О кибернетике, социализме и природе человека

  Для большинства из нас слово «кибернетика» прочно ассоциируется с вычислительной техникой, робототехникой, а в последнее время – и с искусственным интеллектом. Но полезно вспомнить, что эта наука имеет гораздо более общий характер. Она изучает процессы управления и связи в самых разных системах. В том числе в человеческом обществе и в экономике. Последнее обстоятельство явилось одной из главных причин того, почему, возникшая на Западе в 40-е годы 20-го века, кибернетика в Советском Союзе была с самого начала и до середины 60-х годов объявлена коммунистическими идеологами лженаукой. Слишком уж ревнивым было их отношение к идеологии марксизма-ленинизма, монополия которой на научное объяснение всех общественных явлений навязывалась в советский период в качестве не подлежащей сомнению истины. Безусловно, такое отношение к кибернетике явилось одной из причин серьёзного отставания Советского Союза в развитии электронно-вычислительной техники. Однако, потенциально «пагубное» влияние кибернетики на попытки советской идеологии научно обосновать теорию и практику советской модели социализма было гораздо глубже и сильнее, чем, вероятно, могли себе представить хранители чистоты марксистско-ленинской идеологии в сталинско-хрущёский период. Вспомним, каковы были главные особенности советской экономики. Этих особенностей было много, но главными являлись две. Первая: централизованное управление экономическими и научно-техническими процессами не только на макроуровне, но во многом и на уровне микроэкономики (экономики внутри предприятий). Вторая: отсутствие эффективных стимулов к труду. Полезно взглянуть на них с позиций кибернетики. При этом, как мы убедимся, нам не потребуется слишком углубляться «в дебри» кибернетической науки. Вполне достаточными окажутся самые поверхностные о ней представления. Рассмотрим каждую из этих особенностей.

  Централизованное управление экономикой. В капиталистической экономике развитых стран потребности общества обеспечивает функционирование рыночного механизма, основанного на частной собственности, конкуренции как между производителями товаров и услуг за предпочтения потребителей, так и между наёмными работниками за рабочие места в условиях неполной занятости и за более высокий профессиональный и материальный статус у работодателя. В условиях отсутствия частной собственности на средства производства и принадлежности их «всему обществу» в лице государства централизованное управление экономикой становится единственно возможным реальным методом. Как показала История (и как мы убедимся далее, обращаясь к основам кибернетики) это – плохой, нежизнеспособный метод управления. Но в условиях отсутствия частной собственности он является, по существу, единственно осуществимым. Все рассуждения некоторых «теоретиков» марксизма о возможности так называемого «рыночного социализма», основанного на деятельности «народных предприятий», принадлежащих трудовым коллективам, были и остаются утопией. Трудовой коллектив, не являясь полноценным собственником «своего» предприятия (получая неизмеримо большую часть дохода от него в виде оплаты труда, а не в виде дивидендов), никогда не будет  выражать интересы предприятия, особенно – заботиться о его будущих перспективах, практически всегда требующих и от собственников, и от работников определённых жертв в настоящем ради лучшего будущего (а порой и ради простого сохранения предприятия «на плаву»). Скорее он будет заинтересован в проведении губительной для предприятия политики постепенного «проедания» его ресурсов по принципу «на наш век хватит». Таким образом, государство остаётся единственным субъектом, способным хоть как-то видеть и обеспечивать интересы экономического развития страны. Подобным управлением занимался огромный государственный аппарат, включавший в себя сотни министерств и ведомств, научно-исследовательских институтов, отраслевых отделов при партийных организациях всех уровней и т.д. В первые годы советской власти, в период индустриализации, в военные и первые послевоенные годы количество объектов управления (прежде всего – промышленных предприятий) было хоть и велико, но не настолько, чтобы контроль над ними был запредельно сложен. Промышленные технологии в то время существовали уже десятилетия, будучи при этом достаточно простыми (а по сравнению с технологиями второй половины 20-го века – даже примитивными) и позволяли обеспечивать во многих случаях при производстве даже сравнительно сложной продукции почти полную локализацию этого процесса на конкретном предприятии. Но со второй половины 20-го века положение стало стремительно меняться. Бурное ускорение научно-технического прогресса (НТП), получившее название научно-технической революции (НТР), привело к быстрому и постоянно ускоряющемуся увеличению номенклатуры выпускаемой продукции, появлению новых и усложнению имеющихся технологий, увеличению масштабов специализации и кооперации в экономике, лавинообразному увеличению количества связей между предприятиями. Все эти процессы носили общемировой характер. Начавшись и наиболее ярко проявившись в экономиках развитых стран Запада и Японии, они не могли не затронуть в значительной степени и экономику СССР. Именно в связи с описанными процессами в социалистической экономике возникли и стали стремительно нарастать проблемы с её управляемостью из центра. Причём происходило это в строгом соответствии с теоретическими выводами кибернетики. В частности – с так называемым «Законом необходимого разнообразия» одного из основоположников кибернетики Уильяма Росс Эшби. Этот закон звучит примерно следующим образом: «Для эффективного управления сложность управляющей системы должна быть больше или равна сложности объекта управления плюс потери управляющей информации в каналах связи». Понятно, что в нашем случае объектом управления являлась вся социалистическая экономика, управляющей системой – вся упомянутая выше совокупность управляющих структур, образующих советскую систему хозяйственного и административного управления, каналами связи – формы и методы управляющих воздействий на экономику (планы, приказы, постановления, законы, методические материалы и т.д. и т.п.) и обратной связи в виде, в основном, многочисленной и разнообразной отчетности. Как говорилось выше, сложность объекта управления в результате НТР росла лавинообразно и никакие попытки управляющей системы «угнаться» за этим ростом путём её совершенствования (оптимизации структур и функций, увеличения численности управленческого персонала, внедрения вычислительной техники) не были и не могли быть успешными. Слишком несопоставимы были возможные результаты подобных попыток масштабам роста сложности экономики. Управляющие воздействия на экономику, основанные на неполной и частично искажённой отчетности (обратной связи) и по причине запредельной для системы управления сложности объекта управления вынужденно носили слишком общий характер, не учитывая конкретные особенности каждого предприятия. Главным смыслом деятельности их руководства было при этом не достижение поставленных центральными органами целей, а возможность составления и представления «наверх» максимально соответствующей плановым показателям отчетности. Отчетности, сплошь и рядом лишь в незначительной степени отражающей возможности предприятия и реальные результаты его деятельности. (Подобных проблем не возникало в рыночной экономике стран Запада, поскольку составляющие её хозяйственные субъекты не управлялись адресно из центра, а принадлежа частным собственникам были полностью самостоятельны, и в каждом из них соотношение между сложностью системы управления и сложностью объекта было вполне адекватным с точки зрения кибернетики).

  Всё это постоянно усиливало процесс потери управляемости социалистической экономикой, внешне проявляясь в срыве поставок сырья, материалов и готовой продукции между предприятиями, увеличении числа «долгостроев» промышленных и социальных объектов, постоянно растущем дефиците товаров для населения и, в конечном счете, явилось главной причиной краха советской модели социализма. К сказанному можно добавить, что наряду с рассмотренными здесь проблемами ФУНКЦИОНИРОВАНИЯ экономики социализма имелись и постоянно усугублялись проблемы, связанные с попытками управления НТП. Причины этих проблем были примерно те же. Но к ним добавлялась ещё крайняя неповоротливость хозяйственного механизма, ориентированного на годовые и пятилетние планы, делающая невозможным создание и внедрение инноваций «на ходу», внутри уже утверждённого цикла планирования. Это, естественно, приводило к растущему отставанию от стран Запада в разработке и, особенно, внедрении в производство передовых научно-технических разработок. Иногда приходится сталкиваться с мнением, что именно это отставание и явилось основной причиной банкротства социализма в СССР. С этим утверждением можно поспорить. При всей важности того факта, что производимые в СССР товары сильно уступали по качеству и функциональным возможностям соответствующим товарам западных стран, растущий и становящийся тотальным дефицит даже этих устаревших товаров сыграл свою разрушительную роль в гораздо большей степени.

  Второй особенностью советской экономики было отсутствие эффективных стимулов к труду. Рассматривая эту тему, необходимо сделать небольшое отступление и взглянуть повнимательнее на природу человека. Не секрет, что основным механизмом, обеспечивающим существование каждого человека, как живого существа, является его эгоистическая природа. Несмотря на негативную окраску самого термина «эгоизм» с позиций человеческой морали, это – объективное следствие устройства человеческого тела. Вся информация о «хорошем» и «плохом» для организма, необходимая для принятия правильных решений о наиболее безопасном поведении, сохраняющем здоровье и жизнь, поступает в наш мозг через нервные окончания (своего рода «датчики состояния»). Причём сигнализируют нам они о состоянии именно НАШЕГО организма, а не о состоянии других людей, даже очень близких нам. Поэтому именно мы сами, имея наиболее полную информацию о своём организме, можем наиболее эффективно заботиться о его нормальном функционировании. Даже если мы любим каких-то людей больше себя и даже больше своей жизни, забота о них, какой бы искренней и сильной она не была, ОБЪЕКТИВНО не может быть столь же эффективной, как о самих себе. Здесь, как и в экономике, мы сталкиваемся с проявлением тех же кибернетических ограничений, что и в «Законе Эшби». Однако, в человеческой природе присутствует не только эгоистическое начало, но и некоторый ограничитель для его крайних проявлений, называемый совестью. Совесть иногда смешивают с моралью. Но это – разные понятия. Мораль представляет собой систему представлений о нормах поведения, получаемых человеком «извне», от общества, в результате воспитания и требования законов и правил общежития, выработанных в результате развития цивилизации и культуры. Совесть же даётся человеку от рождения. Она может быть развита даже у дикаря, практически не знающего, что такое мораль, а живущего в основном своими инстинктами и интересами. Явление это по сути своей загадочное. Оно часто заставляет людей совершать поступки не только не приносящие им пользу, но и подвергающие их здоровье и даже саму жизнь опасности. Религиозные люди видят в этом явлении проявление и доказательство существования души. Атеисты – какое-то не до конца понятное свойство организма. И хотя автор этих строк склоняется к первой трактовке, для дальнейших рассуждений выбор варианта соответствующего объяснения не имеет значения. В реальной жизни совесть может противостоять крайним проявлениям человеческого эгоизма. При этом происходит как бы борьба двух начал в человеке, и побеждает то, которое в данный момент и в данных обстоятельствах оказывается сильнее. Но далеко не во всех конфликтах человеческого эгоизма и совести её голос звучит достаточно громко и убедительно. Например, для подавляющего большинства людей совесть не позволит убить незнакомого человека в тёмном переулке или «на большой дороге» ради его кошелька. Но её голос будет гораздо слабее перед искушением согласиться на взятку, исказить отчетность ради получения квартальной премии (тем более, если речь идёт не только о самом человеке, но и о большом коллективе предприятия) или просто работать «спустя рукава». В капиталистическом обществе человеческий эгоизм являлся и является главным источником и главной движущей силой развития. При наличии определённых внешних условий основанная на эгоизме экономика способна добиться потрясающих воображение успехов, обеспечивая всё более ускоренное развитие Цивилизации. Частный предприниматель, стремящийся к получению максимальной прибыли ДЛЯ СЕБЯ, вынужден тщательно вглядываться в общественные потребности и проблемы и стремиться, идя нередко путём риска и инноваций, решать их, удовлетворяя тем самым интересы ПОТРЕБИТЕЛЕЙ и решая проблемы ОБЩЕСТВА. Впервые на это внешне парадоксальное явление, по сути означающее превращение ЗЛА (эгоизма) в ДОБРО (благо для общества), обратил внимание Адам Смит, которому принадлежит ставшая крылатой фраза о «невидимой руке рынка». Однако, в социалистической экономике, лишенной институтов частной собственности и конкуренции, этот механизм не работал. Для функционирования социалистической экономики был необходим человек совсем другой природы. Человек-альтруист, думающий больше о других людях и об обществе в целом, чем о себе. Человек, образ которого предстаёт перед нами при чтении «Морального кодекса строителя коммунизма». Ясно, что в реальности таких людей в советском обществе, несмотря на титанические усилия советской пропаганды подобного образа начиная с детского сада, было крайне мало. Таким образом, материальные стимулы к труду в советском обществе отсутствовали. А какими стимулами приходилось их заменять? Этих стимулов было три: идеологические, профессиональные и страх. Наибольшую роль в сталинский период играл страх. Именно в этом был подлинный глубинный (и, к сожалению, объективно безальтернативный) механизм и смысл «сталинского» террора и массовых репрессий. Но в тот период было всё-таки немало людей, веривших в идеи коммунизма и работавших в силу своих убеждений «на совесть». Среди технической интеллигенции и научных работников так же было немало талантливых специалистов и учёных, преданных своей профессии и науке и стремящихся добиться профессиональных успехов независимо от своего материального положения. Рассмотренные стимулы были, конечно, не столь сильны, как «шкурный» эгоистический интерес, двигающий капиталистическую экономику, но в сталинский период, наряду с относительно более простой экономической структурой общества, они обеспечивали определённое, прежде всего – количественное, развитие народного хозяйства. Серьёзнейший подрыв этих, и без того не слишком эффективных, стимулов к труду произошёл после 20-го съезда КПСС и знаменитого «разоблачения культа Сталина». Целей у такого решения Хрущёва было три. Во-первых, отвести от себя и своих ближайших сторонников опасность разоблачения в активном участии (а во многом – и инициировании) массовых репрессий, свалив всё на одного Сталина. Во-вторых, заранее снять ответственность за это с партии, марксистско-ленинской идеологии и самой социалистической системы, переложив её опять же на одного человека (не было для тогдашних и последующих коммунистических руководителей и идеологов мысли страшнее и опаснее для системы, разделяемой, кстати сказать, и автором настоящей статьи, чем догадка, что «сталинизм» - это именно системное явление, и он бы имел место в тех условиях даже будь руководителем страны кто-то другой). В третьих – оправдать своё интеллектуальное убожество, максимально облив грязью предшественника (как бы не относиться к Сталину, но очевидно, что он обладал неизмеримо более сильным интеллектом, чем Хрущёв). Постановление 20-го съезда было принято с воодушевлением многими деятелями культуры, получившими возможность более свободно писать и выражать свои взгляды и мысли. Но для социалистической экономики оно сыграло роль «бомбы», причём «бомбы», одновременно и немедленного действия, и замедленного, влекущей за собой серьёзные негативные последствия для общества и экономики на много лет вперёд. Исчез главный стимул, на котором в основном держалась минимальная дисциплина в экономике и её управляемость – страх. Работники довольно быстро поняли, что даже те упущения в работе, приводящие к тяжёлым последствиям для экономики или техпроцессов на предприятии, за которые раньше можно было отправиться на многие годы в лагеря, теперь «карались» выговорами и лишением квартальных премий. Что касается идеологических стимулов, то попытка апологетов коммунистической системы свалив всё на Сталина выгородить саму эту систему социализма имела довольно ограниченный успех. Червь сомнения в «святости» системы и её идеологии всё же проник в большей или меньшей степени в сознание или подсознание широких масс народа. Особенно – интеллигенции. При этом капиталистическая, частнособственническая идеология была настолько заклеймена и табуирована пропагандой предыдущих десятилетий, что не могла восприниматься как какая-то альтернатива социализму. Поэтому сомнения в системе приводили в основном к чувствам разочарования в привычных лозунгах и идеологических штампах, депрессии, снижению интереса к вопросам внутренней и внешней политики, уходу в частную жизнь с её примитивными развлечениями (в первую очередь – в пьянство). В результате количество людей, способных и желавших работать «за идею» (роль и долю которых и в сталинские времена не следовало бы особенно преувеличивать) стало стремительно сокращаться. Наиболее устойчивыми оказались профессиональные стимулы. Однако и в этой среде, среде инженеров и научных работников (а в ещё большей степени – в среде деятелей культуры) стали формироваться традиции коллективного пьянства, медленно, но верно ограничивающие творческий потенциал данной категории работников. Таким образом, эгоистическая природа человека, ранее частично сдерживаемая в СССР идеологией и страхом, постепенно превратилась в единственный по существу фактор, влияющий на поведение советского человека. Будучи в огромном большинстве в силу инерции воспитания настроены против капитализма с его частной собственностью, считая его также «плохой системой», советские люди незаметно для себя превратились в таких же индивидуалистов, что и подавляющее большинство населения западных стран. Но если это человеческое качество в капиталистическом обществе, как уже говорилось выше, являлось главным источником силы экономики и стремительного прогресса цивилизации, то в социалистической экономике оно же стало важным фактором постепенного загнивания и одной из основных причин (наряду с потерей управляемости экономикой) краха социализма и распада СССР.

  Всё вышеизложенное относится к прошлому и настоящему. Но всегда ли так будут обстоять дела в будущем? Означает ли банкротство советской модели социализма, что своим прогрессом человеческая Цивилизация всегда будет обязана эгоистической человеческой природе? (Перед попыткой ответить на этот вопрос сделаем маленькое отступление, чтобы определиться с терминами. Под терминов Цивилизация мы будем понимать всю совокупность МАТЕРИАЛЬНЫХ достижений человечества, а под термином Культура – все его ДУХОВНЫЕ достижения). Может, конечно, возникнуть вопрос – а в чём, собственно, проблема?  Эгоизм, как бы к нему не относиться, приводит в условиях капиталистических отношений к прогрессу цивилизации, а следовательно – к благу для общества! Ну и отлично! А проблема в том, что, будучи противоречивым явлением (как, впрочем, практически все явления в окружающей нас реальности), эгоизм также являлся и является главным (если не единственным) источником всего того в обществе, что мы обычно называем злом. Причём, это зло не только делает капиталистическую экономику сильнее и эффективнее, но и наоборот, основанная на эгоизме экономика ещё более усиливает его в человеке, всячески реабилитируя это качество и даже рекламируя и пропагандируя его! Но это качество человека само по себе достаточно сильное, чтобы нуждаться в какой-то его стимуляции, оправдании или пропаганде права на эгоизм. Напротив, обществу необходимо пытаться его сдерживать в людях, насколько это вообще возможно. Именно так и происходило всегда в прошлом. На всём протяжении своей истории, вплоть до Нового Времени, характеризующегося активным развитием капиталистических отношений, человечество пыталось максимально нивелировать это зло, используя разные инструменты – законы, государственную идеологию, мораль, религиозные учения. Обычно это сопровождалось другой крайностью – подавлялся не только эгоизм, но и человеческое достоинство, элементарные человеческие права на безопасную и защищённую от насилия и произвола жизнь. Но с развитием капитализма эгоизм, становясь всё в большей степени двигателем Цивилизации, стал реабилитировать себя в идеологии и общественной морали и в целом – в Культуре. Вначале это проявилось в форме возникновения такого прекрасного направления общественной мысли, как Гуманизм. Затем он стал постепенно трансформироваться в идеи либерализма. И наконец, уже в наше время, выродился в неолиберализм, представляющий собой, по сути, пропаганду разнузданного и практически ничем не ограниченного человеческого эгоизма. Одним из наиболее ярких примеров последствий внедрения в общество подобной идеологии является деятельность ЛГБТ-сообществ. У современных политологов, экономистов и футурологов существуют во многом разные взгляды на будущие перспективы человечества в условиях господства идеологии неолиберализма, но большинство из них носят крайне неутешительный характер. Причём, по большому счёту, это трудно назвать чьим-то упущением или злым умыслом. Скорее такая ситуация является объективным следствием рассмотренной выше движущей роли человеческого эгоизма в развитии Цивилизации. Как видим, человечество за всю Историю так и не смогло найти золотую середину в своём отношении к эгоизму, переходя от одной крайности - насилия и тирании, к другой - пропагандируя право человека на эгоизм как фундаментальную ценность. Именно поэтому и возникает вопрос – сможет ли оно когда-либо найти эту самую золотую середину? Всегда ли движущая роль в развитии экономики будет принадлежать эгоизму? Ответ на этот вопрос не может быть однозначным. Он во многом будет зависеть от того, какой приоритет ценностей выработает для себя человечество в будущем. Безусловно, развитие цивилизации надолго, если не навсегда, останется одним из важнейших приоритетов. Но войдёт ли в их число скорость этого развития? Уже сейчас появляются основания сомневаться в этом. Тому видится как минимум три причины.

  Первая. Развитие Цивилизации уже сейчас происходит значительно быстрее, чем развитие Культуры. А в ряде случаев препятствует развитию последней и даже, порой, в какой-то степени отбрасывает её назад. Примеры. Увеличивающееся засилье массовой культуры, в которой даже при использовании новых форм, технических средств и спецэффектов растёт (а порой и зашкаливает) степень примитивности содержания и предлагаемых идей. Развитие в процессе обучения в школах и вузах узкоспециального образования за счёт деградации базового. Обеднение используемого в общении языка. Переход от писем (пусть даже и электронных) к коротким сообщениям, состоящим зачастую из стандартных фраз, сокращений и «смайликов». Растущее пренебрежение правилами грамматики и всё более слабое знание этих правил. Резкое падение интереса к чтению. Всё меньшая забота о расширении своего кругозора наряду с растущим интересом к средствам виртуальной реальности и компьютерным играм. Список может быть продолжен. Важно, что перечисленные ущербные для Культуры явления и процессы не только не мешают развитию Цивилизации, но наоборот, ускоряют её развитие! Многие талантливые специалисты в самых разных областях, «освобождённые» от необходимости тратить время на формирование своего культурного потенциала, получают дополнительный ресурс для более углублённого изучения своей сферы деятельности, получая за счёт этого ещё лучшие результаты. Получается, что уже сегодня Цивилизация «пожирает» Культуру, во многом развиваясь за счёт деградации последней. Следует также добавить, что многие достижения науки и техники угрожают экологии, создают трудноразрешимые морально-этические проблемы, могут быть использованы как орудия преступлений, угрожающих жизни и безопасности целых стран и народов.

  Вторая причина. Использование некоторых научно-технических достижений может привести человечество к непредсказуемым последствиям. В том числе угрожающим самому его существованию. И первым примером здесь является неконтролируемое использование искусственного  интеллекта.

  Третья причина. Ряд достижений науки и техники (прежде всего – «успехи» генной инженерии) могут изменить со временем человека  и  его природу совершенно непредсказуемым образом. И не факт, что к лучшему.

  Получается, что выбирая главным критерием своего развития стремительность прогресса Цивилизации и НТР, невзирая на торможение или даже поворот вспять при этом развития Культуры, Человечество всё больше ассоциируется с образом "обезьяны с гранатой". И чтобы избежать в будущем губительных последствий этого разрыва для самого своего существования, оно должно ускорить, насколько возможно, "очеловечивание" обезьяны, дополняя устройство гранаты дополнительными  предохранителями, заменяя её в руках более безопасным предметом, а саму гранату хранить в надёжном и защищённом от несанкционированного доступа месте. Тем, кто не согласен с подобным образом и по-прежнему придерживается идеи "прогресс Цивилизации превыше всего!", можно напомнить недавнюю Историю. В предвоенные и военные годы самой передовой с точки зрения развития Цивилизации страной в мире была гитлеровская Германия. США, находясь на примерно таком же уровне развития, обладали при этом перед Германией огромной форой в виде колоссального преимущества в природных ресурсах, населении, географическом положении, созданным в предшествующие периоды и не разрушенным войнами промышленным и инфраструктурным потенциале. Не говоря уже о накопленных колоссальных финансовых ресурсах. С учётом этой форы первое место в цивилизационных и научно-технических достижениях принадлежало именно гитлеровской Германии, а не США. Но как-то не заметно было  восхищённого преклонения всего остального человечества перед этой страной. И это при том, что до окончания войны человечеству была известна только малая часть правды о концлагерях и лагерях смерти, о газовый камерах и печах, об изделиях (типа абажуров) из человеческой кожи, о политике массового геноцида и т.д. и т.п.   Но даже такой малой части правды оказалось достаточно, чтобы в сознание или, хотя бы, в подсознание большинства людей пришло понимание, что технический прогресс и в целом цивилизационный уровень - это не самое главное.

  В результате невольно возникает мысль – если на определённом этапе истории человечества (который, возможно, либо уже наступил, либо вот-вот наступит) скорость развития Цивилизации не только не является главным приоритетом, но и требует определённого замедления, может быть есть потребность основывать это развитие (пусть и менее быстрое) на более морально приемлемой базе, чем человеческая эгоистическая природа? А если признать, что такая потребность есть, то возможно ли это? И тут на помощь приходят во многом забытые, преданные анафеме и «выброшенные на свалку истории» идеи социализма. Но на этот раз в соединении с новейшими успехами и достижениями той же кибернетики в области вычислительной техники и строго контролируемого использования искусственного интеллекта. Да, со времени краха СССР мировые производственные технологии и сложность экономик развитых стран (особенно с учётом Глобализации) вышли на значительно более высокий уровень. Но ещё больше (неизмеримо больше!) выросли возможности информационных технологий. Потенциальная возможность управления даже очень сложной современной экономикой из одного центра с каждым годом выглядит всё более реальной. Особенно, если такая система управления будет многоуровневая (Центр - Регионы (и/или отрасли) – Предприятия – Подразделения предприятий – Техпроцессы), и на каждом уровне будет автоматизированная система, способная как самостоятельно управлять подчинёнными объектами, так и обмениваться информацией с другими узлами и решать некоторые задачи с ними вместе в режиме коллективной обработки. Более того, использование искусственного интеллекта могло бы помочь решить ещё одну, не менее сложную задачу – максимальное уменьшение сложности (или, по крайней мере, уменьшение скорости роста этой сложности) самого объекта управления путём максимальной унификации и стандартизации деталей и узлов, используемых в различных изделиях. Также потенциально можно было бы использовать творческий потенциал индивидуальных предпринимателей, заменив право частной собственности правом пользования, заменив конкуренцию соревнованием путём отказа от первоначального одновременного выхода на рынок основанных на использовании инноваций конкурирующих изделий в пользу их оценки искусственным интеллектом используя моделирование их сравнительной эффективности. Такой подход сэкономил бы дополнительные ресурсы общества, исключив разорение проигравшего в конкурентной борьбе. Скорее всего, подобная организация экономики всё равно уступала бы по своей внешней эффективности традиционному капитализму. Но с учётом всех возможных издержек и опасностей слишком уж быстрого развития Цивилизации это могло бы оказаться вполне оправданным.

  Конечно, подобные предположения рассмотрены здесь лишь с точки зрения потенциальных возможностей современной экономики, современных производственных и информационных технологий функционировать и развиваться в рамках подобной системы управления. Но открытым остаётся самый главный и самый сложный вопрос данной темы – будет ли когда-либо это возможным с точки зрения политических условий и процессов? Ответ на него может дать только время.