Залёточка

От автора. Сюжет и герои выдуманы. Если история похожа на жизнь, виноват не автор, а жизнь.

ЧАСТЬ 1. НАЧАЛО

ИРКА

Ирка выросла в деревне. Родители, как бы сказали в советское время, простые колхозники, в возрасте. Она — поздний ребёнок. Сестра Ольга на пятнадцать лет старше её, давно на заработках в Москве. Приезжает домой «на побывку» раз-два в год.
— Кем же ты работаешь? — каждый раз осторожно спрашивает мать, стесняясь ненароком обидеть «москвичку».
— Кем только я ни работала: курьером, упаковщицей, продавцом. В Москве работы много, выбирай — не хочу!
— Замуж не собираешься? — как бы между делом задаёт традиционный вопрос мать. Для неё, деревенской жительницы, замужество каждой девушки — главное в жизни.
Ольга усмехается, безнадёжно машет рукой:
— За кого хочешь — не берут. А кто взял бы — с души от того воротит. Живу с одним... для удовольствия. Надоест — выгоню.
Закурив сигарету, задумчиво пускает дым в потолок, учит жизни младшенькую:
— Смотри, Ирка, с местными не вяжись. Тут одни — дебилы, другие — алкаши. Есть, правда, и третий сорт — дебильные алкаши. Свяжешься — всю жизнь будешь в конюшне навоз лопатить. В город езжай, учись.
— Да у меня оценки не очень.
— Зато «товар» что надо, — указывает на грудь и прочее «что надо».
«Товар» у Ирки премиум-класса: «буфера» третьего размера торпедами торчат и без лифчика. Фигуристые ножки с упругими икрами и на удивление изящными, «породистыми» лодыжками, если не от плеч, то от пояса — точно. А на каблуках, да в мини-юбке и вообще сносят крыши у мужиков. В кого такая длинноногая уродилась — в деревне генофонд сплошь «мясо-молочный». Круглая, ядрёная попочка... «Как орех, так и просится на грех», — шутят местные «кобели», пытаясь лапнуть недоступный «товар».
— В секретарши подавайся. В колледж на секретарш не по оценкам принимают, а по «интерфейсу». И не торопись с «бабьим удовольствием», — Ольга машет рукой ниже Иркиного пояса. — В той кубышке приданое, ежели не поторопишься раскупорить: хорошие денюжки и золотые перстеньки с серёжками. А вскроешь до срока —  как в сказке про Морозко: вместо драгоценностей дешёвую бижутерию получишь. И разбитое корыто вместо хорошей жизни в придачу. Выучись на секретаршу, найди нестарого начальничка или бизнесмена, «папочки» на длинноногих  грудастых секретарш падки. Коли замуж не возьмёт, в жизни место поможет застолбить за твоё желание его ублажить.
Глубоко затянувшись, выпускает струю дыма в пол и добавляет негромко, как для себя:
— А чего уметь? Природой в нас заложено... Коленки врозь... А дорогу в рай мужик сам найдёт.

***
До окончания колледжа оставалось пара недель.
Ирка торопилась по коридору в столовую. Перед ней в приёмную директора вошёл интеллигентно одетый, спортивного телосложения мужчина, в возрасте лет под сорок.
Выпив чаю с пирожным и возвращаясь в аудиторию, почти столкнулась с тем же мужчиной, когда он выходил из приёмной. Мужчина привычно извинился и, заинтересованно скользнув по фигуре Ирки, ушёл вперёд.
Ирке мужчина понравился. Заглянула в приёмную, полюбопытствовала у секретарши Насти, с которой была в хороших отношениях:
— Кто такой? Новый препод?
— Бери выше!  — хмыкнула Настя. — Юрьев, начальник производства с комбината.
— Чего ему у нас надо?
— Придёт рассказывать выпускницам о работе на комбинате, чтобы шли к ним.
— Им надо много секретарш?
— Им нужны сотрудницы, умеющие работать с бумагами: делопроизводители, архивариусы, кадровики, социальные работники... Понравился мужчинка?
Ирка задумалась. И вспомнила совет сестры. А что? И на самом деле понравился: не старый, спортивный, должность хорошая... Свой «брюлик на золотом перстеньке» она сохранила нетронутым...
— Когда придёт?
— Двадцать шестого. Чисть пёрышки!
— Как его зовут?
— Юрьев, Сергей Павлович. Лови момент студентка!

***
На встречу с представителями комбината она пришла в образе секретарши экстра класса: в чёрной миниюбке, в белоснежной шёлковой кофточке, в туфлях на очень высоких каблуках.
Вместе с Юрьевым за кафедрой конференц-зала сидели две женщины: одна из отдела кадров, другая социальный работник.
Юрьев рассказал о комбинате вообще и своём производстве в частности. Женщины информировали, где и кем девушки могут у них работать.
Когда встреча закончилась, несколько девушек подбежали к кафедре, чтобы задать производственникам дополнительные вопросы. 
Ирка тоже подошла. Но остановилась поодаль, демонстрируя себя в позе фотомодели. Да, в общем-то, на фоне одетых «по-бытовому» сокурсниц она и выглядела фотомоделью: гордый постав головы со свежей причёской, осанка с расправлеными плечами, груди — как роскошный подарок на подносе... Маленький подбородок и большие глаза делали её лицо по-детски наивным, что усиливало сексуальность тела. С едва заметной улыбкой она наблюдала за Юрьевым, отвечавшим на вопросы сокурсниц.
Он не мог её не заметить. По его прилипшему, оценивающему взгляду, по облизнувшему губы языку Ирка поняла: её «золотой карась» клюнул.
Неторопливо подошла ближе. Заложив руки за спину, качнула плечами из стороны в сторону. Соски, почувствовав елозившую по ним ткань, щекотно напряглись.
Юрьев, продолжая отвечать на вопросы студенток и поглядывая искоса на Ирку, заценил её «богатство». Белоснежная кофточка не стопроцентно «тонировала», как говорят автомобилисты, прозрачность. И глаза Юрьева замерли на «пятачках», неясно темнеющих сквозь тонкую шёлковую ткань. 
Студентки и коллеги Юрьева направились к выходу, а он, видя, что «фотомодель» не уходит, явно медлил, не спеша собирая бумаги со стола. Ирка подошла ближе.
— Сергей Павлович, — с ласкательными оттенками в голосе произнесла она. Тонкий аромат её суперских духов достиг рецепторов и, похоже, вызвал у мужчины лёгкое стеснение в груди. Ирка не пожадничала, купила эти духи за кругленькую сумму именно для сегодняшней встречи. Продавщица сказала, что они с афродизиаками, которые возбуждают мужчин.
— Сергей Павлович... А не найдётся ли у вас-с... — Ирка сделала паузу, чтобы Юрьев отметил это «у вас», — свободной должности секретарши?
Сделав крохотную паузу, Ирка продолжила, ласково глядя в лицо мужчине:
— Правда, опыта у меня никакого... Совершенно... Но я быстро всему научусь.
И она пару раз качнула плечами, заставив «третьи номера» заметно колыхнуться.
Юрьев раздумывал, правильно ли он понял, на что намекает девушка? Неужели... Так откровенно? Да чего же откровенного — спрашивает насчёт должности секретарши... Нет, намекает... А вдруг он ошибается?
Во рту у него пересохло, он судорожно сглотнул. Сердце куда-то заторопилось. Он глубоко вздохнул, почувствовав нехватку воздуха. Лицо на мгновение приобрело глуповатое выражение, как у человека, которому неожиданно пообещали нечто изысканное.
Ирка решила подтвердить свои намерения: вдруг мужчина сомневается в прозрачности её намёка. И добавила:
— Я бы хотела работать именно у вас... — но на всякий случай оставила лазейку, чтобы обезопасить себя, и добавила после короткой паузы: — на производстве.
Юрьев заглянул в девичьи глаза.  В безмятежные глаза-омуты. Чистые, как у ребёнка. Утонул в них, бездонных. Обещающих...
Кашлянул в кулак, возвращая силу голосу.
— Опыта никакого?
— Только теория, — подтвердила Ирка и отрицательно повела плечами, в очередной раз качнув «торпедами».
Прочищая пересохшее горло, Юрьев кашлянул сильнее. Его глаза прилипли к пуговицам Иркиной кофточки. Замер, раздумывая. Решился.
— Вот что... Думаю, я смогу решить этот вопрос... Позвони мне через недельку. Да, я решу этот вопрос. Как тебя зовут?
— Ирина.
Он вытащил из грудного кармана визитку, протянул Ирке.
Ирка взяла визитку, спросила, внимательно вглядываясь в ламинированную картонку:
— А что сказать секретарше? Она, наверное, не позволяет разговаривать с вами девушкам, ищущим вакансии?
— Это... прямой телефон. Не через приёмную.
«Мой», — поняла Ирка.

***
Через семь дней Ирка позвонила.
— Здравствуйте... Это Ирина из колледжа. Я с вами разговаривала насчёт...
— Да-да, помню. Подъезжай, я выпишу тебе пропуск на проходную, — тоном чиновника, но с оттенком удовольствия, откликнулся Юрьев.
— Прямо сейчас?
— Ну да... Или ты занята?
— Нет-нет, приеду.
— Паспорт и диплом захвати.
— Что... Уже на работу устраиваться?
— Ну... Собеседование, как обычно. Уточним мелочи, и, если всё устроит, оформление.
— Собеседование? С кем?
— Со мной. Ты же... со мной планируешь работать?
— Да-да, конечно... С вами. Именно с вами. Я уверена, меня всё устроит. Мелочи для меня не проблема.
— Секретарю скажешь, что тебя прислали из колледжа.
Скоро, показав паспорт на проходной, Ирка шла в указанном направлении.
В «предбаннике» шефа представилась секретарю, зрелой женщине с сохранившейся модельной фигурой, одетой, как и положено в «чёрный низ, белый верх», и была запущена в кабинет.
— Из колледжа девушка, — безэмоциональным тоном опытной прислуги доложила секретарь.
Юрьев, оторвавшись от бумаг, молча кивнул и указал Ирке на диванчик сбоку от его стола. 
Секретарь вышла.
Юрьев отложил бумаги, едва сдерживая улыбку, с удовольствием разглядывал Ирку.
Ирка, чувствуя себя удачным приобретением шефа, держала спину, глазами преданного щенка смотрела на Юрьева. Медленно положила ногу на ногу, отчего очень короткая юбка стала до предела «мини». Плечи качнулись... Кофточка у неё была та же, что и на встрече в колледже. И духи те же, с афродизиаками.
Юрьев не удержался, улыбнулся, как ребёнок, получивший долгожданный подарок, уткнулся подбородком в подставленные кулаки, скрывая радость.
— Не передумала? — спросил, как школьник, подговаривающий приятеля на проказу, но испытующе, чтобы устранить беспокоившие его сомнения.
Ирка почувствовала серьёзность вопроса. Вопрос был не о производственной деятельности.
— Нет, Сергей Павлович. Я хорошо всё обдумала.
Юрьев удовлетворённо качнул головой.
— Работать будешь вместо Анны Петровны, — кивнул на входную дверь. Вышел из-за стола, сел на диван на некотором расстоянии от Ирки.
— А она... не обидится?
Ирка не хотела иметь недоброжелателей на работе: от них сплетен не оберёшься.
— Она уходит не потому, что ты пришла. Её назначили руководить... отделом. А тебя прислали ей на замену. Анна Петровна с удовольствием переходит на новую должность. Она проинструктирует тебя относительно работы.
Ирка едва заметно шевельнула плечами...  Юрьев с трудом отвёл взгляд от пуговиц на её кофте, не сдержался и вздохнул.
— Я так понял... У нас с тобой есть общее понимание... — Юрьев путался в чиновничьем языке.
— Да,  Сергей Павлович... Мы понимаем друг друга.
Ирка решила облегчить мучения серьёзного мужчины. Похоже, она у него первая «золотая рыбка». Имея такого рода опыт, он просто назначил бы ей быть, кем надо.
Она встала, шагнула к Юрьеву, почти коснувшись голенью его колена.
— Я была инициатором... И нашла понимание в вашем лице.
Юрьев сел прямо.
Ирка глядела на него сверху вниз. Подумалось: «Если чуть наклонится, уткнётся лицом вне в живот».
Юрьев не удержался, коснулся ладонью бедра девушки чуть ниже края юбки. Двинул ладонь выше... Ткнулся лбом ей в живот.
Ирка накрыла его ладонь своей ладонью поверх юбки.
Юрьев встал. Притиснул девушку к себе.
— Напоминаю, — промурлыкала Ирка ему куда-то за ухо, послушно прильнув к груди мужчины. — Я ещё ни разу не... В общем, лошадка не объезженная. Можно, конечно, шампанское хлебать из горла в тёмном подъезде, но лучше смаковать из хрустальных бокалов в уютной спаленке.
— Да, — правой рукой Юрьев тискал её пониже спины, а левая со спины переместилась на грудь. Тонкой ткани кофточки словно не было, а лифчик она предусмотрительно не надела. Он мял её сильно, но не больно. — Завтра поедем... За городом есть гостиница... С хрустальными бокалами в романтической обстановке...

ИГОРЁК. ДВУМЯ ГОДАМИ ПОЗЖЕ

Игорь в прошлом году окончил педагогический институт, работал учителем истории в двадцать шестой школе, в десяти минутах ходьбы от дома, за сквером.
Жил в трёхкомнатной квартире с младшим братом Робертом. Но обычно за старшего принимали Роберта, высокого и плечистого. Игорь же, старше брата на два года, выглядел тощеньким подростком-ботаником в очках.
Родители, простые работяги, к тому же выпивающие, назвали младшенького «заграничным» именем в честь робота из фильма «Его завали Роберт», который отец смотрел в детстве. Но сам Роберт считал, что родаки перед кем-то выпендрились, назвав его «ненашенским» именем.
Отец всю жизнь страдал от язвы желудка. Но диету не соблюдал, к врачам ходил, когда становилось невмоготу, тогда же и пил таблетки. Остальное время «лечился» водовкой. Игорь, с брезгливостью наблюдал за возлияниями родителей, отмечавших советские и религиозные праздники, дни рождения и поминки близких и дальних родственников. А когда повода не было — выпивали для поправки здоровья. На сыновние просьбы пить меньше, отец яростно возражал: «Я что, под забором валяюсь?! Я отчего пью? Боль вот тут заглушаю!». И размашисто бил кулаком по грудине. Игорь потом вычитал в книжках, что от постоянного химического раздражения водкой у отца, по-видимому, произошла малигнизация язвы. От рака желудка отец и умер ещё до поступления Игоря в институт. Умер под «хроническим обезболиванием», в состоянии нескончаемого запоя.
Игорь любил читать книги по истории и, окончив школу, подал заявление в областной педагогический институт, куда он мог поступить гарантированно. Потому что понимал: второго шанса, учитывая безденежье, у него могло не случиться.
Мать умерла в отсутствие Игоря, когда он учился на четвёртом курсе. Роберт на вопросы о причинах смерти матери отмахивался и, скривившись, цедил сквозь зубы: «Водки пороть меньше надо было!». 
Науки брат не уважал и после школы устроился на химический завод, где производили удобрения и платили хорошие деньги. Он любил вольную жизнь, любил выпить и погулять в компании, играл в карты, иногда выигрывал по-крупному, нередко проигрывал. Тоже по-крупному.
Игорь пытался убедить брата, что жизнь надо строить с планами на будущее, но Роберт бесшабашно смеялся: «Я надеюсь на случай: рано или поздно кусок золота упадёт к моим ногам». Игорь качал головой: «Смотри, чтобы этот кусок не упал тебе на голову и мозги не вышиб».

***
Роберт пришёл домой ближе к вечеру в состоянии лёгкого подпития и полного благодушия. Похвастал:
— Всю ночь кутили. В карты играли, мне пруха шла, бабосов взял вагон. Потом к девчонкам поехали. Весь день любовь-морковь и прочее... У вас в педагогическом, похоже, сплошь девчонки учились? Ты, небось, там как в раю... Нет, как султан в гареме... У вас же мужской общаги наверняка не было по причине дефицита мужиков. А?
— Некогда мне было по девкам бегать, Роб. Я учился на стипендию и на деньги, которые зарабатывал. Учился и работал. На... султанство в раю ни времени, ни сил не оставалось.
— Жизнь, Игорёк, имеет две стороны, — тоном ментора рассуждал Роберт. — С одной стороны мы в неё играем, как я, например. Деньги выигрываем, девочек. А с другой стороны жизни — пахота. На пахоте крестьянам мало платят, сил и времени ни на девочек, ни на отдых не остаётся... Ты, вообще, девчонок тискал когда-нибудь? Знаешь, какие они... мягонькие да приятненькие на ощупь?
— Отстань, Роб, а?
— О том, что в постели с девочкой покувыркаться, я тебя даже и не спрашиваю. Опыт у тебя в этом плане стопроцентно нулевой. Слушай, братан, сегодня же суббота! Завязывай со своими книжками-тетрадками, пошли в парк, погуляем, воздухом подышим. На людей поглядим, себя покажем... Тебе хоть немного расслабиться надо. А то от воздержания взорвёшься когда-нибудь, соблазнишь старшеклассницу, загремишь на нары. А там за малолеток, говорят, ы-ы-ы, нехорошо наказывают.
Игорь и вправду засиделся за книжками-тетрадками.  Вздохнул, и без удовольствия согласился.
Надел брюки от костюма, со стрелками, белую рубашку. Рукава закасал, чтобы меньше на учителя походить.
Роберт скептически наблюдал за переодеванием брата. Он не собирался менять потёртые джинсы и заношенную футболку на что-то другое.
Пришли в городской парк. Вдоль аллей и у аттракционов уже горели фонари. Молодёжи по дорожкам гуляло много. На танцплощадке гремела музыка, у каждого аттракциона, смешиваясь в какофонию, наигрывала своя.
Роберт, понаблюдав за скучной физиономией брата, потянул его к уличному кафе:
— Что-то пить захотелось. Ты как насчёт холодненького сока или газировки?
— Неплохо бы.
— Пойдём, выпьем по коктейлю: сок и газировка в одном стакане.
Спиртное брату не предложил, зная, что тот откажется. Но и то, что в кафешках брат не бывал, что в коктейлях не разбирается, тоже знал. Заказал коктейль «егермайстер» с двойным ликёром. Спиртное в нём почти не ощущалось.
Принёс стаканы к столику, где его ждал брат.
— Сначала лимон съёшь, — посоветовал, указав на дольку лимона, нанизанную на край стакана. — Потом полстакана залпом хлобысни, жажду утоли.
Роберт хитрил. После лимона Игорь вообще не почувствует спиртного в коктейле.
Съели лимоны, выпили по полстакана...
У Игоря, практически не употреблявшего спиртное, через пару минут настроение повысилось. Он с интересом разглядывал гуляющий народ.
— Нормальный коктейль? — поинтересовался Роберт с хитринкой.
— Да, приятный, — согласился Игорь. — Я таких не пил.
— Да ты, похоже, вообще ничего не пил! Я ещё принесу.
Неторопливо смакуя, братья допили по второму коктейлю.
Настроение у Игоря повысилось до благодушного. Заботы ушли в прошлое, музыка казалась прекрасной, весёлые девушки вокруг симпатичными...
— Пойдём около танцплощадки туснём, глянем, как молодёжь отрывается, — предложил Роберт.
— Пойдём, — согласился Игорь. Он в парке на танцах никогда не был.
Подошли к танцплощадке, огороженной высоким забором из почти невидимой сетки-рабицы. Гремел ансамбль на сцене, перед сценой прыгала-веселилась молодёжь.
Вокруг танцплощадки дефилировали пары и группы отдыхающих.
— Ого! — удивился Игорь.
— Что?
— Да вон... Раскрашенные... — кивнул в сторону двух девиц Игорь. — Головами вертят, глазами стреляют. Похоже, хотят с кем-нибудь познакомиться.
— Ты уже созрел для знакомств? — делано удивился Роберт.
— Нет, я просто... Наблюдаю... Видно же... — смутился Игорь.
— Правильно наблюдаешь. Они не хотят, они жаждут познакомиться. Эти «индейцы женского пола» в боевой окраске вышли на тропу войны, чтобы снять скальпы с мужиков.
— В смысле?
— Съёмщицы это. Деньги одним местом зарабатывают. Нам они не подходят. Нам нужны девочки приличные, которые знакомятся из интереса, для приятного интеллектуального общения. Ты у нас в качестве... «интеллектуального общения» по высшему разряду идёшь. Вон, смотри, две птички стоят, — едва заметно кивнул Роберт.
Игорь всем корпусом повернулся в нужную сторону.
— Да не так откровенно! — дёрнул его Роберт. — Боковым зрением наблюдай!
Игорь повернулся вполоборота. У решётки танцплощадки стояли две девушки. Одна длинноногая, с красивой грудью, со спокойным лицом фотомодели. Другая попроще, рыженькая, что-то весело рассказывала подруге.
Игорь вздохнул. «Модельная» девушка была, конечно, супер...
— Чё вздыхаешь? — понял его брат. — Классные? Особенно вон та, длинноногая... Хочешь, познакомлю?
— А ты что, знаешь их? — удивился Игорь. Два двойных коктейля придали ему смелости.
— Не знаю. Но знакомство устроить — мне, как два пальца об асфальт. Видно же, что девочки вышли «пообщаться» с хорошими парнями. А мы с тобой очень хорошие парни. На любой вкус.
— Откуда видно?
— Опыт, брат. Его не пропьёшь! Тебе какая больше нравится?
— Рыжая вроде попроще, — осмелевший от спиртного Игорь был готов на небольшие приключения. — А другая, фигуристая... Она какая-то неподступная.
— Эх, братан, не знаешь ты женщин! Рыжих в средневековье ведьмами считали. А современные рыжие... У-у-у... Кобылки из дикого стада. Для таких хороший наездник нужен... Вроде меня. Ты посмотри, как она игриво глазками стреляет! Ты с ней не справишься. А вот вторая... Взгляд у неё оценивающий, ищущий. Рыжая вывела подругу на поиски серьёзного парня. Вроде тебя. Могу спорить на бутылку — для длительных отношений.
— Поздно, они уже уходят, — Игорь разочарованно вздохнул. Но в душе почувствовал облегчение, что девушки ушли и не надо с ними общаться. Знакомиться на улице просто так — это как-то неинтеллигентно.
Роберт снисходительно рассмеялся.
— Они нас с тобой заценили. Сейчас сделают круг и вернутся. Так что, пойдём на их место. Вот увидишь, девчонки остановятся рядом. Запоминай, братан: моя рыжая, твоя длинноногая. Смотри, от волнения не перепутай! Ты, главное, молчи. А то по-неопытности ляпнешь, что-нибудь... Я сам всё устрою.
Подошли к месту, где только что стояли девушки.
— Роб... — несмело предложил Игорёк. — Может, девушкам цветы купить? Вон, тётка продаёт.
Роберт посмотрел на брата, как на чумного, даже выразительно похлопал ладонью себе по лбу:
— Братан, ты про дарение цветов у Достоевского или у кого начитался? Нынче подарить девушке цветы всё равно, что неприлично предложить ей заняться делами более приятными, чем прогулки в парке... от которых заводятся детки. Нынче общение предлагают шутейно, ненавязчиво!
— Да я так... — стушевался Игорь. — Мы же не предлагаем им заняться...
Роб посмотрел на брата с такой жалостью, что тот почувствовал себя убогим.
На удивление, девушки на самом деле обошли круг и остановились рядом.
Роберт вытащил сигареты, похлопал по карманам, спросил, обращаясь к рыженькой:
— Девушки, зажигалки не найдётся?
Рыженькая вытащила из сумочки зажигалку, протянула Роберту.
— Курите? — спросил Роберт, показывая сигаретную картинку.
Заценив качество, девушки взяли по сигарете. Роберт дал им прикурить, вернул зажигалку рыженькой.
— Чего не там? — кивнул на танцующую толпу.
— Гуляли, мимоходом зашли на молодёжь посмотреть, — снисходительно к молодёжи ответила рыженькая.
— Мы тоже мимоходом. Игорь вообще учителем работает, — Роберт взглянул на длинноногую и кивнул на брата. — Ему вроде как неудобно со своими школярятами выплясывать.
Рыженькая со значением посмотрела на подругу, та задумчиво покосилась на Игоря.
— Нас такой грохот уже не воодушевляет, — со взрослостью в голосе пояснила рыженькая.
— А пойдёмте, мы вас коктейлями угостим, — предложил Роберт. — Мы с Игорьком уже дегустировали, по паре «егермайстеров» приняли для свежести. Там и потише. Поговорить можно спокойно, без крика.
— «Егермайстер» приятный напиток, — одобрила рыженькая. — Мы любим «егермайстер». Меня, кстати, Нэнси зовут. Или Нинон, если хотите. Подругу — Ирэн.
— Хотим, хотим! Я Роберт, можно Роб. А это брат мой, Игорёк. Кстати, старший брат. На два года старше меня. Он у нас серьёзный. А я... Я раздолбай.
— А мы думали, ты старший! — весело рассмеялась рыженькая Нэнси. — Мы тоже...
— Неужели сёстры? — удивился Роберт.
— Нет, Ирэнка у нас серьёзная, а я... весёлая. Мы подружки.
«Они думали... Чёрт возьми, они и вправду за нами наблюдали, как говорил Роб!» — удивился Игорь.
Нэнси смело подхватила Роберта под руку, потянула вперёд.
Игорь и Ирэн пошли рядом.
— Вы учитесь или работаете, — заставил себя нарушить молчание Игорь.
— В смысле, я? — уточнила Ирэн. — Работаю. Делопроизводство, компьютер, составление отчётов и графиков... Секретарь у начальника производства на химкомбинате. И давай на «ты». Мы же не на светском рауте.
— Хорошо, — согласился Игорь.
Подошли к кафешке, заняли столик.
— Вы сидите, я вас обслужу, — Роберт согнул руку и чуть поклонился, изображая официанта. — Возьму сразу по три, чтобы потом за второй порцией не ходить.
Игорь открыл рот, чтобы возразить, но девушки согласились, рассмеявшись.
— Сто лет здесь не были, — с улыбкой сообщила Нэнси.
— А я вообще здесь первый раз, — признался Игорь.
Нэнси со значением посмотрела на подругу.
Первый коктейль выпили сразу, чтобы утолить жажду, по-второму — «в рассрочку». Третьи смаковали не торопясь.
Роберт болтал без устали какую-то ерунду, рыжая Нэнси безостановочно хохотала.
Так хорошо, спокойно и счастливо Игорь не чувствовал себя никогда. Реальность приятно плавала в некотором отдалении, он наслаждался смехом рыжей, и вдруг ощутил, что Ирэн сидит совсем рядом, подхватив его под руку, и прижатой рукой он чувствует мягкую упругость девичьей груди. Он впервые в жизни ощутил, какая она, девичья грудь… Восхитительная!
Они оба молчали, и это молчание не было в тягость, а очень даже в удовольствие...
— Девчонки, а не поехать ли нам в совсем спокойную обстановку? — предложил Роберт, когда и третьи коктейли закончились. — К нам, например. Мы с Игорьком живём вдвоём. В трёхкомнатной квартире. Отдельных уголков на всех хватит.
— Нахал! — со смехом возмутилась Нэнси и ткнула Роберта кулаком в бок. Но обиды в её голосе не чувствовалось ни капли. — Поедут к вам беззащитные девушки, а вдруг вы эти... как их...Серийные насильники! Лучше вы к нам. Мы тоже с Иркой вдвоём
— Ты прелесть, Нинон! — Роберт совсем по-свойски обнял девушку, прижал её за попку к себе и чмокнул в губы.
А та и не возражала.
— Мы ни в коем случае не серийные насильники. Мы вообще насилия не любим. Мы, как маньяки, ухаживаем за девушками и готовы предоставить им все удовольствия, какие они только захотят!
Роберт поймал такси. Приехали по названному девушками адресу.
— Ну что, добавим по капелюшечке? — весело предложила Нинон, впустив гостей в квартиру.
— Только... чего-нибудь... не крепкого, — поставил условие Игорь. Он понял, что коктейли были с градусами, и что он уже основательно захмелел.
Нинон с Робертом переглянулись.
— Мартини есть итальянское. Я читала, что им Распутин, царский лекарь, опохмелялся, тазиками пил.
— Распутин — да... — согласился Игорь заплетающимся языком. — Я историю знаю... И люблю... Я учитель истории…Мечтаю учебник по истории написать... Распутин тазиками... А нам и по бокальчику хватит.
Если уж сам Распутин... Против желаний знаменитой исторической личности Игорь, фанатик истории, возразить не мог.
— А не хватит, мы и по другому добавим, — добавил Роб.
— Пойдём, подружка, обслужим парней, — скомандовала Нинон.
Ирэн с трудом выпростала руку из-под руки Игоря, который льнул к её роскошной груди, вслед за подругой отправилась на кухню.
Вернулась с подносом, на котором стояли большие хрустальные стаканы, наполовину наполненные кристально прозрачным вином.
Нинон протянула стакан с вином Игорю:
— Это, касатик, тебе лично. Твоя подружка опробовала напиток, след губ сладких оставила на хрустале — пей с наслаждением.
— М-моя подружка... — расплылся в довольной улыбке Игорь. У него никогда не было подружек. И то, что теперь у него есть подружка, это... это восхитительно! Он гордился собой.
— Ну, за нас сладких! — воскликнула Нинон. Рассмеялась и напомнила: — За женщин пьют стоя и до дна.
Все встали, улыбаясь. Игорь встал с трудом. Ирэн подхватила его под руку, он снова ощутил упругость женской груди. Ах, какое это наслаждение, грудь подружки!
Как погас свет... или его сознание... он не помнил.

***
Проснулся в незнакомой комнате. На чужой, естественно, кровати. Одетым. Рядом лежала обнажённая девушка. Спиной к нему. Спала. Голая! Го! Ла! Я!
Он скосил глаза в её сторону. Тоненькая талия переходила в кругленькую попочку с изяществом тела скрипки.
«Боже! Обнажённая девушка рядом со мной!»
Ему неудержимо захотелось коснуться её тела, увидеть её грудь... Она ведь спокойно спит рядом, значит, по желанию... Обнажённая!
Он не удержался и прикоснулся губами к её плечу, опасливо, боясь спугнуть, накрыл ладонью её грудь.
Девушка проснулась, повернулась на спину, явив ему восхитительное девичье богатство.
«Ирэн... Иринка...»
— Проснулся? — участливо спросила Иринка. — Ты вчера чуток поднабрался... Похмелишься?
— Нет, — хриплым со сна голосом отказался Игорь. — Чаю бы... Или кофе.
— Сейчас сделаю.
Иринка встала и, не стесняясь Игоря, голышом пошла на кухню.
Игорь жадным, голодным взглядом ласкал её спину и... всё остальное.
Иринка скрылась на кухне, а он почувствовал, что его напрягшийся «хотюнчик» выпятился через расстёгнутую ширинку.
Игорь торопливо запихал орган в штаны, суетливо стал застёгивать молнию. Почему-то застёгивание не очень удавалось. Да и перед брюк был в чём-то засохшем.
За этим занятием Иринка его и застала.
— Сейчас вода согреется, я кофе тебе сделаю. Ну ты хоть помнишь, что вчера вытворял?
Иринка присела перед ним, поджав колени на сторону.
Игорь замер, пожирая глазами роскошные девичьи прелести. И внизу... холмик Венеры чисто выбрит.
Иринка поняла, чего он жаждет, опрокинулась на спину, потянула парня на себя, прижала его лицо к груди.
Господи.... Лицом в обнажённые девичьи груди… Он никогда в жизни не испытывал такого блаженства!
— Не помню, — признался Игорь, обессиленно тая, как мёд в горячем чае: «Такая мягонькая... Такая бархатистая...». — Я, похоже, вчера упился до бессознания. Я, вообще-то, практически не пьющий.
— Непьющий он, — по-матерински пожурила и взъерошила волосы у него на затылке Иринка. — Ты непьющий, но неудержимый насильник! Накинулся на меня... Голодный, видать. Даже брюки не снял! Наверное, испачкал. Стринги порвал, рубец, вон, у меня на боку, так рванул.
— Куплю я тебе стринги...
— Стринги не проблема. А вот девственность не купишь. Ты меня девственности лишил, насильник.
Но говорила она это как-то весело, ни капли не расстроившись.
— Вон, — Иринка отодвинулась и показала размазанную капельку высохшей крови на простыне. — Подтверждение. И у тебя кое-где, думаю, тоже помыть придётся. Главное, брюки чтобы не испачкал. А то кровь трудно замывать. Дай-ка посмотрю...
Она по-хозяйски свалила Игоря на сторону, наклонилась над ним.
— Крови нет, кое-что попроще засохло. В общем, так, любовничек. Снимай штаны, иди в туалет, в душ, брюки я попозже застираю, время есть — сегодня выходной. Кофе сейчас сделаю... И, коли уж ты меня сделал женщиной, займёмся этим дальше. Девственность не вернёшь!
— Говорят... хирурги сейчас... зашивают. В смысле, восстанавливают.
Иринка  с удовольствием расхохоталась
— «Зашивают»! Да я и не сильно расстроилась. Сколько можно в девах ходить?  Двадцать пять уж стукнуло. По нынешним временам я за монашескую жизнь медали достойна!
Иринка сделала паузу, словно задумавшись.
— А парень ты, видать, хороший. Лишь бы не залететь.
И принялась спихивать его с кровати:
— Ну иди, приводи себя в порядок. После душа можешь не одеваться. Мне тоже хочется продолжить,  соскучилась я в монашках по мужским ласкам. Выходной надо использовать по полной программе.
— А где Роб и Нэнси?
— Роб повёз Нинку к себе. Думаю, они скучать не будут.

ИРКА. ВЧЕРА ВЕЧЕРОМ, ПЕРЕД ПОСЕЩЕНИЕМ ПАРКА

Примчалась Нинка. Зашумела, застрекотала, как сорока, вывалила кучу ненужных новостей. Почувствовав, что настроение у подружки ниже среднего, примолкла:
— Чё без настроения?
— Да, чёт, погода, наверное.
— Погода у неё... У природы нет плохой погоды, как поётся в народной песне. С чего тебе без настроения быть? Юрьев её квартиркой обеспечил, денюжками снабжает... Снабжает?
— Пишет в зарплату.
— Ну! С любовью как?
— Да ничё... Романтика, конечно, поутихла за два года. Раньше он каждый день ублажался, а то и по два раза в день, теперь поостыл манеха. Раза два в неделю свой стол вместо станка использует.
Подруги рассмеялись.
— У самой-то как на любовном фронте? — спросила без интереса Ирка.
Нинка бесшабашно махнула рукой и лихо пропела:

У меня залётки нету,
Нету подходящего.
Не найдёт ли Юрьев мне
Какого завалящего?

— Что, совсем по нулям? — удивилась Ирка. — У тебя же был, вроде.
— Был, да сплыл. Хороший мужик должен любовницу содержать, как твой Юрьев. А этот... Нахлебник. Отшила я его.
И весело пропела:

Мы с залёткой расставались,
Ой, как расставалися.
Слёзы лилися на розы,
Розы рассыпалися.

— Кстати, знаешь, почему ухажёров раньше залётками называли? — усмехнувшись, спросила Ирка.
— Откуда? Я «дэушка» простая, малообразованная.
— Потому что залетают от них.
Нинка посерьёзнела, заглянула Ирке в глаза.
— Ну-ка, подруга, поподробнее на эту тему! Залетела, что-ли?
Ирка цвиркнула сквозь зубы, подтянув одну щеку, кивнула.
— Не предохранялась, что-ли?
— Пила таблетки, — уныло возразила Ирка.
— Сколько срок?
— Две недели задержка.
— Тестовыми полосками проверяла?
— Положительные.
— Юрьеву-то сказала?
— А смысл? Он мне два года назад сказал, что у него семья, что живут они нормально и менять он ничего не собирается.
— Аборт сделай. Дел-то.
— Думала я на эту тему. Сейчас бесплодных много. Аборт — риск бесплодия. Мне замуж надо, пока возраст не вышел. А бесплодная жена какому мужику нужна? Бросит лет в тридцать – тридцать пять, и останусь я... бабкой-бобылихой, как поэт говорил. Да и... В качестве производителя он хорош: умный, породистый. А то забеременеешь от алкаша-дебила, и ребёнок получится такой же.
— Ну, Юрьеву по-любому надо сказать, что ты залетела... Пусть обеспечивает будущее ребёнка. Материально. А тебя — доходной должностью. Как только станет видно, что ты беременная, он к тебе интерес потеряет. С испугу может выжить. Так что проведи мирные переговоры, чтобы по-доброму расстаться. А наша с тобой задача —срочно найти ребёнку отца. Не получился брак по расчёту, значит, надо устроить «брак по залёту».
— Где его найдёшь, отца... — излилась пессимизмом Ирка.
— Ирэн! Да при твоих-то модельных данных! В удушающие объятия твоих длинных ножек любой мужик кинется! Глядя на твои буфера, кандидаты в мужья  глаза вывихивают и слюной истекают! Так, подруга... сегодня суббота, танцплощадка работает. Собирайся, в парк идём. Не надо откладывать в холодильник на завтра то, что можно съесть сегодня.
— На танцплощадке сопливая молодёжь тусуется.
— А вокруг танцплощадки «юныши» повзрослее подруг ищут.
— Съёмщики...
— Разные. У меня глаз намётаный, съёмщика от мужика, ищущего «длительных отношений», запросто отличу. Форма одежды номер один: окраска скромная, но сексуальная, одёжка прилично-минимальная... Надевай трусики защитного цвета и через пятнадцать минут будь готова идти в разведку, брать языка.
— Неудобно как-то: ничего не подозревающему мужчине подсовывать чужого ребёнка.
— Подруга! Для достижения цели в любви и на войне все средства хороши! 

***
Скоро подруги стояли у танцплощадки, разглядывали отрывающихся на танцполе старшеклассников.
— Ирэ-эн! — проговорила сковзь зубы Нинка. — Готовность номер один! — На ловца кроликов, как говорится, и лев бежит. Вижу це-ель!
— Какую ещё цель? — Ирка закрутила головой, оглядываясь.
— Не крути башкой! — зашипела Нинка. — Спугнёшь! Зырь боковым зрением: справа от нас два чувака. Один в джинсах и футболке, повыше, другой в штанцах со стрелочками, душистый от нафталина, типичный ботаник.
— Ага, вижу... Тот, повыше который, крепенький, он мне нравится.
— Не, это не твой трофей. Это типичный «съёмщик». Из тех, кто поматросит и бросит. Он, похоже, «ботаника», в люди вывел. Так сказать, для приобщения к женскому телу. Вряд ли они приятели — слишком разные для дружбы. Скорее, родственники, братья или двоюродные. В общем, «жеребчика» я беру на себя — он в качестве отца твоему ребёнку не подойдёт, твоя забота — окучить наивного «ботаника». Взять такого в мужья — вариант для тебя идеальный и стопроцентный. Видишь, как скромняга уставился в землю, ему жутко некомфортно здесь! Пойдём.
— Куда? К ним? — удивилась и немного испугалась Ирка.
— Ты чё, спятила? Если мы подойдём к ним, они нас за шлюх примут. Пойдём по округе продефилируем.
— Уйдут же!
— Прям! Тот, что повыше, на нас уже глаз положил. Вот увидишь, когда мы вернёмся, они к нашему месту причалят.
— С чего ты решила?
— С того! Я таких знаю, как облупленных — я же с пацанами нашего двора тусуюсь. А «тусовые» пацаны все одинаковы.
Девушки неторопливо пошли вокруг танцплощадки.
Обошли круг и увидели, что парни стоят на их месте. Нинка подмигнула подруге, предупредила негромко:
— Даже не гляди на них. Мы их в упор не видим!
Подошли, не обращая внимания на парней, стали рядом, принялись разглядывать танцующих.
Высокий собрался закурить, но, похоже, огонька у него не было. Спросил:
— Девушки, зажигалки не найдётся?
Нинка вытащила из сумочки зажигалку, протянула парню.
— Курите? — спросил парень, показывая сигаретную картинку.
Сигареты были хорошего качества, девушки взяли по штуке. Парень дал им прикурить, вернул зажигалку.
— Чего не там? — кивнул на танцующую толпу.
— Гуляли, мимоходом зашли на молодёжь посмотреть, — снисходительно к молодёжи ответила Нинка.
— Мы тоже мимоходом. Игорь вообще учителем работает, — высокий кивнул на второго. — Ему вроде как неудобно со своими школяратами выплясывать.
Нинка со значением посмотрела на Ирку, та задумчиво покосилась на Игоря.
— Нас такой грохот уже не воодушевляет, — призналась Нинка.
— А пойдёмте, мы вас коктейлями угостим, — предложил высокий. — Мы с Игорьком уже дегустировали, по паре «егермайстеров» приняли для свежести. Там и потише. Поговорить можно без крика.
— «Егермайстер» приятный напиток, — одобрила Нинка. — Мы любим «егермайстер». Меня, кстати, Нэнси зовут. Или Нинон, если хотите. Подругу — Ирэн.
— Хотим, хотим! Я Роберт, можно Роб. А это брат мой, Игорёк. Кстати, старший брат. На два года старше меня. Он у нас серьёзный. А я... Я раздолбай.
— А мы думали, ты старший! — весело рассмеялась Нэнси. — Мы тоже...
— Неужели сёстры? — удивился Роберт.
— Нет, Ирэнка у нас серьёзная, а я... весёлая. Мы подружки.
Нэнси подхватила Роберта под руку, потянула вперёд.
Выпили по три стакана коктейля, Роб, разбитной парень, болтал не переставая, развлекал девушек. Девушкам было весело. Игорёк, похоже, опыта в деле выпивки не имел, с коктейлей «захорошел».
Ирка подвинула стул поплотнее к Игорьку, подхватила его под руку, прижала локоть парня к своей груди. Парень, видать, в деле общения с девушками опыта не имел, потому что заметно «плыл» от удовольствия, жал локоть к Ирке всё теснее.
— Девчонки, а не поехать ли нам в совсем спокойную обстановку? — предложил Роб, когда и третьи коктейли закончились. — К нам, например. Мы с Игорьком живём вдвоём. В трёхкомнатной квартире. Отдельных уголков на всех хватит.
— Нахал! — со смехом возмутилась Нинка и ткнула Роберта кулаком в бок. Но обиды в её голосе не чувствовалось ни капли. — Поедут к вам беззащитные девушки, а вдруг вы эти... как их...Серийные насильники! Лучше вы к нам. Мы тоже с Иркой вдвоём.
— Ты прелесть, Нинон! — Роберт совсем по-свойски обнял девушку и чмокнул её в губы.
А Нинка и не возражала.
— Мы ни в коем случае не серийные насильники, и даже не обычные насильники, — Роб поднял руки вверх, словно сдаваясь на милость девушек. — Мы вообще насилия не любим. Мы, как маньяки, ухаживаем за девушками и готовы предоставить им все удовольствия, какие они только захотят!
Роб поймал такси, приехали к Нинке.
— Ну что, добавим по капелюшечке? — весело предложила Нинон.
— Только... чего-нибудь... не крепкого, — заплетающимся языком поставил условие Игорь. Нинка с Робертом переглянулись.
— Мартини есть итальянское. Я читала, что им Распутин, царский лекарь, опохмелялся, тазиками пил.
— Распутин — да... — согласился Игорь. — Распутин тазиками... А нам и по бокальчику хватит.
— А не хватит, мы и по другому добавим, — добавил Роб.
— Пойдём, подружка, обслужим парней, — скомандовала Нинка.
Ирка с трудом выпростала руку из-под руки Игоря, вслед за Нинкой пошла на кухню.
Нинка достала высокую бутылку с вином, разлила по хрустальным стаканам. Покопалась в холодильнике, где лежали разные таблетки, достала какую-то упаковку. Выковыряла таблетку, подумала, отломила половинку, бросила в стакан с вином, отодвинула его в сторону.
— Это что? — спросила Ирка.
— Это клафедрол — на тему «колёса катать». Лёгкое вино плюс эта таблеточка, в результате — всё равно, что бутылку водки на грудь принял. Твоего угостим.
— Он же почти готовый!
— Поэтому не «колесо», а половинку. Сильный препарат, между прочим. С трёх таблеток нормальный человек копыта откинуть может.
Нинка подумала и мазнула губой по краю стакана, оставив на хрустале красную помарку.
— Чтобы не спутать.
Поставили стаканы и бутылку на поднос, вернулись к парням. «Меченый» стакан Нинка протянула Игорю:
— Это, касатик, тебе лично. Твоя подружка опробовала напиток, след губ сладких оставила на хрустале — пей с наслаждением.
— М-моя подружка... — расплылся в довольной улыбке Игорь.
— Ну, за нас сладких! — воскликнула Нинка. Рассмеялась и напомнила: — За женщин пьют стоя и до дна.
Все встали, улыбаясь. Игорь вставал с трудом. Ирка подхватила его под руку, помогла не упасть.
Игорь выпил вино до дна. Сел. И потихоньку стал клониться головой к столу. Если бы перед ним стояла бадья с винегретом, как на больших пьянках, он бы в ней утонул до смерти.
Но Ирка подхватила его, а Нинка голосом заботливой матери посочувствовала:
— Эх, Ирочка, не повезло тебе сегодня с ухажёром! Улетел парень в космос. Давайте транспортируем космонавта в спаленку... Ирин, ты уж приглядит за ним, поухаживай, если что. Мне недосуг.
Нинка заговорщицки подмигнула и довольно рассмеялась.
Роб подхватил брата за подмышки, как куклу отволок в спальню, положил бесчувственного на кровать.
— Ладно, Ирочка, вы тут отдыхайте, — Нинка подмигнула со значением, — и нам с Робом не мешайте. Мы в малой спаленке уединимся. Пойдём, Робик.
Ирка села на кровать рядом с «кандидатом в отцы её ребёнка». Совсем в отрубе парень. Что с таким сделаешь?
Вернулась Нинка. Протянула прозрачную упаковку с какой-то плоской железочкой.
— Это скарификатор, которым палец прокалывают, когда кровь берут. Я сто лет назад в медтехнике купила. Надо было.
Ирка с удивлением посмотрела на подругу:
— Зачем он мне?
— Ы-ы-ы... Раздень его, сама разденься, сделай парню приятное...
— Он же в отрубе!
— У мужиков, если во сне что приснится эротическое, и без просыпу «желание» поднимается. Может, и у тебя получится. А не получится — плевать. Роб сказал, что Игорь мальчик нецелованный, наивный «ботаник». Так что, расскажешь утром, что он тебя по-пьяни изнасиловал. Со звериной страстью. Скарификатором палец себе проколи, кровью ему орган попачкай, простыню мазни, ну... трусики себе немного. Скажешь, лишил девственности. Утром, с тяжёлого бодуна, он всему поверит. Ну, работай, подруга. Второго случая может не подвернуться. А время тебя поджимает.
И, помахав рукой, упорхнула довольная.
Ирка посидела, уныло разглядывая скарификаторы. Сможет себе палец проколоть? Надо!
Тяжело вздохнула, посмотрела на лежащего без чувств Игоря. В качестве отца ребёнка он, конечно, вариант подходящий. Да чего там — идеальный! А вот в качестве мужа, точнее, в качестве мужчины она предпочла бы Роба.
Ирка прислушалась. Даже через две закрытые двери слышались повизгивания Нинки и низкое урчание Роба. Весело им! Что-то тяжёлое упало...
Ирка взялась за брючный ремень Игоря, покачала тело из стороны в сторону. Никакой реакции. Труп! Разочарованно вздохнула.
Может, оклемается?
Пошла на кухню, согрела воду, заварила чай. Подождала, пока хорошо настоится.
Нинка с Робом громко охали и ахали.
Неторопливо попила чай.
Нинка с Робом успокоились, негромко, лениво разговаривали.
«Накувыркались», — позавидовала Ирка.
Вернулась к Игорю.
Живой труп.
Похлопала по щекам. Никакой реакции. Даже недовольств не проявил, как тот, из старой новогодней комедии, который Москву с Питером перепутал. Похоже, Нинон перестаралась с «колесом». Он и без «добавки» мог вырубиться. Но не до бесчувствия. В полуживом состоянии можно было бы с ним что-то сделать.
Расстегнула парню молнию на штанах, залезла... Нет, ничего парню не снится...
Позавидовала подруге: «Утихли... Роб, видать, тот ещё конь, ублажил-умаял Нинку».
Потискала пальцами безвольный орган парня и ощутила у себя в груди стеснение, напряжение в «прочих местах»... В лёгком подпитии она легко заводилась.
Торопливо расстегнула кофточку, стянула юбку, швырнула одежду на пол. Помня наставления подруги, что надо имитировать насилие, рванула стринги за бретельку с правой стороны, оборвала. Бретелька с другой стороны обожгла тело.
Нинка с Робом утихли. Кто-то прошёл в туалет, зашумела вода...
Ирка сбросила трусики на постель, посмотрела на левый бок: красная полоса, как от ожога. Обрадовалась: нормалёк, один признак насилия есть!
Оседлала Игорька, расстегнула ему рубашку, поелозила «торпедами» парню по груди... Никакой реакции. Подразнила соском его губы... Не реагирует. Приложила его ладони к своим грудям... Да тут мёртвый бы возбудился, чёрт возьми, а он...
У неё самой уже... зубы чесались от желания... То ли застонав, то ли зарычав, уронила голову на грудь бесчувственного парня, замерла в позе с торчащей вверх попкой... Как бы она сейчас хотела, чтобы мужские руки сжали её бёдра, чтобы в неё решительно...
И почувствовала, как мужские руки сжали её бёдра, и как полбатона краковской решительно...
«Роб, кобель...», — немножко сердито подумала она. В блаженном изнеможении по кошачьи прогнула спинку и для удобства приподняла попку.
«Пол-ба... то-на... кра-ков... ско-о-о-ой... Роб... ко... бель...»

***
«Ну, конь... За-а-ра-аза... Уме-ет, — в полусонном расслаблении думала она, распластавшись на мирно посапывающем Игорьке. — Нинке можно позавидовать».
Немного полежав, заставила себя очнуться. А то проспишь отца для своего ребёнка. Села верхом на Игоря, чтобы «плодами греха» попачкать ему брюки. Даже поелозила чуток. Вздохнула разочарованно: она бы не прочь и повторить с Робом.
Посидела немного, нащупала под матрасом упаковку скарификаторов, достала один. Примерилась кольнуть палец, но представила, как будет больно, и не смогла. Взяла кисть «претендента на отцовство», ткнула в подушечку его пальца. Капелька крови побежала по пальцу, капнула на простыню. Ирка размазала капельку вширь. Выдоила крови из пальца на лобок Игоря и на свои трусики. Ну что? Все признаки насилия присутствуют! 

ОБА. ЧЕРЕЗ ПОЛТОРЫ НЕДЕЛИ

Примчалась Нинка. Натрещала массу ненужных новостей. Вспомнив, спросила:
— Ну чё, с Юрьевым разговаривала?
— Разговаривала.
— И как он воспринял новость?
— Нормально. Да я сразу его успокоила, что не претендую на него, семейного. Останемся, мол, друзьями. Помоги с должностью-карьерой, этого вполне хватит. Сказал, что организует. Через годик, сказала, если он пожелает, можно продолжить отношения.
— А с Игорьком как дела? Утолил голод?
— Ненасытен, как кролик. И в спальне, и на кухне, и в зале, и на балконе...
— Видишь, сколько тебе удовольствия.
— Я же сказала: как кролик. Не успеешь «ой!» сказать, а он уже в бесчувствии на боку задними лапками дрыгает.
— Когда «кролика» в загс потащишь?
— Да я ещё не сказала ему.
— А чего так?
— Ну... Думаю, как сказать.
— Нашла проблему. Юрьеву, вон, не думая сказала. Пришла, да сказала: так и так, я залетела. «Кролик» твой сейчас дома или на работе?
— Дома. У него сегодня окно в занятиях. Я к нему собиралась ехать.
— Вот и поехали. Я твоему «будущему» сама всё скажу. Паспорт захвати.
— Зачем?
— Зачем, зачем... Сколько можно дэушкой бесплатно пользоваться? Пора и отношения оформить!
Приехали к Игорю.
Нинка с порога запела частушку, изображая помахивание платочком над головой и пританцовывая:

Я, бывало, ошибалась,
А теперь не ошибусь —
Без расписочки залеточку
Любить не соглашусь.

Игорь вопросительно смотрел на «клубную самодеятельность».
— Игорёк, — Нинка по-приятельски подхватила парня под руку. — Ты девушкой сколько времени бесплатно пользуешься?
— Что значит, «бесплатно пользуешься»? — немного оскорбился Игорь.
— Ах, да не строй из себя мальчика-гимназиста! Ты в курсе, что Ирка залетела? Она дэушка скромная, стесняется тебе сказать об этом. Я попроще, напрямую факты излагаю.
— Что значит... В смысле... — мысли в голове Игоря спутались.
— Что значит, что значит... Беременная девушка — вот что это значит, если некоторые несведущие мальчики не знают. От постельных утех дети иногда получаются. Когда будущую маму в загс поведёшь?
— В загс? — мысли Игоря окончательно перепутались.
— Ну а куда ещё? Беременной женщине нужен муж, который сделал её беременной. А ребёнку, которого он сделал, полагается отец. Из безотцовщины бандиты вырастают.
— Отец? — Игорь растерялся до потери понимания реальности.
— Отец, отец. И муж. Короче, бери паспорт, поехали подавать заявление.
— С тобой?
— Игорь, ты совсем, что-ли, от счастья очумел? С Иркой! Девушка от тебя забеременела, у тебя будет ребёнок. Отношения поехали оформить.
— А... Ну да... Конечно...

***
Съездили в загс, под присмотром Нинки подали заявление. Решили расписываться не в празднично-выходной день, а в будни, когда без шума и гама оформляют отношения серьёзные «мэны», приходящие в эту контору не в первый раз.
Вернулись на квартиру Игоря, сели обсуждать нюансы вступления в брак.
— Нет, родители не приедут, — решила Ирка. — Они люди простые, деревенские. Им и одеться-то не во что. У отца единственный костюм послевоенной великой отечественной «постройки». Нафталином пропах. У матери — «гейша» из ягнёнка. Который сдох, перепугавшись выстрела крейсера «Аврора».
Свадебного платья невесте решили не покупать.
— Нет смысла покупать дорогущее платье на один надев, — решила Ирка.
— Правильно! Ты, подруга, и без платья — высший класс, — двусмысленно подмигнула Нинка Игорю. — Особенно без платья!
Свидетелями в загс взяли Нинку и Роберта.
Справляли «свадьбу» дома, в узком кругу. Молодая жена сказала: «Деньги целее будут». Посидели вчетвером, распили бутылочку коньяка, запили мадерой.
Под давлением гостей Игорю пришлось пить и за счастье, и за прекрасную невесту, и за здоровье молодожёнов, и за детей...
Когда гости ушли, а молодожёны легли в постель, он облегчённо вздохнул:
— Наконец-то... Устал я сегодня.
Она ластилась к нему, намекая, чем хочет заняться. Поняв, что молодой муж «объелся груш», возмутилась:
— Ну ты чего!
— Давай завтра, я устал жутко!
— Что значит, завтра? Сегодня у нас первая брачная ночь!
— Да сколько у нас уже было этих ночей...
— То были «внебрачные» ночи. А сегодня — первая брачная! Ты по закону обязан исполнить супружеские обязанности!
Она всё-таки сумела привести «оружие» свежеиспечённого мужа в боевую готовность. Забросила ногу, словно ковбой, усаживающийся на объезженного мустанга, не спеша  «тронулась в путь»... Потихоньку сменила лёгкую рысь на быстрый галоп... Ритмично припевая «ковбойскую песню» в такт движению... Галоп сменился бешеной скачкой... Финиш ознаменовался победным кличем вождя индейцев.

ЧАСТЬ 2. ФИНАЛ

ЧЕТВЕРТЬ ВЕКА СПУСТЯ. ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ

Время быстро, жизнь коротка, думал Игорь Николаевич, неторопливо шагая из школы домой. Вот уже и пятьдесят скоро. Сорок с хвостиком — это мужской возраст. А «уже пятьдесят» — приглашение в старость. Знать бы заранее, куда заведёт тебя судьба через много лет, да не совершать больших ошибок, которые чреваты пожизненной печалью и разочарованием в старости.
За день Игорь Николаевич устал от школьного шума и гама. В сквере, через который он шёл домой, было тихо, Игорь Николаевич непроизвольно замедлил шаги. Домой не хотелось. Жаль, что до дому ходьбы десять минут — длинной прогулке в тишине он был бы сегодня рад.
Зимой сумерки наступают быстро. Он, завуч школы, проводил педсовет. Спорили долго. Учителя криком кричали о неуправляемости «деток из клеток», о том, что невозможно работать, когда «детское хамло» ведёт себя откровенно оскорбительно, а приструнить их невозможно, потому что «они же дети!» — разожравшиеся и зажравшиеся, ростом выше учителей. Воспитанные, точнее — невоспитанные «быдло-родителями» с запросами графьёв.
Его двадцатичетырёхлетняя дочь, Юлька, тоже из «нового поколения». За бойкий мальчишеский характер жена называла дочку Юркой. Уже подростком Юлька-Юрка стала «сильно умной», игнорировала советы отца.
А жена и дочь прекрасно понимали друг друга. У них организовалось что-то вроде женского сообщества по противодействию отцу и мужу. Иногда, доказывая свою правоту, Игорь Николаевич восклицал, пытаясь достучаться до разума жены:
— Ну почему ты не можешь понять, что прав я, и настаиваешь на своём?!
На что жена отвечала язвительно:
— Потому! Ты хочешь так, а я — так!
Известный факт: среди женщин «блондинок» больше, чем среди мужчин. Хорошо, если женщина такого склада ума прислушивается к советам нормального мужчины. Но когда женщина — «блондинка», да к тому же по-ослиному упрямо стремится настоять на своём... Это хреново. Ох, не сильно заблуждался Ницше сказав, что женщина — ошибка Бога.

***
В старших классах дочь окончила платные курсы английского языка, с помощью матери освоила машинопись и делопроизводство, экстерном получила корочки, уехала «строить жизнь» и «делать деньги» в Питер. Курсы английского и «экстерн», точнее, покупка корочек у директора лицея, обошлись в хорошую сумму — любящему папочке пришлось затягивать ремешок на штанах... А что нынче делается без денег?
Первое время дочь работала кем-то вроде секретаря. Работа ей не нравилась, на деньги папы она окончила курсы экскурсоводов по достопримечательностям Питера, стала гидом в англоязычных группах. Через пару лет купила приличную машину, планировала купить квартиру.
— Неужели экскурсоводы так хорошо зарабатывают? — удивлялся Игорь Николаевич.
Жена смотрела на него снисходительно:
— В каждой группе найдётся богатенький буратино, готовый очень хорошо заплатить за неоговоренное в плане экскурсий обслуживание.
Игоря Николаевича коробили намёки, но он понимал бессмысленность разговоров на эту тему с женой и дочерью: практичные женщины считали такой заработок «в современных условиях» нормальным, а его — тормознувшимся в социалистическом прошлом.
— По-твоему, лучше жить в нищете, гордясь своей высокой «социальной ответственностью»? — насмешливо кривила губы жена. — Жизнь мы получаем даром, но за наполнение её благами приходится платить тем или иным способом.
Дочь на корню пресекала попытки отца обсудить что-либо из её жизни:
— Папа, я взрослый человек, успешно делаю свою жизнь и в твоих архаичных советах не нуждаюсь.
Игорь Николаевич не чувствовал со стороны дочери тёплого отношения. Он был для неё сторонним человеком. Впрочем, и с женой они давно перестали понимать друг друга. Жили, как говорится, по соседству.

***
Жена после работы в основном сидела перед телевизором, смотрела ток-шоу по выяснению, от какого знаменитого эстрадного певца родила фанатка Маша, перепихнувшаяся с ним после гастрольного концерта пятнадцать лет назад, или подтвердит ли генетический тест звёздного отцовства поклоннице Даше, выросшее чадо которой мечтает оттяпать кусок наследства у официальных наследников почившего в бозе кумира. Эмоционально комментировала шоу «Давай поженимся». Восхищалась круглощёкими пузатенькими женихами-предпринимателями. Возмущалась глупыми, по её мнению, невестами:
— Дурында! У тебя такой «товар»! Губы, сиськи, задница... Лепечешь, как дитё... «Чтоб люби-и-ил», — передразнивала она невесту. И добавляла издевательски: — Чтобы палкой не бил... Закажи женишка с толстым кошельком — будешь как сыр в масле кататься!
«Да, которые любят, — думал Игорь Николаевич, — ныне не котируются. — Главное — толстый кошелёк и масла побольше, чтобы сыр катать».
Время от времени жена звала его смотреть интересные телесклоки по поводу семейных неурядиц с показушными драками в стиле американского реслинга, разыгрываемыми дешёвыми актёрами. И удивлялась, что телешоу ему неинтересны.
— Сидишь там, за своим компьютером... Учебник он сто лет пишет... Кому нужен твой учебник! Учебников горы написаны, читать некому!
А он хотел написать учебник истории, чтобы школьникам читали его с таким же интересом, как приключения в «Острове сокровищ» или в «Робинзоне Крузо».
— Как делать сокровища современная молодёжь читает в Интернете у блогеров, а про крузаков — в автоновостях! — фыркала жена.
— Да уж, про Робинзона Круйзера — это для некоторых только в автоновостях, — усмехался Игорь Николаевич.
Аглицких шуток мужа жена не понимала. Впрочем, её шуток он тоже не понимал.
Помнится, после свадьбы она заметила, что муж, посещая туалет, запирается.
— Ты чего запираешься? — посмеялась она. — Боишься, что я стану подсматривать?
Он не боялся подсматривания жены. Потому что это неприлично для нормального человека.  И считал обычным задвигать защёлку туалетной двери: вдруг кто по невнимательности распахнёт дверь и будет смущён «открывшейся картиной». Но запираться перестал. А однажды жена резко открыла дверь, когда он сидел со спущенными штанами, и восторженно «пропела»:
— А чего это мы тут де-елаем? Чем-нибудь секретным занима-аемся?
— Ирина, ну нельзя же так... — укорил он её, дёрнувшись от неожиданности. — Нехорошо, когда отправляют естественные надобности прилюдно, или подглядывают за этим. Это из разряда... ненормальной психиатрии.
— А чего такого? — скорчила обиженную гримасу жена. — Я не подглядываю, просто пошутила. Я, вон, ни здесь, ни в ванной не запираюсь.
Она вообще оставляла дверь ванной нараспашку, даже когда занималась гигиеной.
 «Шутить» с туалетом жена перестала, но частенько заглядывала в ванную, чтобы, якобы, взять что-то, когда он купался. Словно хотела застать мужа за чем-то недозволенным. Иной раз у Игоря Николаевича мелькала шальная мысль: может быть, недовольная тем, что в постели он «посещает её» не слишком часто, она подозревает его в самоудовлетворении? Западная антикультура в наших СМИ всякий мусор гонит: и про равенство гомосеков, и про пользу самоудовлетворения...
Игорь Николаевич подозревал, что жена не понимает, что такое нежность. Когда он пытался быть нежным, осаживала его: «Да ладно тебе!». Любила ущипнуть или укусить мужа. Ему эти садистские «заменители нежности» были неприятны. Однажды он попросил: «Прекрати! Я могу рефлекторно дёрнуться и ушибу тебя».

***
С месяц после свадьбы Роберт жил вместе с молодожёнами в родительской квартире в своей комнате. Пару раз, придя домой не вовремя, Игорь Николаевич видел сытую, как у кота после сметаны, физиономию брата, и недовольную жену, будто её оторвали от приятных занятий... физкультурой — такая она была разгорячённая, чуток растрёпанная и сдерживающая возбуждение.
Игорь мягко предложил брату разменять квартиру: мол, через полгода родится ребёнок, а малыши по ночам кричат, у тебя будут проблемы с отдыхом и прочее... Роберт со снисходительной улыбкой ответил: «Не заморачивайся, я сниму квартиру». И на следующий день съехал.
Дочь родилась на месяц раньше срока. Но хорошо развитая, с нормальным весом.
После родов жена стала откровенно помыкать им, превратила в мальчика на побегушках, попрекала, что он мало зарабатывает, что денег не хватает даже на бытовые расходы. Он брал много уроков, вёл дополнительные занятия. Организационной работы в качестве завуча тоже хватало. А жена высказывала недовольства, что муж пропадает на работе и не занимается семьёй.
Когда ему предложили должность директора школы, Игорь Николаевич отказался: работа директора ненормированная, отнимает времени ещё больше, чем, работа завучем.
Узнав, что он отказался от места директора, жена закатила скандал: открывались такие возможности грести деньги!
— Да только за договора с нужными фирмами руководители получают огромные откаты!
— А я не умею «заключать договора с нужными фирмами», чтобы получать откаты.
— У нас инженеры с высшим образованием начальниками производства работают!..
— А у этих начальников в подчинении тьма простых инженеров, тоже с высшим образованием. И простые инженеры не умирают оттого, что они не начальники. И я не простой учитель, а завуч. А завуч это своего рода начальник производства в школе.
— Не начальник, а мастер по заводским меркам! «Прокладка» между рабочими и настоящими начальниками.
— Все работы уважаемы. И закончим на этом.

***
Роберт нередко приходил в гости, бывало, выпившим, с утра — после ночной игры в карты. Иногда привозил то выигранный холодильник, то телевизор, отдавал без сожаления: «Берите, мне без надобности. Да и ставить некуда».  Телевизоры стояли во всех комнатах, один холодильник на кухне, другой в коридоре, в спальне морозильная камера. Но иногда приходил и, смущаясь, забирал что-то из подаренного: надо было отдать карточный долг.
После декрета жена устроилась работать, как она сказала, начальником отдела. То ли в архив, то ли во что-то подобное. В отделе она была начальницей над собой — единственным работником.
Раз в неделю уходила то в парикмахерскую, то «на ногти», то «на педикюр». Перед уходом подбривала интимную зону — она никогда не закрывала дверь ванной, занимаясь гигиеной. Надевала чёрные чулки.
Игорь Николаевич воспринимал колготки, как предмет одежды. А чёрные чулки, предполагал, предмет для других целей.
Насчёт тех «целей» с женой разборок не устраивал. Не видел смысла. Она наверняка понимала, что муж догадывается об истинной цели её походов «в парикмахерскую» и «на ногти». И едва ли не в открытую пренебрегала мужем.
А что он мог сделать? Запретить? Устроить скандал? Вряд ли скандалы что-то исправят, а жизнь станет хуже. Да и... Как гласит народная мудрость, женщина не лошадь: спутаешь в лодыжках — распустит коленки.
Вот такая жизненная «залёточка» у него получилась.

***
А брат пил всё больше, уже запоями. Игорь Николаевич пытался убедить Роберта, что так скатываются в алкоголизм... Родители, вон... Брат нетрезво возмущался: «Я что, под заборами валяюсь? Все пьют».
А потом жена сказала Игорю Николаевичу, что у Роберта гепатит. Причём, какой-то тяжёлой формы. Почему она узнала про это раньше, чем он, родной брат?
Здоровье Роберта катастрофически рушилось. Он сошёлся с какой-то женщиной, цель сожительства у них, похоже, была одна: пить вместе. По сути, Роберт добивал алкоголем собственную печень. А однажды рано утром Игоря Николаевича разбудил звонок:
— Заберите Роберта, — попросил нетрезвый женский голос.
— Откуда забрать? — не понял он.
— От меня, — женщина назвала адрес.
— Что, он сильно пьяный?
— Сильно пьяный был вечером. А сегодня мёртвый.

***
Игорь Николаевич всё меньше понимал жену. А она мужа понимать и не хотела.
Жена частенько бывала навеселе. Ладно, если бы «расслаблялась» изредка. Но каждый день... И, главное, в одного.
Пьяным её состояние назвать было нельзя. Лёгкая расслабленность, деформация голоса, подчёркнутая снисходительность и необоснованная самоуверенность, легко срывавшиеся на агрессивность. Игорь Николаевич с неприязнью вспоминал пьянки родителей, да и воспоминания о пропившем здоровье брате положительных эмоций не вызывали, поэтому нетрезвое состояние жены было ему неприятно.
После смерти Роберта жена стала пить больше, злилась по мелочам, а то и вовсе срывалась на истерики по самому безобидному поводу — будто потерю деверя переживала сильнее мужа. Игорь Николаевич знал о тёплых отношениях жены и брата. Даже подозревал, что... Но, подозрения — не факт. Как говорится, со свечкой не стоял.
Игорь Николаевич натыкался на початые бутылки с ликёрами то в кухонном шкафчике за банками и пакетами с пшеном и макаронами, то за книгами на книжной полке. Потом ликёры сменились коньяками в «карманной» таре.
Он пытался убедить жену, что напиться в праздник не так страшно, как постоянно употреблять каждый день: организм привыкнет и начинает требовать «своего». Это путь в алкоголизм.
— И вообще... Мне не нравится, когда ты в подпитии. Ты начинаешь вести себя неадекватно.
— Да плевать, что тебе не нравится. Не нравится ему... Мне тоже много чего не нравится. Я для тебя, похоже, никто! Ни на грош меня не ценишь!
— А ты меня как ценишь? — не выдерживал Игорь Николаевич и срывался на «базарный скандал». — Выбирая между мной и фанфуриком коньячку, ты стопроцентно выберешь фанфурик. Именно на столько ты меня ценишь: на двести граммов коньяка. Я для тебя всего лишь нужное приобретение. Только не пойму, для чего ты меня приобрела. А единственное ценное для тебя — ты сама. Важно только то, что ты ценишь, любишь, что тебе нужно. На мнение и ценное для других тебе наплевать. Это называется эгоизм.
— Ценю я тебя, ценю, — снисходительно усмехалась жена. — Ты ж мой муж! Кого ещё мне ценить больше тебя?
Похоже, укор в эгоизме её ни капельки не расстроил.
— Родители, дети, муж — это семья. Родители для тебя — плохо одетые старые колхозники. Дочь ты учишь сомнительным способом обустраиваться в жизни и зарабатывать деньги. Я в твоей жизни — полезная для чего-то вещь. А вот Роберта ты ценила и ценишь больше меня! С ним можно было выпить, побазарить на блатные темы, — вырвалось у Игоря Николаевича. Он тут же пожалел о сказанном, но... Что сказано, то сказано.
— Что ты такое говоришь! — делано возмутилась жена. — Он же твой брат!
— Брат, — согласился Игорь Николаевич. — Только он вырос в семье выпивающих родителей и потом жил... выпиваючи. А я... в каком-то ином мире.

***
Иногда вечером она начинала «метать икру» — проявляла нетерпение. И льстиво спрашивала мужа: «Хочешь мороженки? Я что-то захотела... Сбегаю сейчас». Брала хозяйственную сумку и торопилась в магазин. Возвращалась с двумя пачками мороженого. Одну отдавала мужу, съев немного второй, отдавала и её: «Я больше не хочу».
Когда Игорь Николаевич заходил в зал, где жена смотрела телевизор, она успевала спрятать руку за спину. Что было в той руке, он догадывался.
— Можно от случая к случаю упарываться до бессознания, но не стать алкоголиком, — убеждал жену Игорь Николаевич. — А вот, когда потихонечку, но каждый день, и когда доходишь до того, что дня прожить без «стимуляции» не можешь, наступает алкогольная зависимость. И эта зависимость катастрофически катится в пропасть. Уж я-то знаю, у меня родители были алкоголиками. А как Роберт спился — ты сама видела!
— Он пил, потому что печень мучила, а таблетки не помогали, боль не снимали! — яростно защищала Роберта жена. И повторяла его слова: — Я под забором не валяюсь, пьяная домой не прихожу.
— Голова человеку дана, чтобы ей думать, а не повторять чужие глупости. Все алкоголики убеждены, что пьют, чтобы снять стресс, чтобы расслабиться после тяжёлой работы, чтобы уснуть. Все уверены, что легко бросят пить, если захотят. А не бросают, потому что пока не хотят бросить. Беда в том, что и не захотят!

***
Лицо у жены стало сухим и морщинистым. Множество питательных кремов, стоявших у неё на «косметической» полке, от морщин не спасали. Просыпалась с мешками под глазами. Стала неопрятно одеваться. Иной раз вернётся из гастронома, положит телефон в прихожей, потом ходит по квартире, ищет, куда положила.
Однажды пришла с работы, сообщила:
— Зашла в гастроном, затарилась продуктами. Тебе кофе купила растворимый.
Игорь Николаевич кофе пил много. И сейчас, нагрев воды, спросил у жены, куда она поставила кофе.
Она долго искала. В конце концов подала в зёрнах, который лежал на кухне уже месяца два.
— Ты сказала, что купила растворимый, — напомнил Игорь Николаевич.
— Да? — удивилась.
— Скоро, как моя маманька, начнёшь путать шкаф с дверью туалета, — разозлился Игорь Николаевич. — Я тебе рассказывал, как она в подпитии искала в шифонере вход в туалет. Алкоголь — яд для мозгов!
Жена  презрительно ухмыльнулась.
Пользовалась густыми, приторно-сладкими, ядовитыми духами, которые она называла индийскими. «Индийский запах» мощно забивал запах алкоголя.

***
Однажды Игорь Николаевич разговаривал с учительницей литературы, у которой были проблемы на работе. Разговор получился спокойный, душевный. Учительница поняла, что Игорь Николаевич хочет ей помочь.
— Дома проблемы, — разоткровенничалась она. — Муж пьёт, нервы ни к чёрту...
Учительница была хоть и молода, но какая-то блёклая, непривлекательная. Похоже, вышла замуж за того, кто её «подобрал». Взаимопонимания, соответственно, в семье не было.
— Да, выпивающий человек в семье, это проблема, — посочувствовал Игорь Николаевич.
— Вам не понять, — усмехнулась учительница.
Игорь Николаевич тяжело вздохнул, тоже усмехнулся:
— Я не только через художественную литературу с этой проблемой знаком. У меня жена употребляет. Умеренно, но постоянно. Каждый вечер вижу её в лёгком подпитии. Пьющие «за компанию» пьют от случая к случаю, для приятного общения. А те, кто пьёт в одиночку, втихаря... У них организм требует. Это зависимость.
— Я думала, у вас характер такой... неулыбчивый. А, похоже, это... неулыбчивое состояние души.
— Состояние. Я разучился улыбаться. Как иногда наши подопечные говорят: «Единственный раз не выучил, а препод спросил. Залёточка получилась». Так и у нас с вами: залёточка с выпивающими.
— Да... Пьющий мужчина — неприятно. А пьющая жена... Это...
— Пьющий мужчина, пьющая женщина — для нас, непьющих, небольшая разница. Для нас, непьющих, жить с выпивохами... Как в какашку наступить, — не удержался от пошловатой шутки Игорь Николаевич. — Для нашего здоровья не опасно, но хочется побыстрее подошвы отмыть. Но... Снаружи, вроде, вымоешь-почистишь, а запах в душе неистребим.
Подумал и добавил:
— Пьющий становится чужим человеком для близких. Страсть для пьющего становится важнее доброты семейных отношений.

ИРКА. ЧЕТВЕРТЬ ВЕКА ПОСЛЕ СВАДЬБЫ

Ирка лежала на диване.
Что значит, Ирка? Ирина Михайловна!
Впрочем, никто её Михайловной не называет. На работе, как девочку: Ира. «Ира, найди мне такой-то документ!». «Ира, прими документы!». А Ире уже пятьдесят стукнуло.
В замочной скважине заскрежетал ключ, щёлкнул замок, хлопнула входная дверь.
Благоверный припёрся.
Потоптался в прихожей, пошуршал одеждой, попыхтел, как старик. А ведь ему и пятидесяти нет! Почти.
Заглянул в зал, увидел беззвучно мерцающий телевизор, съязвил:
— Немое кино смотришь?
Она в бутылку не полезла, ответила миролюбиво:
— Да я так... Для релаксации картинки мелькают.
Настроение, и без того паршивое, упало ниже плинтуса.
Да чего там, упало? Ирка всегда была в состоянии постоянного раздражения. Её раздражал телевизор, раздражала работа, но больше всего раздражал муж. Всем раздражал: невниманием к ней, своей погружённостью в компьютер и потугами сочинительства никому не нужного учебника. Брезгливостью к её привычке попивать винцо или коньячок... Вон, в английских или французских фильмах, в дом войдут — тут же наливают себе выпить. И никто под кроватями не валяется!
Встала, сходила на кухню.
На кухне ничего не надо.
На всякий случай попила воды.
Тёплая, противного вкуса.
Вернулась в зал, посидела. Может, поесть чего? Они с мужем давно ели врозь, когда кому приспичит. Он на кухне, она в зале. Он не шёл в зал: не хочет, видите ли, корчиться над журнальным столиком, на который она ставила тарелки. Есть, видите ли, надо за обеденным столом, как положено в семье... Семейное общение, мол, и всё прочее... Она ссылалась на то, что во время еды смотрит телевизор. Ссылалась...
Пошла на кухню, нарезала солёных огурцов, лука, положила несколько маринованых килек, отнесла на журнальный столик.  Остановилась у двери рабочего кабинета мужа, спросила максимально добрым тоном:
— Мороженку хочешь? Я чего-то мороженки захотела. Сбегаю, куплю.
— Поздно уже...
— Полчаса есть. Я быстро.
Взяла хозяйственную сумку, кошелёк, заторопилась в гастроном.
Успела до закрытия.
В отделе работала знакомая продавщица.
— Как всегда?
— Как всегда...
Взяла коньячный «фанфурик» карманного формата. Как всегда.
Чуть не забыла купить мороженое.
Вернулась домой.
Отнесла сумку в зал. Фанфурик под подушку, мороженое благоверному.
Слизала немного от своего мороженого, остальное отдала мужу:
— На, я наелась.
«Ну, теперь можно и килечкой закусить!»
Отвернула головку фанфурика, глонула коньячку...
Муж прошёл мимо двери, относя упаковки от мороженого на кухню. Едва успела спрятать руку с коньяком под подушку.
Подождала, пока муж вернётся в кабинет, глотнула ещё. Жевнула килечку, похрустела луковичкой. Хорошо-о-о...
На душе посчастливело.
Чем муж занимается?
За компьютером сидит. Как всегда.
Подошла.
— Что делаешь?
— Учебник пишу.
— Что за учебник?
— Я тебе сто раз говорил. По истории. Я же историк.
— В смысле... Для твоих школяров, что-ли? Ну... Которым ты в школе преподаёшь?
— Да нет, вообще... Может быть, для всей страны.
— Для всей страны. Размечтался! Кто ж тебя...
— Ну... Если напишу очень хороший учебник, оценят, возможно, примут к рассмотрению в министерстве.
Посмеялась скептически.
— А это кто? Основоположники коммунизма? — указала на картинку.
— Основоположники.
— Их, вроде, четыре должно быть: Карл, Маркс, Фридрих, Энгельс.
— Это Карл Маркс, Фридрих Энгельс и Ленин.
— А-а... О них пишешь?
— В данный момент не о них. О Цусиме.
— Кто такая? Тоже основоположница?
— Это сражение с Японией в Цусимском проливе.
— Мы, вроде, с немцами воевали
— С немцами, с финнами, с японцами. Война с Японией подтолкнула революцию девятьсот пятого года.
— Революция же в семнадцатом была!
— В семнадцатом была Октябрьская революция, когда царь отрёкся. А в девятьсот пятом революция не удалась. Основные вехи истории своей страны надо знать, — не отрываясь от компьютера, тоном учителя, отчитывающего нерадивую ученицу, как показалось Ирке, выговорил муж.
— А чего это ты со мной так разговариваешь? — разозлилась Ирка.
— Нормально я с тобой разговариваю, — ответил без эмоций и что-то допечатал в тексте.
— Как с ученицей! — и подумала зло: «Козёл! Умника из себя строит!».
— Да ладно...
Ушла в зал.
Настроение упало.
Увидела на полке мобильник мужа. Покопалась в памяти.
— А это что за телефон? «АП»... Молодая симпатичная учителка?
— Алла Павловна, учительница весьма преклонного возраста. У нас все учителя в изрядном возрасте.
Не поверила.
Приложилась ещё к «фанфурику». Посмотрела, сколько осталось. На пару глотков осталось. Допила. Спрятала «пушнину» в сумочку.
Решила сходить к Надюхе, с ней они познакомились у винного отдела. Женщина интересовалась, не подделка ли понравившаяся ей бутылочка с красивой этикеткой. Ирина сказала, что пробовала напиток, вкус приличный. Надюха пригласила дегустировать купленное.
Новая подруга-разведёнка жила в двушке с сыном-старшеклассником. Под коньячок хвастались друг перед другом, у кого муж хуже:
«А мой бывший, представляешь...»
«Это что, а мой-то!..»
Одела куртку, из коридора известила «благоверного»:
— Я к Надюхе схожу.
— Сходи.
«Без разницы ему: пришла, ушла. Муж называется!»
Надюха жила через улицу, рядом с пару лет назад построенной восемнадцатой школой. Зашла в круглосуточную забегаловку рядом с Надюхиным домом, купила фанфурик.
Посидели с подругой, уговорили бутылёк, поговорили душевно о козлах-мужиках.
Пришёл сын Надюхи, переросток на голову выше маманьки. Злой, не говорил, а огрызался.
— Чего такой злой, Виталя? — спросила Надюха. — Поешь, там, на кухне, может, подобреешь.
— Препод достал, — огрызнулся сын.
— Мужик, что-ли? — поинтересовалась Ирка. — В вашей школе тоже мужики-преподы законсервировались?
— Есть один. Не мужик... Так, мужичёнка, — скривился Виталя. — Достал не по делу.
— Раз не мужик, а мужичонка, вы ему тёмную устройте, — посмеялась Ирка.

ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ

Игорь Николаевич шёл на урок в одиннадцатый «В». Проблемный класс. После окончания девятого класса в «А» собрали отличников, в «Б» — желающих учиться, но с меньшими талантами. Остальных, не склонных или не способных к обучению, но с талантами в раздолбайстве, собрали в «В». Желающих учиться здесь были единицы. Да и тем заниматься не давала команда Витаса, Витьки Григорьева. Он, конечно не дурак, но высокомерия в нём на пятерых хватит. Безотцовщина, оттого, вероятно, комплексует парень.
Игорь Николаевич вошёл в класс, сел за учительский стол. Ученики продолжали галдеть, будто учителя не заметили. А может и не заметили.
Игорь Николаевич постучал ручкой по столу.
— Успокаиваемся. Звонок не слышали?
Шум немного утих, но класс к занятиям расположен не был.
Игорь Николаевич постучал требовательнее, посмотрел на своём телефоне время.
— Убираем телефоны, кончаем галдеть, начинаем урок!
— Вы тоже свой кнопочный, пенсионерский, убираете, — насмешливо «поставил условие» Григорьев, акцентируя на слове «пенсионерский». И буркнул, как бы для себя: — Достойные люди современными смартфонами пользуются.
Оговорка о достойных людях со смартфонами была неприкрытым оскорблением. Григорьев на предыдущем уроке получил от Игоря Николаевича «неуд», теперь мстил.
— Достойность человека определяет не наличие или отсутствие смартфона, а наличие или отсутствие у него мозгов, определяющих достойное поведение человека, —парировал попытку оскорбления Игорь Николаевич. — У некоторых, то ли при наличии мозгов отсутствует достойность в поведении, то ли достойность невозможна по причине отсутствия необходимого органа. Даже три смартфона, одновременно приложенные к двум ушам и к макушке, в этом случае не помогут.
— Чувак, покупай четыре смартфона — три тебе уже не помогут! — выкрикнул кто-то.
Класс взорвался хохотом, усиливая поражение Григорьева.
— Укрыл бы я кое кого матом, да воспитание не позволяет, — пробормотал Григорьев. лицо его от возмущения стало красным. Но его бормотание услышали в классе почти все.
— Психологи говорят, что склонность к нецензурной лексике и даже потребность материться непреодолима у особей с большими проблемами относительно упоминаемых в ругачках органов.
Класс понял шутку и снова взорвался оглушительным хохотом.
— Витас, у тебя проблемы с органом?
— Витас, а ты у нас в классе больше всех материшься. Может, у тебя «та проблема» нерабочая?
Игорь Николаевич встал, поднял руки вверх, призывая беснующихся в веселье учеников успокоиться.
Встал и Григорьев. Красное лицо, плотно сжатые губы, сжимающиеся и разжимающиеся пальцы словно искали, какое оружие схватить.
Светка Николаева, подружка Григорьева, сидевшая рядом с ним, поняла, что, если она не отвлечёт бойфренда, тот сотворит что-то запредельное, чем придётся заниматься полиции. То, что у обозлённого Витаса крышу сносит, она видела не раз.
— Игорь Николаевич, — промурлыкала Николаева, и взглянула на учителя кокетливо. Её признавали очень сексуальной девочкой, чем она и пользовалась в общении с мужской половиной класса и общества. — А вот я в Сети наткнулась на фильм, где пьяненькая народная артистка Чурикова чисто народным матом жаловалась курице на тяготы и лишения своей жизни. Говорят, этот фильм даже по телеку показывали. Да и вообще, в Сети много мата. Пишут о «новаторских» спектаклях, где классические спектакли играют голые актёры, матерящиеся, как пьяные сапожники. Вы пошли бы смотреть такие спектакли?
— Какой же мужик не пойдёт на спектаклю, где по сцене бегают голые актрисочки, и напоказ трясут сиськами, как цыганки, — продудел Воропаев, приятель Григорьева.
Класс расхохотался.
Грогорьев почувствовал поддержку подруги и, придержав гнев, сел. Тем более, что класс, заинтересовавшись весомым выпадом одноклассницы, утих и ждал контраргументов препода.
— К сожалению раньше телевидение допускало неприкрытый мат, поясняя это продвижением культуры в «низы», в «горьковские ночлежки», если кто читал «На дне» Максима Горького. В советское время телевидение, театры, литература тянули народ из «горьковских ночлежек» наверх, в культуру. Фильм с участием Чуриковой снимали на деньги спонсоров из Франции, в нём гипертрофированно показали разруху, творящуюся в «безнадёжной» России времён Ельцина. Философы говорят, что не всегда для завоевания чужой страны нужны сильные вооружённые силы. Достаточно разрушить культуру этой страны и она падёт к ногам завоевателя. Забугорные кураторы пытались и настойчиво пытаются уничтожить нашу культуру, толкают народ в грязь, вместо того, чтобы вытягивать народ из грязи в культуру, именно с целью невоенного покорения нашей страны.
— Игорь Николаевич, живущие вокруг меня, вокруг нас не ругаются матом — они разговаривают матом...
Николаева егозливо окинула взглядом класс и невинно похлопала крашеными ресницами над чисто детскими глазками.
— А вы относитесь к мату как-то... в отрыве от народа.
— Я нормально отношусь к мату, — вздохнув, ответил Игорь Николаевич.
Волоокая красавица с гордостью победительницы оглядела одноклассников.
— Представьте такую ситуацию, — продолжил Игорь Николаевич. — Устроили вы у кого-нибудь из друзей сабантуйчик по случаю дня рождения. Или без дня рождения. Ну, «родаки» уехали, «фатера» свободна, чего не воспользоваться? — перешёл на молодёжный сленг Игорь Николаевич. — Купили, что выпить, недорогого. Собрали с миру по нитке закусить на карманные деньги.
— У некоторых школяров карманных денег больше, чем в карманах некоторых учителей, — пробубнил Воропаев.
Школьники одобрительно засмеялись.
— Выпили-закусили, всё съели, — продолжил Игорь Николаевич, — и, как положено, в приподнятом настроении отправились на дискотеку. И вашему молодому человеку, или, как сейчас принято говорить, бойфренду, приспичило сгонять в одно место по причине «водочка была палёная, а закуска позавчерашняя».
— Без намёков, пожалуйста, — недовольно, но почти миролюбиво буркнул Григорьев.
— Я не намекаю, — улыбнулся Игорь Николаевич. — Это был другой бойфренд.
— Ой, не возводите напраслину! — театрально возмутилась Николаева, подхватила приятеля под руку и прижалась к его плечу. — Я своего Витасика ни на кого не променяю.
Григорьев победно глянул на «публику» и хмуро улыбнулся.
— Так вот, отлучился тот молодой человек в сортир, прошу прощения за натуралистичность. А, вернувшись после долгой отсидки и опорожнения кишечника от недоброкачественных продуктов, потреблённых на фуршете, пригласил некую девушку на медленный танец. И вот, нежно прижимаясь к бойфрендовской, как скала, груди, девушка чувствует, что со стороны ласково обнимающей её мужской руки потягивает, извиняюсь, дерьмецом. То ли в туалете не было мыла, то ли бойфренд не приучен руки мыть после посещения туалета…
Школьники расхохотались. Некоторые даже завизжали от восторга.
— Может, это, конечно, и мелочи. Для кого-то этот запах привычен… Но у нормальных мисс и леди, да и у наших нормальных девчонок, от такой мелочи всяких нежных желаний убавляется. Мат — это такой же дерьмовый запах, только словесный, изо рта лишённого культуры человека, не приученного мыть руки после сортира.
Класс молчал.
— Вот вы нам сейчас целую лекцию прочитали про мат. Не относящуюся к теме урока, — не скрывая вызова, заговорил Григорьев. — Так образно рассказывали о мате, с таким удовольствием. А до этого сказали, что на тему мата любят говорить те, у кого проблемы с сексом...
Класс затих. Все поняли, что Григорьев неприкрыто подковырнул преподавателя.
— О-го, — сказал кто-то, будто безэмоционально произнёс слово на диктанте.
Игорь Николаевич молчал.
— Шах, — буркнул кто-то.
— Короля спасёт рокировка, — подсказал другой голос.
Класс насторожённо ждал.
— Во-первых, — неторопливо проговорил Игорь Николаевич, отвергнув «рокировку», смену темы, — я сказал, что проблемы, по заявлениям психологов, не у тех, кто говорит на тему мата, а у тех, кто много матерится. Во-вторых, у женатых мужчин на эту тему проблем гораздо меньше, чем у юношей, страдающих от сперматоксикоза...
Класс расхохотался в очередной раз.
— ...по причине сильной зависимости того юноши от благосклонности, да и вообще, наличия у него доступного... «объекта удовлетворения определённой потребности».
— Ха-ха-ха! «Определённой потребности»!
— Витас, «объект» доступен?
Николаева возмущённо встрепенулась.
— Если... «объект» недоступен, — Игорь Николаевич усмехнулся, — у юношей проблема разрешается рекламируемым америкосами способом.
Игорь Николаевич недобро посмотрел на Григорьева. Попросил:
— Покажи руки.
И показал свои ладони Григорьеву.
Ученик непроизвольно скопировал жест преподавателя.
Игорь Николаевич подчёркнуто внимательно вгляделся в ладони Григорьева.
— Да, на правой ладони выраженная мозоль. Можно сказать, натоптыш. Григорьев, тебе пора сменить руку.
Класс взорвался диким хохотом, визгом, криками.
Такого позора, такого уничтожения Григорьев не испытывал ни разу в жизни.
— Мат чёрному королю, — тоном телекомментатора известил чей-то голос между волнами восторга.
Брюнетистый Григорьев считал себя королём старших классов.

***
Витас неистовствовал. Этот недоносок-препод опустил его перед всем классом! Придурки-одноклассники растрезвонят о его позоре всей школе.
Ладно. Посмеялись, значит... Ничего... Хорошо смеётся тот, кто смеётся без последствий. А последствия будут. Обязательно будут. Посмеялся, значит, препод. А я не смеялся. Потому что тот, кто смеётся последним — тормоз.
Витас ещё в начале спора решил, что угрохает борзого препода, поэтому стерпел, когда класс угорал над его позором, и не вырубил мудака прямо в классе. Вовремя вспомнилась шутка материной подруги насчёт «тёмной». Стоит стерпеть и  молча вынести позор, чтобы потом, когда... Чтобы потом никто не мог сказать, что он кому-то угрожал.

***
Игорь Николаевич допоздна задержался в школе. Домой возвращался затемно.
Когда проходил сквер, услышал быстрые шаги за спиной. Оглянулся. Мужская фигура торопливо приближалась к нему по другой стороне тротуара по траектории обгона. Руки вроде как в карманах, сутулится, как и большинство торопящихся. Голова прикрыта капюшоном.
Боковым зрением увидел, как поравнявшийся с ним взмахнул рукой... В руке палка? Судя по жёсткому удару — обрезок трубы или металлической арматуры.
Нога подломилась. Зашипев от нетерпимой боли, Игорь Николаевич упал.
Удар ногой под дых лишил его возможности кричать.
Из темноты выбежали ещё двое.
Били железом, пинали по груди, голове, в промежность...
Очнулся в больнице.

ИРКА

Муж попал в больницу. Вряд ли его избили хулиганы — те немного «навешают кренделей», изымут ценности и сбегают. А эти кошелёк не забрали, били жестоко, долго. То есть, с целью избить показательно.
Врагов у мужа не было. Разве что  мстительные ученики... Нынешняя молодёжь не знает берегов, часто не думает о последствиях.
Она вспомнила, как шутейно советовала сыну приятельницы устроить борзому преподу тёмную. Но пацан учится в другой школе...
Позвонила Надюхе.
— Привет, Надюха. Слушай, твой сын, случайно, не рассказывал об избиении учителя из двадцать шестой школы?
— Сын не говорил. Но приходил следователь... Расспрашивал по этому делу. Но Виталька в тот вечер со своей подружкой и с приятелями в кафе сидели.
— А причём здесь Виталька... Он в какой школе учится? В восемнадцатой?
— Нет, в двадцать шестой. А что случилось?
— Да нет, ничего, — уныло пробормотала Ирка и отключила телефон.

***
С мужем Ирке не повезло, однозначно. Вот Роберт, тот был мужиком!
Она сразу после свадьбы с ним замутила. Какое — после свадьбы?! В первый день знакомства он её... Прямо на бесчувственном Игорьке. После того, как Нинку ублажил.
Классно было, когда Роб жил с ними. Мужа нет — Роб дома. Ох и кувыркались они!
Потом Роб ушёл на квартиру, но и это было не проблемой. Она говорила мужу, что задержится в парикмахерской или «на ногтях», быстренько поправляла причёску или подкрашивала ногти, и час-полтора они с Робом отрывались по-полной.
А муж раздражал её всё больше.
Нинка посоветовала повышать настроение винцом.
Помогало.
Сначала винцом, потом ликёрчиками.
Муж заметил, стал брюзжать. Сопьёшься, мол...
Что она, дура, что-ли? Не пьём, а лечимся! Жизнь скучна. Особенно с таким занудливым муженьком. Поэтому, как говорили древние монахи, и употребляем поманеху веселия для.
Роберт, когда заболел гепатитом, боль коньячком глушил. Она с ним тоже стала «коника дёргать».
Роберту поплошело, стало не до постельных утех. Прошла любовь, завяли помидоры. Юрьев, правда, иногда звал. Но, по сравнению с Робом, Юрьев — любитель.
Дома скукотища. Мужа телепрограммы про «давай поженимся» и расследования «от кого у кого дети» не интересовали. Он всё свободное время сидел, уткнувшись в комп, вроде как писал свой никому не нужный учебник.
А она хандрила. Посудный шкаф вонял прогорклым маслом от плохо вымытых кастрюль, холодильник попахивал застарелой кровью от грязной обёрточной бумаги.
Гасила хандру, попивая втихаря коньячок.
Муж одним «задумчивым» видом раздражал её! В супружеской кровати лежал, как посторонний.
Однажды она сорвалась:
— Ты не забыл, что я, вообще-то, твоя жена? Когда мы последний раз занимались сексом?
И выдала ему длинную тираду про его мужские достоинства, которых кот наплакал, и недостатки, которых выше крыши. И потребовала:
— Если ты сейчас не...
— Я не могу заниматься сексом с женщиной, которая меня ненавидит, — холодно перебил её муж. — Даже, если она того жаждет. Женщина создана для любви, и если не может внушить любовь, если от её улыбки у мужчины штаны не становятся тесными, она — чужой человек.
— Значит, я для тебя чужая?
— Женщина должна быть обаятельной и привлекательной...
— Ага, если есть деньги на обеспечение той привлекательности.
— Можно и в стареньком халате быть обаятельной. И, в конце концов, не от красивой комбинашки зависит, желает ли её мужчина. Скорее, от  нежности, или хотя бы женской мягкости. Женской заботливости, в конце концов...
Ирку прорвало словесным ураганом. Если бы в тот момент рядом оказался режиссёр, ищущий типаж на роль злой ведьмы, он взял бы Ирку без пробы.
— Что молчишь? — возмутилась молчанию мужа Ирка. — Молчит он... Как мёртвый.
— Спор с женщиной можно прекратить двумя способами: заплакать первым или прикинуться мёртвым. Заплакать  у меня не получится, вот я и прикидываюсь мёртвым.
Игорь Николаевич грустно усмехнулся.
— Изливая злобу и желчь на окружающих, человек на самом деле копит злобу и желчь для себя. Жизнь — это чаша, которую мы наполняем долгие годы. А в старости каждый утоляет из неё жажду жизни: одни пьют из своей чаши чистую воду, другие — бодрящий душу и тело напиток, а кто-то — вонючие помои, желчь и яд. Неприятность в том, что человек не задумывается о том, чем он наполняет свою чашу, и с содержимым знакомится лишь тогда, когда приходит время испить из той чаши. Но даже не это самое неприятное. Гадостно, что многие, приложившись к своей чаше в старости, смакуют собранные там помои, желчь и яд. Немногие, осознав порочность былого, отказываются пить собственные помои.
— На добреньких нынче ездят, — фыркнула Ирка. — Чтобы хорошо жить в старости, приходится всю жизнь бороться за свой кусок благости.
— Ты не понимаешь значения слова «благость». Благость, это доброта и милосердие. Только за благость не борются, с ней живут. Либо живут в благости, либо умирают во зле
— Экий философ! Как же, учитель...
— Учитель истории. А история — мать философии.
— С чего это она мать философии?
— Сначала происходили те или иные события. Умные люди — историки — задумывались: почему произошли те события, к чему они привели. И становились философами.
Жена его рассуждений, похоже, не поняла. И не приняла.

ФИНАЛ

Очнулся в больничной палате. Врач поправлял его ногу, проткнутую проволокой, вставленной в приспособление наподобие никелированной конской подковы. Нога лежала на подставке, а от скобы за пределы кровати тянулась бечёвка, на конце которой висел изрядный груз. Болела голова, всё тело болело, как побитое. «Ты же и есть побитый!».
Игорь Николаевич тронул бинтовую повязку на голове, указал на проткнутую железом ногу, попросил врача:
— Огласите весь список, пжалста...
Врач улыбнулся:
— Ну, раз чувство юмора сохранилось, значит, жить будете.
— Что, были сомнения?
— Да мы всем так говорим. Особенно тем, кто палец ушибёт: «Жить будешь!». А если по списку...Ну, про множественные ушибы говорить смысла нет. Перелом костей голени, это понятно, коли нога на вытяжении. Голова в бинтах по причине внутричерепного кровоизлияния, пришлось трепанацию черепа делать.
— Трепа... Дырку, что-ли?
— Ну, грубо говоря... окошко, чтобы кровоизлияние убрать. А то бы гематома на мозги давила... Некроз и всё такое...
— Некроз, это понятно. С гнилыми мозгами жить сложно. Хотя, многие теперь живут — и даже счастливы. Кто меня, полагаю, неизвестно?
— Пока неизвестно... Полиция информацию об избиении получила, занимаются...
— «Пока»... Нет ничего более постоянного, чем временное. С головой... будем надеяться, всё рассосётся?
— Будем надеяться. Подобно молодой девице, оказавшейся в интересном положении, будем надеяться, что рассосётся. Компенсаторные возможности организма большие.
— А если компенсаторные возможности подведут?
— Как говорят опытные врачи: в медицине всяко бывает. Но в вашем случае прогноз положительный.
— Понятно, — с подчёркнутой беззаботностью заключил Игорь Николаевич.
— Ваша жена приходила. Мы разрешили ей взглянуть на вас.
— Довольна была?
Врач непонимающе глянул на Игоря Николаевича.
— Я про то, что пропустили. Просьба... Ограничьте её доступ ко мне.
Врач удивлённо посмотрел на Игоря Николаевича.
— У меня от общения с ней давление повышается. Не дай бог мозги через сделанную вами дырку наружу выпрет.
— Хорошо. Мы скажем, что вы в палате интенсивной терапии. Но...
— Дня через три.
— Хорошо.

***
Приходил следователь. Спрашивал о недоброжелателях.
Недоброжелателей у Игоря Николаевича не было.
Разве что... Учитывая безбашенную мстительность теперешней молодёжи...
— В одиннадцатом «В» нашей школы учится Витька Григорьев. Он вызывающе вёл себя на уроке, можно сказать, оскорбительно. Я высмеял его перед классом. Он человек мстительный...
— Мы отработали эту версию. Он и его дружки предоставили убедительные алиби.
— Конечно. Он же не дурак.

 ***
Игорь Николаевич вернулся в школу через два с лишним месяца. «Окошко» для «вентиляции чердака» зажило и заросло волосами. Он чуть прихрамывал, но ходил без палочки.
С удовольствием узнал, что Григорьев в одиннадцатом «В» не учится. С месяц назад у него получился конфликт с девчонкой, азербайджанкой из соседнего класса. Которая в ходе скандала спросила его: «Ты руку сменил?». Он ударил её в глаз. Синяк расплылся на полщеки.
Отец девочки на встрече у директора школы сказал матери Григорьева, что в полицию обращаться не будет. И если через пару дней обидчик не исчезнет из школы,  проблему он решит своими методами, очень эффективными. На следующий день Григорьев в школу не пришёл. Мать перевела сына в другую школу.

***
Сегодня случился очередной скандал. Воропаев, бывший прихлебатель Григорьева, матом оскорбил Аллу Павловну, учительницу французского, обозвал рухлядью из прошлого века,  которой давно пора на кладбище. Алла Павловна внешностью походила на композитора Пахмутову: такая же маленькая, так же доброжелательно и беззащитно заглядывала снизу вверх в лица переростков-подростков. И возраст у неё был далеко «запенсионный». Работала потому, что любила свою работу, умела преподавать и не мыслила жизни без школы. У Аллы Павловны случился гипертонический криз, её увезли на скорой.
Игорь Николаевич вызвал Воропаева для «профилактической беседы» — других методов воздействия на учеников Министерство образования и полиция учителям не дали. Воропаев вёл себя нагло. В конце концов выдавил сквозь зубы, что некоторые преподы не понимают намёков, которые они получают в тёмных скверах...
У Игоря Николаевича и до того была единственная версия, кто его избил. А тут чуть ли не откровенное признание. У него сильно заболела голова, он выгнал Воропаева. Померил давление, оно оказалось высоким.

***
Едва преодолевая слабость, Игорь Николаевич провёл последний урок и побрёл домой. Кровь пульсировала в висках, давила изнутри, угрожая взорвать голову. Лицо будто горячим накачали.
У него и раньше давление прыгало, иной раз очень высоко. Невролог сказала, что это последствия черепно-мозговой травмы. Посоветовала избегать волнений, а в момент гипертонического криза принимать таблетки клафедрола. Но предупредила, что лекарство сильное, действует буквально «здесь и сейчас», применяется для моментального снижения запредельного давления, от которого может лопнуть сосуд в голове и приключиться геморрагический инсульт. Если давление не слишком высокое, принимать половину таблетки.
Жена, как обычно, сидела перед телевизором в состоянии лёгкого кайфа. А, может, и не очень лёгкого.
Игорь Николаевич доковылял до спальни и рухнул на кровать. Затылок словно стянуло колючей проволокой. В ушах звенело и шумело, в глазах мелькали чёрные точки, кружилась голова, подташнивало.
— Дай мне таблетку «клафедрола», на кухне в шкафчике, где специи лежат, — попросил он жену. — Только разведи в воде, я таблетку не проглочу, тошнит меня.
Ирка пошла на кухню.
«Козёл, — подумала недовольно. Открыла шкафчик, достала блистерную упаковку, автоматически выдавила маленькую белую таблетку, бросила в стакан. — Больным прикидывается. Чтобы пожалели его. Мужик называется».
Увидела бутылку сухого вина, стоящую в шкафчике, решила утолить жажду: после коньяка хотелось пить. Взяла бутылку, выдернула пробку, приложилась к горлышку, сделала несколько глотков. Кисленькое!
Вспомнила, что муж просил лекарства. Поставила бутылку на стол.
Лекарства... Ага, вот упаковка...
Выдавила таблетку, бросила в стакан.
«Просил развести... Таблетку он, видите ли, не может проглотить!»
Налила в стакан вина.
«Дал бог муженька... Всю жизнь с ним мучаюсь! И, главное, как мужик — никакой! Импотент несчастный».
От злости забыла, зачем пришла на кухню. 
«А, таблетку просил...»
Забыв о первых двух, бросила в стакан третью таблетку.
Взяла чайную ложечку, долго болтала в стакане, переживая своё недовольство.
Отнесла питьё мужу.
Лицо красное. Протянул трясущуюся руку, взял стакан. Стуча стеклом по зубам, начал пить.
— Ты чего мне налила?
— Сухое вино, — буркнула недовольно. — В старину больным сухое вино давали в лечебных целях — аппетит повышает.
Недовольно качнул головой, допил остатки. Отдал стакан.
Давление рухнуло вниз, как горнолыжник на спуске. Удивился, почувствовав моментальное облегчение. Облегчение такое, что руки не поднять, языком не шевельнуть, чтобы попросить помощи.
Мелькнула мысль: «На учебник одобрение из министерства получил... Кто же...»
Сердце, как мотор, лишённый электропитания, не смогло выдавить очередную порцию крови в аорту и безнадёжно утихло.
2025 г.