Странные изгибы женской души. провокация

       Кофейная чашка тонкого фарфора, скользнула со стола и прыснула от пола мелким бисером. Женщина, уронившая чашку, проводила ее взглядом, пыталась перехватить, но не успела. В глазах мелькнул испуг. На кухне наступила тишина. Мужчина, лежащий после завтрака на диване, комментировавший по привычке слова рекламного человека из телевизора, замолчал, оторвался от экрана и смотрел на осколки. Неспешный кот, гуляющий по кухне, остановился, посмотрел на мужчину, на женщину и решил подождать, что будет дальше. Даже телевизор, после шумной рекламы, запустил долгие титры под тихую медленную мелодию. Время застыло.

       - Борь, ну извини, ей-богу случайно. Не знаю, как так вышло. Я найду такую же, правда найду. Не сердись только, пожалуйста. Борис.  - Женщина поднялась из-за стола, виновато глядя на мужчину, которого называла Борей.
      - Прекрати! - неожиданно тонко, для своей крупной, грузной комплекции, взвизгнул мужчина. В голосе были досада и неприязнь. - Где ты найдешь такую же? И зачем мне такая же? Мне нужна эта!  Ты, как корова, вечно всё из рук, постоянно всё вдребезги. С тобой невозможно жить. Знаешь же, что чашка эта со мною всю жизнь.

      - Я тоже с тобой почти всю жизнь. - Потупив взор, тихо сказала женщина. Голос дрогнул, в глазах стояли слёзы. - Но чашка, конечно, важнее. Футбол, телевизор, компьютер, всё что угодно, только не живой человек.
      - Слушай, хватит, прекрати. Эта твоя песня, про живую душу, про необходимость понимания, утомила и надоела до чёртиков. Не заводи меня. Плесни лучше коньяка. - Мужчина поднялся с дивана, резким движением ноги разметал осколки по всей кухне.

      - Борис, что ты делаешь? Зачем? Как теперь их собирать? - женщине хотелось расплакаться. Обида точила сердце. Какая-то стекляшка, пусть хоть трижды фарфоровая, которую легко поменять на другую, и не обращать на это внимания, для ее мужа дороже близкого человека, словно чашку заменить нельзя, а жену можно.
      - Как разбила, так и собирай, я коньяк просил налить, ты забыла? Или не слышишь ничего? - раздражение в мужском голосе наполнилось злобой. - Ты где была вчера весь вечер? Я сам должен себе ужин готовить?

      - Ужин нужно было только разогреть, всё стояло на плите. Борь, ты весь день дома, неужели сложно? Я вечером у мамы была, ты же знаешь. Ей совсем плохо. Ей уход нужен. Давай её к нам заберём? - женщина стояла у стола, пытаясь открыть недорогой армянский коньяк. Мужчина вырвал из рук жены бутылку.
       - Ни о чём попросить нельзя. – Сразу открыть, тоже не получилось. Руки у Бориса были вялые, неумелые и ленивые. Никчемные руки, не мужские. - А про маму твою, ты даже не заводи больше, еще тут больной старухи не хватало. Одной ненормальной мне мало, ты еще вторую хочешь привезти. - Коньяк наконец-то поддался и полился в стакан. Мужчина разом ухнул половину гранённого и зажевал черным хлебом. Женщина опустилась на диван, не выдержав обиды последних мужниных слов, расплакалась. Навзрыд, захлёбываясь, как ребёнок. Внутри что-то оборвалось, словно плотина рухнула, слезы текли и текли, размазывались по щекам дрожащими руками. Плечи и спина содрогалась в такт всхлипываньям. Почему, почему, почему она позволяет ему, так обращаться?

        - Хватит, Оля, хватит. Раздолбала мою чашку и сидишь ревёшь. Подмети лучше, а то Соломон лапы порезать может. - Борис еще раз наполнил полстакана, опустившись на диван подтолкнул жену, чтобы освободить место прилечь. Ольга послушно встала, не прекращая плакать, пошла за веником. Борис, приняв изрядную дозу, занялся любимым занятием - переключением каналов и громким комментарием увиденного. Кот Соломон пристроился рядом, с нескрываемым превосходством поглядывая на женщину.

        Ольга с веником в руках тщательно выметала мелкие осколки из-под шкафов и холодильника. Ещё совсем не старая женщина, в коротком домашнем халате, вставала на колени и поворачиваясь спиной к мужу низко наклоняясь, демонстрировала стройные ноги. Ольге не было сорока, она обладала хорошей фигуркой, приятным, миловидным личиком, со спокойным, мягким взором. Не красавица, обычная, симпатичная женщина. Захмелевший Борис, оторвав взгляд от телевизора, обратил свой интерес к жене, та как раз низко нагнулась, совсем рядом с диваном. Вялая рука протянулась к женской ножке, поглаживая тыльную сторону выше колена. Ольга выпрямилась и повернулась к мужу.

        - Иди ко мне. - Тон супруга не терпел возражений. Хозяин давал указание. Попробуй ослушайся. Ольга покорно села рядом с развалившимся, хмельным мужем. Трезвой близости Ольга давно не знала, муж лапал ее липкими руками, лез целоваться толстыми слюнявыми губами и громко говорил грубые, пошлые, грязные подробности. Но чем природа наградила Бориса щедро, так это мужской силой. Сколько бы он не выпил, любовником он оставался страстным и неутомимым. Похотливый самец. Женские обиды проходили, горечь таяла, все неприятности отступали на второй план. Ольга была с мужем, ее разум мерк, душа замирала, всю ее наполняла страсть и удовольствие. Хотелось принадлежать этому человеку полностью и навсегда. В глазах поплыл туман, наступило блаженство.
        - Борька, как же я тебя люблю.