, обнажающая ряд крупных зубов с заостренными, выступающими вперед клыками.

Он испытывал отвращение и одновременно непреодолимое влечение. Даже на расстоянии он слышал и ощущал где-то внутри ее утробное, призывное кошачье урчание, пробуждающее и выманивающее зверя из клетки.
Она шла мягкой неслышной поступью грациозного, опасного, голодного хищника. Намеренно игнорируя его, соблазняла, дразнила, одновременно зазывала и отталкивала.

Он шел следом, ее запах призывно кружил голову, манил, бил по нервам, раззадоривал, пробуждая первобытные инстинкты, отключая все прежние эмоции, чувства, переживания, определяющие нормы и границы дозволенного, свойственные человеческой природе. Где-то внутри, бурлящим потоком разносясь по крови, вздымалась гигантская волна неутолимого голода, копившегося годами, сметая все преграды на своем пути, накрывая с головой.

Она слышала его тяжелое дыхание, оглушающий стук его сердца, тихое настойчивое рычание, переходящее в угрожающий рев.

Его охватывала нетерпеливая дрожь. Он почти касался ее шеи клыками, истекая слюной, там, где пульсировала сонная артерия. Он напрягся перед последним рывком, вспоминая и уже почти ощущая вкус ее крови, еще более возбуждаясь и зверея.
 
Она как будто замерла, усыпляя его бдительность, прикинувшись легкой добычей. Но в следующую секунду резко развернулась, отпрыгнув в сторону, непредсказуемая, опасная и столь же ненасытная, как и он.

Нависая над ней горой мышц, подавляя мощным натиском, он снова сокращал расстояние между ними, пригвождая ее к месту неотрывным немигающим пристальным взглядом, утверждая свое превосходство.

Она отвечала обворожительной улыбкой, призывно облизывая губы кончиком влажного розового язычка, напоминающего ее столь же нежную, сочащуюся любовными соками потайную жемчужину. Однажды он раскрыл ее, и сейчас она манила и звала его.

Дерзкая, бесстрашная и в то же время хрупкая и беззащитная, она отходила на несколько шагов и возвращалась, тянулась к нему и отталкивала. Она слишком увлеклась, провоцируя его, и не заметила, как сама включилась в игру, с нетерпением ожидая от него продолжения и сладкой развязки, постепенно теряя ведущую роль.

Он сразу же учуял слабину, перехватив инициативу, поймал ее гибкий стан, притянул к себе грубо, по-хозяйски, снова утверждая свое превосходство. «Ты моя добыча!» – кричали его горящие глаза.

Она отбивалась, пока его губы обследовали каждый соблазнительный изгиб ее тела, но когда он добрался до набухшей, сочащейся жемчужины, замерла, выгнулась навстречу его горячему рту, извиваясь, словно в конвульсиях, забыв об осторожности, полностью отдавшись его власти.
 
Он снова зажег в ее груди огонь, она снова таяла под его руками и губами, не в силах сопротивляться волнам острого наслаждения, нетерпеливо ожидая, когда цунами накроет ее с головой, даже ценою собственной жизни.

Ее беспомощность и покорность возбуждали его еще сильнее, чем желание обладать ею. Ему хотелось наказать ее, сделать ей больно, услышать не сладостные стоны, а раздирающий отчаянный крик, увидеть в глазах страх загнанной в угол поверженной жертвы. Он видел в ней не самку, он видел в ней добычу, жажда живой плоти и свежей крови была непреодолима.

Она почуяла перемену, приятные покусывания превратились в укусы, объятия из порывистых, требовательных – в тиски, сдавливающие так, что трудно стало дышать. Его клыки впивались все глубже, он слизывал сочащуюся из ранок кровь и зверел еще больше. Но она не чувствовала ни боли, ни страха, ни гнева, ничего, внутри царили темнота, холод и покой.

Выбор

Тьма заполнила ее доверху, полностью подчинив своей воле, и теперь медленно покидала ее. Тьма говорила с ним ее словами, ласкала его ее руками, смотрела на него ее глазами.
 
Немигающий взгляд словно приклеился к нему, он не мог отвести глаза, она просачивалась в них, проникала внутрь, вытесняя всё самое светлое, самое личное, самую сердцевину его собственного "я". Тем самым окончательно высвобождая то, что пряталось в его подсознании, в самых потаенных уголках, окончательно превращая его в зверя.

Она любовалась им – сильный, свободный, разъярённый. Дикое неотшлифованное дитя тьмы, голодное, ненасытное, готовое на всё ради добычи: выслеживать, преследовать, нападать, убивать, рвать в клочья.

Она выбрала именно его, неукротимого, не желающего подчиняться, жаждущего главенствовать, властвовать, верховодить, вести за собой. Он был направляющей силой, мостом между ней и распахнутыми к свету человеческими душами, открывая путь её беспощадной чёрной орде.
 
Но он был и очень опасен своим своеволием, непредсказуемостью молниеносно принимаемых решений. Вручив ему бразды правления, она не успевала за ним и не могла спрогнозировать его возможную тактику и стратегию, его предпочтения и окончательную цель. Но она была готова рискнуть, слишком большой была вероятность успеха.

Дуэль

Выпив до дна, слизнув последние капельки крови, он отшвырнул окровавленное тело самки, озираясь вокруг в поисках новой добычи. Инстинкт охотника безошибочно вёл его, подсказывая место очередной жертвы и источник грозящей опасности.

Он встал напротив окна, почти прислонившись к стеклу, и посмотрел стрелку прямо в глаза. Он чётко представлял себе степень риска, но всё равно шёл на таран и не собирался уклоняться и прятаться.
 
Он давал противнику шанс в этой бессловесной дуэли, в пикировке взглядов, в испытании выдержки и вышел победителем. Рука на курке дрогнула, и пуля прошла вскользь у самого виска, расцарапав кожу. Но зверь не дрогнул. Кровь сочилась из раны, медленно стекая по его лицу, сливаясь с другой, уже почти высохшей кровью растерзанной самки.

Зверь начал действовать практически молниеносно, буквально через считанные минуты он уже был у входной двери соседнего коттеджа, в предчувствии лёгкой победы он ворвался в убежище стрелка. Но там никого не было, никаких следов пребывания, только стул, стоящий напротив окна. Но он не мог обмануться, стрелок был здесь буквально минуту назад, он ощущал его присутствие.

Зверь так же молниеносно осмотрел все помещения строящегося здания, в том числе подвал и крышу, но ничего не обнаружил. При этом он не чувствовал гнева или разочарования, напротив, появился азарт всё-таки найти и завалить неуловимого стрелка и вдоволь полакомиться. Тем более что снайпер сумел его удивить, выказав странную реакцию на неудачу: не досаду, а явное облегчение.

Считанные минуты

Артём всё ещё держал Прасковью за руки и чувствовал, как крепнет её рукопожатие и свет струится из сияющих глаз. Теперь она уже сама могла закончить восстановление. Но радость продлилась недолго, он услышал Алика и даже вначале не узнал. Алик кричал срывающимся голосом: «Лика, нам надо срочно уходить, ты видела его реакцию, у нас считанные минуты».

Артём всё понял, значит, Лика получила письмо, и что-то пошло не так. Он приложил руку к тому месту, где слышал голос, мысленно представляя друга, и стенка ячейки расплавилась, словно воск.
 
Алик среагировал моментально, изо всех сил прижав к себе Лику, схватил мёртвой хваткой руку Артёма, и тот, дёрнув что есть мочи, вытащил их из коттеджа прямо перед самым носом разъярённого зверя.