Игра судьбы -8

  Генерал Рябинкин вместе со своей женой и верной помощницей Амалией Ивановной пришли в этот солнечный день на официальное открытие нового пассажа по приглашению Администрации города Ростова-на-Дону. Тем более, что и жили они поблизости от центра, недалеко от сквера имени Калинина, и день располагал. Торжественное мероприятие начиналось в одиннадцать часов, у высоких зеркальных дверей входа собрался народ. Вскоре всех впустили с улицы в тёмное прохладное помещение, подвели из широкого коридора к столбикам с красными ленточками. Приехал председатель городского совета и торжественная часть началась.
Много говорили о новом городском строительстве, о новых вводимых в строй объектах, об удобстве для граждан, подчеркнули пышность и оформление данного нового магазина, разрезали, как и положено в таких случаях, красную ленточку, и прошли в центральный зал пассажа. Люди с изумлением ходили между стеклянными павильонами, заглядывали в них, рассматривали украшенные прилавки, но особенно привлекла публику галерея манекенов, выставленных в центре зала и по бокам у витрин, точно копировавших представителей разных профессий и народностей.
Любопытная Амалия Ивановна, имеющая весьма пышные формы, вместе со своей приятельницей, женой секретаря райкома партии, подошли к нарядным восковым и фарфоровым куклам вплотную, внимательно их разглядывая.
- Слушай, ведь как живые! - с восхищением говорила Амалия приятельнице. - И негры тут, и мексиканцы... Ух, какие штаны-то разрисованные, да с бахромой!
  Её весьма привлекла фигура длинноволосого парня в чёрных очках и широкополой шляпе. Он показался ей из всех фигур, наиболее натуральным. А Терещенко в этот момент старался удержать прямую осанку и не шевелиться, что было ему совершенно противно по его-то темпераменту! Но они договорились с наряжавшими его девчатами, что если вдруг случиться какой-то форс-мажор, они разыграют настоящее представление с ожившей фигурой, которая спляшет гостям мексиканскую чечётку. Такой возможный вариант входил в планы помощника администратора магазина, которую в самый последний момент перед открытием поставили в известность о разбитой фигуре и, её такой оригинальной, замене. Сашка чечётку танцевать умел, он лихо её отплясывал даже перед своими армейским товарищами на всяких сборищах и посиделках. И здесь не спасовал бы, но это было условлено лишь на крайний случай, а пока его задача была продержаться, как можно дольше на невысоком пьедестале "почёта". Итак, Амалия Ивановна ходит и разглядывает нарядные фигуры... Вот она подходит к Сашке вплотную, начинает поглаживать его бахрому на куртке, трогает яркие лампасы на синих штанах.
- Смотри, какая сияющая ткань! - говорит она с восторгом, а её приятельница поддакивает. - Надо же, в каких ещё костюмах люди ходят!.. Ведь в таких пышных жарко летом должно быть... Я слышала, что у них там стоит жара, аж в пятьдесят градусов. И что же они так пышно там одеты? - она потрогала ткань рукой, заскользила по лампасам вверх, пытаясь на ощупь угадать состав ткани.
  Терещенко напрягся...
- О, курточка какая ладненькая, - весело произнесла жена секретаря, - она из шёлка, что ли, шитая? И тоже, как расписана!..
Она цокала языком от удовольствия, ощупывая материал на рукавах.
  Сашка напрягся ещё сильнее...
- А он, этот манекен, мягенький, не жёсткий, - удивилась Амалия. - Потрогай, штаны так натурально обтянуты на коленках, - она стала щупать Сашкины ноги.
  Терещенко держался из последних сил, капельки пота от напряжения полились по его вискам, затекали под чёрные очки, щекотали переносицу. К счастью, все его мужские особенности, сильно обтянутые тесными штанами, были скрыты под удлинённой жёлтой, бахромистой курткой, а если бы иначе, то это вызвало бы много вопросов к заводу-изготовителю манекенов, которые в такой натуралистической форме отразили свои модели. И тем не менее, дамы не успокоились. Чтобы убедиться ещё раз, что модель мягкая и сделана возможно из резины, любопытная Рябинкина уткнулась пальцем в Сашкину щиколотку, а потом захватила штанину над коленом, легонько ущипнув... Но этого ей показалось мало, и Амалия, забравшись под куртку рукой, крепко ухватилась пальцами за левое бедро "манекена" и больно ущипнула.
- Вай! - вскрикнул Терещенко, дёрнул ногой и отпрянул в сторону. - Простите, дамы, но я боюсь щекотки, - мило улыбнувшись, сказал "мексиканец", повернувшись к женщинам лицом.
  Обе застыли, вскинули глаза на Сашкину фигуру, пёстро одетую, и как по команде, прижав руки к своим пышным грудям, заорали во всё горло на весь центральный зал с высокими потолками. Они ринулись на толпу посетителей, стоявших рядом, а растерянный вконец Терещенко, протянул руки вперёд и шагнул со своего временного постамента...
  Гости, как горох рассыпались по залу, перегоняя друг друга и стараясь, как можно быстрее попасть в коридор ближе к выходу. Они летели, как на крыльях с криками и воплями наступая на пятки передним рядам...
  Первой в обморок упала жена генерала! Женщина не выдержала подобного испытания. Живой манекен расхаживал по залу, и уже приближался к ней, несчастной! Возле мраморной серебристой колонны, она затормозила и, откинув голову, стала сползать по ней на сверкающий пол.
- Амалия Ивановна, что с вами?! - ползая по полу на коленках, подтягивая свои узкие штаны, сползающие на талии, протягивая к ней руки, лепетал Терещенко. - Я вас напугал? Просите, так получилось... Что же делать?! Ну вы тоже хороши, меня за.. за.. за это самое место ухватили!.. А я щекотки боюсь!.. Амалия Ивановна!.. Да, что же это? Вот так всегда со мной... Бедный я несчастный! - он пытался поднять голову женщины, дул ей в лицо, хлопал по щекам, приводя в чувство, смущённо озирался по сторонам.
  Зал вокруг опустел, испуганные зрители стояли вокруг колонн на выходе из пассажа, круглыми от удивления глазами рассматривали странную движущуюся фигуру издалека, но близко не подходили. Из стеклянных дверей сквозь высокие витрины генерал вместе с председателями и большими чинами, стоя на улице, щуря глаза на солнце пытались понять, что же там такое случилось? Почему ринулась толпа на улицу? Что так сильно напугало мирных граждан? Но вскоре всё прояснилось...
- Это трюк такой, граждане, трюк! - кричала администраторша. - Не пугайтесь... Это такое представление с живым манекеном, который сейчас вам спляшет мексиканский танец... Вертайтесь, граждане!
- А остальные, которые на приколе стоят, тоже живые? - раздавалось из толпы.
- Что за кошмар?!.. Нигде никогда такого ещё не было!
- Вот так мероприятие, вот так открылись!..
  Директор магазина, который был не в курсе всего, сильно негодовал на своих сотрудников, которые не успели, да и не могли его поставить во время в известность. Сперва думали, что и так всё сойдёт, но теперь видели свою оплошность, хотя никто из них даже не мог предположить, что публика окажется такой пугливой. Здесь главное было посеять панику, а Рябинкина это делать умела и весьма успешно!..
  Вернувшись в зал и наклонившись к своей побелевшей жене, генерал поднял злобный взгляд на стоявшего рядом Сашку уже без очков но всё ещё в надетой широкополой шляпе:
- Ну, разберусь я ещё с тобой, артист!.. Ну, что же ты стоишь, как истукан? Обещался сплясать, так пляши!.. Весели гостей!.. Циркач несчастный!
  Сашка, ободрённый, мигом заскочил в центр зала. На скользком блестящем натёртом до блеска полу, стал лихо закручивать свои пируэты, отбивая чечётку, громко стуча и лязгая каблуками, с переворотами, с щелчками пальцев... Так он реабилитировался за свой невольный провал, так он веселил и успокаивал публику, которая полукругом его окружила, и уже спусти пару минут пришла в неописуемый восторг.
  В "неописуемом восторге" стоял Рябинкин рядом с женой, которую чуть не хватил удар от всего пережитого. Она была дама чувствительная, все эти розыгрыши были не её уделом. Она, боевая подруга своего военного мужа, которая отправилась за ним на фронт не смотря на то, что в сороковом году родила старшую дочку Машу, которой к тому моменту был всего годик. Они прошли вместе с ним все фронтовые дороги грозной кровавой бойни, выжили, встретили победу в Берлине в составе третьей ударной армии. После войны родили ещё одну дочку, Танечку, которая появилась на свет без правой руки... И вот теперь, кто-то смеет над ней насмехаться и калечить её психику?!
- Нет-нет, Меля, он же не со зла тебя напугал! - пытался успокоить муж Амалию Ивановну. - Ты же знаешь этого пострела!.. Тут что-то не так, что-то не то... Ну вот и сорвал мероприятие, такое нужное и важное для города, - говорил с негодованием на своего солдата Рябинкин. - Я узнаю у начальства, что они все тут придумали, какой такой спектакль?
  Генерал Рябинкин уже хотел было подать в отставку и выйти на заслуженный отдых, как ему в прошлом году предложили более спокойную должность по его ранению, инспектировать воинские части, приданные ростовскому военному округу, и он согласился. Во время ремонтных работ у себя на даче и в городской квартире, Рябинкин приглашал добровольцев из числа призывников, но ему этот посыл поставило в укор его ростовское начальство. Он отказался от этой идее, сам закупил всё для ремонта квартиры, засучив рукава вместе с женой и дочерью, которая была не в силах помочь в своём беспомощном состоянии с одной-то рукой, начал в один из выходных дней свои хлопоты по дому. Но вдруг на пороге появились его товарищи, это местный военком со своим сыном. И только один единственный солдатик пришёл к ним на помощь из воинской части, которую он всегда посещал - это был Саша Терещенко. К нему с тех пор тепло относились в доме у Рябинкиных, Амалия Ивановна при случае всегда старалась его по вкуснее угостить, что стало причиной неприличных разговоров со стороны его же сослуживцев. И вот теперь?.. А, что теперь?!
  После событий сегодняшнего дня Рябинкин имел с ним весьма суровый, строгий разговор. Сашка ничего утаивать не стал. Всё рассказал по-честному: как дурачились с Карасёвым, как они, посланные на серьёзное дело, вдруг уклонились от своих обязанностей и опять нашкодили, как мальчишки...
  Терещенко стоял, низко опустив голову, рядом со своим старшиной. За его спиной прятался Кузька Карасёв, краснея, раздувая свои пухлые щёки.
- А, ну-ка, выйди сюда вперёд, - приказал генерал строгим голосом, поманив пальцем. - Я на тебя, герой, посмотреть хочу... Что же ты, карась такой, от товарища своего убежал, бросил его в такую трудную минуту? Вместе нашкодили, вместе и ответ держать должны! Ты, между прочим, виноват не меньше, а даже больше... Потому что сбежал, как трус, оставил Сашку одного отдуваться!.. Эх ты, товарищ называется!.. Вот вас вместе посылали, вместе и на губе сидеть теперь будете!.. Идите, горе танцовщики-артисты! - и когда ребята вышли, повернувшись к старшине спросил: - Как, агитаторы ещё раз приходили?
- Обещались завтра быть, - разведя руки в стороны, ответил старшина. Спокойный выходной день у него снова не получился...

  Всю ночь старшина Иван Федотович не спал ворочался с боку на бок. Вскакивал на постели, обливаясь холодным потом, а на вопрос жены о своём странном состоянии ответил под утро, когда уже розовый рассвет сполз по занавескам на подоконник:
- Ты знаешь, всю ночь меня страх пробирал... А вдруг откажутся его брать? Агитаторы-то?! Сегодня придут... Господи, только б не отказались, только бы забрали его, охламона, отсюда подальше! - он перекрестился, глядя в угол комнаты, где под потолком на треугольной полочке стояли образа, любовно расставленные там его супругой, набожной и совестливой женщиной, которую он так поспешно и неумно уличил в измене.
- Это ты про Сашку? - переспросила она. - Всё ещё ревнуешь?! Брось, ты!.. Я же сказала, что случайно всё тогда вышло, с этими проводами до дому!..
- Да, я не о том!.. Не выдержу я его... Ещё годик тут побудет, "послужит" и меня в дурку увезут! Непременно так и будет... Вот я и говорю, не дай Бог передумают, агитаторы-то! Только бы не передумали! - старшина тяжело вздохнул, отодвинул шторину, взглянул на восходившее над соседними домами солнышко. - Пора на службу, - тихо произнёс он откидывая от себя одеяло.

  Дорога летела навстречу с посвистом ветра в ушах. От паромной переправы в Приморско-Ахтарске Сашка поймал попутный грузовик до станицы Должанской. Он планировал уже к вечеру добраться до Приморска, отметиться у своего нового начальства, обнять сестру Надежду, а потом окунуться в сладостный мир новой службы и новых развлечений.
- Пусть трудно придётся на новом месте, но всё же у себя в городе, всё же дома, - мечтательно размышлял Терещенко, сидя в кузове грузовика, придерживаясь рукой за кабину. - Мне, почему-то, всегда к новому трудно привыкать... Лучше бы дали дослужить там, где и положено, нет... Агитаторы фиговы! И этот, старшина ещё прикопался! - он с усмешкой вспомнил, как поймал на себе растерянный взгляд старшины Ивана Федотовича, когда пошёл в отказ, нарочно не соглашаясь на переход в школу милиции на третий год службы. - У него был тогда такой глупый вид! - Сашка про себя хихикнул. - Зря я его так напугал, сейчас жалею, эгоист я несчастный!.. Надо было сразу уважить старика, пожалеть его залуженные седины... Ну, ладно, он на меня не в обиде. Зато, когда согласился, как он радовался, как меня обнимал!..
  Ветер раздувал его подросшие мягкие волосы, волнами разлетающиеся под набегавшим прохладным потоком. Детские кудряшки превратились сейчас в пышную шевелюру, густо и быстро отрастающую, только стричь успевай!.. Сашка взъерошил волосы на лбу. Надя, его Наденька!.. Как давно они не виделись, с какой жадностью он вспоминал их последнюю встречу, когда её строгий муж Фёдор всё же разрешил приехать к нему в воинскую часть. Это было полтора года назад, и с тех пор она не могла ослушаться этого домашнего тирана. Почему? Наверное, потому что сильно его любила? Или, как?!
- Ничего, сейчас приеду и пойму что там происходит, разберусь, наконец! - весело размышлял Терещенко дорогой, которая всё быстрее убегала вдаль к новым встречам и приключениям.
  Грузовик летел через посеянные поля, подпрыгивая на кочках и ухабах. В Саврасово в кузов залезли ещё несколько попутчиков, ехать стало веселее.
Сашку Терещенко перевели в Приморск, оставив при военном ведомстве в прежнем статусе призывника третьего года воинской службы, но с правом обучения после стажировки в ростовской школе милиции. Если же они откажутся принять его по каким-либо причинам в сентябре в эту школу, то его забронируют, как сотрудника городского оперштаба для работы с патрулями. Такой расклад Сашку устраивал, а тем более, что теперь он будет чаще видится со своей девушкой Алевтиной. Она немного отдалилась от него, может быть влюбилась в его друга Петьку? Ну что же, раз так, он не станет мешать их счастью. Дружба превыше всего! И если им двоим хорошо вместе, пусть так и будет. Тут уж надо засунуть куда подальше свой эгоизм и амбиции.

  Вечер потихоньку гас, раскидывая над полями и над морем фиолетовые тени. Приморск встретил весёлыми огоньками на новых улицах и площадях. С пропуском от проходной Терещенко отправился в военный городок для подачи документов с постановкой на учёт в военное ведомство закрытой специализированной территории.
- Так, парень, на стажировку к оперативникам тебя отправим, - говорил ему начальник по взаимодействию оперативных служб города, подполковник Суслов. - А ты ведь уже работал с ними, принимал участие в операциях наших доблестных милиционеров.... Я припоминаю, было такое дело. Ну, мы подумаем ещё, может быть оставим тебя на патрулировании. Тоже нужны люди... А пока, отдыхай сегодня. Завтра с утра явишься в гарнизон к коменданту, поставим тебя на довольствие и на проживание при городке. А сейчас, есть где ночевать-то?
- Да, я домой хочу, к сестре, - ответил смущённо Терещенко.
- Вот и отлично, отдыхай!.. А завтра утром к нам, ещё с тобой увидимся, - Суслов толкнул Сашку в плечо, подмигнул ему и отпустил устраиваться.

  Терещенко, как на крыльях летел домой по новому адресу проживания Надежды, который она выслала ему ещё в прошлом году. Им с Фёдором дали квартиру на улице Дзержинского в районе порта.
  Он залетел на второй этаж, надавил кнопку звонка и стал ждать под дверью. Отрыл Фёдор, муж сестры, встав поперёк у порога.
- Чего тебе? - грубо оборвал он Сашкины радужные мысли.
- Сестру! - весело ответил он.
- Нет её, в больнице она... Лежит там по женской части, скоро выйдет на этой неделе, а пока... Шёл бы ты отсюда.
  Он отпихнул парня от двери и захлопнул замок.
  Сашка потерянный, ничего толком не понимающий, спустился с лестницы во двор, поплёлся на трамвайную остановку, чтобы добраться до своего дома, где в их с Надеждой квартире поселились родственники Фёдора.

  Он громко барабанил в дверь, пока не послышались шаркающие тяжёлые шаги по коридору.
  Ульяна долго соображала, стоя на пороге, уставившись невидящими осоловелыми глазами на парня.
- Явился, - произнесла она наконец, недовольно перекосив губы. - Что, из армии выгнали?
  Сашка опустил плечи и выронил вещмешок на порог.
- Меня сюда в город перевели... А пока общежитие не дали, я домой приехал. Пустите! - он попытался пройти в свою квартиру, но Ульяна не дала этого сделать.
  Она встала на защиту захваченного имущества своей мощной, широкой грудью, выталкивая Сашку подальше к перилам.
- Иш, чего удумал, наглец!.. Пустите его!.. Люди живут тут спокойно, и на-те вам, явился!.. Видали, такого охламона?.. Нечего тут воду мутить, иди, куда шёл! У нас своё семейство, а ты не лезь, куда не просят!
- А я, кто по вашему, не семья, разве?! Я ведь брат вашей невестки, Надежды? Родной её брат! - пытался что-то доказать Терещенко.
- К нашему семейству ты не имеешь никакого отношения... И вот что, паря, давай так, ты сам по себе, а мы сами с усами!.. Отвали! - она пихнула Сашку со всей силой, отшвырнув его к соседской двери, поддав ногой лежавший у порога вещмешок, потом так же, как и её сынок накануне, захлопнула перед Сашкиным носом входную дверь, щёлкнув замком изнутри.

  Он долго сидел на подоконнике у почтовых ящиков в полутьме подъезда при свете тусклой лампочки. Его лихорадило от такой несправедливой ситуации. После полуночи он сполз с окна вниз, подобрал свои вещи, двинулся через узкие дворы в Центральный парк, который только-только начинал свою бурную жизнь в этом курортном, но закрытом военном городке. Новые липовые аллеи, недавно высаженные заботливыми руками горожан, уже начинали зацветать и распускаться, одаривая свежим ароматом влажных, набухших почек. Кое-где они уже лопнули, и как белая акация, уже набравшая полную силу, во всю разбушевались изумрудным потоком. Конец апреля, он прибыл в родной город накануне первомайских праздников.
- Вот и прибыл!.. Вот и сестру увидал! - невесело размышлял Сашка, приземляясь на пустую влажную лавочку, кидая свой вещмешок. - Патрули сейчас застанут меня тут, как бродяжку... Вот стыд-то какой! - Он закрыл глаза ладонями. - Куда же мне теперь, а? - он по-детски жалобно всхлипнул.

  Было около двух часов ночи, когда рядом с будкой дежурного у ворот местного УВД на Загорянке, 18 появился молодой парень в армейской форме. Он показал пропуск в город, потом вышедшему к нему дежурному долго объяснял причину своего прихода сюда. Тот позвонил на пост. К ним через пару минут вышел дежурный по городу Егор Зайцев. Сегодня была его ночная смена. Он, подойдя к будке, сразу признал в пришедшем, неугомонного Сашку Терещенко и, протянув к нему руки, улыбнулся.
- Ну, привет-привет! Какими судьбами к нам пожаловали, сударь?!
- Не очень хорошими... судьбами, - невесело проговорил парень.
- Что так?! - поднял на него удивлённые глаза Егор.
- Из дома меня выгнали, - откровенно ответил Терещенко. - Вот негде ночевать, а я боюсь что патрули в парке застукают. Мне поутру надо к военному коменданту явиться, меня сюда на службу перевели на третий год. Неудобно будет, если меня туда из кутузки привезут. И про дом свой объяснять, тоже неудобно. Тем более... я уже рассказал, мол, есть у меня где переночевать. Стыдно и неловко!.. И тут вспомнился ваш адрес... Я и пришёл, простите, больше не куда податься.
- Пришёл, и правильно сделал... Прощения он ещё просит!.. Ну-ка, пошли со мной в дежурку, там и расскажешь всё, как есть!.. Это твои вещи? - Зайцев подхватил Сашкин вещмешок и повёл его через двор на вход в здание УВД.

  ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.