Книга вторая. Время испытаний. Пролог

Время испытаний
Пролог. ВСЁ ЗЫБКО И НЕПРОЧНО.

 Завершалось двадцатое столетие. В конце семидесятых, начале восьмидесятых страна жила своей обычной трудовой жизнью. Казалось, что всё вокруг ещё стабильно и прочно, непоколебимо и незыблемо, а вот Сергею что-то не давало покоя. Внутри него было какое-то странное неприятное чувство тоски и тревоги. Он не знал, что с этим поделать.
  Он плохо спал, редко улыбался. Внутри себя постоянно оставался холодным и каким-то неживым. Сам себе не нравился. И это его злило.
 - Так в чём же дело? - спрашивал он себя, вглядываясь в небольшое зеркало над умывальником, когда чистил зубы после сна или же брился старой отцовской опасной бритвой. Иного способа борьбы с густой чёрной щетиной на щеках он не признавал. Безопасная бритва не брала, а от электрической он давно отказался.   
  Вглядываясь в своё отражение, он особых изменений в своём лице не замечал. Если только, может быть, оно лишь несколько поблекло, осунулось, глаза потускнели.
 Но стоило Сергею улыбнуться и слегка подмигнуть левым глазом своему отражению, как оно сразу же менялось и становилось прежним.
 Это его успокаивало: "Всё хорошо,- думалось ему,- всё на свете преходящее, успокойся и всё у тебя устаканится...". Точно также говорили ему близкие друзья во время их нечаянных встреч за "круглым столом", где-нибудь на полянке в парке "Берёзовая роща".
 - Не суетись, парень,- утешали они его,- твоя семейная жизнь, поверь, вполне наладится и родители твои тоже окрепнут и всё станет на свои места.
 Эти слова имели на него целительное воздействие. Но ненадолго. Правя сейчас отцовскую бритву на широком его гладком офицерском ремне из прочной кожи,  которому и годы нипочём, Сергей не переставал, однако, думать: "Что же мне мешает жить?".
 Вопрос риторический и не требовал ответа. Сергей это всё сам зал. Но всё равно этот вопрос он мысленно себе повторял.
  - Расшатавшиеся нервы!- вдруг зло вырвалось у него и он бросил бритву на стол, решив, что закончил бритьё. Как быть с нервами он не знал. Давно не знал он покоя, а этого ему так хотелось. И он в отчаянии уставился на потолок.
 Семейная его жизнь, действительно, отняла у него много сил, нервов и здоровья. Сейчас ему нужно было сосредоточится только лишь на работе, это было бы его спасеньем. Это он точно знал. Но работа тоже начала его донимать-напрягать, что-то в ней тоже не ладилось, было что-то не так.
 Сергея всё более и более тревожили какие-то неясные перемены, происходящие в стране, его мучило непонимание того, что происходит в ней и на самом комбинате, да и в Крутом Яру.
 Это его тревожило не менее, чем семейные его неурядицы. Они накладывались друг на друга, усиливались и множились. В то же время, сама работа, да и его размышления о происходящем в стране событиях, на предприятии, в самом Крутом Яру, отвлекали Сергея от его личных переживаний, делали их менее ощутимыми. Они, как казались ему, становились не столь масштабными и страшными, чем государственные. По сути, так и было. 
  Сергей не мог не видеть того, что, буквально, через день после кончины Брежнева, двенадцатого ноября 1982 года, сразу же и состоялся внеочередной Пленум ЦК КПСС, где Андропов был избран Генеральным секретарём. Ему показалось, что это случилось слишком поспешно, не по-человечески, когда не прошли траурные дни. В тоже время, это говорило о хорошей взаимозаменяемости в партии и в высших эшелонах власти.
 Так что же тогда мешало сменить раньше дряхлеющего Брежнева на более энергичного и молодого? На того же Андропова? Чтобы о нем не сочинялись анекдоты и избежать негативных явлений в жизни страны? Хотя и Андропов не так уже и молод. Как теперь сложится жизнь и что изменится?
 Все думали вначале, в том числе и Сергей, что с приходом Андропова мало что должно изменится в стране, строящей довольно успешно социалистическое общество в окружении братских социалистических стран и народной демократии.
 Так, что же тут волноваться нет никакой причины? Всё останется по-прежнему в рамках социализма и в движении вперёд. Но Сергея всё равно что-то волновало. А вот этого он никак не мог понять:
 - Почему?- удивлялся он.
 Что-то неуловимое витало в воздухе. Некоторые его знакомые, предчувствуя перемены, уезжали из страны. И это наталкивало его на размышления.
- Курс партии, конечно же, должен быть неизменен,- размышлял Сергей,- иного пути просто не может быть!
 Так считал не только один Сергей, а все, с кем доводилось ему общаться. А те, кто уезжал, мотивировали свой отъезд восстановлением родственных связей. И в этом он тоже ничего необычного не видел, но слишком уж часто. Ехали, в основном, в Израиль или в Германию. Сергею это тоже не нравилось, но возразить тут было нечего:"Значит, там их исторические корни...имеют право.".
  В остальном было всё по-прежнему: страна была сильна и мощна, оставаясь первой в мире строящей социалистическое общество, на которую смотрел и ровнялся весь мир. По экономическому и военно-промышленному потенциалу, другим показателям, она вышла на второе место в мире, открыла первой дорогу в Космос и удерживала это первенство многие годы. 
 Без её участия не решался ни один мировой вопрос. Она была оплотом мира на планете Земля. Её победы в экономическом, политическом, научно-технологическом развитии, а также в культуре и в спорте, казались, недосягаемыми. Вселяли чувство гордости в советских людей. В том числе и в Сергея.
 Правда, стали появляться в Советском Союзе и некоторые трудности со снабжением населения продовольствием, товарами народного потребления. Но эти недостатки считались временными или же кознями капиталистических стран. Никто им не придавал серьёзного значения. Всё, казалось, было стабильно, люди трудились в полной уверенности в завтрашнем дне. Он им, казался, радостным и светлым.
 "Всё преодолимо",- рассуждали они, а не только один Сергей,- когда в стране всё работает, крутится-вертится: станки, заводы, трактора, комбайны и всё прочее".
 Однако же, как смутно некоторые догадывались, в том числе и Сергей, в развитии советской экономики что-то было не так благополучно, как показывали по телевизору, писалось в газетах и вещалось по радио.
 Прежде всего, стал проявляться некий дефицит определённых товаров массового потребления. Не только в снабжении продовольствием, но и качественной продукцией товаров социально-бытового назначения. В сравнении, конечно, с западными образцами.
 Советским людям теперь хотелось жить ещё лучше, богаче, иметь в быту всё самое лучшее по мировым стандартам, совершенное, одеваться красиво, как на Западе. И это было бы вполне закономерно в самой передовой советской стране, свободной и образованной, высокой культуры и невиданных достижений в общественном и экономическом развитии.
 Они хотели жить теперь не только под мирным небом, счастливо и дружно, но и более роскошно, красиво, со всеми удобствами, как показывалось в зарубежных фильмах. Не в тесных "хрущёвках", а в просторных домах и квартирах, двухэтажных коттеджах, ездить в личных автомобилях, а не в общественном транспорте, как с восхищением рассказывали побывавшие счастливцы за рубежом.
 И это подогреваемое ими желание на бытовом уровне трансформировалось в анекдоты, пересуды, в рост недовольства в застольных беседах на кухнях будущих  диссидентов.
Однако же, не многие из новоявленных мещан-обывателей, будущих диссидентов, мнящих себя передовыми людьми и критиками советской страны и советского времени, догадывались о том, даже о том и не задумывались, что в социально-бытовом отставании от капиталистических стран повинно, не столь ругаемая ими социалистическая система, а слишком малый временной срок её развития.
 Капиталистический западный путь насчитывал уже сотни, а социалистический путь развития Страны Советов измерялся всего лишь несколькими десятками лет, причём в плотном капиталистическом окружении и в бесконечных войнах, в том числе, и "холодной", в постоянной борьбе за своё существование и в противостоянии с капиталистическим Западом, за саму возможность жить и идти по пути социалистического развития. 
 Первоочередной задачей Советской власти было: развитие, именно, тяжёлой индустрии, а потом уже лёгкой, для того, чтобы выстоять и устоять, возможность создать саму основу для мощного развития. И это недопонимание мещанских слоёв населения умело усиливалось западными заокеанскими спец-службами и  пропагандистами всех мастей, расхваливающими капиталистического образа жизни.
 Исподволь, вот такие кухонные отечественные пропагандисты, стали появляться всё чаще внутри страны, причём, в наиболее обеспеченных элитных слоях советского общества, имевших возможность выезжать за рубеж и привозить оттуда красивые вещи.
 Их рассказы о той жизни за рубежом, подсмотренной из окон дорогих гостинец и туристических автобусов, приукрашивались в их красочных пересказах, будоражили сознание людей, заражали молодёжь мещанской идеологией и желанием жить, как при потребительском обществе.      
 Таким людям понимание трудностей, стоящих перед страной, не всем было доступно или же они не желали их понимать. Задачи, стоящие перед страной, их не волновали. Их волновало только лишь собственное благополучие.  Жить хорошо им хотелось не в светлом будущем, а именно, сейчас: хотелось всё и сразу.
 Сергей эти настроения не только чувствовал, но и понимал их привлекательность, а также гибельность. Однако он ошибочно считал, что достаточно таким заблуждающимся людям всё объяснить, рассказать и показать, как и они тут же всё поймут и станут лучше трудиться, чтобы крепить дальнейшее благосостояние страны.
  И он старался в своей газете разъяснять, показывать и рассказывать об всём этом, но, в тоже время, он чувствовал, что все его старания уходят в песок. Потому что он сам тоже видел, что истоки таких настроений исходят не из низших слоёв населения, а из наиболее обеспеченных, считающих себя элитой советского общества, к которым прислушиваются, на которых ровняются и берут с них пример.    
 Не обязательно с крупных учёных, руководителей крупных предприятий и хозяйственных служб, номенклатурных чиновников высокого ранга, творческой и инженерно-технической интеллигенции, а также из среды работников торговли и снабжения населения всем необходимым. Они также становились примером "умения жить".
 Теневая экономика постепенно выходила на первый план и охватывала всё большие слои общество, как раковая опухоль. Принцип:"Ты мне, я тебе" набирал силу.Сергей неистово проводил рейды, вместе с комитетом народного контроля комбината, социально-бытовой комиссией профкома, не только в столовых предприятия, но и с депутатской группой народного контроля поселкового Совета в магазинах посёлка.
 Однако же, особых нарушения не выявлялось. А что удавалось выявить, то тут же находило отражение в его газете под рубрикой: "Народный контроль в действии!". "Калининец" по подписке распространялся по всему посёлку и это было эффективным средством.
 Но пока негативные мещанские обывательские настроения явно и открыто не проявлялись. Они глохли в глубине кухонь и в среде обеспеченных слоёв населения. Прослыть мещанином и обывателем было пока не престижно. Многие из них, наоборот, наиболее рьяно выкрикивали советские лозунги о совершенствовании, теперь уже развитого социализма.
 Советские люди, простые труженики, привыкшие к трудностям, были всё также уверены в своём светлом будущем, они не видели того, что внутри страны зарождается буржуазная идеология мещанства, потребительства и обывательщины.   
 Это доморощенная идеология распространялась через советскую литературу, театр, музыку, кинофильмы. Зарождалось внутри страны диссидентское движение. Началось оно в середине шестидесятых, во время хрущевской "оттепели" и все более набирало силу к середине восьмидесятых, когда к власти придёт сам могильщик страны Горбачев и начнёт свою "перестройку" за социализм "с человеческим лицом".
 А началось всё это ещё в 1961 году. Несмотря на свой, ещё подростковый, возраст Сергей заметил, что начавшийся с двадцать второго съезда КПСС вал антисталинских, по существу антисоветских публикаций, захлестнул страну. Во всех журналах страны печатались произведения клеймящие преступления сталинского режима, внушавших читателям, что мы жили в совершенно неправильной стране.
 И не только у молодёжи, но и у старших поколений возникло ощущение чего-то неправильного в жизни. Возникли сомнения: а правильно ли мы свою жизнь прожили, не зря ли мы все эти невзгоды переносили?
 Вот тогда и началось безудержное пьянство, что расцвело при Брежневе. Многие засомневались в своём прошлом и в будущем страны, у людей стала исчезать ориентиры и уверенность в завтрашнем дне. Их стало беспокоить не столько отсутствие, или недостаток, каких-то продуктов питания или шмоток, а перспективы дальнейшей жизни, люди стали сомневаться в том: правильной ли дорогой идём?
 Тем более, престарелые партийные функционеры из высших эшелонов власти, занятые под ковёрной борьбой за власть и оторвавшиеся от реальной жизни, давали сами много поводов для сомнений. А примитивная партийная пропаганда, а также и замалчивание многих проблем, не могли развеять эти сомнения, они лишь усугубляли их.
 Вот тогда многие и обратились за получением информации ко всяким зарубежным "голосам" и вместе с целенаправленной полуправдой им внушалось откровенная ложь, что наша страна неправильная со времени её создания. Теперь над умами в стране, особенно молодёжи, начинали властвовать различные зарубежные "голоса": "Немецкая волна", "Голос Америки", Радио «Свобода», «Русская служба Би-би-си», "Свободная Европа", «Радио Ватикана», «Голос Израиля», «Международное канадское радио», «Международное французское радио», «Радио Швеции» и прочие.
 По этим "голосам" вещались произведения: "Архипелаг Гулаг", "Один день Ивана Денисовича" Солженицына, "Зияющие высоты" Зиновьева, "Ковчег для незваных","Прощание из ниоткуда" Максимова и многих других иммигрантов-диссидентов.
 Сергею тоже доводилось их слышать и ему было обидно за свою страну. Но он тоже ничего не мог противопоставить их доводам, потому что сам многого не знал и его дед его тоже был в тридцатых раскулачен, сослан с семьёй в Сибирь, а затем в тридцать седьмом расстрелян, хотя позже, в пятидесятых, реабилитирован. 
 Тем не менее, Брежневский период времени, как считал Сергей, при всех его недостатках, был самым стабильным, последовательным в развитии справедливого советского социалистического строя и государства.
 По крайней мере, Генсек был честен и не изменял своим коммунистическим принципам, чего не стало в после брежневский период. Это сейчас он ощущал особенно остро, наблюдая за сегодняшней жизнью. Чувство неприятия к предателям и перевёртышем было в нём всегда, особенно слушая такие передачи. К этому примешивалось чувство гречи. Он же понимал: "Всё это идёт во вред стране, а значит, и простому народу. Вот они, властители дум, инженеры человеческих душ, льют воду на мельницу врагов!".
 Его возмущению не было предела. Он понимал: какой силы сейчас наносится мощный удар по сознанию простого народа. Что идёт прямое противопоставление народу его же народного государства. А значит, идёт идеологическое разоружение всей страны перед мировым капиталом, перед буржуазной идеологией.
 Превращение общественного сознания народа, строящего социализм, в мещанское  потребительское и обывательское. Потому он любил и ценил всегда творчество Высоцкого, в котором никогда не было враждебности к Советской стране, а только лишь боль за неё и желание сделать страну лучше.
 Находясь в Штатах, на вопрос корреспондента одной из тамошних газет о его отношении к жизни в СССР, Высоцкий прямо ответил, что у него есть вопросы к руководству страны, но не с ними ему сейчас здесь это обсуждать. Такой ответ вызвал у него ещё большее к нему уважение. И не только у Сергея было такое чувство, но и у всех его почитателей, с кем ему доводилось общаться.   
  Недостатков в жизни страны, конечно, было немало. Но они не имели определяющего значения и характера. Были они и в жизни Крутоярвского металлургического комбината. Не всё было пока хорошо. И прежде всего с трудовой дисциплиной и в организацией труда. Так ему казалось. Но вот воспитательная работа в стране и на комбинате, несмотря на все усилия парткомов, профкомов и комитетов комсомола, всяких культурно-спортивных, образовательных и других воспитательных учреждений, всё-таки хромала. Пьянство и расхлябанность захлестнули не только страну, но и почти каждое предприятия в городе и деревне.
 Это Сергей видел также и по своему Крутояровскому металлургическому комбинату. И он этого не мог понять. Прогульщиков было много. Как тех, кого выявляли на рабочих местах в нетрезвом виде и тех, которых не выявляли.  Соревнования, зачастую, проводились формально, а множество починов и передовых методов не позволяло доподлинно определить их эффективность.
 Внедрение, например, КТУ (коофициента трудового участия) во время перестройки было лишь данью моде. В виде демократии и дублировало подведение итогов работы трудовых коллективов цеховым профсоюзным комитетом. Важных вопросов КТУ не решал. Вопросы КТУ решались совместно профсоюзом, кадровыми, экономическими службами.
 В целом же, несмотря на это, металлургические предприятия страны работали успешно, плановые задания выполнялись и перевыполнялись, регулярно награждались победители социалистического соревнования, отмечались передовики, внедрялись передовые методы труда. О чём и писал Сергей в своём "Калининце", рассказывая о передовиках производства, о лучших бригадах.
 Главное же, он старался рассказать о самих людях труда, настоящих тружениках, умельцах-профессионалах, благодаря которым предприятия крепили могущество страны. Он собирался из этих разрозненных рассказов и очерков издать книгу об истории предприятия и его людях.          
 Но, к сожалению, были ещё и отстающие в бригады, где нарушителей не убавлялось. Не помогали здесь никакие товарищеские суды, ни лишение премий, льгот. В том числе, не выплата нарушителям тринадцатой зарплаты по итогам года, перенос отпусков на зимний период, снятие их с очереди на получение квартир. Всё было бесполезно.
 И потому взятый Андроповым курс на введение в стране железной дисциплины с первых же дней нахождения у руля государства многих обрадовал. В том числе, и Сергея. С расхлябанностью на производстве надо было что-то делать, так дальше продолжаться уже не могло. Однако, никто доподлинно ещё не знал: с какими намерениями пришёл новый генсек к власти.
 Только ли для наведения дисциплины и порядка в трудовых коллективах на  предприятиях и в организациях и повышения эффективности экономики. И потому этот первый его шаг не только многих обрадовал, других обескуражил, но многих и насторожил.
 Иные подумали, что вот-вот начнётся координированный разгром инакомыслия, ужесточится борьба с коррупцией и с заевшейся номенклатурой, начнётся жёсткая партийная чистка.
 Вспоминали Сталина. Оно было бы и неплохо. Многим это вначале так и показалось. Никто ещё не знал: как будет всё это происходить на Крутояровском металлургическом комбинате. В том числе было неясно: какие задачи в этот период будет выполнять партком, каковы будут его роль и значение.
 С большим вниманием и интересом следили все на предприятии за тем, что происходит в Москве, в высших эшелонах власти. Сергей значительно чаще стал публиковать острые критические материалы на злобу дня из производственной и общественной жизни комбината.
 В том числе, и про нарушителей трудовой дисциплины, общественного порядка. Хотя и до того он делал это довольно регулярно и жёстко. Теперь же его ничто не сдерживало. Ни партком, ни профком, ни дирекция комбината. Ни даже цензура в типографии.
 Теперь он публиковал свои материалы, ничего не упуская из вида со всех совещаний. Не только касающихся производства, но и всех сторон жизни предприятия. Особенно воспитания коллектива и укрепления трудовой, производственной и технологической дисциплины. С товарищеских судов в цехах и отделах, с заседаний парткома, профкома и с директорских оперативок.
 С собственными комментариями всего происходящего на предприятии и в посёлке, знакомя читателей с решениями и постановлениями партийных и профсоюзных организаций, различных комиссий, заседаний и рейдов комитета народного контроля, с приказами по комбинату и жёсткими разборами сложившихся ситуаций в цехах, в том числе, и в кабинете директора.
 Знакомил со всем что решалось на заседаниях в Совете директоров предприятий Крутого Яра, не забывал рассказывать о всём происходящем в организациях и учреждениях Крутого Яра.
Кроме того, стал ежемесячно посещать Крутояровское отделение милиции и брать интервью у начальника милиции Косина. Рассказывал о положении с преступностью в Крутом Яру. Называл пофамильно нарушителей закона и показывал их проступки, используя безжалостные карикатуры и подписи под ними, привлекая к этому своего старшего брата Аркадия.   
  Критические материалы пользовались особым вниманием у читателей. Публикации не только информировали общественность посёлка о происходящем, но и пресекали распространение всяких ложных слухов и домыслов. Мобилизовали жителей Крутого Яра на борьбу с правонарушителями, напоминали о необходимости быть осторожнее в вечернее время суток.
 Но всё равно, проблема с ростом правонарушений и трудовой дисциплины требовала незамедлительного решения. На комбинате появляется общественный комитет по борьбе с пьянством и алкоголизмом, который возглавил бывший алкоголик, а ныне рьяный борец с алкоголизмом Николай Ильич Сапожников. И это тоже дало некоторый положительный эффект. Он не давал никому спуска, зная эту проблему из своего личного опыта.
 Обсуждения на этом комитете были всегда жёсткими и неприятными для нарушителей, с приглашением на его заседания не только работников милиции и руководителей коллективов, где работали нарушители, но и работавших рядом с ними передовиков производства, а также членов семей самих нарушителей.
 Все претензии высказывались нарушителям прямо в глаза и находило отражение на страницах "Калининца". Появился на территории комбината также и наркологический кабинет с врачом наркологом. Это, в какой-то степени, тоже несколько помогало. 
 Статьи врача-нарколога в газете, выявление больных алкоголизмом и рассказы о случаях их излечения облегчали работу Сергея.
 Газета показывала трудности в этой борьбе, рост количества нарушителей трудовой дисциплины на предприятии, нетерпимые случаи пьянства на рабочих местах. Нарушения, однако, не прекращались, как и число "несунов", то есть, росли случаи мелкого воровства.
 В то же время "андроповские" облавы в кинотеатрах, в других общественных местах, с требованием милиции от присутствующих предъявлять документы, то есть,  удостоверения личности, вызывали у большинства людей не только недоумение, но и  негативные эмоции.
 Росло в людях чувство внутреннего протеста, недовольство. Советские люди отвыкли от подобного к ним отношения. Всё это напоминало им тридцать седьмой год. Рос тихий общественный ропот. И это тоже беспокоило Сергея. Он, случалось, тоже попадал в такие облавы. И ему это тоже не нравилось.
 Начался выпуск дешёвой "андроповской" водки. Вот этого Сергей никак не мог понять? Но более всего поразила его статья Андропова: "Ученье Карла Маркса и некоторые вопросы социалистического строительства в СССР".
 Статья была опубликована в журнале "Коммунист". В ней новый генсек, преломляя современные проблемы строительства социализма через марксистское учение, откровенно заявил, что объективный характер экономических законов требует  "избавиться от всякого рода попыток управлять экономикой чуждыми её природе методами". Что это за "чуждые методы"?
 Дальше удивление Сергея было ещё большим: "...О чём уже не раз предостерегал сам В.И.Ленин, говоривший,- как подчёркивал это новый генсек,- "об опасности, которая кроется в наивной вере иных работников, будто все задачи социалистического строительства можно махом решить коммунистическим декретированием".
  По сути, эта статья дезавуировала прежнюю идею непосредственного перехода от социализма к коммунизму, заменяя её идеей "совершенствования развитого социализма". При этом Андропов подчеркнул в статье, что "наша страна находится в начале этого длительного исторического этапа. Который, естественно, будет знать свои периоды и свои ступени роста". Вот это было непонятно.
 Чуть позже, на июньском Пленуме ЦК, генсек вновь разовьёт эту свою мысль:" если говорить откровенно, мы ещё до сих пор не изучили в должной мере общество, в котором живём и трудимся, не полностью раскрыли его закономерности, особенно экономические. Поэтому порой мы вынуждены действовать, так сказать, эмпирически, весьма нерациональным способом проб и ошибок".
 - Вот так-то!- произнесёт в недоумении Сергей.
  Для многих это станет откровением. Не только для Сергея. Это откровение первого лица партии и государства, особенно-то, и не обсуждалось, не только в общественных, но и в партийных кругах. Что было сказано в высокой трибуны, то было и верно хоть и непонятно.   
 Так было принято. Партийцы привыкли к партийной дисциплине и исполнению решений вышестоящих органов партии. Инакомыслие в её рядах не приветствовалось, тем более, при новом генсеке, бывшем руководителе Комитета Государственной безопасности.
 Многие даже побаивались таких обсуждений. Время безоглядной гласности и поощряемого охаивания партии, пока ещё не наступило, но сигнал к этому уже был подан. До этого осталось совсем немного.
Но не долговечным оказалось правление  Андропова, вскоре его заменит Черненко и многим даже покажется, что это есть возвращением к временам Брежнева. Страна облегчённо вздохнёт.
 Но время Черненко, однако, окажется ещё короче, чем у Андропова. Придёт уже во след ему Горбачёв: молодой, энергичный и говорливый, погубивший партию и страну. А в самом конце двадцатого столетия явится во главе государства могильщик СССР Ельцин, предавший партию и страну. 
 Но это станет ясно спустя несколько лет. Сергей тоже не знал этого пока, но он уже остро предчувствовал приближение катастрофы, неясные колебания которой в политической жизни страны уже ощущались во второй половине 1980-х и которые сотрясут вскоре все её устои.
 Всё было зыбко и непрочно, несмотря на внешнюю крепость страны. Сергею было как-то не по себе в это время, тревожно и нехорошо. И не только потому, что его личная семейная жизнь основательно надломилась и дала глубокую трещину, которая с каждым днём становилось всё более глубже, больнее и ощутимей, терзающей его душу и тело.
 Ещё острее его мучило непонимания того, что же происходит со страной и со всеми живущими в ней людьми. В том числе, и с ним, с самими коммунистами, с партией. Несмотря на всё это, он продолжал верить в её силу, пытался понять и помочь предприятию и стране в сложное время. Точно также как он стремился верить в то, что можно ещё как-то преодолеть всё нарастающее непонимание между ним и женой, в возможность наладить их семейные отношения. Видя в этом для себя какую-то стабильность и уверенность в своём завтрашнем дне.
А.Бочаров.
2025.