Л. Н. Толстой. Чечня. Современность. Часть 3

               
Первые месяцы пребывания на нашей земле Лев Николаевич в качестве добровольца, вместе с братом, участвует в ряде стычек с горцами. Крупномасштабных военных действий в тот период не было. Но шла подготовка к ним, путем вырубания лесов по всей Чечне. Просеки для последующих походов вглубь Чечни, совершали вдоль реки Джалка, Аргуна, Мичика. Как известно леса были  угрозой для завоевателей. Они начинались от хребта в районе нынешнего аэропорта и далее до горных вершин. В горах тоже имелись леса, но их рубить не было нужды, здесь убежищем для горцев служили крутые горы и узкие проходы.
В военном сборнике за номером 11 от 1860 года автор писал: «Лес кавказский пользуется громкой, повсеместной славой. Кто слышал рассказы про леса Чечни - про Черные горы - тот охотно представляет себе Кавказ страной, покрытой непроходимыми лесами. Мысль, что на Кавказе может когда-нибудь обнаружиться недостаток в лесе, каждому незнакомому с краем покажется в высшей степени дикою; а, между тем, эта мысль совершенно верна и должна озабочивать большую часть Кавказа». Сожалея об исчезновении леса, автор сообщает причину этого: «под топором солдата» и «в страшных размерах». Как свидетельствовали очевидцы, дым от горящих лесов стоял неделями, да так, что в дневное время и солнца не было видно. В ночное время солдаты хотя и были уставшие, но рады были видеть «фантастическую иллюминацию» исходящую от гибнущих лесов.
На месте нынешнего Грозного и вокруг, располагалось много чеченских сел, которые были разрушены и на их месте возвели крепость. Часть населения истребили, малой части удалось бежать в горы, где они основали новые поселения.
Леса в Чечне были густые, почти непроходимые и для их рубки требовались хорошие топоры и в огромном количестве. Российские топоры оказались не годными: они тупились, у них ломались топорища. После испытаний выяснилось, что для уничтожения вековых лесов Кавказа, лучшими являются топоры США. Так, в союзе с Россией, Америка стала участницей нашего покорения. Получается, что в порче экологии и захвате чеченских земель, не малая роль принадлежит падким до денег, привыкшим к насилию и грабежам американцам. Преемственность наблюдается в наши дни.
Рубка леса шла годами: днем и ночью, зимой и летом, пока не была подготовлена площадка для безопасного продвижения войск. Просеки совершались шириною от одного до двух пушечных выстрелов. При подходе к населенному пункту, он обязательно подвергался грабежу, с целью пополнения продовольствия.
В одном из таких походов, летом 1851 года, Л. Н. Толстой имел возможность познакомиться с генералом А. И. Барятинским, в те годы начальником левого фланга Кавказской армии. Он предложил Льву Николаевичу сделать военную карьеру. И без этого помышлявший остаться на Кавказе, на гражданской или военной службе, Лев Николаевич утвердился во мнении.
Думаю, что генерал произнес дежурную фразу, не особо обратив внимание на личность, с кем беседует, не думая о каком либо дальнейшем участии в судьбе человека, стоявшего напротив. Это видно по тому, что тот проявил безразличие к службе Л. Толстого. Именно на такое равнодушие со стороны генерала и укажет Лев Николаевич в своем письме адресованном генералу от 15 июля 1853 года. А 8 августа того же года в дневнике запишет: - «Вечером пришли все дурные воспоминания моей жизни; Гелке, Барятинский, Левин, долги и всё гадкое». Комментировать, надеюсь, нет надобности.
А. И. Барятинский в некоторых вопросах был своеобразным человеком. Он принадлежал к редким людям, что поддержал убийцу А. С. Пушкина, Дантеса и посещал его при заточении на гауптвахту. Это видно из письма Барятинского к арестованному, которое гласит: «вследствие строгости караульных офицеров» он не может больше его посещать, Барятинский заверяет его: «верьте по-прежнему моей самой искренней дружбе и Тому сочувствию, с которым относится к вам вся наша семья».
Объяснение этой дружбе, скорее, кроется в слабости обоих к женскому полу. Очевидцы, говоря о жизни Барятинского в Грузии, писали: «в Тифлисе он не давал проходу красавицам-грузинкам, так что женатых офицеров предупреждали, что им следует больше опасаться главнокомандующего, чем горцев». И даже выезжая на лечение за границу, он увел жену собственного адъютанта. Спустя месяцы в Петербурге стало известно, что: «фельдмаршал колесит по Европе в компании прекрасной грузинки». Если царю все это было без разницы, то не понятно, почему рогоносец муж, оказался таким хлюпиком.
Для получения воинской специальности, требовалось выехать в Тифлис, где располагалась главная ставка, и где решались военные вопросы. Старший брат не пожелал отпускать Льва Николаевича одного в столь далекий путь и, взяв отпуск, поехал с ним. Дорога была долгой, утомительной; через Владикавказ, по Военно-Грузинскому перевалу. Почти на каждой станции не оказывалось свежих лошадей. Деньги у них были ограничены, потому приходилось соглашаться и ждать. Добрались до места 1 ноября 1851 года.
Вопрос их должен был решиться за считанные дни, потому они хотели вместе вернуться назад. Военное начальство думало иначе, и потребовало такое количество документов, которых у них в наличии не было. Документы следовало затребовать из России. Ни Барятинский, ни другие шапочные знакомые в деле участия не приняли.
Братья подумывали над тем, чтобы запросить бумаги и вместе вернуться в Чечню. Но отказались от этого плана по причине отсутствия денег. Проще и дешевле было оставить младшего и уехать старшему брату. На том и сошлись.
Лев Николаевич стал ждать почту, сняв квартиру в предместье города у немецких колонистов. О том, что такая ситуация с задержкой в Тифлисе ему была весьма неприятна, можно судить по письму к тете «Вы легко поймете, милая тетенька, как эта помеха мне неприятна …. при дороговизне здешней жизни, пребывание мое в городе месяц (а может быть и дольше) да обратная дорога, будут стоить больших денег».
За пределы города Л. Толстой уехал ввиду того, что квартиры в городе были дорогие. В немецкой слободе, люди оказались менее жадные до денег, да к тому же упражняли его в немецком языке. Он пишет в письме к Т. А. Ергольской «я плачу здесь за две довольно чистые комнаты пять рублей серебром в месяц, тогда как в городе нельзя бы было нанять такую квартиру меньше, чем за 40 р. сер. в месяц. Сверх того, у меня бесплатная практика немецкого языка, у меня есть книги, занятия и досуг, потому что никто не приходит беспокоить меня».
Двух месячные ожидания, из которых большую часть времени он болел и лежал в постели, завершились успешной сдачей экзаменов в течение одного дня. Лев Николаевич уже мог вернуться в Чечню, но вынужден был ждать еще несколько дней, пока не получил деньги на дорогу. На этом закончился грузинский «поход»  Л. Н. Толстого.
Прежде чем расстаться с Грузией нам следует детально разобрать время проведенное будущим писателем в Тифлисе, ибо по истечению лет, после мировой славы, эти два месяца, с подачи грузинских журналистов и литераторов нарастут такой фантазией, что не будь Грузии, Толстой так и остался бы беспутным картежником.
Итак, запросив нужные документы, Л. Толстой стал ждать их получения. Как он проводил время в Тифлисе можно судить по его письмам. Прежде всего, задержка с назначением ему была весьма неприятна, о чем он пишет 12 ноября 1851 г, Т. А. Ергольской: «Вы легко поймете, милая тетенька, как эта помеха мне неприятна … ежели я не получу этих бумаг через месяц, я откажусь от военной службы, так как я не смогу уже участвовать в зимнем походе, а это было моим единственным желанием, побудившим меня итти на военную службу».
В этом же письме он подчеркивает, как ему тяжело без брата «я так свыкся быть постоянно с Николенькой, что разлука с ним, хотя и на короткий срок, мне тяжела». Л. Толстой желал скорейшего возвращения в Старогладовскую еще и потому, что почти все время был болен. Об этом он пишет в письме С. Н. Толстому 23 декабря 1851 года: «- Здесь в Тифлисе у меня 3 человека знакомых. Больше я не приобрел знакомств, во первых, потому что не желал, а во вторых, потому что не имел к тому случая - я почти все время был болен и неделю только что выхожу. Первый знакомый мой Багратион Петербургский (товарищ Ферзена). Здесь он очень важный Грузинский Князь, но хотя и очень добр и часто навещал меня во время моей болезни, я должен отдать ему справедливость, — он, как и все Грузины, не отличается дальним умом».
Неизвестно, что конкретно имел в виду Л. Толстой под словами «не отличается дальним умом», но точно можно сказать, дельной помощи он от князя не получил. Иначе бы дело одного дня так долго не затянулось, а высказывание о Багратионе было бы иного рода.
Более подробно о своей болезни Лев Николаевич пишет Николаю Николаевичу, с которым делился всем и был более откровенным: «К несчастию, мне очень нехорошо:  Можешь себе представить, что у меня весь рот и язык в ранках, которыя не позволяют мне ни есть ни спать. Без всякого преувеличения, я 2-ю неделю ничего не ел и не проспал одного часу».
Из всего сказанного видно, что большую часть времени в Грузии Л. Толстой болел, был без денег, а чуть окрепнув, безрезультатно бегал от одной инстанции в другую, в надежде решить свой вопрос. Скорее от всех этих неурядиц он пишет тете: «мне не везет во всем, что я предпринимаю».
После того как личность Л. Н. Толстого стала известна в мире, Грузия сделала очень много для популяризации у себя его произведений. Но более преуспела в попытке убедить мир в том, что именно их страна повлияла на раскрытие писательского дара Л. Н. Толстого. Грузинская интеллигенция развила такую бурную деятельность, написала такое количество книг, статей и всего прочего, что в голову приходит мысль, а не грузином ли был барон Мюнхгаузен.
 Особенную активность проявили журналист Илья Накашидзе и его супруга писательница Нино Накашидзе. И. Накашидзе впервые посетил Льва Николаевича в Ясной Поляне в августе 1897 года и с тех пор поддерживал с ним постоянную связь. Если безвестный Л.Н. Толстой в Грузии никому не был нужен, но уже известного писателя они не хотели отпускать из под своего влияния.
У этого народа следует учиться любить и прославлять свой край. В последнем у грузин бесспорное лидерство. Понимаю, что каждый журналист, писатель не может обойтись без доли фантазии. Но проявлять ее в том количестве, могут только грузинские писатели и журналисты. Жаль, что фантазия зашкаливает допустимые нормы. Ведь дневники и письма писателя сохранились, они доступны каждому. Любой читающий сразу поймет, каковы факты, а где вымысел. Поэтому просьба, не пытаться забрать явные заслуги чеченцев и казаков в становлении Льва Николаевича Толстого, как писателя и гуманиста.
Грузинский народ очень древний, образованный, с богатой культурой, большим чувством юмора. Он близок чеченскому народу и уважаем нами всеми. О них много лестных слов в мировой литературе. Например, Торнау Ф. Ф. русский офицер, дипломат, писатель пишет: - «Грузины народ добрый, откровенный, общежительный, храбрый и крайне беззаботный; любят они разгул и военные похождения. Расчетливая жизнь, хозяйственные заботы, промысел и торговля не их дело. На это существуют в Грузии армяне, отлично умевшие воспользоваться непрактичною стороной грузинского характера и овладеть торговлей, промышленностью».
Беззаботность грузин исходила от того, что над ними не издевалась царская власть, а использовала их в своих целях в борьбе с другими горцами. Наше притеснение находило противодействия и потому тот же автор пишет, что каждого военного охватывал страх перед встречей чеченца или адыга: - «Сердце сжималось болезненно, когда в степи неожиданно появлялась шайка подобных ездоков; рука судорожно ложилась на курок ружья или пистолета, и тоску отводило только в счастливом случае, если удавалось разглядеть у них более сапогов чем чевяк: значит казаки, а не чеченцы и не закубанцы».
Но разве можно нас упрекнуть в том, что мы защищали свою родину, свой дом, свою свободу, свою землю. Разве русские не противились шведам, татарам, полякам, немцам? Мы ни на кого не нападали, не были агрессорами, а лишь отражали нападение.
Сократу принадлежат слова: «Платон мне друг, но истина дороже». Перефразируя их,  отмечу, что грузинский народ остается для меня близким и дорогим, но истину о Льве Николаевиче Толстом желаю отразить такой, как она есть. Вина в необъективных измышлениях, лежит на журналистах и литераторах Грузии.
Объясню, с чем связаны мои слова. Двухмесячное пребывание будущего писателя в Тифлисе послужило написанию грузинами многих томов и воспоминаний о нем, не имеющих под собой никаких оснований. Прежде всего, потому, что Л. Толстой в момент пребывания в Тифлисе, был никому не известным молодым человеком, грузинам в том числе.
Утверждая о своем влиянии на Л. Н. Толстого, наши соседи сами отлично осознают, что им не было никакого дела, до молодого человека, которого в тот период никто не знал. Все их многотомные «научные труды», стали появляться задним числом.
 Где вы были и почему не помогли, когда больной и безденежный, он шел мимо вас, по вашим улицам, тоскливо заглядывая в ваши глаза? Он не от хорошей жизни снял квартиру в немецкой слободе, а от заоблачных цен в центре города. И помогли молодому человеку в нужде не генерал Барятинский и не князь Багратион, а сосланные на Кавказ немцы, у которых он жил.
Кратко приведу высказывания из статей грузинских авторов разных лет: -
1. Тбилиси стал родиной для первого произведения Толстого – повести «Детств». В столице Грузии была проделана самая сложная часть работы.
2, Поселившись в доме немецкого колониста, он начал писать своё первое литературное произведение - повесть «Детство».
3. Именно в этот период своей жизни он понял, что хочет стать профессиональным писателем.
4. Тбилиси так понравился Льву Николаевичу, что он решил здесь остаться и устроиться на гражданскую службу, если не удастся на военную.
5. Еще не военный и не писатель Толстой ходит в итальянскую оперу и русский театр.
6. Грузия и Кавказ повлияли на становление Л. Н. Толстого.
7. В Тбилиси Лев Толстой вел гораздо более скромную жизнь, чем в Москве, Ясной Поляне и Старогладковской. Здесь он почувствовал впервые внутреннее обновление, к которому давно стремился.
По первому пункту точно зафиксировано, что Л. Н. Толстой повесть «Детство» начал писать в Чечне, в станице Старогладовской 23 августа 1851 года. Черновик книги «Детство», разумеется, был с ним, и он не мог не делать записи, когда стал поправляться от болезни. В дневнике от 28 февраля 1852 года он пишет: «В Тифлисе провел месяц в нерешительности: что делать, и с глупыми тщеславными планами в голове. С ноября месяца я лечился, сидел целых два месяца, то есть до нового года, дома; это время я провел хотя и скучно, но спокойно и полезно – написал всю первую часть».
А вот какова она была по качеству, «самая сложная часть», написанная я Грузии мы можем судить по следующим словам самого Л. Толстого. Они датированы 27 марта 1852 года: - «я делал корректуры до 11 часов, … пришел брат, я ему читал писанное в Тифлисе.. По его мнению, не так хорошо, как прежнее, а по-моему, ни к черту не годится». Вот как он оценил все, что написал в Грузии.
Почему он поселился в доме немецкого колониста, мы выше отметили. Добавлю, что Лев Николаевич в письме к тете указал, каково ему было в первый период проживания у немцев: «Я заболел чем-то в роде горячки и пролежал в постели 3 недели (при этом в полном одиночестве и почти без денег)».
Третий пункт содержит такую ерунду, что даже комментировать не стоит. Его заветным желанием в Тифлисе было скорее поправиться, решить вопрос о службе и покинуть Грузию. Более этого ему ничего не хотелось.
По четвертому пункту отмечу, что приведенные слова к Грузии не имеют никакого отношения. Они написаны задолго до поездки в Тифлис, а именно в письме к Т. А. Ергольской 24 июня 1851 года в селе Старый-Юрт: - «Я твердо решил остаться служить на Кавказе. Не знаю, в военной службе или гражданской при князе Воронцове, это решится в мою поездку в Тифлис».
По поводу хождения по театрам, думаю, тоже не стоит комментировать, тем более как пишут грузины, что он мог встретить в театре Хаджи-Мурата и других высокопоставленных чинов России и Грузии. Разумеется мог, и Папу из Рима мог бы встретить, ежели бы тот и Лев Николаевич там появились. Но, ни того, ни другого в тетре не было.
По шестому пункту надеюсь, пояснения не требуются, ведь подобно недавнему лозунгу - Ленин и партия – едины, Грузия находится на Кавказе, и выделять ее отдельно, абсолютно не было нужды.
По седьмому пункту могу согласиться, что Л. Толстой вел «скромную жизнь», насколько позволяла болезнь и отсутствие денег. А вот про «внутреннее обновление» слова не верны. Чтобы обновиться, необходимы положительные эмоции, здоровье, деньги, которых у него в Грузии не было. Могу допустить, что в таком состоянии, в каком он пребывал в Тифлисе, легче озлобиться на все и всех.
Совершенно смехотворны слова «Грузия сыграла важную роль в судьбе Льва Толстого и навсегда вошла в его жизнь. Он прибыл сюда никому не известным молодым человеком, которому едва минуло 23 года, а покинул Грузию писателем, чье первое произведение, написанное в Тбилиси, вызвало восторг самых знаменитых коллег, критиков и, конечно, читателей».
 Какие читатели, какие критики, какие коллеги, какое произведение? Вы совершенно правильно написали, что он «прибыл сюда никому не известным», но забыли добавить, «и уехал точно таким же, безвестным человеком». Что касается романа «Детство» опять фальшь. Он появиться в «Современнике» в сентябре 1852 года, под псевдонимом и никто, даже Н. А. Некрасов, редактор журнала, не знал его автора. Или Л. Толстой по секрету выдал информацию о своем псевдониме грузинам?
А вот еще: «Лев Николаевич ходил на охоту с собаками, будучи в Тифлисе». Когда, с кем, на какие средства, у кого он взял ружье, собак? Здесь использованы слова из письма к брату, где речь идет о собаках и об охоте в Чечне, а не в Грузии.
Главное один из авторов статьи, о пребывании Л.Толстого в Грузии, написал: «Именно Георгий Багратион был тем лицом, который своими связями способствовал Толстому в его хлопотах по службе. Он же, по всей вероятности, и познакомил его с местным обществом и ввел в дом Чавчавадзе, где Толстой не мог не познакомиться с Мананой Орбелиани … В доме Чавчавадзе Толстой также мог встретить Георгия Эристави, Платона Иоселиани, Дмитрия Кипиани и других видных представителей грузинского общества».
И это еще не вся фантазия. Там, в списке, с кем он мог бы встретиться, есть видные деятели Азербайджана, военные чины России, наиб Хаджи-Мурат. Особенно в этом обществе и встречах нуждался Хаджи-Мурат, у которого беременная жена и старая мать, томились в яме у Шамиля.
Все могло быть, если бы было, но Л. Толстой не был у Чавчавадзе. Толстой признается, что Багратион пытался ему помочь, но из этого ничего не вышло, только футболили его от одного начальника, до другого. Но как можно писать «способствовал Толстому», если после «способствования», однодневное дело затянулось на два месяца. Представляю, что было бы, если бы не Багратион – Толстого так безвестным человеком и похоронили бы в Тифлисе.
Или вот строки из статьи Марии Филиной касательно мемориальной таблички на доме, где жил писатель - «На стене этого дома установлена мемориальная доска». А далее самое интересное - «(Справедливости ради надо отметить, что исследователи до сих пор не пришли к общему мнению, в каком именно доме Толстой жил в Тбилиси)».
Могу предложить разумный выход из этой сложной ситуации – установите таблички на всех домах в округе и дело с концом. Раз с таким размахом вы выдаете фантазии о днях пребывание его в Грузии, что вам стоит налепить десяток лишних табличек.
В Грузии часто проходят научные конференции, толстовские дни. Участники возлагают цветы к дому, где жил будущий писатель. Не важно, что не определен конкретный дом. Главное этими сборищами славят Грузию, отдыхают сами, потчуют гостей, а Л.Н. Толстой, служит ширмой для увеселения.
2011 году толстовские дни проходили с 15-20 апреля. Организаторами мероприятия выступили международный культурно-просветительский союз "Русский клуб" в Тбилиси и музей-усадьба Льва Толстого "Ясная Поляна". С приветственным словом к участникам конференции обратился Владимир Толстой, директор музея "Ясная Поляна", член Общественной палаты России.
По словам организаторов, в рамках дней Толстого в Тбилиси были чтение докладов, посещение памятных мест, связанных с великим писателем. Участники слета побывали в школе села Гореловка, построенной на средства Льва Николаевича. Молодцы, сумели раскошелить писателя, тогда как ни жители Старогладовской, ни жители Старого-Юрта и Горячеводска не удосужились это сделать, хотя более всех заслуживали.
Раз на толстовские дни выделяются деньги и бесплатно можно отдохнуть в солнечной Грузии, почему бы не воспользоваться. Видно истина не всегда дороже! Хозяева накрывают шикарные столы, произносят заздравные тосты и все довольны. Одни высасывая из пальца небылицы, получает научные звания, другие ездят на отдых за счет музея! Ай да молодцы!
Но разве не резонно поставить вопрос – как на все эти выдумки «толстоведов» России и Грузии, купилось руководство дома музея Ясной Поляны? Получается, что некто, очень заинтересованный в продвижении грузинской темы (точнее в отдыхе в гостеприимной стране), ввел в заблуждение директора музея «Ясная Поляна» Владимира Толстого. Человек занятый общегосударственными делами, не может вникать во все детали, и не может не доверять тем, кто профессионально занимается этой темой. А профессионал не может не знать, что заслуга Грузии в становлении Л. Н. Толстого такая же, как и Фолклендских островов, на которых писатель не был.
Допустим мы, чеченцы и терские казаки будем по привычке молчать, не обращая внимания на явное пренебрежение к нам, на искажение фактов, на искажении истории. Но как не стыдно перед светлой памятью Льва Николаевича Толстого за такое фальшивое трактование.
В прессе пишут, что организатором проведения дней Льва Николаевича в Грузии является заведующая отделом научно-исследовательской работы музея-усадьбы Л. Н. Толстого «Ясная Поляна»  Галина Васильевна Алексеева – кандидат филологических наук, заслуженный работник культуры РФ. С такими титулами и званиями просто стыдно не знать, где жил, с кем общался, от кого черпал информацию о Кавказе Лев Николаевич. Если зная, она утаивает факты, а иначе это и не может быть, то такому человеку нельзя вообще доверять. О ней пишут, что она «блестяще владеет английским языком». Учитывая, что письма Лев Николаевич писал на французском языке, простим ее. Тогда возникает законный вопрос – зачем в музее – усадьбе Л.Н. Толстого такие необьективные исследователи.
Если и существует в мире место, где должны проводиться толстовские дни, то это только Чечня и усадьба Ясная Поляна. Понимаю, что грузины очень гостеприимный народ, но чеченцы не уступят им в этом. Попробуйте. Вы будете честны перед Богом, перед памятью Льва Николаевича. Согласны пригласить ваших друзей из солнечной Грузии.
На самом деле, почему подобные встречи не проводить в Чечне, где будущий писатель прожил около трех лет, где всю информацию о Кавказе и кавказских народах получил от казаков и своих друзей чеченцев? Ведь именно здесь появилось его первое произведение, здесь задуманы многие другие его повести и романы, здесь он черпал материал к написанию всех кавказских произведений.
Пренебрегать истиной и подтасовывать факты, могут очень нечистоплотные люди, ничего общего не имеющие ни к писательскому и ни к человеческому гению, каковым был Лев Николаевич. Попытки приписать Грузии даже малые заслуги в становлении Л. Толстого, необъективны и тщетны. А дни и вечера отдыха за общественный счет мы вам запретить не можем. Проводите на здоровье!
В письме к тете, которое писалось с 28 декабря 1851 года по 3 января 1852 года в Тифлисе, Л. Н. Толстой пишет «Наконец, сегодня, получил приказ отправиться к своей батарее… я счастлив, что наконец добился того, о чем старался и чего желал давно, что больше ничто меня не задерживает в Тифлисе, где я смертельно скучаю».
С грузинскими авторами не согласны литераторы Пятигорска. Чеченские литераторы, имеющие полное право заявить о себе, как всегда, в глубоком подполье. Из - за этого и весь сыр бор по перетягиванию писателя.В Пятигорске утверждают, что в их городе «Л. Н. Толстой закончил работу над повестью «Детство» и в начале июля 1852 года, экстренной почтой отправил ее в Петербург редактору журнала «Современник». На несоответствие с датами ни те, ни другие внимания не обращают. В Тифлисе наш герой был с 1 ноября 1851 года, до 6 января 1852 года, а в Пятигорске с 16 мая по 5 августа 1852 года. Если в Грузии граф закончил «Детство», что он писал в Пятигорске, спустя 6 месяцев?
Дагестанские братья так же «внесли свой вклад» в становление Л. Н. Толстого, хотя он фактически на их территории и ногой не вступал. Дагестанская область была организована только в 1860 году с центром в Темир-Хан-Шуре. Ни Кизляр, ни Хасав - Юрт, что посещал будущий писатель, к нынешнему Дагестану в те годы не относились. Они были переданы Дагестану только в 1956 году, благодаря восстановлению Чечено – Ингушской АССР. Напомню, что Лев Николаевич уже более 150 лет как покинул Кавказ, до включения этих земель в состав Дагестана.
То, что Л. Толстого не было на их земле, не помешало им написать предложение, понять которое возможно только призвав на помощь Виталия Кличко. Автор статьи «Лев Толстой в Дагестане», опубликованной в Дагестанской правде в июне 2021 года, Г. Опарин, член Русского географического общества. Он пишет: «Чечня, Ингушетия и Северная Осетия, Кабардино-Балкария и Грузия – все пути, через войну, дружбу и будущую «посмертную любовь» к ним начались для Льва Толстого именно в Дагестане».
Будучи в Грузии, самый лучший подарок и неописуемую радость Льву Толстому  очередной раз доставил чеченец. Чтобы это довести до читателя, следует подробно остановиться на письме Льва Николаевича. Оно написано Татьяне Александровне Ергольской 6 января 1852 года. Написано в пылу огромного воодушевления от неожиданного избавления тягости на сердце по поводу карточного долга. Молодой человек желает обрадовать тетю и поделиться счастливым происшествием. Вот это письмо: - «Сегодня со мной случилось то, что я уверовал бы в бога, ежели бы уже с некоторых пор я не был твердо верующим. Летом в Старом Юрте все офицеры только и делали, что играли, и довольно крупно. Живя в лагере, нельзя не встречаться постоянно, и я часто присутствовал при игре, но как меня ни уговаривали принять в ней участие, я не поддавался и крепко выдержал целый месяц. Но вот в один прекрасный день я шутя поставил пустяшную ставку и проиграл, еще поставил и опять проиграл; мне не везло; страсть к игре всколыхнулась, и в два дня я спустил все свои деньги и то, что мне дал Николенька».
В общей сложности Лев Николаевич проиграл 750 рублей серебром, 250 отдал сразу, а на 500 рублей дал вексель, сроком уплаты в январе 1852 года. Далее граф продолжает: «После моей глупейшей игры в Старом Юрте я карт не брал в руки, постоянно отчитывал Садо, который страстный игрок и, не имея понятия об игре, играет удивительно счастливо. Вчера вечером я обдумывал свои денежные дела, свои долги и как мне их уплатить. Долго раздумывая, я пришел к заключению, что, ежели буду жить расчетливо, я смогу мало-помалу уплатить все долги в течение двух или трех лет; но 500 р., которые я должен был уплатить в этом месяце, приводили меня в совершенное отчаяние. Уплатить я их не могу, и это меня озабочивало гораздо больше, чем во время оно долг в 4 тысячи Огареву. Наделать долгов в России, приехать сюда и опять задолжать, меня это приводило в отчаяние. На молитве вечером я горячо молился, чтобы бог помог мне выйти из этого тяжелого положения. Ложась спать, я думал: «Но как же возможно мне помочь? Ничего не может произойти такого, чтобы я смог уплатить долг». Я представлял себе все неприятности по службе, которые мне предстоят в связи с этим; как он подаст ко взысканию, как по начальству от меня будут требовать отзыва, почему я не плачу и т. д. «Помоги мне, господи»,— сказал я и заснул.
Сегодня утром я получаю письмо от Николеньки вместе с вашим и другими - он мне пишет: «На днях был у меня Садо, он выиграл у Кноринга твои векселя и привез их мне. Он так был доволен этому выигрышу, так счастлив и так много меня спрашивал: «Как думаешь, брат рад будет, что я это сделал», - что я его очень за это полюбил. Этот человек действительно к тебе привязан».
Разве не изумительно, что на следующий же день мое желание было исполнено, то есть удивительна милость божия к тому, кто ее так мало заслуживает, как я. И как трогательна преданность Садо, не правда ли?... Пожалуйста, велите купить в Туле мне шестиствольный пистолет и прислать вместе с коробочкой с музыкой, ежели не очень дорого, такому подарку он будет очень рад. Я все в Тифлисе сижу у моря, жду погоды, то есть денег».
Этот факт чудесного спасения Льва Николаевича от мучившего его карточного долга, станет достоянием многих. Русский историк, писатель-беллетрист и Тайный советник М. П. Погодин отразит его в своей книге, изданной в Москве в 1875 году. Книга была посвящена фактам удивительного избавления людей, после их искреннего раскаяния и обращения к Богу.
Согласитесь, что поступок Садо, явление редчайшее и его нельзя было замалчивать, как это делают в толстовских музеях и усадьбе Ясная Поляна. То, что сделал Садо, не каждый близкий родственник  совершит. Ведь Садо мог и проиграть все свое состояние и вряд ли Лев Николаевич мог ему чем - либо помочь, ибо сам был в весьма сложной ситуации. Не сомневаюсь, что случись такое, то и Садо ни в чем не упрекнул бы своего друга. Это был его добровольный выбор, ставший приятным сюрпризом и для самого будущего писателя.
Данный случай показывает искреннюю и бескорыстную привязанность Садо к человеку в ком он видел внутреннее богатство, порядочность и чистоту души. В то же время факт показывает, как крепка дружба у чеченцев, как они ценят искренность, сердечность в человеческих отношений. Там, где дружба основана на верности, чеченец не пожалеет и своей жизни. Его заветным желанием будет больше отдать, чем получить.
Садо не словами, а делом доказал свою преданность дружбе, спасая жизнь Льву Николаевичу. В лучшие моменты жизни, оставался в стороне, при возникновении сложностей, подставлял братское плечо. Одним словом,  делали то, что свойственно было его народу испокон веков.
Отсюда вывод: - что значит князь по крови, каковым был чеченец Садо, и князь, ставший им посредством царских бумаг и железяк. Чеченцы всегда были самодостаточны и никогда не считали за честь, носить княжеский титул, который исходит от такого же смертного человека, как и ты. Для чеченцев самой ценной наградой является признание народа, верность слову и долгу, довольствие Творца, а не блестящие побрякушки от правителя, за которые иные, готовы отдать честь и совесть, поставить на плаху свою жизнь.
Как Л. Толстой скучал в Тифлисе и спешил назад в Чечню, видно из письма к брату Сергею от 23 декабря 1851 года он пишет: - «На днях давно желанный мною приказ о зачислении меня фейерверкером в 4-ю батарею должен состояться … ежели мое желание исполнится, то я в день же своего определения уезжаю в Старогладовскую, а оттуда тотчас же в поход, где буду ходить и ездить в тулупе или черкеске».
Возвращаясь из Тифлиса в Чечню Лев Толстой, летел, словно на крыльях, желая обнять своего чеченского  друга Садо, за освобождение его от тяжелого бремени. Скажите, кому бы из нас этого не хотелось?
Во Владикавказе их оказию задержали, не дав свежих лошадей. Им пришлось остаться до следующего утра. К чести осетин, они не стали фантазировать, приписывая себе заслуги, но при этом отдают должное таланту великого писателя. Ошиблись в одном, написав, что граф был на их родине 9 раз. Он проезжал несколько раз Моздок, который в то время тоже не был территорией Осетии. В состав Северо - Осетинской АССР он влключен Указом Президиума Верховного Совета СССР 1 марта 1944 года. 
Утром, тронувшись в путь, Л. Н. Толстой дохали до Моздока, где так же, под предлогом отсутствия лошадей их вновь задержали. Отсюда, 12 января 1852 года, он снова пишет своей тете письмо. В этом письме, не без влияния от переполнявшей его радости, по поводу возвращения карточного долга, он обозначает: «Моя мысль, непродуманное мое решение ехать на Кавказ, было мне внушено свыше. Мной руководила рука божья - и я горячо благодарю его— я чувствую, что здесь я стал лучше … я твердо уверен, что бы здесь ни случилось со мной, всё мне на благо, потому что на то воля божья». Продолжение следует.