Из дневниковой прозы II

На фото: Художник Юрий Ракша "Эскиз к будущему портрету жены".

               
                ИЗ ДНЕВНИКОВОЙ ПРОЗЫ II
***
Недавно я слушала и внимала (и не первый раз) по радио "Комсомольская Правда" писателя и яркого политолога Захара Прилепина. Который, слава Богу, выздоровел после ранения, когда укронацисты, заложив бомбу, подорвали его автомобиль. Ах, как же мало у нас таких Прилепиных, Соловьёвых, Прохановых, Михалковых. Как правильно и ответственно Прилепин всё говорил. Подписываюсь под каждым его словом. И я представила его выступающим, как на площади, перед миллионами почитателей: "Сегодня идёт война с недобитым нацизмом, желающим уничтожить нашу Россию. И потому сегодня нам особенно  нужны писатели-патриоты, писатели-воины, их высокое, сильное слово, которое, находясь и в тылу, борется за свободу и честь любимой Родины. Где, где же они?" И тут я, стоя где-то вдали с краю этой толпы, начинаю подпрыгивать, размахивая своей книгой над головой и как бы кричу: "Вот она я, вот она я. Вот моё слово, мои книги, они словно рядовые солдатики или сержанты в окопах на передовой. Могут и наступать, и побеждать." Но Захар Прилепин от меня далеко и высоко и меня конечно не слышит. А я кричу и никак не могу докричаться. А надо бы, очень надо бы. Иначе зачем и для кого я работаю?.. (12.2024)
***
Насколько помню себя во времени, нас с детства воспитывали в понятии "должен" и "надо". А свои хотелки, своё "хочу" - это уже потом. Надо - убрать за собой тарелку, постель, горшок. Ты должен слушать старших, не врать, помогать, должен младших не обижать, вещи беречь, потому что это чей-то труд. (Ты же не Робинзон Крузо на необитаемом острове). И не только беречь свою зубную щётку, подушку или ботинки, но и то, что вокруг в доме и даже то, что за окном. Это твоё родное. И мебель, и лестница, и  сарай во дворе. И вон тот забор, и сад, и за ним поле и лес. Это твоя Родина, Род. А в школе с гордостью становились октябрятами со значком малыша Ленина на груди, даже учили наизусть: "Когда был Ленин маленький/ с кудрявой головой,/ он тоже бегал в валенках/ по горке ледяной...Камень на камень, кирпич на кирпич/ Умер наш Ленин Владимир Ильич." А потом вступали в пионеры и старшие тоже с гордостью повязывали нам на шею красные галстуки. "Ты носи свой галстук, береги его. / Он ведь с красным знаменем цвета одного"... И давали обещание "перед лицом своих товарищей торжественно обещаю горячо любить свою Родину... " Всё это не предавать, а преумножать, беречь и любить... А потом мы жили со значком комсомола (ВЛКСМ) на груди, оставаясь верным всем клятвам и обещаниям. И помня всё это,  целые поколения молодёжи возводили плотины ГЭС, поднимали Целину, строили БАМ. И я клялась, и была верна этим обещаниям, трудилась во имя Отечества, а хотелки? Хотелки были конечно, но не они были главным, первостепенным. И искренне пели песню: "Раньше думай о Родине, а потом о себе." Я и сейчас в старости думаю именно так...Но когда грянули чёрные, гнилые девяностые годы, всё, всё перевернулось, искалечилось. Пропала страна. "Хочу" и "должен" поменялось местами...Мой род оборвался. А то что называлось внуками превратилось в Ничто, Даже в НЕчто и чуждое, живущее в Лондоне и Аргентине...И к этому я никак не привыкну. Да и не надо. Я клятвам не изменяю и не предаю...
 Не знаю, будет ли понятен этот мой абзац новым поколениям россиян?

***
Идёт страшная война с Гитлером. Папа-танкист на фронте, на передовой.. Мы с мамой дома в Останкино в нашем бараке. Вечер. За круглым столом под оранжевым абажуром  втроём- моя мама, её подруга маникюрша Кеточка -или  попросту -Катя, и я малышка с чёлкой на лбу. Я сегодня счастливая, ибо мне разрешено пока не ложиться спать, побыть со взрослыми. Кеточка маме гадает, аккуратно раскладывает перед собой на скатерти карты. Обе они красивы,  молоды и одиноки.( Кета не замужем, а папа на фронте). Кеточка по одной, а то по две вытаскивая из колоды карты - пики, червы, бубны, и кладёт их перед собой особым ровным порядком. Гадает маме, конечно ,"на папу" "жив- не жив", "вернётся - не вернётся?" Тихо произносит, как мантру, как заклинание слова "Что было?" Мы напряженно смотрим на карты, и на гадалку, как бы безучастную. "Что будет?.."- продолжает она.. На стол ложится очередная карта. "Чем дело кончится?.."В комнате становится так тихо, что слышно, как где-то в доме плачет ребёнок, как звенит за окном трамвай. И наконец - слышим вздох гадалки в тишине: "Чем сердце успокоится?.."И последняя красная червонная карта падает на стол. И к нам ко всем троим словно возвращается счастливая реальность. К таким разным, но одинаково измученным войной. И мы с облегчением смеёмся, и хочется расцеловать весь мир Вернётся! Вернётся! (карта червонная, красная) Живой!.. И ведь в сорок пятом папа и правда вернулся. И даже не раненый.
***
Порой вспоминаются эпизоды их жизни ХХ века, которым я сразу даю названия. Например, "Кража в садах Останкино". Интересно, что за кража? Почему в садах? И почему в Останкино? Да потому что Останкино для меня - это не просто место, где родилась какая-то Ирина Ракша. А потому, что уже многие десятилетия на берегу пруда у дворца графа Шереметьева (после строительства грандиозной телебашни) это слово Останкино стало известной точкой на карте нашей столицы: "Внимание, говорит и показывает Москва". Так почему же в кража и каких в садах?
   Осенью 1941-го фашистские полчища бомбардировщиков (Юнкерсов, Фокеров) летели  громить самые главные, драгоценные места Москвы. Конечно же Кремль и примыкающие места. И конечно красавицу ВСХВ  (сельскохозяйственную выставку) с её роскошными павильонами, а заодно и шесть наших двухэтажных бараков, рядком стоящих снаружи её ограды по 3-ей Останкинской улице. И, очевидно, с высоты похожих на павильоны выставки. И пока женщины из наших домов с детьми за руку или на руках, покидая свои квартиры, бежали в вырытые в конце двора окопчики, по радио вместе с гулом бомбардировщиков звучало: "Граждане! Внимание! Внимание! Воздушная тревога! Воздушная тревога!..". А окна, заклеенные крест на крест бумагой, были специально распахнуты, чтобы воздушной волной не выбивало стёкла. Бомбы (фугаски, зажигалки и осветительные ракеты, спускавшиеся с неба на цветных парашютах) попадали в дома редко. А в это самое время мальчишки, которые постарше, из наших бараков, пользуясь паникой, устремлялись через дорогу в сады частных дач, где на деревьях ещё висели спелые яблоки. И лазая по ветвям, по-быстрому собирали доставшийся на халяву урожай. Воистину, "пир во время чумы". И кидали яблоки себе прямо за пазуху, и они румяные холодили их голые и худые животы и бока. А потом, когда из окон на всю улицу громко звучал отбой воздушной тревоги, радостно, по-геройски возвращались домой со сладким прибытком. И этими яблоками уже дома, высыпав добычу на стол, угощали своё перепуганное семейство.
   А через год мы с мамой с Казанского вокзала уезжали от войны в Курган за Урал в эвакуацию.
***
Однажды спросили: "Как я отношусь к деньгам?". Отвечу сразу и коротко: "Никак". Господь одарил меня безразличием к деньгам, к заработку. Деньги в жизни моей семьи никогда не было главной целью. Хотя и мы порой занимали у соседей какие-то три рубля, а порой занимали у нас. Помню в Чебоксарах на вокзале, где мы проездом были с поэтом Геной Айги, цыганка на вопрос буду ли я богатой сказала "Богатой не будешь, но всегда всего будет хватать". И правда в жизни всегда всего как бы хватало, главное быть довольной тем, что есть. На первую кооперативную квартиру на преображенке (двушку в хрущёбе) мы с Юрой брали в займы у друга семьи художника Славы Рассохина. Он копил тогда деньги на свой "Москвич". Я и до сих пор не знаю, что такое коррупция, о которой говорят во всех странах, краях и весях. Помните Максима Горького "Город жёлтого дьявола"? Так этому дьяволу и поклоняются и "патриции и плебеи". А мне остаётся лишь благодарить Господа, что от этого чувства Он меня избавил. И на обложке моей книги я написала постулат: "Скупость и глупость - понятия врожденные и с годами только растут".