Дневник. Май и июнь 1978. Часть 1. Травма

11.05.1978 Четверг.

Вышла сегодня на работу. Совсем без голоса. Ангина. Ну что ты тут поделаешь?
Звонила вчера Любаша. Поведала о раздоровских новостях. О новом "бл*дстве"
Славы, об ангельском характере Лёвы, о милом моему сердцу волейболе. И я
вдруг почувствовала, как я всё же соскучилась по мячу. Мужиков-то Боря мне
заменил, а по волейболу изголодалась. К тому же только Слава может меня
насытить волейболом, за то его и люблю. Доживу ли до субботы...

"...Друзья уходят как-то невзначай,
Друзья уходят в прошлое как в замять,
А мы смеёмся с новыми друзьями,
А старых вспоминаем по ночам.

А мы во сне зовём их как в бреду,
Асфальты топчем, юны и упруги,
И на прощанье стискиваем руки,
И руки отвечают нам: "Приду".

Они врастают тают в синеву,
А мы во сне так верим им, так верим
Но наяву распахнутые двери
И боль утраты тоже наяву.

Но не прервать связующую нить,
Она дрожит во мне и не сдаётся.
Друзья уходят, кто же остаётся?
Друзья уходят. кем их заменить?

Вадим Егоров.
 

3.06.1978 Суббота.

Завтра будет три недели с того самого воскресенья, когда со мною случилось
несчастье. И только сейчас я готова об этом написать в дневник. Я даже могу
вспомнить, как это всё произошло. Да... Я прыгнула высоко и приземлилась
на одну ногу. Две ночи в больнице перед моими глазами возникал этот момент
приземления, когда я почувствовала, что нога моя вдруг раздвоилась. Что-то
острое торчало из тренировочного костюма на месте коленки. Потом это что-то
вправилось со скрипом, и нога приняла положенную форму.

Помню, как я корчилась на земле, как со мной занимались "Амбал", Генерал,
давали разные советы. Колено смочили водой, затянули эластичным бинтом, но
наступить на ногу я не могла. Мне не хотелось понимать, что это травма, и это
надолго. Я не плакала, кажется, только смотрела на всех собачьими глазами, ища
помощи. Около меня суетился Генерал. Он принёс мне наколенник, стульчик,
побежал мочить бинт, надевал наколенник мне на ногу. Я ещё раз попробовала
встать на ногу, но она сразу же подвернулась снова. Тут уже я испугалась.

Потом услышала где-то рядом голос Лёвы: "Генерал, иди сюда, поможешь нести."
Он подошёл ко мне, и так же, как когда-то переносил через грязь, взвалил меня
на спину и потащил к Игоревой машине. Игорь, хотя и спешил на званый обед,
всё же согласился меня довезти до больницы. Обхватив Лёву за шею, я прижалась
к нему щекой. Оля, шедшая рядом, заметила: "Ишь как обняла. Любит значит".
- Полюбишь, - промолвила я.

Уже лежа на больничной койке, я подробно и отчётливо вспоминала эти
моменты, и что-то сдавливало горло, по щекам безудержно катились слёзы. Что
это вдруг с ним сталось?  Что за порыв? Генерал-то большой души человек, за это
я его и уважаю. Но Лёва... Неужели только из-за того, что потребовалась грубая
мужская сила... На полпути его сменил Генерал. Я оказалась для него тяжёлой
ношей, но он, хоть пыхтел и вспотел, донёс меня до машины.

Потом был испуг мамы, травмпункт, неоценимая помощь Анюты, а вечером 14
мая, в воскресенье, я уже лежала в хирургическом отделении в 508 палате.
"Разрыв медиальной связки коленного сустава", - был поставлен диагноз.
"Это неприятная вещь", - сказал мне хирург Владимир Романович, - "Бывают
счастливчики, у которых срастаются. У одного из тысячи." Мной овладела
томительная и неведомая до сей поры грусть, словно я расстаюсь навек со своей
привольной жизнью, и обрекаю себя на долгие и тяжкие страдания...

"...Страдания очищают наши души и ведут нас к совершенству..."
В больнице я научилась чутко относиться к боли других людей, ценить
дружеское участие.
"...Мудрость состоит в том, чтобы покориться своей судьбе..."

Но как ей покориться, если она отняла у меня то, чем я дышала, жила.
Обрезала мне крылья. Рядом с лыжами поставить костыли. Столько планов
было намечено на лето. И вот впереди всё чисто и безоблачно. Алтай будет
поражать других туристов этим летом, даже к Генералу на дачу не смогу
съездить. Как-то в кафе он спросил меня, почему мы с Лёвой поссорились.
И пригласил к себе на дачу. Я, конечно, согласилась. О том, что будет со мной
в конце лета, я боялась думать.

Первую неделю мне было очень тяжело в больнице. Бесконечные анализы, кровь
из вены. Пункцию (откачивание из суставной сумки крови и жидкости) я ещё
как-то переносила (хотя тоже не без слёз), так как это было необходимо.

Сначала в палате нас жило четверо: трое старушек и я. Из них троих только тётя
Таня воодушевляла и восхищала меня своей необыкновенной волей к жизни.
Полуживую, её привезли сюда несколько месяцев назад. Её сбила машина.
Много хлопот принесла она врачам, сёстрам и нянечкам. Никто не верил, что
она встанет. Сын хотел определить её в богадельню (дом инвалидов), но его
вовремя образумили. Такую старушку - и не брать! И я никогда не забуду её
глаза, когда за ней приехал сын, чтобы забрать её после выписки домой:
светящееся каким-то внутренним светом любви к жизни, сияющие, молодые.
Тётя Таня была первым лучиком надежды, блеснувшим во мне в больнице.

Люди в палате менялись: одних выписывали, другие поступали. Неожиданно
наша палата "омолодилась": привезли Танечку, "художницу" нашу. Красила
беседку в лагере, и упала с лестницы, сломала ногу. Прихромала Лида, наша
девочка, из которой, по словам Романыча, "пять нормальных девочек получилось
бы". И я - "кровь с коньяком", тоже его слова.

Разузнав, что где-то есть телевизор, я, конечно, отправилась в разведку, и
познакомилась с таким "литерболистом". Но я не перестала ценить его за юмор,
даже когда он на моих глазах выпил стакан тройного одеколона, как стакан воды.
Обладатель телевизора, тоже Витя, как-то сразу ко мне расположился.
В больнице, как нигде проникаешься сочувствием к человеку. Когда он мне
сказал, что моральный мертвец, я попыталась ему возразить. И он мне рассказал,
что ему не везёт.

Только недавно оправился от травмы позвоночника, единственный вышел из
больницы не калекой. А когда лежал на вытяжке, к нему пришла жена, и
попросила развод, так как встретила хорошего человека. Нет предела
человеческой жестокости. Одним махом перерубить у человека всякое желание
к выздоровлению. И каким-то чудом он выжил. И вот снова на вытяжке.
Перелом бедра и голени.

Как только я входила в палату, он мне говорил: "Ну, иди сюда, мой сладкий. Я
тебя с утра жду. За что ты меня любишь?"
- За телевизор, разве не понятно?
Так что после врача обход у них делала я.

Я никак не ожидала, что меня будут навещать. Ждала я, в общем-то маму, Нину
с Анютой, ну и Любу, может быть. Думала, Люба прибежит, сразу скажет:
"Наталия, что ты тут загораешь? Вставай давай" Каково же было моё удивление,
когда ко мне пришёл... Лёва Галкин, наш любимый фотограф. Весь из себя
красавец, при галстучке, с цветами. Принёс мне фотографии раздоровские, книги,
принёс мне самый дух Поляны. Это меня необычайно взволновало. Я не ожидала.

Приехала Люда Пастухова, Надежда Панина привела мне хирурга с ОФП.
Прибегала Галочка, чего уж я никак не ждала; она всегда так занята. Причём, в
тот день я совсем расхандрилась, не вставала с постели, то ревела, то спала.
И случайно поднявшись, и подойдя к окну, вдруг увидела знакомый силуэт.
Я точно решила, что мне это показалось, но схватила костыли, и побежала к
выходу. Её могли не пустить, был понедельник. Но лифт не работал, и я
свесилась из окна в коридоре, хотя была уверена в своей ошибке. И вдруг сзади
услышала Галкин смеющийся возглас: "Что вы тут делаете, мадам?"
- Ой, Галочка, тебя смотрю, - обрадовалась я.
- А я зашла в палату, там девочки говорят, она, мол, уже побежала. А я им: "Как?
Она уже бегает?"

Два человека на Поляне: Слава и Галка - это мой стимул, это - бальзам на мои
раны. Галка вдохнула в меня жизнь, сказав, что связки могли и надорваться, не
разорвались до конца. Как-то в выходной забежал Коля Мушков. Расспросил, что
и как, какое лечение, обещал позвонить, узнать, чем можно помочь. Приезжали
с работы: Раиса Алексеевна, тётя Оля, Танечка, даже Иван Григорьевич. Раиса
Алексеевна даже Юрию Ксанычу дала адрес больницы. Рита приезжала.

Никогда не думала, что в несчастье у меня будет столько друзей. Лёва Галкин
приходил ещё, с цветами. Никогда ещё мне не дарили столько цветов, не
оказывали столько внимания. В больнице я многое поняла. Я заметила, что
после Лёвиных визитов Витька начинал грубо разговаривать со мной,
отказывался от моего внимания, потому что оно недолговечно.

Глупенький. Если он всё всерьёз. Он решил, что если у Ю.А. так случилось, что
он нашёл свою любовь здесь, то и у него может быть что-то похожее. Я старалась
показать, что я шучу, что у меня, конечно, кто-то есть, и только перед выпиской
я наговорила ему ерунды. А может это тоже была шутка. Он разыграл меня, что
у него неправильно срослись кости и во второй половине дня его повезут на
операцию вслед за Ю.А. По виду его я не поняла, что это очередная шутка.

Я стала его подбадривать, а он спросил:
- Замуж за меня пойдёшь?
- Ну, конечно. Что за вопрос...
Потом заговорили о Ю.А. Я сказала, что не вынесла бы операции.
- Ты что, боли боишься?
- Очень.
- А как же ты будешь рожать?
- Я не собираюсь рожать.
- До 50 лет будешь в волейбол играть?
- Почему до 50-ти? До конца дней. Мне бы вот только ногу вылечить.

В четверг меня загипсовали. А в пятницу т.е. 2 июня Романыч заставил меня
ходить без костылей. Я преодолела страх только после того, как он сказал мне,
что если я не пойду сейчас, то я вообще не пойду. Сквозь слёзы, не дыша, я
шагнула, как в пропасть. Под общий смех и шутки Романыча, я вроде бы и не
чувствовала боли. Потом с палочкой прогулялась к мужикам, удивила их тем,
что хожу без костылей.

А вечером меня навестил Геночка. Это тоже сюрприз. Его я вообще давно не
видела.
- Ба, Геночка, какими судьбами? Как ты узнал, что я здесь?
- На Поляне только и разговоров что о твоей ноге. Меня командировали узнать,
как ты тут.

Поболтали о том, о сём, и как бы невзначай коснулись Лёвы Галкина. Я ему
показала фотографии. И Гена намекнул мне, что я нравлюсь Лёве. Как
сговорились все. Надежда пришла позже с большим букетом сирени. И тоже
понеслась намекать.

С её легкой руки Лёва навестил меня. Потому что от неё он узнал обо всём, и
тут же поинтересовался, навещает ли меня кто-нибудь с Поляны. Надежда
ответила, что не знает.
- Если бы ты видела его глаза, когда я ему рассказала о случившемся! Дурочка
ты Наташка. Не видишь, не хочешь замечать. Хороший же парень. Бери голыми
руками. И не раздумывай. Я была в прошлое воскресенье на Поляне и видела
твоего Лёву - Паровоза в стельку пьяного. И подумала: "Ну кого Наташка любит!
Господи! Зачем он тебе?"
- Он же не пьёт. Может, переживает.
- Если бы переживал, давно бы здесь был.
Только мне сейчас и думать о мужиках. Хорошо отвлекает. Тем более, что лета у
меня не будет, придётся жить воспоминаниями.

Анюта приезжала на неделе, спрашивала, не приезжал ли ко мне Борис. Она
видела его на встрече, передала привет и адрес больницы. Может, для вида
пообещал приехать. Сейчас он, правда, в командировке...

В субботу я прощалась с обитателями 508 и 505 палат. Танюха собиралась
выписаться вместе со мной, но её подзадержал Романыч. Она расплакалась, и
я уже тоже не могла удержаться. Хорошо, что с ребятами сначала попрощалась,
подергала всех за кровати, чтобы они уходили вслед за мной. Привыкаешь к
людям. Здесь, наверное, особенно привыкаешь. Вите оставила свой телефон.
Как встанет на костыли, позвонит. Тяжело было уезжать. Не люблю я этих
прощаний.

Вечером мне позвонил Витя Королёв с Поляны, постоянный мой партнёр по
кружочку. Говорит: "Я пришёл, смотрю тебя нет, спросил, мне сказали, так,
мол, и так.
- Ой, Витя, обо мне ещё помнят там...
- Ну что ты, Наташа, ты ведь наша звезда.
Слова участия, поддержка, советы. До этого мне позвонила Оля, совсем меня
убила: "Даже и не мечтай. Настраивайся на операцию. Связки сами не срастаются"
Одно человеческое слово может и поднять и бросить. Увидев на моих глазах
слёзы, мама сказала: "Так у нас с тобой дело не пойдёт".
 
Ещё когда Геныч ко мне приходил в больницу, после его ухода я снова
разревелась. Люда (наше ребро) говорит: "Это ещё кто приходил? Опять с
Поляны? С завтрашнего дня табличку повесим на дверь: "Кто с Поляны - не
входить!" Я уже и смеялась и плакала.

Дома разобралась немного с учебниками. Всякой всячины набросано навалом.
Сижу возле своих питомцев-эхинопсисов. Они цветут. Шесть бутонов
распустилось сразу на одном, самом старшем. У туркменов есть пословица:
"Взгляни на цветок, и он согреет твоё сердце" От них исходит нежный аромат.
Наверное, их необходимо вынести на солнышко, но мне хочется ими любоваться.

4.06.1978 Воскресенье.

День знаменателен тем, что мне позвонил Слава. "Как ты себя чувствуешь?
Играть совсем не с кем." Я не могла справиться с волнением, поэтому голос у
меня дрожал, когда я разговаривала с ним. Всё таки не такой он чёрствый.
Дрожащим голосом я ему что-то говорила о своей травме, о трёх месяцах гипса.
- Да что ты, три месяца, ты за месяц встанешь на ноги. Всё будет нормально.
- А ты не поехал сегодня?
- Поеду на 13.
- Да, погода хорошая.
- Выходи на балкон. Дыши воздухом.
- Да я гуляю.
- Как? На костылях?
- Да.
- Не представляю тебя на костылях.
- Да, Слава, подрезали мне крылья, - еле выговорила я.
Хорошо, что он не видел моего лица, по которому в два ручья текли слезы.
- Не расстраивайся. Никто от этого не застрахован. Коленка-это вообще такое
капризное дело. У меня вот тоже болела. Я разминал, плавал. Тебе надо
поплавать потом в бассейне. Брасс хорошо разминает. После тебя на Поляне
стало очень тревожно играть.
- Мне Витя вчера звонил с Поляны. Говорит, надо тебя в Раздоры привезти.
Я ему говорю, что ещё рано...
- Это на машине надо. Я вот подремонтирую свою машину.
У меня даже сердце ёкнуло. Я об этом даже не мечтала.
- А я думала, ты её продал.
- Нет, там ремонтировать-то ерунда. Жалко субботу на это дело тратить, времени
в будни нет.
- Да, конечно.
- Я уж отвык как-то. Без машины лучше

Сама не знаю, как у меня это получилось, пригласила его к себе. Заинтриговала
Лёвиными фотографиями, на которых он так хорошо вышел. Странное дело, я
думала, если он ещё раз когда-нибудь позвонит мне, первые слова, которые я ему
скажу, будут: "Из чьей постели ты вывалился, Славочка? И вот пожалуйста...
Вместо этого я приглашаю его к себе, благодарю за то, что вспомнил обо мне,
говорю ему, что после его звонка мне сразу стало как-то легче. Мне прописаны
положительные эмоции и солнце. Что поделаешь, если после разговора с ним я
зарядилась положительными эмоциями, мне захотелось жить, захотелось на
свежий воздух.

Вчера мне звонил Лёва Галкин. Разве я испытывала подобное? В трубке что-то
гудело, я плохо разбирала его слова.
- Лёва, я очень плохо тебя слышу.
- Да, Наташ, телефон волнуется.
Не знала, о чём с ним говорить. Книги его я ещё не прочитала. И потом, я себя
чувствую такой серостью перед ним. Когда я с ним разговариваю, у меня такое
ощущение, будто я за свою жизнь не прочитала ни одной книги.