Похмелье прапорщика Членова

           Володька Членов носил гордое воинское звание «прапорщик». В нашей армии  военнослужащих с таким званием принято называть «кусками». Не знаю уж почему столь странное и обидное прозвище приклеилось к товарищам прапорщикам, но что есть, то есть. Служил Володя в должности техника пехотной роты. Вышло так, что ранним и хмурым утром 1 -го января 1994 г. звёзды на небе легли для Вовы совсем несуразно. Ему срочно нужно было опохмелиться. Такая физиологическая необходимость молодого организма наступила. Физиологическая. Душа у парняги стонала, а голова разносила окрест звон набата страшенной головной боли. Омертвевшее телесное естество требовало немедленной реанимации. В таком товарищ прапорщик обретался внутреннем состоянии, что и вообще сил не было у него на лишнее движение. Потому что переутомлённый этиловой отравой мозг отказывался давать нужные команды всем прочим членам да сочленениям Володькиного организма.
         
           Таким вот, совершенно иезуитским манером, телесное низменное естество в человеке мстило его душевному началу. Тонкому, высокому. Оттаптывалось тело за неимоверно высокий подъём, который Володькина душа испытала накануне вечером, в преддверии новогодней ночи и в саму эту ночь.

           Вышло так, что Володька радовался жизни в свете года наступающего в одну свою почти необъятную харю. Добротную, откормленную за почти пять лет службы в Германии. Такое круглое и довольное обличие имел товарищ прапорщик, какое и в три дня не обцелуешь. При всей хваткости и увертливости женских губ.
               
           Выпала товарищу прапорщику весьма незавидная планида. Несуразность бытия по воле жребия, определившего себе жертву. То есть того "счастливчика" из полкового люда, кому придётся нести в новогоднюю ночь тягло службы. Со всеми её неизбывными трудностями да лишениями.  Как водится, армейская шапка-ушанка со «счастливой бумажкой» прошла по кругу. В итоге указующий перст судьбы на Володьке и остановился. Велев ему в самую разухабистую ночь года заступить дежурным на полковом  КПП.
          
           Тот контрольно-пропускной пункт только название носил такое грозное. На самом деле представлял он из себя обычный армейский кунг, притулившийся к  просёлочной дороге, ведшей прямиком к расположению полка. Внутри того «кузова унифицированного нулевого габарита» всё было устроено по заветам древних ревнителей стоицизма. Располагался там стол с полевым телефоном. Соседствовал этот незамысловатый предмет мебельного интерьера с печкой-буржуйкой, кучей поленьев, да самодельный топчаном, на котором внавалку валялось разнообразное тряпьё. Использовавшееся служивыми для обеспечения мягкости телес во время сна на дежурстве. Из радостей жизни наличествовал только старенький немецкий телевизор, чтобы служивый человек вообще с ума не сошёл от тоски и безделья при  такой полнейшей беспросветности службы.
      
           Ко времени описываемого забавного происшествия краснознамённый мотострелковый полк, в котором служил прапорщик Членов, полгода как вывели из Германии в составе легендарной Гвардейской танковой армии. Эта армия в Великую эпоху товарища Сталина брала Берлин, а в смуту так называемой «перестройки» была выброшена в чистое поле на Западном Урале. Власть "реформаторов, предавшая страну, швырнула людей и технику в глухомань с единственным с приказом «выжить». Остальное – не важно. Сволочное время было тогда, эпоха становления так называемой «молодой российской демократии». Проще же говоря – безвременье национального позора, унижения, предательства, сдачи всего, что можно и распродажи страны налево и направо. За бесценок. Но это уже личное отвлечение автора и далеко оно от сюжета рассказа...
   
           В общем новый, отнюдь не благословенный для страны 1994 год, Вове суждено было встретить в полнейшем одиночестве, при всех «удобствах» кунга и в процессе исполнения обязанностей дежурного. Ротный техник развлекал себя жутчайшим пойлом из ближайшего деревенского комка. Тогда такого низкопробного «добра» снизу доверху набито было по всем комиссионным киоскам, а киосков тех произросло по городам и весям… ну  как грибов в лесу при дождливой поре.  Так что "украшением" Володькиного новогоднего стола служил литр какого-то «самопального» пойла гаражного разлива, но при яркой этикетке на бутылке. Да и закуска при сём присутствовала не менее мерзкая, всё того же, деревенско-лабазного происхождения. Весьма примитивная сально-сырно-колбасная нарезка. Ну и телевизор, разумеется,  тоже был в помощь парню, куда же без его голубого огонька в новогоднюю ночь. 
 
           Делать больше было нечего, поскольку остатки полкового люда, ещё иногда копошившиеся после выхода из Германии в расположении части, ушли в недельный праздничный анабиоз. В радиусе пяти километров из живых душ могли присутствовать только голодные волки и прочее зимующее лесное зверьё. Волчара, пусть он даже и не тамбовский вовсе, а уральский, в деле выпивки совсем не товарищ. "За жизнь" с ним не поговоришь, об уважении не поинтересуешься. При  такой вот грустной окружающей обстановке, совсем не располагающей к праздничному настрою души, прапорщик Членов и встретил 1994 год. Если бы не водка на столе, так хоть самому волком вой. 
       
           Как давно и верно подмечено соотечественниками - сколько водки ни бери, всё равно два раза бегать. О сей мудрости народной прапорщик Членов вспомнил поутру 01 января, продрав глаза после литры выпитой. Потому что он, очнувшись от сновидений,  почувствовал сильнейшее душевное томление на фоне телесной дрожи, переходящей в озноб, выворачивавший естество страдающего человека буквально наизнанку. Худо было парню, ругал он себя за то, что ночью вылакал весь литр заветного пойла до последней капли, что хотя бы соточку грамулек на утро себе не оставил ради исцеления надорванного тела.
         
           Потому не сложилось у товарища прапорщика с заначкой похмельной, что вдохновили Володьку срамные девахи из российской тошнотворной попсы. Такие длинноногие, притворявшиеся ещё и поющими.  Девки те всю ночь в телевизоре скакали, задницами своими вертели,  раззадоривали либидо товарища прапорщика. Пойло в этом процессе тоже участвовало, подогревало, вдохновляло. Превращалось в недрах мутимого им сознания товарища прапорщика в образы разбитных местных уральских бабёнок, с которыми у Вовы уже завязалась вполне себе близкая дружба. Воодушевляло перспективой бесхитростных свиданий после дежурства. Вот бес искуситель и влил в глотку ротному технику зелье до самой последней капли. Тут уж не до утренней заначки. Наверное, ангел-хранитель Володьки куда-то отлучился в ту ночь, отлетел на время от своего грешного подопечного.
       
           В общем, после того, как трижды Володька сам себя проклял за непредусмотрительность, он всё же решил действовать, дабы немедленно унять невыносимые телесные ломки. Пресечь гудение дурной головы, прямо-таки трещавшей по швам всех мозговых извилин. Требовалась для этого самая малость – доехать до деревеньки километрах в пяти от полкового стана да ударить  челом хозяину тамошнего ларька. Чтобы смилостивился деревенский мироед, открыл свой лабазик в неурочный час. Уж к нему – то у Вовы давно была заветная тропинка протоптана. Прямо от КПП полка до самого прилавка с заветным хмельным питием.
      
           Прогретый изнутри буржуйкой кунг окружало хмурое, снежное морозное утро холодной уральской земли. К утру Володькины старенькие «Жигули», сиротливо пристроенные возле КПП, были укутаны в огромный мягкий сугроб. Природа безгранично расщедрилась в ту ночь, так что машина ротного техника превратилась к утру в совершенно бесформенную снежную бабу.
      
           Брать лопату, очищать, сметать щёткой обледеневшие ошмётки. Да ещё заводить железную лошадку, разогревать её... В состоянии ломки и головокружения это было воистину подвигом для Володи, за гранью постижимого его неопохмелённым разумом. Но в жизни нашей не всегда есть место таким поступкам высокого порядка, не всякое время, не любое состояние души и тела способствуют подвижничеству. Потому прапорщик Членов поступил куда как проще – он завёл дежурную БМП, постоянно стоявшую возле штаба полка. Эта видавшая виды советская боевая машина пехоты служила надёжным транспортом для служивого люда. Помогала в неустроенности сурового быта. Её на окружающем беспросветном бездорожии вояки в меру, от случая к случаю использовали для служебных нужд. В основном же нещадно эксплуатировали бронированную красавицу ради удовлетворения своих личных надобностей. Некоторые воины до того осмелели, что часто устраивали что-то вроде сафари в окрестных лесах. Ради избытка душевного разговения брали дерзкие ребята с собой на борт БМП готовых на всё окрестных русских женщин и полный водочный «боекомплект». Потому что удобно было, ибо многое и многих этот армейский вездеход мог в себя вместить. Прямо как пузо троянского коня.  Технику роты прапорщику Членову та БМП вообще была знакома до последней гайки. Вот на ней то Володя и решил съездить к заветной торговой точке. Использовать государственное и военное имущества в вожделенных, пусть и низменных личных целях. Без всякого преступного умысла на порчу либо промотание вверенной ему под охрану боевой техники.
      
          Удачно он съездил. Гаишников с трубками для проверки на состояние опьянения Володя по дороге не встретил. Не самое урочное время и место для ГАИ сложилось тогда. Потому что Новый год, раннее утро, затерянная проселочная  дорога. Не слишком это рыбные время и место для служителей полосатого жезла, да и БМП опять же. Неформат.  Так что вполне для себя беспрепятственно Володька вытащил из избы полуживого хозяина комка, эдакого классического деревенского «бизнесмена Фому».  Заодно и состояние новогоднего охмурения у местного буржуя разогнал. Купил без сдачи пару бутылок самопальной шняги, уконтрапупил сразу половину одной из них. Тут же, на крылечке лавки, прямо из горлышка, на утреннем новогоднем морозце, обдуваемый свежим ветерком наступившего утра. Крякнул от облегчения, закурил, радуясь накатывающему изнутри приходу. Как по мановению волшебной палочки или по слову пошептавшей бабки ведуньи улетучилась хворь товарища прапорщика, растворилась хмарь в его голове. Полегчало Вове неимоверно.
      
          Надышавшись вволю, на кураже, приливе сил от живительной влаги, впрыгнул воскресший воин в люк боевой машины и с веселым гиканьем да на полной скорости помчался в направлении полкового стана. Сопутствующая снежная пыль взвивалась клубами под гусеницами разогнавшейся БМП, закручивалась в вихри и разлеталась во все стороны…
    
          Влетел прапорщик Членов на площадку перед полковым КПП, стал парковать своё подножное транспортное средство на отведённое ему штатное место. Следовало ему всего-то встать на привычную, утоптанную площадку возле штаба полка,  схватить в охапку заветное питие и бегом бежать обратно в будку кунга, в тепло, к телевизору, к не устающим скакать попсовым девкам, к предвкушению вечерних телесных радостей с бабёнками какие попроще…
    
          Припарковать боевую машину для Володьки дело нехитрое, привычное, до последней степени мышечной памяти освоенное. Всех дел-то – спроворить небольшой манёвр, подладить доворот, сдать задом, но… Дрогнула рука матёрого техника, ибо расслаблены были его члены обильным утренним возлиянием почвы организма, не успевшей ещё толком  просохнуть с вечера. Так что ничего не услышал Володька, сдавая назад. Рев двигателя БМП на больших оборотах заглушал звук творящейся сзади беды, страшный срежет хрустящего железа и стоны лопающегося стекла. Не дал проникнуться видом гибнущего чужого добра и собственным ужасом от осознания творимого.
    
          Страшное деяние сотворено было прапорщиком Членовым в то незадавшееся утро. Пусть и без злого на то умысла. Сзади боевой машины случился крах сокрушаемой чужой Мечты, сопровождаемый её предсмертным истошным криком скрежещущего железа. Прапорщик, будучи изрядно пьян после исцеления своего, даже и не придал значения тому, что тяжёлая бронированная боевая машина, сдавая назад, ткнулась в какое-то препятствие, застопорилась, тяжело пошла, елозя гусеницами по снегу при своём продвижении. Ему бы, дураку остановиться. Вылезти, оценить обстановку, как учили. Да куда там, только сильнее Вова, недавно так хорошо намахнувший поддельной водки, поддал газу до тех пор, пока не почувствовал, что боевая машина изменила положение своё пространстве и как то вдруг окончательно забуксовала на месте, заёрзала правой гусеницей по чему-то неведомому, будто бы в непреодолимое препятствие уперлась.
      
          От происходящего только злость взяла пьяного Володьку, раздражение охватило всё его нутро. Он и трезвым то с трудом соглашался видеть перед собой разные преграды, злился без меры из-за даже мелкой несуразицы жизненной, а уж во хмелю, да ещё и не слегка поддамши... Так что со всей пролетарской ненавистью надавил товарищ прапорщик на педаль газа в раздражении своём и азарте. Двинул машину боевую штурмовать невидимое препятствие дальше, пока окончательно не увязла она в чём-то неведомом. Дёрнулась бронированная «ласточка», что – то высказала незадачливому водителю стоном да скрежетом двигателя и окончательно заглохла.
      
          Жутко матерясь, проклиная всё на свете, вылез Володька из машины, хватанул снега с брони, в рот себе забросил. Остудился, прокашлялся, спрыгнул на землю и, продолжая чертыхаться на чём свет стоит, глянул на окружающую обстановку. Обомлел, остолбенел от увиденного да и просто совершенно ох… Ну, известное такое слово есть в русском языке, посконное наше. Оно ёмкое очень, огромную гамму чувств и страстей человеческих в себя вмещает, но никоим образом в печатном виде употреблено быть не может…
      
          Страшное зрелище предстало перед помертвевшим Володькиным взором. Боевая машина пехоты с забастовавшей ходовой частью и заглохшим двигателем застыла в наклоне на левый борт. Потому что ее правая гусеница возвышалась над кучей смято-перекрученного железа, вдавливая, втаптывая этот металл в свежевыпавший снег, из-под которого вовсю уже текли разноцветные жидкие ручейки, будто бы уходила живительная влага из умирающего организма, растерзанного осколками снаряда.  Стекались эти блестящие струйки масла, бензина, тормозной жидкости, омывателя стекла воедино, образуя замысловатую разноцветную радугу. Словно устраивали они в своём слиянии погребальный венок над порушенным, убиенным. На только что выпавшем снегу такой пейзаж выглядел даже эффектно…
      
          Эти перекрученные, смятые всем весом боевой машины обломки железа ещё несколько минут назад  представляли из себя гармонию отточенной конструкторской мысли и высокого замысла автомобильного дизайнера. Были воплощением недосягаемых высот немецкого автопрома. Пьяный прапорщик Членов напрочь раздавил Мечту командира своего полка. Принадлежавший товарищу полковнику Маслову новенький, совсем недавно пригнанный из Германии «Мерседес» шестисотой модели. Стоивший всех месячных денежных довольствий незадачливого «куска» как  уже полученных за годы службы, так и предстоящих к получению в будущем. Да ещё в придачу и всех пенсий до самой смерти. С неизбежной передачей остатка невыплаченного долга детям в виде «наследства»…
       
          Мерседес этот командир полка всегда ставил возле КПП. Под надёжной охраной, как ему казалось, своих непрестанно бдящих подчинённых и стоящей рядом грозной боевой машины. Да и то сказать - середина 90-х, лихое очень время тогда установилось, а обладание такой "призовой" машиной - мечта любого местечкового братка. Братве которого угнать такой агрегат было проще, чем обложить данью самого захудалого ларёчника. Машины тогда у наших сограждан угонялись просто, буднично, конвейерным методом. Без затей, одним словом. 

          Теперь обязательно следует прорисовать небольшую  ретроспекцию, дойти до предыстории Володькиной трагедии, разложить всё по полочкам...

          В Германии, в Западной группе советских войск, которые после контрреволюционного государственного переворота августа 1991 г. стали именоваться  российскими, всяк в поисках насущного хлеба с маслом промышлял по-своему, воровал по-разному. Было там чем поживиться. Те басурманские края и сами по себе не бедные, да ещё сколько туда при Советской власти было складировано ценного военного и иного народного имущества. Не жалела страна денег на содержание передовой, более чем полумиллионной группировки войск в побеждённой когда-то Германии. Щедро кормила и оснащала своё победоносное воинство, нависшее  тяжёлым, окованным бронёй сапогом самой последней модели над вечно проституирующей и постоянно домогающейся наших богатств Европой. Сапог тот кованый навис всей тяжестью своей подошвы над континентом  так весомо, грубо и зримо , что даже мышь не могла пискнуть в самом последнем винном погребе где-нибудь в Португалии без того, чтобы её писк не был зафиксирован на наших радарах…
      
          Но по злому умыслу негодяев Советская власть внезапно закончилась. Страну предали и разложили изнутри, так вышло. Не навсегда, конечно, но на долгие годы пришла в Державу нашу править бал так называемая «демократия», а под руку с ней её верные пажи – «свободный рынок» и капитализм. Дикий, российский. Тот случай, когда невольно хочется перефразировать товарища Пушкина, нашего на века «всё» - «не дай Бог никому увидеть ранний русский капитализм – бессмысленный и беспощадный». При этом ещё и жутко вороватый, жульманский по природе своей, алчный безмерно, хищнический, подлый, губительный.
      
          Рыба гниёт известно из какого места. Упыри - временщики при власти в стране в начале 90-х годов подали пример безудержного воровства, грабежа, расхищения, мародёрства. Всё, что десятилетиями создавалось тяжёлым общенародным трудом, поливалось всем миром кровью и пОтом, очень быстро стало растекаться по сусекам в амбарах отдельных, «избранных» граждан, преимущественно из «богоизбранной» нации. Не удивительно, что и в обречённой на заклание Западной группе войск быстро начали тащить  отовсюду всё, что плохо лежало и все, кто только мог.  Как перед последним днём Помпеи. Экспроприировали разношёрстное имущество от выброшенной немцами на свалки вполне ещё сносной автомобильной резины до ценного имущества двойного назначения со складов воинских частей. Нового совсем имущества, нетронутого ещё. Ценное то добро командиры и начальники более-менее высокого ранга продавали немцам. То, что пока не находило спроса, целыми фурами с прицепами вывозили в родные края. Раскладывали по личным амбарам да сусекам. Определяли за умеренную цену всем, кто в том добре нуждался. Да и иные прочие «гешефты» с немцами проворачивали.
      
          Товарищ полковник Маслов тоже был малым оборотистым, не промах, себе на уме. Изрядно подхарчился этот парень на чужбине. Но полковник этот к тому же являл собой личность эстетствующую, любил он окружать себя разными изделиями высокого стиля и соответствующей цены. Отказывал себе только в том, на что пока ещё карман не отрастил. При этом была у него одна большая Мечта, такая светлая, заветная. Которая, как ей и полагается, родом из детства. Он ещё сызмальства, мальчишкой  сопливым грезил о шикарной машине, причем непременно о мерседесе. Даже в грёзах своих детских парнишка не мог позволить себе размениваться на машины иного, более скромного, низкого пошиба. Считал ниже своего достоинства даже просто вожделеть  какие-нибудь плебейские «жигули» с «москвичами»...
    
          Ведь что покупал в Германии непритязательной служивый люд, разные прапорщики, лейтенанты, да капитаны с майорами ? Из иномарок больше всего котировались какой – нибудь восьмилетний «Форд» или «Опель» такой же степени древности. Ну а изрядно подряхлевшие «Жигули» да «Москвичи» родные вообще влёт уходили. Отечественные машинешки особенно большой любовью пользовались у прапорщиков-технарей . Они, прапорюги ушлые,  буквально по дворам бюргерским родной автопром  для себя выглядывали, правдами неправдами у местного народонаселения машины выцыганивали. Некоторые, особенно ушлые, вообще чуть ли не задаром забирали у немцев транспортные средства. Потому что после того, как Восточная Германия в 1990 г. перестала существовать, из Фатерланда Западного пришло то, с чем наш человек сталкивается во всей «красе» только сейчас. Утилизационный сбор намело на головы несчастных восточногерманских автовладельцев. Только там он ложился напрямую на собственников транспорта. Хочешь, милый человек, расстаться со своим древним автохламом, так будь добр, заплати немалый оброк. Цена расставания с верным, но старым железным конём выходила такая, что многие бюргеры, почесав задумчиво свои репы, легко и непринуждённо отдавали отжившее своё машины нашему служивому люду за символическую цену, за жалкие 50 или 100 марок. Ну а если сложить умелые руки нашего прапорщика, какого – нибудь техника роты и прекрасное состояние автомобиля после нахождения в руках педантичного немецкого старичка… О-очень выгодный гешефт выходил при таком раскладе для нашего человека.
      
          Но это в очередной раз было лишь небольшое авторское отвлечение. Теперь вернусь к главному. Полковник Маслов был твёрд в убеждении не менять Мечту на пошлость и низкопробность какой-то там денежной выгоды. Он твердо решил, как будто приговор самому себе вынес – возьму только новый «Мерседес», а на меньшее  не могу соглашаться даже у расстрельной стены. Где денег наскрести, по каким таким волшебным амбарам да сусекам ? Ну так а на что товарищу полковнику «хитровыделанные» мозги, шаловливо шарящие блудливые руки в поисках чего-то плохо лежащего, да немалое полковое имущество под его личным приглядом ? Лежащее под ищущими загребущими руками как та пресловутая капуста под надзором козла или куры в курятнике при лисе, приставленной для охраны. Недаром говорил герой одной из пьес А.Н. Островского: «Бери, в том нет большой науки, бери что можно только взять. На что приделаны нам руки, как не на то, чтоб брать, брать, брать». Вот товарищ полковник и брал себе сколько мог унести. То есть невпроворот, невпроед…
      
          Так что, заведуя полковым хозяйством целого полка, его командир постепенно неплохо оброс личным имуществом, которое периодически отправлял на Родину, да ещё и впрок кое-что поднакопил. Мало того, так в довесок к этому выпал такой фарт этому парню, что ни в сказке сказать, ни пером описать.
      
          Наведался как-то раз с утра пораньше в кабинет товарища полковника почтенный немецкий дедушка. Одетый так, что и журналам высокой моды не снилось. Укомплектованный дорогущими аксессуарами. Даже его носовой платок, вышитый золотой нитью, переливался  всеми цветами радуги и эстетски подсвечивал общий блеск своего обладателя. В руках дед держал объёмный, стильный, весьма дорого выглядевший кожаный саквояж.
      
          Дедушка неплохо говорил по-русски, вокруг да около ходить не стал.  Он сразу же с места в карьер и на немецкий лад практично озвучил цель своего появления. Так мол и так, герр полковник, да будут долгими дни Вашей жизни. Зовут меня Карл Майер, чуть-чуть не дотянул я в фамилии моей древней до своего знаменитого и весьма почитаемого в России товарища Маркса. Тот тоже был иудеем, как и я, но к делу это отношения не имеет, мы с Вами не в синагоге.
       
          Дело же в том, что я старый, весьма, в меру лет моих конечно, страстный коллекционер оружия и военной техники. Довольно хорошо известный и чтимый коллегами по увлечению. Живу неподалёку здесь, в 50 километрах, под Гамбургом. Как Германия объединилась, стал я разъезжать по вашим гарнизонам, присматриваться, прицениваться. Очень успешно, кстати, неплохо после этого коллекцию свою я пополнил. Скажу прямо, что давно мне глянулся бронетранспортёр, который у вас перед КПП полка на постаменте стоит. Старая машина, советская, времен войны. Ценный раритет, признаю это сразу, чтобы время на торг не тратить попусту. Немного разбираюсь в этом деле, большой у меня стаж коллекционера.
       
          Так вот, если господин полковник не против, я бы очень хотел, нет, я бы даже просто мечтал, чтобы эта грозная когда-то боевая машина пополнила мою… ну, не скажу что скромную, но очень дорогую сердцу коллекцию.
       
          В самом деле, не потащите же вы этот экспонат обратно в Россию, не зря же он в 1945 г. дошёл до Берлина. Да и весьма печально будет судьба этой славной машины в России. Переплавят наверняка, и уйдёт в небытие то, что могло бы стать украшением моей коллекции, радовать людей, служить им напоминанием о тяжёлых для нас и славных для вашей страны временах. так и зачем таскать это железо взад-вперед по Европе ? Дороги нынче перевозки, а вам вон сколько нужного имущества вывозить из наших мест предстоит. Поэтому как деловой человек и любитель старины здесь и сейчас же делаю Вам прямое, открытое предложение. Причём, чтобы не затягивать, сразу обозначу - оно, предложение моё, находится со мной, вот в этом саквояже. Весит оно, чтобы Вас не обижать ровно 100 тысяч марок. Так уж и быть, саквояж отдам в придачу. Он сам по себе новенький, хороший и стоит немало. Уж не обессудьте согласиться. Впрочем, мы можем сделать всё официально, но… Мне хорошо известны дурные законы вашей государственной бюрократии. Это хлопотно, да и к чему вообще, герр полковник ? Бьюсь об заклад, этот бронетранспортёр не числится ни в одной бухгалтерской ведомости. После той страшной войны было совсем не до бумажной волокиты, поверьте мне на слово. Как доехала с Божьей помощью машина до Берлина, как её установили на постамент сорок лет назад, так и стоит она благополучно. Нигде неучтённая. Ничья. Но под Вашим присмотром, в чём Вам безусловно очень повезло. Так что готов поменять её вот на этот вместительный саквояж. Вам в сущности и  делать-то ничего не надо, да и отвечать не за что будет. Нет объекта учёта в бухгалтерии, таки нет и вопросов, не говоря уж о неприятных разных делах.
      
         Полковник Маслов внимательно выслушал пожилого немецкого буржуа. Держался, большим внутренним усилием подавлял в себе волнение и сопутствующий ему вихревой хаос мыслей в голове. Не далее как вчера, приголубливая бутылку водки за вкусным ужином, командир полка сводил дебет с кредитом Мечты. Сальдо свободных средств в валюте получалось пока не очень красивым. Выходило так, что если тот денежный баланс перевести в цену автомобиля, то результат получался где-то на уровне самой простой модели баварского автопрома. Ну, 190-ый «Мерседес», не более того. Но такой дешёвый компромисс был сродни глумлению над Мечтой, предательству её, так долго лелеемой.  Конечно, до вывода полка на Родину ещё целых полгода оставалось, было время снять самые густые сливки с полкового хозяйства, наловить перед убытием в родные края жирной рыбы в мутной воде суеты. Очевидно же, что по мере приближения даты погрузки последнего эшелона вода будет только ускорять своё помутнение, да и рыба в ней со временем ещё больший вес нагуляет. Но Мечта не терпела отлагательств на обстоятельства перспективы, пусть уж и не такой далёкой. Будущее всегда зыбко и неопределённо, мало ли что может произойти. Или не произойти, не дай Бог, а прямо тут, здесь и сейчас такая удача выпала. Эльдорадо само пришло в гости в кабинет командира полка и положило на стол красивый саквояж, в котором притаилась лелеемая Мечта.
      
         Быстро улетучились все сомнения товарища полковника. Они, конечно, возникли в самом начале длинного монолога почтенного немецкого дедушки, но лёгкость и эстетика аргументации бюргера сразили командира полка наповал. Всё таки врождённая склонность к эстетству была весомой частью его натуры. Действительно, если уж он военным имуществом приторговывал на немецкой земле, да иные разные шахеры-махеры проделывал от утилизации просроченных продуктов из супермаркетов через котлы солдатской столовой до предоставления в наем бюргерам бесплатной рабочей силы в виде солдатских рук… чего же ему было опасаться отдать страждущему коллекционеру какой-то древний, нигде и ни за кем не числящийся броневичок  ? Ну а главное -то, главное - вот здесь, рядом в друх метрах, лежит его давняя, детская ещё Мечта. Руку протяни и достанешь. Отринешь - век себе не простишь такого святотатства, удачей жизненной наперёд будешь проклят. Где уж тут предаваться сомнениям ?
      
         В общем, недолго командир терзал себя тяготами размышлений. Пожилой иудей вскоре удалился с низкими поклонами и льющимися изо рта велеречивыми пожеланиями долгих и счастливых дней жизни герру полковнику и его прекрасной семье.  Красивый саквояж со всем своим наполнением остался в кабинете полковника Маслова. Его содержимому, правда, пришлось похудеть на десяток процентов, ибо как в делах серьёзных обойтись без оброчной десятины ? Жадность не только фраеров прихлопывает, как мух помойных, бывает, что и серьёзным пацанам по сусалам крепко достаётся за этот грех.
      
         Ведь технику следовало сдёрнуть с постамента, обставить всё должным образом, оттянуть на тягаче в другой населённый пункт, в условленное место для передачи покупателю. Значит, как минимум зампотех полка, зам по тылу и несколько офицеров в кое-какие обстоятельства дела должны были быть посвящены. Им же лишние знания – это лишние печали и хлопоты, которые следовало оплатить.  Ибо молчание – золото, как верно подмечено нашим фольклором. Молчание же подчинённых, ставших поневоле подельниками – это уже бриллиант в оправе из драгоценностей. Так что запечатать денежным кляпом уста сослуживцам было делом совсем не лишним. Бережёного, как говорится, и Бог бережёт, а небрежного конвой стережёт. В лапы конвоиров товарищ полковник совсем не стремился…
       
         Сделка в итоге состоялась. Счастливый коллекционер растворился на просторах Германии со своим вожделенным трофеем. Радовался он своему обретению так, как только ребёнок умеет восторгаться новой яркой игрушкой. Полковник Маслов и все его заместители, ставшие по воле случая "членами организованной преступной группировки", были не менее счастливы выпавшим случаем рассовать по карманам совсем не лишние марки.  Свалившимися, на них, можно сказать прямо с неба, как та библейская манна. Хорошо отметили подельники провернутый гешефт. Командир полка совсем не поскупился на накрытие щедрой «поляны» для своих заместителей, поневоле ставших подельниками в сотворённом плутовстве.

         Пару недель спустя новенький «Мерседес», сияющий всеми оттенками свежей краски и благоухающий неземным счастьем своего хозяина, выехал из автосалона Гамбурга. Его блеск и аромат вкупе с сиятельной улыбкой полкового командира осветили собой почти весь север Германии.
       
         Настал урочный час прощаться со щедрой немецкой землёй. В последнем эшелоне, вывозившем полковое добро, Мечте полковника Маслова была выделена отдельная платформа. С помощью железных труб, сварочного аппарата, брезента и военной смекалки пространству под «мерседесом» были приданы размеры и формы танка. На всякий случай, ибо маскировка для человека военного сродни священной корове для индуса. На всё время пути на той платформе был организован отдельный пост, чтобы оберечь Мечту от разных, упаси Господь, непредвиденных случаев. Мало ли, пацанва излишне любопытная на какой-нибудь станции окажется, или лихой человек какой забредёт ненароком в поисках фарта и хлеба насущного. Камушком с железнодорожной насыпи дурачок деревенский решит проводить Мечту в дальние края. Все возможные нюансы нехорошие предусмотрел пронырливый командир полка, всё спроворил в лучшем, как ему казалось виде. Одного только не учёл – появления возле мечты в неурочный час только что опохмелившегося, а оттого избыточно резвого прапорщика Членова. Не заложился полковник Маслов только лишь на "погоду в Гондурасе", как сказали бы опытные армейские преферансисты.
         
         До Западного Урала, к новому месту службы своего хозяина, новенький «мерседес» доехал вполне благополучно. Верно, хоть и недолго совсем послужил своему хозяину тот сияющий железный Россинант в провинциальном городе полковнику. Удивляла машина своим неземным блеском непритязательный провинциальный люд небольшого уральского города, в пятнадцати километров от которого встал полк во чистое поле. Очаровывала местных женщин предбальзаковского, бальзаковского, а иногда и постбальзаковского возрастов. Легко и просто, без занудства, заламываний рук и даже без намёка на принуждение запрыгивали они на пассажирское сиденье Мечты. Радосто напевали при этом про себя безмерно популярную тогда песенку про "настоящего полковника". Безгранично любвеобилен был товарищ Маслов, так что очень многие дамы пометили своим присутствием салон его "мерседеса". Лелея, безусловно, тайные надежды закрепить эту территорию в перспективе за собой. Мало ли, чего ведь только не случается в нашей переменчивой жизни…
       
         Адюльтерам высокозвёздного шалопая немало способствовало легкомыслие его жены. Подруга жизни товарища Маслова, расслабившись в Германии, растёкшись всей своей внутренней сущностью по изобилию материальных благ, совсем не готова оказалась к столь резкой перемене образа жизни. Не возжелала она следовать примеру жён декабристов, чтобы разделить со своим благоверным временные тяготы и лишения военной службы. Предпочла переждать обустройство быта на новом месте, пусть и в разлуке с любимым. В одиночестве ли, или как уж там у неё сложилось. В конце концов, не всё жирному коту Маслову масленица, не ему одному жизни радоваться в единениях с пассажирками Мечты.
         
         Это благоухание "невыносимой лёгкости бытия" закончилось для "настоящего полковника"утром первого января наступившего 1994 года. Накрылось оно бронёй боевой машины под управлением похмельного недуга прапорщика Членова. Бедный Володька даже и не догадывался как далеко заведёт его неопохмелённое нутро. В скудный умишко свой не смог вместить такое. Всё произошло стремительно, и в следующий раз товарищ прапорщик Членов опохмелялся уже в диких степях Забайкалья, куда его спровадил с глаз долой раскулаченный на ровном месте командир. Лишённый своей заветной Мечты прямо на штатном, застолбленном  месте её парковки. Хорошо хоть, что во избежание лишних вопросов к самому себе полковник Маслов шум не стал поднимать да мусор из полковой избы наверх выносить. Избежал интереса со стороны вышестоящих начальников на тему того, откуда, мол такая роскошь оказалась в личном пользовании ? Или, например, как могло получиться, что боевую машину мог в любое время использовать в личных целях всякий пьяный прапорюга ? Ответствуйте, товарищ ! Ещё, слава Богу,  товарищ полковник, а не гражданин Маслов. Так что хватило ума у командира не будить пока ещё тихое лихо...
         
         Володька же, понимая сквозь толщи вливаемого в себя, что совершил нечто страшное, нехорошее, до нового опохмела остановиться так и не смог. Пил он не просыхая, так и не придя в себя от страшного удара, полученного в первый день нового года. Не осознав до конца подлинной глубины совершённого им святотатства. Не поняв, не прочувствовав масштаба личной трагедии товарища полковника. Степени его потрясения от изничтожения Мечты, втаптывания её пусть даже и не в грязь, а в свежевыпавший январский снег. Оскоплённому нет разницы в том, каким инструментом его лишат тестикул. Хрен редьки не слаще, итог один. Уничтоженная пьяным прапорщиком машина в мировосприятии полковника Маслова  была весомым и зримым продолжением своих личных мужских достоинств. Невыносимо ему было ощущать себя каким - то кастратом Фаринелли. Хоть и облачённым в армейский камуфляж.   
       
         Впрочем, есть у этой истории обратная сторона, правильная её изнанка что ли. Иными словами - «мораль сей басни». Мечта – понятие высокое, не всякий путь к ней верен и благословлен Всевышним. Перефразируя товарища Остапа Бендера, можно и так сказать: «не воплощай свои хрустальные мечты своими грязными руками».  Создатель наш не играет в гости, да простит Он меня за упоминание его имени всуе. Иногда терпит долго, но бьёт всегда больно. Каждому так или иначе, рано или поздно, но… Всегда и неизбежно воздаёт по делам его скорбным. Вот и товарищ полковник не стал исключением при всеобщей раздаче  праведного воздаяния, не обошла его стороной порция праведного гнева Творца. За всё сотворённое на путях жизненных.   

P.S. По достоверным сведениям, дошедшим вскоре до полковой братвы из далёкого Забайкалья, Володька вскоре по прибытии к новому месту службы навсегда завязал со хмельным зельем. "Перелопатило" его изнутри перенесённое им потрясение. Очевидно, и тут не обошлось без мудрого произволения Свыше. Воистину - Создатель наш не играет в кости...