Врата нирваны

     Всё началось с одной книжки, после которой я увлёкся эзотерикой. Запоем читал Судзуки, разных гуру и сутры. Пробовал читать мантры, петь священный слог Ом и конечно же сидячую созерцательную медитацию. Но от последней быстро начинались болезненные покалывания в ногах и никакие подушки не спасали, поэтому экзотическим позам на полу я предпочитал удобное кресло в гостиной. Ещё у меня была одна практика собственного изобретения – спрашивать себя «о чём ты думаешь прямо сейчас?». Смысл в том, что если задать вопрос достаточно искренне, то ум автоматически оказывается в сейчас, о котором его спросили, и в котором ты на самом деле ни о чём не думаешь. Не ведёшь внутренний диалог, ничего не боишься, не злишься, не сожалеешь… Потому что никакая скверна и громоздкое понятийное мышление там попросту не умещаются. В итоге практика сводится к тому, чтобы как можно дольше удержать состояние осознанности, вызванное вопросом. Но трюк работал лишь несколько секунд и внимание быстро опять рассеивалось, а ум снова и снова начинал строить свои замки из песка.
     Тогда я решил облегчить себе задачу, концентрируясь для начала на отдельных объектах. Научусь на малом, думал я, и масштабирую успех. Первыми объектами моих медитаций стали статуэтки со старого комода. Фарфоровые фигурки Афродиты и Зевса. Непорочная Дева Мария и младенец Иисус. Медные статуэтки Ямы, Хотэя и Будды… — Сувениры, накопившиеся за жизнь. Какое-то время ум с интересом изучал предмет, его форму, фактуру, приводил связанные воспоминания или ассоциации, но в конце концов вещь наскучивала, и ум отвлекался. Если же я силой удерживал внимание на одном и том же объекте, то быстро утомлялся и начинал клевать носом. Пару раз даже засыпал таким образом в кресле, просыпаясь в итоге от собственного храпа. В общем, ничего толком не получалось.
     Но были в том периоде моих духовных поисков две особенные недели интенсивных практик. Уже и не помню, что меня так вдохновило. История ученика Бодхидхармы, отрезавшего себе правую руку ради просветления, или эгоистичное желание новых праздных ощущений, но эти две недели я с одержимостью неофита регулярно сидел в медитации и по сотне раз на дню ловил свой ум и возвращал его обратно в тело, сюда, в сейчас! Снова и снова. Беспомощность в контроле над собственным умом бесила и только подстёгивала меня. Но какая-то сила раз за разом выкидывала сознание обратно в бесконечный поток мышления и внутреннего диалога. Вкрапления полной тишины длились от нескольких секунд до минуты. Это в лучшем случае. И в конце каждой такой условной минуты появлялось предчувствие чего-то знакомого, словно из далёкого детства, от чего по коже пробегали мурашки… Будто, стоит лишь удержать полное внимание чуть дольше, хотя бы на две-три минуты, и тогда откроется какая-то важная тайна, что-то по-настоящему удивительное, что я всегда упускал прежде или о чём давно позабыл.
     Через две недели интенсивных практик стало очевидно, что если я и двигаюсь вперёд, то подобно улитке, ползущей к вершине Фудзи. Уходить в монахи, чтобы посвятить практике всю жизнь, я не собирался, и в итоге совсем забросил свои эксперименты с медитациями. Но примерно через месяц, в самый разгар моего 35-го лета, прорыв произошёл внезапно и будто бы сам собой…

     Одним прекрасным воскресным днём я мыл посуду на кухне и очередь дошла до противня, на котором в недавнюю вечеринку запекалось мясо в духовке. И я этот лист железа машинально, раз, и тоже под струю. Но тот гораздо крупнее тарелки, он даже шире самой раковины. Поэтому вода начинает течь куда угодно, только не в раковину! Она бежит через противень на стол, капает на пол… И до меня наконец доходит: ненужны никакие вопросы или фигурки со старого комода. Любые повседневные действия, выполняемые с полным вниманием, это и есть настоящая медитация!
     Несколько минут после этого озарения я просто мыл посуду, забыв обо всём. Будто бы ничего и нет. Только мыльная губка, посуда, вода, и полное внимание к происходящему. Кто бы мог подумать, что мытьё посуды может быть столь увлекательным, если подойти к делу со всем вниманием... Предчувствие месячной давности не обмануло, и всего через каких-то две-три минуты такой спонтанной медитации во мне действительно что-то переключилось. За несколько секунд восприятие полностью изменилось. Будто внутри и снаружи зажегся яркий дополнительный свет, при котором стало отчётливо видно, в каком мраке я жил всё это время, даже не подозревая об этом. Сознание обрело небывалую ясность. Всё стало таким понятным, родственным и самоочевидным, что даже не стоило слов. Ощущения обострились и углубились, ввиду отсутствия в сознании лишних мыслей, искажавших восприятие. На душе такая лёгкость и радость, как после пробуждения от кошмарного сна или побега из замка Иф. Огромная невидимая прежде гора, давившая всю жизнь, свалилась с плеч, а с глаз будто спала пелена. При этом совершенно очевидно, что этой пеленой и давящей горою всегда был только я сам.
     Это было нечто большее, чем просто счастье и эйфория. В основе этого состояния огромным подводным ледником таился глубочайший покой и полная удовлетворённость, из которых рождалась искренняя любовь ко всей вселенной и всякой вещи в ней. Но была и мимолётная горечь от осознания длительности сна. Ведь все эти годы я просто спал и видел сны, в которых повзрослел и будто бы стал кем-то другим. Тем, кто живёт умом и в уме, и потому давно утратил истинный покой и вкус к жизни. Будда был прав. Жизнь — это, так или иначе, страдание. Меняется лишь интенсивность или вид, но само по себе страдание никогда не прекращается, сколько его не вытесняй. Это нужно просто принять. Счастье — иллюзия. Мимолётная награда, дарованная мозгом самому себе, чтобы стимулировать ослика вечно бежать за морковкой, вместо того, чтобы наконец остановиться и просто жить. Истинное счастье — не зависеть от него. Нет там в будущем никакого счастья, потому что оно всегда случается только здесь и сейчас. Как поётся в той песне, "есть только миг", вне которого ничто фактически не существует. Лишь через узкие врата мгновения является вся вселенная. И тот, кто лишён доступа к этому вечному явлению, обречён, так или иначе, страдать от разделённости, и нести это страдание другим до самой своей смерти. Если конечно не выйдет из "матрицы" ещё при жизни через двери нирваны.
     Закончив с посудой, я направился в гостиную, чтобы посидеть в любимом кресле для медитаций и сначала просто посмотреть, что будет дальше. По пути коснулся обоев в коридоре. Какая рельефная и приятная текстура… Сколько наслаждения было в том, чтобы просто дышать и быть здоровым...
    Примерно через пять минут в кресле, эйфория наконец поутихла, от чего полное внимание, казалось, только углубилось, по-прежнему не требуя от меня никакого контроля. Понятийное мышление и внутренний диалог полностью остановлены. Лишь изредка в сознании мелькали робкие мыслительные импульсы. С закрытыми глазами, эти зачатки мыслей приобрели вид "звёздного неба", в котором каждая звёздочка имела свой определённый цвет и мигала как-то по-своему. Но ни одна из этих точек в темноте не вызывала во мне никакого интереса. Постепенно все звёзды одна за другой померкли, и мир погрузился во мрак. Правда, где-то в контексте всё ещё висел немой вопрос, адресованный в пустоту: Что дальше?
     В какой-то момент пустота будто откликнулась на контекст и начала приобретать форму… Сначала появилось светлое и тёмное. Они кружились по кругу в бесконечном танце, взаимопроникая друг в друга. Игра света и тени постепенно обретала порядок и гармонию, принимая очертания человеческой фигуры, облачённой в алую кашаю. Из-под подола виднелись босые смуглые ступни. На вид этому мужчине было около 35 лет, как мне. Тёмные длинные волосы убраны в пучок на затылке. Раскосые карие глаза, блаженно прикрытые веки…
     Будда внимательно смотрел в мои глаза, стоя посреди пустоты. Его лицо при этом трансформировалось, приобретая черты моего лица… И вот, облачённый в кашаю я-Будда слегка поклонился, сложив ладони вместе у груди. Я поклонился в ответ, прикрыв на мгновение глаза, а когда открыл, Будда уже исчез...
     И вновь полная тишина. Мышление, чувства, желания, даже их редкие и неуловимые импульсы полностью угасли. Остался лишь контекст и сознание. Правда, это было уже не совсем «моё» сознание, а скорее «сознание бытия», если так можно выразиться. Изначальный контекст направил это сознание на самое себя и от этого самопознания засиял яркий блаженный свет, который со временем становился лишь ярче...
     В лучах света из пустоты вдруг появилась многорукая фигура человекоподобного существа с синей кожей, висящего в воздухе, будто паук на невидимой паутине. Голые ноги сложены в полный лотос, а множественные руки в золотых украшениях, усыпанных драгоценными камнями, образовывали вокруг туловища солнечный диск. На шее ожерельем висели человеческие черепа. Свирепые чёрные белки глаз пристально следили за мной, а из тёмно-синих губ, с струпным фиолетовым отливом, выползал красный раздвоенный язык...
     – Нирвана — это смерть… Ты хочешь умереть? – Прошипел Яма, и в его многочисленных руках из пустоты мгновенно появились орудия убийства. Рука с мечом взяла замах для удара, стрелой была натянута тетива лука, острие копья нацелилось в мою грудь...
     – Хочу знать, что в самом конце и начале. – Ответил я. – Что является истоком всего... И готов умереть ради этой истины!
     Услышав мои последние слова, вооружённый до зубов бог смерти стремительно бросился на меня, стреляя в прыжке из лука в моё сердце, отсекая мечом голову, вонзая кинжал в печень, и втыкая копьё в мою грудь…
     Свет принимал форму тоннеля, в конце которого виднелись двустворчатые врата из красного дерева. По мере движения к ним, на стенах проецировались ключевые сцены моей жизни, начиная с детского сада, многие из которых давно уже забылись. Как я однажды выиграл соревнование по бегу, одолев в финале своего главного антипода в садике... Или как я упустил её… Любовь всей своей жизни. Ведь мог же просто перезвонить... Ближе к вратам сюжеты становились всё страшнее и печальнее, и тем, как ни странно, сложнее, было их отпустить. Будто душа сильнее прикипает к печали и скорби, нежели к радости.
     У самых врат, в конце тоннеля появилась последняя проекция. Кухня в квартире родителей на излёте девяностых. Справа от плиты стоял стул. На нём тумбочка. Верхний шкафчик кухонного гарнитура открыт настежь. Коробка с препаратами. На полу в обнимку со своим любимым пушистым одеялком лежит трёхлетняя сестрёнка Лизка, за которой меня оставили присмотреть. Она лежит на боку бледная, как будто спит. Рядом на полу бутылёк «Донормил» и рассыпанные таблетки в глянцевой оболочке. И я, 15 летний пацан в футболке с принтом «Star Wars», который бросается к сестре, пытается нащупать пульс в маленькой ручке… Открытая дверца шкафчика… Грязный противень на плите… (Я ведь так и не помыл его, мама). Лизкины фотографии и рисунки на холодильнике. Пустой поильник на столе. На стенках бутылочки сохнет персиковый сок. И больше ничего не происходит. И уже не произойдёт… А я всё стою и смотрю в эту комнату из прошлого... пока она постепенно не растворяется в общем световом потоке...   
     К концу тоннеля почти всё, что не убил во мне Яма, было оставлено. Наконец-то я был полностью свободен. Ведь истинная свобода - это свобода, прежде всего, от самого себя. Это я и есть истинные путы, я и есть главная иллюзия - источник страдания и разделённости, ведущих ко злу...
     Свет познания заставил древние резные створки Последних дверей со скрипом отвориться внутрь тоннеля… Какое-то время было сложно понять, там ничего не видно, или  там видно Ничего? Внутри врат не было ни пространства, ни времени, ни цвета, ни тьмы, ни света… Видны лишь границы проёма, но что находилось внутри них сказать совершенно невозможно. Ум и сознание просто отказывались это понимать. Тем не менее, ничто казалось совершенно плоским, будто бы вы открыли дверь за которой оказалась стена, но стена невидимая, и при том не прозрачная... Она есть, но её нет одновременно. Как в состоянии суперпозиции...
     Что если исток, подумал я, воспринимаемый отсюда, как пустота и небытие – это и есть своего рода суперпозиция, в потенциале которой заключено всё возможное, но сейчас фактически ничего нет, и лишь миг отделяет одно от другого? Бытие от небытия, пустоту от формы, смерть от жизни и счастье от страдания. Что если, в конечном счёте, всё это... включая бытие и небытие, – лишь грани одного и того же мгновения, текущего, возможно, без конца и начала?
     И вот, я стою у истока, и не вижу его. Не могу его познать с расстояния, не шагнув в проём, в полную неизвестность. Но не поворачивать же теперь вспять? И я делаю этот последний шаг в пустоту... Свет стремительно аннигилирует в бесконечно малую точку, которая тухнет через миг, как это бывает при выключении старого лампового телевизора...

     Когда открыл глаза в своём кресле, за окном уже стемнело, включились уличные фонари и накрапывал редкий дождик, монотонно стуча по карнизу. Мерное тиканье настенных часов отмеряло время во мраке гостиной. Было слышно, как за стенкой у соседа работает телевизор, как этажом выше кто-то ведёт еле различимый диалог...