Ноль, один, два

В этот раз зима выдалась тёплая, почти осень – или весна, это как посмотреть. Но всё равно холодно, как ни парадоксально – зима же. Небо морозно-голубое, оконные рамы – белые, и снег за ними – тоже, оттенка Пустоты. Время словно остановилось, всё затихло и замерло, и только птицы, то и дело вспархивая с крыши и разрезая острыми крыльями хрустящую корку неба, напоминают, что планета до сих пор движется, сердце бьётся, автобусы ездят, и сегодня снова нужно что-то с собой сделать, чтобы не упасть в этот снег, в эту Пустоту – без чувств, без мыслей, без боли, без боли… Без боли…

Я вспоминаю твои мягкие ресницы и мечтаю коснуться их губами. Вспоминаю твои тёплые руки и мечтаю, чтобы они согрели мои, вечнохолодные и белые, точно покрытые инеем… Вспоминаю твои глаза, самые добрые и мудрые, что я когда-либо видела, и их нежный взгляд, и мечтаю смотреть в них – долго и заворожённо, словно в глубину океана или на всполохи костра… Я скучаю по тебе и разрываюсь от желания к тебе прикоснуться, от тревоги за тебя, от боли, обиды, гнева, тоски, несправедливости… Я сижу здесь одна, одна в этой комнате, в этой квартире, одна везде, куда бы ни пошла, с кем бы ни встретилась – сижу на коленях, опершись о незаправленную кровать, и плачу, уткнувшись лицом в руки… О нет, нет, оно опять пришло, опять настигло меня в самый неподходящий момент. Нельзя жалеть себя, нельзя плакать, нельзя сдаваться, нужно идти вперёд, даже если ступни стёрты в кровь, нужно… Не оставляй меня, не бросай меня здесь одну, приди мне на помощь, услышь меня… За что, за что, за что… Услышь меня…

Но ты не слышишь – снова. Снова, как тогда и тогда, снова воздух поглощает глухие рыдания, впитывает надломленный голос, будто состоящий из осколков, а сердце надрывается, не в силах больше вынести этого «снова», и где-то там, в параллельной вселенной, электронной, механической, на внутреннем экране светится красным предупреждение об агонии: «Предельный уровень нагрузки. Система не выдерживает, немедленно снизьте уровень нагрузки, иначе изменения станут необратимыми»… То, что радовало, теперь колется и щиплет, горчит, точно яд, и каждая мысль о тебе ранит меня, причиняет мне боль, боль, боль… Как пройти через это, как это выдержать – и не потерять себя, сохранить светлую душу, чистое сердце, способность радоваться и любить? Боже, помоги мне, услышь меня, не отнимай меня у меня…

Боль души подкосила моё тело, и каждый день даётся с трудом, будто я продираюсь сквозь тёмный и запущенный, густо заросший сад – по сантиметру в час, то и дело выбиваясь из сил, желая всё бросить и повалиться на землю, увитую змеями колючих стелющихся стеблей, закрыть глаза и просто подождать, пока дух, рвущийся на волю, окончательно покинет своё израненное пристанище. Впрочем, я и до этого не была приспособлена к земной жизни. Словно испытывать эмоции – всё, на что я рассчитана. Бесконечно гореть, сгорая прямо на глазах, будто спичка, в измождении падать на кровать, чувствуя, как внутри всё дрожит, точно при землетрясении… Пламенеть, испепеляться, прыгать со скал прямо в бушующее огненное море...

Самое страшное, что на этот раз даже мои крылья не могут поднять меня хотя бы на пару метров над спутанной листвой этого лабиринта. Мне стало тяжело писать и рисовать… Тяжело писать стихи, тяжело писать в личном дневнике, тяжело писать даже этот текст – все мысли в голове как будто онемели, слова застыли, точно покрывшись доспехом льда, хотя раньше лились, как ручей – рука едва успевала за неудержимым потоком… Ещё одна болезнь, отравленные чернила, кровавые слёзы, ножи вместо рёбер – но только не отнимай у меня моё лекарство, не ослепляй, не оглушай, не запирай в клетке… Верни мои стихи, у меня нет ничего ценнее…

Помню, тогда, на отметке «1», я придумала отдыхать от неё в отметке «0». Отдыхать от одной боли в другой, словно в звёздной колыбели, которая уже – по сравнению с теперешней раной – перестала казаться карцером. Забавно: тогда я и помыслить не могла, что однажды буду отдыхать в отметке «1» от отметки «2»… 

И всё-таки я написала. Спустя несколько вечностей, всего полторы страницы, но написала, и кто-нибудь это прочтёт, а я напишу ещё, и мои крылья пёрышко за пёрышком начнут отрастать заново. А самое главное – я начала выздоравливать. Недавно я заметила, что одна из моих ран зажила. А вторая – почти. И ещё кое-какие – тоже. Почти. А значит, скоро они заживут совсем. Станут шрамами, после – и вовсе обычной чистой кожей, новенькой и свежей… Если повезёт. И это зловещее «два» тоже заживёт. Я выйду из дома в лёгком белом платье, с распущенными волосами, вдохну аромат сирени, едва коснувшись кожей нежных лепестков, и побегу навстречу солнцу, радостно смеясь… Ничего не болит… Боже, ничего, ничего не болит, у меня ничего не болит… У меня ничего не болит, я счастлива, папочка…

А отметки «3» не будет. Никаких отметок…