Знакомая незнакомка

Серафима Валентиновича Грушевского с самого утра не оставляло предчувствие, что сегодня в его жизни должно произойти, какое-то событие, которое может изменить его дальнейшую судьбу. Чтобы успокоиться и привести свои мысли в порядок, он заварил крепкий кофе, выложил на тарелку деревенский творог и кусок черного хлеба. Такая трапеза позволяла Грушевскому вспомнить приятные минуты детства. В одиннадцать лет он прочитал чешскую сказку о лесорубе, которого по ошибке приняли за известного лекаря и привели к молодой, чахнувшей без солнца и воздуха принцессе. Он не понимал, что от него хотят, и стал заниматься привычным делом – рубить деревья, заслонявшие солнечный свет в окнах дворца. Устав, лесоруб решил подкрепиться. Достал из холщовой сумки творог, черный хлеб и принялся есть. Придворные подумали, что это лечебное снадобье и принесли принцессе такой же хлеб и творог. Они сказали ей, чтобы она все это съела. Принцесса вышла на балкон и, видя, с каким аппетитом ест лесоруб, последовала его примеру. Хотя никогда таких простых продуктов не ела. Свежий воздух и деревенская еда помогли принцессе поправиться…
Вспоминая сказку, Грушевский всегда ел черный хлеб с творогом, без сметаны, сахара и варенья, представляя себя лесорубом.
Еда отвлекла Грушевского от тревожных мыслей. Да и что в принципе могло сегодня случиться? Он, как и всегда должен был, выступить в библиотеке, рассказать о звездах персидской поэзии: подкрепив рассказ чувственными строчками Хайяма, Саади и Джами, творчество которых обожал. Эту тему для выступления Грушевский выбрал специально, потому что восточная поэзия нравилась его знакомой сотруднице библиотеки Полине Гончаровой. 
Серафим Валентинович давно заметил, что девушка как-то по-особому на него смотрит, всегда очень внимательно слушает его выступления и задает интересные вопросы. Грушевскому такое внимание молодой женщины откровенно льстило. Он был хорошим психологом и прекрасным рассказчиком, умел вызывать к себе живой интерес женской аудитории. То, что девушка могла быть в него влюблена, литературовед догадывался, но даже мысленно не видел развитие их возможного романа. Во-первых, он был старше ее на семнадцать лет. Ей было тридцать два, ему сорок девять. Во-вторых, когда-то в юности он уже был женат, и его краткосрочная семейная жизнь оставила неприятные воспоминания. Повторять неудавшийся опыт, ему не хотелось. А встречаться с Полиной без серьезных намерений, он не хотел. Она была скромной интеллигентной женщиной. Зачем вводить ее в смущение. Вдруг она серьезно им увлечется. Что ему тогда делать?
Хотя, глядя на сияние ее пронизывающих глаз, слушая ее бархатистый, слегка приглушенный чувственный голос, видя ее уважительную манеру поведения, Грушевский порой увлекался: вел себя как влюбленный мужчина. Но это была только игра, пусть не вполне осознанная, но игра. Рядом с Полиной ему всегда было комфортно и интересно. Он чувствовал в ее присутствии прилив творческих сил, пытался поразить воображение молодой женщины своими знаниями.
Выступление в библиотеке было запланировано на вечер и чтобы зарядиться положительными эмоциями, Грушевский поехал в Пушкинский музей, куда давно собирался сходить.
В юности он серьезно занимался живописью, ему предрекали хорошее будущее, но жизнь распорядилось по-иному. Литература оказалась главнее.
Переходя от одной экспозиции к другой, Грушевский получал истинное удовольствие. Большую часть картин и скульптур он знал с юности. Среди импрессионистов и постимпрессионистов у него были свои любимцы. Нравился Сислей, Синьяк, Писсарро. Особое место занимал Ван Гог, затем его оттенил Гоген. Грушевский не только наслаждался картинами, но и с интересом наблюдал за посетителями. Глядя на них, он пытался представить кто они и откуда. Среди посетительниц музея его особое внимание привлекла худощавая молодая женщина. Ей было лет тридцать, может быть чуть больше. Шелковистые коричневато-черные волосы, красиво спадали с плеч, хорошо сочетаясь с тонкой светло-коричневой кофточкой. Темно-серые расклешенные джинсы, фирменные белоснежные кроссовки, и сумка-рюкзак свидетельствовали о том, что она следит за модой. Девушка стояла от других членов группы немного в стороне. Держала руки за спиной, словно поддерживала свою сумку-рюкзак. Девушка с задумчивым видом рассматривала картины Гогена. Чуть наклоня голову и выставив немного вперед ногу, она была похожа на модель, с которой художник пишет картину. Казалось, женщина внимательно слушает гида, но скорее всего, глядя на картину, она что-то представляла свое, может быть, сравнивая кого-то или что-то в своем воображении. Грушевскому понравилась, как она выглядит, как стоит и как слушает. У нее были темные глаза и брови, на лице не было никакой яркой косметики и помады, в ушах никаких сережек. Хотя она и была модно одета, в ее облике сквозило что-то старинное, словно она была жительницей прошедших веков. К тому же она вызывала в памяти Грушевского какие-то смутные ассоциации. Вглядевшись в ее лицо, он вспомнил – лет пятнадцать назад он некоторое время работал с девушкой, которая была очень похожа на эту незнакомку, и которая ему тогда очень нравилась. Однако та девушка, в которую Грушевский был когда-то влюблен, по прошествии этих лет, располнела и мало походила на себя прежнюю. А эта незнакомка была ее копией пятнадцатилетней давности.
«Да, что-то должно произойти», – взволнованно подумал Серафим Валентинович. В его жизни были подобные моменты. Грушевский успел незаметно сфотографировать женщину, так как она вместе с группой направилась в соседний зал.
Через некоторое время Грушевский забыл о незнакомке. Но когда спустился в фойе цокольного этажа и зашел в музейный магазин, где продавались книги, каталоги выставок и сувенирная продукция, опять увидел эту девушку. Она выбирала какие-то календари с изображениями картин. Грушевский подошел к ней ближе и как завороженный стал за ней наблюдать.
Девушка, взглянув на Серафима Валентиновича, спросила бархатным голосом:
– Вы хотите тоже что-то купить? – И немного посторонилась.
– Нет, нет, – почти испуганно ответил Грушевский и отошел к другой стороне магазина.
Он понял, все это неспроста. И дал себе зарок, «если еще раз ее увижу, подарю ей свою книгу».
Подойдя к гардеробу, Грушевский прямо перед собой увидел ее вновь. Серафим Валентинович захотел еще раз услышать ее голос и узнать, как ее зовут.
– Девушка, я писатель, – обратился он к незнакомке. – Хочу подарить вам книгу, потому что сейчас вы подсказали мне сюжет для рассказа о любви. – На ходу придумывая повод, убедительно произнес Грушевский.
– А что вы пишите, фантастику? – спросила девушка, удивленно посмотрев на Грушевского.
– И фантастику, и о любви, и о писателях. Кстати, как вас зовут, я подпишу вам книгу.
– Лина.
Подписывая книгу, Грушевский вложил в нее свою визитку.
– Лина, вы можете позвонить мне через неделю, и я пришлю вам свой рассказ.
– Желаю удачи, – проникновенно ответила молодая женщина и направилась к выходу.
Чтобы прийти в себя, Грушевский намеренно задержался в вестибюле. И только когда он вышел из музея, его осенило:
– Как же я сразу не сообразил. Лина – это краткая форма имени Полина, и голос этой незнакомки как у Полины Гончаровой и рост такой же, на пол головы выше, чем у него. Какие-то чудеса. И если рассказать Гончаровой она не поверит…
Обещание незнакомке написать рассказ завладела его сознанием. Конечно, говоря ей, что он пишет и фантастику, и о любви было неким преувеличением. Главным направлением его деятельности все-таки было литературоведение. Однако часто его воображение создавало почти осязаемо-реальные истории, которые можно было смело переносить на бумагу. Его любимый писатель Александр Грин был для него образцом –  воображение Грина создавало не только отдельные истории, но и целую вымышленную, но реально воспринимаемую читателями страну, как ее позже окрестили Гринландией, с ее жителями и городами.
Выйдя из музея, Грушевский сел на лавочку в ближайшем сквере. В его растревоженном воображении стала возникать история любви немолодого литератора и его почитательницы. Прообразом которой был, конечно же, он и Полина Гончарова. А незнакомка Лина, поразившая его в музее, стала в его истории чуть ли не воплощением самой чистой и сильной любви. В своих фантазиях Грушевский мог позволить себе гораздо больше, чем в реальной жизни.
Грушевский ненавидел хамство и бескультурье, особенно если это проявлялось в женщинах. Лина-Полина была этого совсем лишена. Она была чуткой, умной женщиной, несколько выпадавшей из современной жизни. Как и Асоль, женщина ждала своего принца. И если Артура Грэя в своей жизни она так и не встретила, зато была сильно увлечена писателем Грушевским. Они много общались, тот часто провожал Лину домой, рассказывая девушке много увлекательных историй. Правда, в возникшей истории Серафим Валентинович не замечал любви незнакомки, а та боялась признаться ему в своих чувствах. Они дружили, радуясь взаимному общению.
Как-то Грушевский провожал Лину, и они направились к ее дому через длинный проход, огороженный с двух сторон высоким сетчатым забором. Обычно через него ходило много людей, он был хорошо освещен. Однако в этот раз людей не было, да и несколько фонарей почему-то не горели. Увлеченные разговором, Грушевский и Лина прошли несколько метров, как неожиданно за их спиной появилась фигура высокого мужчины, который их быстро догнал и преградил дорогу.
– А ну стоять, – прошипел незнакомец, в его руке блеснул нож. – Папаша, быстро гони деньги, и чтобы все было тихо, – угрожающе приказал грабитель.
Серафим Валентинович и Лина растерянно остановились, не зная, что делать. Начало прохода, откуда появился грабитель, был плохо освещено, да и людей рядом не было. 
В этот момент утонченная Лина неожиданно отстранила Грушевского в сторону и, встав между ним и грабителем твердо произнесла:
– Слышь, ты, дядя, если моего парня тронешь, я тебя загрызу, и твой нож тебе не поможет!
Грабитель такого не ожидал и от подобной дерзости даже рот приоткрыл. Лина смотрела на него в упор, всем своим видом показывая, что не шутит. Грабитель сплюнул и криво усмехнулся.
– Ну, мужик, тебе повезло. Такую деваху отхватил, мне бы такую подругу. Ладно, валите, и чтобы все было тихо.
После этих слов мужчина развернулся и быстро пошел назад.
Грушевский и Лина почти бегом направились в противоположную сторону, боясь, что грабитель передумает и начнет их преследовать.
Выйдя на улицу, они остановились. У Лины началась истерика: ее била нервная дрожь, она зарыдала.
– Линочка, дорогая успокойтесь, – Грушевский обнял женщину. – Все прошло. К сожалению, в жизни бывает и такое. Мне страшно стыдно, что так вышло, и я ничего не предпринял. А вы – умница. Большая умница!
– Серафим Валентинович, я сама от себя такого не ожидала. Но когда представила, что он вас может зарезать, я о себе не думала, хотела его прибить, – улыбаясь сквозь слезы, прошептала Лина.
– Линочка, зовите меня просто Сима, зачем такие формальности, ведь я теперь ваш парень, а вы моя девушка, – попытался успокоить Лину Грушевский. 
Только сейчас он понял, как эта женщина его любит – ради него она рисковала собой. Какой же он был глупец, когда не замечал ее сильных искренних чувств. Что нужно ему в жизни? Такой женщины и ее любви. Решение пришло мгновенно.
– Давайте зайдем в ближайшее кафе, выпьем коньяку и окончательно успокоимся, тем более у меня к вам важное предложение, – мягко произнес Грушевский. – Но прежде я позвоню в полицию, – добавил он, – и сообщу, что около прохода орудует грабитель, чтобы он не ограбил других.
Зайдя в кафе, Грушевский заказал коньяк, кофе и пирожные.
Когда Лина пришла в себя, Серафим Валентинович глядя женщине в глаза, с чувством произнес:
– Лина, поверьте, то, что я сейчас скажу, весьма серьезно. – Грушевский пододвинулся к Лине ближе и взял ее за руку. – Давайте начнем писать совместную книгу жизни. Вы сегодня блестяще написали первую главу. Теперь моя очередь. Выходите за меня замуж. Не пожалеете, я буду также искренне любить вас как вы любите меня.
Глаза Лины наполнились слезами.
– Серафим, я согласна, только при одном существенном дополнении.
– Каком? – напрягся Грушевский.
– Будем писать совместную книгу жизни и… – Лина, сделала паузу, – долгой взаимной любви!
ххх
Грушевский так углубился в придуманную им историю, что сразу не сообразил, где находится и что реальность совсем другая. Рядом с ним на лавочку присела пожилая женщина. Она звонила подруге, рассказывая той свои последние новости.
Серафим Валентинович недоуменно смотрел на пенсионерку. Словно после крепкого сна ему требовалось время, чтобы прийти в себя.
И тут его осенило. Действительно, какой же он слепец! Полина Гончарова тоже, как и Лина его любит, а он лишь развлекает ее красивыми байками. Что ему действительно нужно в жизни? Такого преданного друга и такой любимой женщины, как Лина, она же Полина. Тем более что и он, и она прекрасно понимают друг друга, живут в одной реальности и имеют одни и те же ценности.
Грушевский улыбнулся.
«Спасибо тебе Лина, знакомая незнакомка, ты открыла мне глаза, – мысленно обратился к ней Грушевский. – Твое появление явный знак, то ли из прошлого, то ли из будущего. Больше медлить нельзя. Сегодня же после выступления сделаю Полине предложение, лучшей жены мне не найти.