Повесть мутного времени. Глава шестая

Глава шестая.
Я вспомнил об этой просьбе Ники, когда пришла весна, зазеленили деревья, и мне самому захотелось съездить в наш посёлок, отдохнуть там душой и телом от повседневных и, как мне казалось, мелких забот и одновременно посмотреть, в каком состоянии находится наша изба, ибо решил провести свой отпуск именно там. После встречи с писателем меня каждый вечер тянуло сесть за стол и написать большой рассказ или даже повесть, сюжет которой уже сложился в моей голове. Но этому мешала рутина служебных и домашних дел, и я понял, что для творчества необходимы покой и тишина. То есть, то , что я могу найти только в нашей покосившейся избушке.
- Завтра я еду в посёлок, - сказал я Нике по дороге с работы домой. – Сейчас на АЗС я заправлю полный бак, а ты дай мне адрес твоих родителей. Я заеду в Рублёвку и отвезу Фаину Анатольевну на могилку к бабе Фросе, как ты меня просила.
- А я сама не знаю их адреса, - ответила Ника. – Просто спросишь у любого прохожего, где особняк профессора Волынского, и тебе укажут. Я думаю, что у него на новоселье весь посёлок гулял. И будь, пожалуйста, поделикатней с мамой, ты её не на рынок собираешься везти.
Это замечание вывело меня из равновесия и, остановив машину, я с несвойственной мне злостью выпалил:
- Нет, я схвачу ее за руку и потащу в машину с криком: «Едем на кладбище, Фаина Анатольевна! Так приказала мне ваша дочь!»
Ника рассмеялась:
- Чего ты злишься, Акимов? У тебя нервы стали ни к чёрту. Пей настойку пустырника, говорят, помогает. Ведь я хотела, чтобы ты просто радушно обнял её при встрече и непринужденно объяснил: так, мол, и так, ехал мимо, решил предложить вам посетить могилку бабы Фроси, так как вы когда-то просили свезти вас туда. Вот и всё.
Я успокоился, а она в знак нашего примирения дала мне деньги на бензин.
На въезде в Рублёвку меня остановили серьёзные парни в синей форме с надписью «Security» на спине. Когда я объяснил им, что я, Акимов Кирилл Иванович, еду на дачу своих родственников Волынских, старший из них снял трубку телефона, висевшего прямо на крыльце сторожки, набрал трёхзначный номер и вежливо спросил:
- Это дача Волынских? С кем я говорю?
Получив ответ, он расплылся в широкой улыбке, словно его можно было увидеть на том конце телефонного провода, и елейным голосом произнес:
- Очень приятно… Дело в том, Фаина Анатольевна, что некто Акимов хочет посетить вас на вашей даче. Скажите, мы можем пропустить к вам этого гостя?... Понятно…
Он повесил трубку и известил меня, что госпожа Волынская гостей не ждет и никакого Акимова не знает.
- Наберите, пожалуйста, этот номер еще раз, - попросил я и вышел из машины.
- Пожалуйста, - охотно согласился секьюрити, и трижды крутанув диск, протянул мне трубку.
- Алё, - услышал я усталый голос своей тёщи. – Волынская слушает.
- Фаина Анатольевна, с вами говорит ваш зять, Кирилл Акимов, - сказал я, стараясь сохранить спокойствие. – Вы, вероятно, забыли, что мужа вашей дочери Николь зовут именно так.
- Кирюша! – воскликнула госпожа Волынская. – Представь себе, я действительно забыла твою фамилию! Ты уж прости старуху. Дай трубочку охране, я скажу, чтобы тебя пропустили.
На прощание старший секьюрити козырнул мне и весело сказал:
-Вот бы мне такую тёщу! Которая бы начисто забыла, как меня зовут и что я вообще существую на свете.
Фаина Анатольевна встретила меня с распростёртыми объятиями:
- Кирюша, вы уж простите меня, пожалуйста. Замоталась я совсем с этим хозяйством в новом доме, а тут вдруг звонок: какой-то Акимов в гости приехал. А у меня напрочь из головы вылетело, что Акимов – это вы и есть. Вы по делам или просто повидаться?
- Я вам как-то обещал свезти вас на могилку вашей мамы. Если вы готовы, то моя машина в вашем распоряжении.
- Конечно, готова! Сейчас только платочек на голову прихвачу, и можем ехать. Ой, спасибо вам, Кирюша! Если бы не вы, я бы ввек на маминой могилке не побывала. А ведь это большой грех: своих родителей забывать.
Через полчаса мы выехали из Москвы на дорогу, ведущую в наш поселок, и, взглянув в зеркало заднего вида, я увидел, что Фаина Анатольевна плачет, утирая слёзы промокшим носовым платочком. Почувствовав, что я смотрю на неё, она поспешила успокоить меня:
- Не обращайте внимания, Кирилл. В нашем возрасте такое часто случается: вспомнишь былое и невольно плакать начинаешь…. Ой, смотрите, вот эту берёзовую рощу я хорошо помню! Мы сюда по грибы ходили! Значит, и до нашей деревни уже недалеко…
- Да, всего шесть километров осталось… Только на месте вашей деревни теперь находится дачный поселок кооператива «Мотор».
- А раньше она называлась Екатериновкой. Говорили, что барыню нашу Екатериной звали.


Так что, избы тоже все порушили?
- Осталось избы четыре, не больше. Там старушки одни живут, ровесницы вашей мамы. Они-то ее и провожали в последний путь…
Я не хотел укорить её, но говорить это, однако, мне не следовало, потому что Фаина Анатольевна заплакала навзрыд.
Кладбище, куда мы приехали, можно сказать, уже не существовало. Дачников на нём не хоронили, и ухоженными были всего три могилки, бабы Фроси да еще двух старушек, умерших после неё.
Мои бывшие коллеги из охраны посёлка сделали по моей просьбе красивую оградку на могиле мамы Фаины Анатольевны, она вошла за неё и, тронув дрогнувшей рукой крест, поставленный еще на похоронах, попросила меня:
- Вы, Кирилл, поезжайте на подворье, посмотрите в каком состоянии там наша изба, а я сама туда доберусь…Здесь совсем близко, и дорогу я знаю… А сейчас я хочу остаться одна и поговорить с мамой.
Такой Фаину Анатольевну я увидеть и услышать не ожидал… Мне хотелось остаться и хоть как-то утешить её, но она стояла, держась за крест, и ждала. когда я уйду, и мне ничего не оставалось, как только послушно исполнить её желание.
Я сел в машину , завел мотор, и ни разу не оглянувшись, поехал в поселок.
Двор нашей усадьбе был аккуратно выкошен соседом, который был из старожилов деревни Екатериновки и держал козу, с избой тоже было всё в порядке: окна заколочены, на двери висел амбарный замок, навес над крыльцом не обрушился под тяжестью снега. Входить в дом я не стал, решив, что сделаю это в следующий свой приезд, прихватив с собой инструмент для подключения электричества и заправленные газовые баллоны. Я был твердо намерен провести здесь лето, а, может быть, и весь год. Именно в этой старой избе я должен был стать писателем…
(продолжение следует)