Об именах. Алексей Григорьевич Орлов

Орловские рысаки. Орловские куры. Орловские школы. Архипелагская губерния. Все эти понятия связаны с именем Алексея Григорьевича Орлова, выходца из патриархальной семьи.

Немало свидетельств, что дворянская  семья знаменитых фаворитов императрицы Екатерины Второй  Орловых отличалась патриархальностью. Патриархальные обычаи, по Далю, простые, кроткие, семейно-домашние. Я мог наблюдать такие в раннем детстве, поскольку в нашей маленькой улочке, выходящей к заводскому пруду, и на многих соседних было немало кержаков-староверов, объединённых в артель рыбаков. У них были разные фамилии, но они все состояли в родстве и беспрекословно выполняли волю самого старшего брата. Он был им как отец. Я не видел никогда ссор и споров между братьями, конфликтов с жёнами, пьянства, некоторые мужики, если курили, то тайно от родителей и самого старшего в роду. Похоже, что и братья Орловы между собою не конфликтовали, потому во всех делах и начинаниях смогли добиться выдающихся результатов. Один только пример – знаменитый орловский рысак выведен во второй половине XVIII — начале XIX веков в России, на Хреновском конном заводе в  Воронежской  губернии под руководством его владельца графа А. Г. Орлова  методом сложного воспроизводительного скрещивания с использованием  арабской, датской, голландской,  мекленбургской  и других пород.

Родился Алексей в  семье губернатора Новгорода Григория Ивановича Орлова предположительно в Люткино (сейчас это территория Тверской области),  5 октября [ по старому стилю 24 сентября] 1737 года, у него  был  брат Григорий  Григорьевич Орлов, любовник императрицы.  Алексей поступил на службу в Преображенский полк и к 1762 году дослужился до звания сержанта. Он принимал участие в Семилетней войне. Его описывали как великана ростом более двух метров, известного дуэлянта со шрамом на щеке. Шрам принес ему прозвище «Шрамолицый».

Об  Алексее Григорьевиче ходит много слухов, особенно  о его участии  в заговорах и госпереворотах,  убийстве Петра Третьего, в  деятельности авантюристки княжны Таракановой.  Об этом много написано и снято, но меня  же Алексей Орлов  привлекает тем, что в ходе русско-турецкой  войны 1768-1774 годов  организовал  Первую Архипелагскую экспедицию, командовал эскадрой Императорского российского флота, получил  звание генерал-адмирала, а 5 июля 1770 года одержал победу в Чесменском сражении над османским флотом. Это фон.
 
Его экспедиция положила начало восстанию  в Греции против османского владычества.  Были успехи, но они не  получили  дальнейшей поддержки России и в конечном итоге восстание было подавлено османами.
 
Создание Русской Архипелагской губернии на греческих островах в конце XVIII века – это уникальный государственный эксперимент, когда Россия впервые в своей истории создавала заморское государство, обучая его жителей методам самоуправления, гарантируя им при этом защиту и покровительство. Такую  практику, то есть подобную гуманитарную  акцию,  с полным правом можно назвать русским большевизмом. Правда,  враждебные нам англосаксы  внушают верхушкам туземцев, что это оккупация, колонизация, а Россия – коварный эксплуататор.

Эксперимент на островах Эгейского моря был осуществлён  тогда на грани утопии. Очень жаль, что во времена господства большевизма и построения бесклассового общества  в СССР этому факту не придали значения, не сделали широко известным событием. Историки это явление не изучили, а ведь это прямое влияние переписки Российской императрицы  с мыслителями Дидро и Вольтером.  Позднее аналогичный  эксперимент – создание  в 1800-1807 годах  на Ионических островах Республики Семи островов  -  предпримет адмирал Ф. Ф. Ушаков,   увлекшийся воспоминаниями создателей Архипелагской губернии. Кстати,  эксперимент Ушакова был более успешным. Но о нём тоже мало кто знает.

Итак, сентябрь 1770 года. Корабли  Балтийского флота переплыли  в Средиземноморье и одержали победу в  Чесменской битве, а потом русские неожиданно потеряли остров  Лемнос, тот самый, который описан в стихотворении Александра Пушкина «Кинжал».  Для графа Алексея Орлова, да и для остальных участников Архипелагской экспедиции Балтфлота  потеря острова стала чем-то вроде холодного душа. Они поняли, что война быстро не закончится, что  для флота нужно  искать надёжную и безопасную базу,  чтобы пережить наступающую зиму, которая в Эгейском море бывает крайне суровой. Выбор пал на остров Парос.

Несколько слов об этом острове. Географический центр Кикладского архипелага в составе Греции, да и, пожалуй, всего Эгейского моря.  ПАРОС площадью 196 км;, высотой до 724 метров. Отделён от Наксоса  шестикилометровым  проливом. Юго-западнее находится остров Андипарос. Основная горная порода — паросский мрамор, из которого сооружены великие здания и изваяны знаменитые статуи Эллады. В эпоху  эллинизма  Паросом владели египетские Птолемеи.
После Четвёртого крестового похода остров отпал от Византии и поддался венецианцам; с 1389 года — обособленное княжество.
В 1537—1830 годах в составе Османской империи.

Во время Пелопоннесского восстания, вызванного освободительной экспедицией русского флота, население 30 греческих островов с помощью российского флота под командой графа Алексея Орлова образовало просуществовавшую 4 года «Архипелагскую губернию» с центром в городе Ауза на острове Парос. Расположение островов,  напоминающее  перевёрнутую подкову с её небольшими глубинами, даёт  удобную  стоянку для большого количества кораблей,  а бухта Ауза (Наусса) на севере острова  является отличным укрытием от любых ветров со всех направлений.

Датой основания губернии можно считать 15 октября 1770 года, когда первых семь русских кораблей вошли в бухту Ауза. А в начале декабря подтянулись и остальные корабли экспедиции.

Русские сразу занялись укреплением базы и возвели несколько артиллерийских батарей. Две из них появились у входа в бухту на двух соседних мысах. Ещё одна батарея была установлена на островке в северо-восточной части бухты. Для установки четвёртой русские использовали остатки старого венецианского форта в деревушке  рыбаков Ауза.
 
Как сообщают побывавшие там исследователи, сейчас из четырёх батарей видимые очертания сохранил лишь венецианский форт. На островке в юго-восточной части бухты было построено Адмиралтейство и дом бригадира Ганнибала. В наши дни этот островок украшают лишь православная церквушка и крест в память о русских моряках, сложивших головы за годы существования губернии. За время русского присутствия в архипелаге были сооружены многочисленные постройки самого разного назначения – «пороховые и амунишные» склады, казармы для двух пехотных полков и нескольких тысяч албанцев, а также госпиталь, церковь и кладбище. Причём, все они были расположены на весьма незначительном расстоянии друг от друга  именно в таком порядке, напоминающем конвейер: госпиталь – церковь - кладбище. К сожалению, практически ничего, что здесь перечислено, не сохранилось. Остатки батарей едва угадываются в виде каменных контуров, так же, как и фундамент госпиталя. От госпитальной церквушки пока ещё видны стены, а на месте большого кладбища теперь гостиница. От огромного лагеря «албанского войска» – греческих волонтёров на русской службе, не осталось ничего, кроме дорожного указателя LAGGERI.

Острову Парос предстояло стать и столицей так называемой Архипелагской губернии, и военно-морской базой для многочисленных российских кораблей. Но история пошла другим путём,  и всё же губерния оставила немало «русских следов». Останки русских кораблей на дне, якоря, пушки, корабельные иконы и церковные книги в монастырях, личные вещи моряков – всё это можно потрогать руками и показать зрителю в кадре. История воссоздается.

В сети встретилось, как описывал французский путешественник Шуазель Гуфье базу Балтийского флота на острове Парос: «Всё, что построено русскими, ещё существует. Многочисленные батареи для защиты входа в бухту: они расположили по правую сторону от порта и на рифах, чтобы огонь перекрывал пространство вместе с первыми батареями. Этого огня было бы более чем достаточно, чтобы поразить турецкие корабли, однако превосходная артиллерия стала почти бесполезной из-за медлительности, с которой она служит. На возвышении, которое закрывает порт с северо-запада, и около батареи, о которой я говорил, была мачта, служившая, чтобы сигналить судам, которые было видно издалека. На берегу были магазины, кузницы и судоремонтные мастерские. Именно в этой части стояли на якоре большинство кораблей эскадры. И сейчас она загромождена каркасами нескольких судов, которые были не в состоянии служить русским в момент их ухода, они были оставлены или потоплены…  Между этой частью и деревней Наусса находятся две скалы. На одной были два хороших пороховых склада, на другой – дом адмирала Спиридова, который был командующим».

После прибытия русских кораблей на остров Парос в российское подданство стали проситься греческие острова, причём довольно удалённые от Пароса. К 1774 году, то есть к концу существования губернии, в подданстве России, по последним данным, оказался 31 остров в Эгейском море.

Руководители экспедиции  -  люди военные, они не очень «приспособлены» для решения многочисленных административных, финансовых, налоговых и управленческих задач, которые с первых дней обрушились на их плечи. Они не умели управлять гражданским обществом, не знали, как наладить жизнь этой заморской территории,  но они не были колонизаторами и не хотели быть захватчиками, как колонизаторы из Великобритании, Голландии, Испании, Португалии, Франции, Бельгии…

 Греческие острова не стали и не могли стать колониальным приобретением России. Что успели сделать  русские на островах?  Написали  конституцию, организовали выбор  депутатов от каждого острова, собрали  парламент и… - самое важное, на что я хочу обратить внимание – создали  школы для малолетних туземцев.  Русские и в Афганистане строили школы…

 Русские мечтали о возрождении греческого государства. У России не было колоний, но были  территории  мощного развития окраин, при котором ни один народ, ни одна национальная группа не исчезли.

А греческое государство исчезло в 1453 году и после трёх сотен лет под османской оккупацией  греки вряд ли способны были создать нечто новое и свободолюбивое.

По замыслу графа Алексея Григорьевича Орлова островному государству нужны свои национальные кадры управленцев, потому  были созданы по его инициативе и на его средства школы, их цель – создать «породу новых людей», спустя годы им предстояло управлять греческим государством.

Я люблю просматривать фильмы о школе,  о воспитании будущих поколений. Ведь по образованию я учитель. Школа Алексея Орлова на острове Парос и её продолжение в итальянской Пизе могли бы стать основой интереснейших фильмов, нужны сценаристы и режиссёры, кто увлечётся этой темой.

Интересно, с чего же начали русские создатели российской губернии на островах Греции? Как протекали её будни?

Специальной литературы я не встретил, из публикаций в сети удалось узнать, что  военная администрация разослала на острова анкеты, состоящие из 10 «вопросных пунктов», ответы на которые должны были прояснить положение дел на островах. К марту 1771 года сведения о численности населения, укреплениях, податях, о производимых продуктах и товарах были получены с двух десятков островов.

Основные положения будущего государства, по замыслу одного из главных «архитекторов» губернии адмирала Спиридова, сводились к нескольким основополагающим принципам:
удержание свободы возможно только сообща всем островам, при этом обладающим широким самоуправлением;
форма правления – республика или «архидукство» по венецианскому образцу;
управление – гражданская канцелярия «в лице избранных почтенных сенаторов и судей»;
равенство светской и духовной властей и невмешательство одной в дела другой;
служителям канцелярий – жалование по чину (Спиридов настойчиво проводил мысль о том, что достойное жалование – это инструмент борьбы с коррупцией);
верховная власть – сенат, куда каждый большой остров выдвигал депутата (несколько небольших выдвигали единого депутата);
 включение в состав сената представителей имеющихся на островах конфессий – католиков и православных.

Ну и, разумеется, налоги, объём которых зависел от степени процветания отдельного субъекта (острова).

К слову, налоги под русской «оккупацией» составляли лишь четверть от того, что взимали при османах. Но и этот сбор налогов был сопряжен с трудностями.

Павел Нестеров, один из морских офицеров, стал автором островной «конституции» – Учреждения, которое подробно регламентировало все аспекты существования островного государства.

Свое «Учреждение» Павел Нестеров завершил прямо,  по- военному: «Всем обще и каждому по одиночке прошу и приказываю: любите друг друга, изгоняйте вражду и поступайте по должности христианской нашего православнаго греческаго исповедания веры, будьте во всем согласны, чем заслужите милосердие наших великих началников и мою к вам искренную любовь, похотливое в ваших делах старание».

Очевидно, и граф Алексей Григорьевич Орлов, и адмирал Григорий Андреевич Спиридов в силу своей отсталости не были заражены вирусом просвещённого колониализма. Они по-своему смотрели в будущее и занялись образованием юных греков, из которых задумали воспитать породу новых людей: «С острова Наксии малолетних гречат 46 человек разослали «в число кают юнг на разные корабли»: «Георгий Андреевич за благо почел оных малчиков по кораблям и фрегатам разпределить, производя им пропитание и стараясь, дабы оныя обучены были руской грамоте, читать и писать могли, при том обучать и навигации».

Правда, образовательный эксперимент решили проводить не в столице, а на соседнем острове Наксос. Практику юные островитяне  проходили на кораблях, а вот за партами сидели в монастыре, который и сейчас находится рядом с портом. Кстати, за его забором и сейчас действующая школа. Монастырь же открывают по большим церковным праздникам. Впрочем, монастырём его можно назвать с натяжкой – от него нынче осталась одна церквушка.

Впоследствии Граф Орлов расширил эксперимент: «Отправили с пропитанием всех малчиков в Италию для обучения и воспитания в учрежденной в Пизе для них школе… с согласия их родителей, не делая в том не малейшего насилия против их желания».

Когда в 1774 году острова были обменяны на Крым, всех учеников, включая обучавшихся в Пизе, отправили в Санкт-Петербург.

Алексей Орлов остался в Средиземноморье и получил необычное задание — соблазнить, а затем захватить в плен княжну Тараканову, претендентку на российский престол. Орлову это удалось, и он обманом заставил ее подняться на борт русского корабля в Ливорно, где она была арестована и отправлена в Россию. Брат Алексея, Григорий, любовник Екатерины до и после переворота, свергнувшего царя Петра III, вскоре впал в немилость, и власть Орловых при дворе ослабла.

Алексей стал известным заводчиком скота в своих имениях, вывел породу лошадей, известную как Орловский рысак, и популяризировал  Орловскую породу кур. Он уехал из России после смерти Екатерины и восшествия на престол ее сына царя Павла I, но вернулся после смерти Павла и жил в России до своей смерти в 1808 году.

История создания и существования Архипелагской губернии – это история дерзкого подвига наших соотечественников, они не имели управленческого опыта, но проявили недюжинную широту политической мысли, свойственной только крайне образованным, мудрым, решительным и где-то даже милосердным людям. Впоследствии советский историк, педагог, академик АН СССР (1927)Евгений Викторович Тарле (27 октября (8 ноября) 1874, Киев — 5 января 1955, Москва),  крупнейший специалист по истории Франции и международных отношений XIX века, отмечал, что Алексея Орлова и его офицеров отличало одно замечательное качество: они не боялись ни пули, ни ответственности.

Приложение

Гавриил Романович Державин

АФИНЕЙСКОМУ ВИТЯЗЮ

Сидевша об руку царя
Чрез поприще на колеснице,
Державшего в своей деснице
С оливой гром, иль чрез моря
Протекшего в венце Нептуна,
Или с улыбкою Фортуна
Кому жемчужный нектар свой
Носила в чаше золотой —
Блажен! кто путь устлал цветами
И окурил елеем вкруг,
И лиры громкими струнами
Утешил, бранный славя дух.
Испытывал своих я сил
И пел могущих человеков;
А чтоб вдали грядущих веков
Ярчей их в мраке блеск светил
И я не осуждался б в лести,
Для прочности к их громкой чести
Примешивал я правды глас, —
Звучал моей трубой Парнас.
Но, ах! познал, познал я смертных,
Что и великие из них
Не могут снесть лучей небесных:
Мрачит бог света очи их.
Так пусть фортуны чада,
Возлегши на цветах,
Среди обилий сада,
Курений в облаках,
Наместо чиста злата,
Шумихи любят блеск;
Пусть лира таровата
Их умножает плеск, —
Я руки умываю
И лести не коснусь;
Власть сильных почитаю, —
Богов в них чтить боюсь.
Я славить мужа днесь избрал,
Который сшел с театра славы,
Который удержал те нравы,
Какими древний век блистал;
Не горд — и жизнь ведет простую,
Не лжив — и истину святую,
Внимая, исполняет сам;
Почтен от всех не по чинам;
Честь, в службе снисканну, свободой
Не расточил, а приобрел;
Он взглядом, мужеством, породой,
Заслугой, силою — орел.
Снискать я от него
Не льщусь ни хвал, ни уваженья;
Из одного благодаренья,
По чувству сердца моего,
Я песнь ему пою простую,
Ту вспоминая быль святую,
В его как богатырски дни,
Лет несколько назад, в тени
Премудрой той жены небесной,
Которой бодрый дух младой
Садил в Афинах сад прелестный,
И век катился золотой, —
Как мысль моя, подобно
Пчеле, полна отрад,
Шумливо, но не злобно
Облетывала сад
Предметов, ей любезных,
И, взяв с них сок и цвет,
Искусством струн священных
Преобращала в мед, —
Текли восторгов реки
Из чувств души моей;
Все были человеки
В стране счастливы сей.
На бурном видел я коне
В ристаньи моего героя;
С ним брат его, вся Троя,
Полк витязей являлись мне!
Их брони, шлемы позлащенны,
Как лесом, перьем осененны,
Мне тмили взор; а с копий их, с мечей
Сквозь пыль сверкал пожар лучей;
Прекрасных вслед Пентезилее
Строй дев их украшали чин;
Венцы Ахилла мой бодрее
Низал на дротик исполин.
Я зрел, как жилистой рукой
Он шесть коней на ипподроме
Вмиг осаждал в бегу; как в громе
Он, колесницы с гор бедрой
Своей препнув склоненье,
Минерву удержал в паденье;
Я зрел, как в дыме пред полком
Он, в ранах светел, бодр лицом,
В единоборстве хитр, проворен,
На огнескачущих волнах
Был в мрачной буре тих, спокоен,
Горела молния в очах.
Его покой — движенье,
Игра — борьба и бег,
Забавы — пляска, пенье
И сельских тьма утех
Для укрепленья тела.
Его был дом — друзей.
Кто приходил для дела —
Не запирал дверей;
Души и сердца пища
Его — несчастным щит;
Не пышные жилища —
В них он был знаменит.
Я зрел в ареопаге сонм
Богатырей, ему подобных,
Седых, правдивых, благородных,
Весы державших, пальму, гром.
Они, восседши за зерцалом,
В великом деле или малом,
Не зря на власть, богатств покров,
Произрекали суд богов;
А где рукой и руку мыли,
Желая сильному помочь, —
Дьяки, взяв шапку, выходили
С поклоном от неправды прочь.
Тогда не прихоть чти — закон;
Лишь благу общему радели;
Той подлой мысли не имели,
Чтоб только свой набить мамон.
Венцы стяжали, звуки славы,
А деньги берегли и нравы,
И всякую свою ступень
Не оценяли всякий день;
Хоть был и недруг кто друг другу, —
Усердие вело, не месть:
Умели чтить в врагах заслугу
И отдавать достойным честь.
Тогда по счетам знали,
Что десять и что ноль;
Пиявиц унимали,
На них посыпав соль;
В день ясный не сердились,
Зря на небе пятно,
С ладьи лишь торопились,
Сняв вздуто полотно;
Кубарить не любили
Дел со дня на другой;
Что можно, вмиг творили,
Оставя свой покой.
Тогда Кулибинский фонарь,
Что светел издали, близь темен,
Был не во всех местах потребен;
Горел кристалл, горел от зарь;
Стоял в столпах гранит средь дома:
Опрись на них, и — не солома.
В спартанской коже персов дух
Не обаял сердца и слух;
Не по опушке добродетель;
Не по ходулям великан:
Так мой герой был благодетель '
Не по улыбке — по делам.
О ты, что правишь небесами
И манием колеблешь мир,
Подъемлешь скиптр на злых с громами,
А добрым припасаешь пир,
Юпитер! О Нептун, что бурным,
Как скатертям, морям лазурным
Разлиться по земле велел,
Брега поставив им в предел!
И ты, Вулкан, что пред горнами
В дне ада молнию куешь!
И ты, о Феб, что нам стрелами
Златыми свет и жизнь лиешь!
Внемлите все молитву,
О боги! вы мою:
Зверей, рыб, птиц ловитву
И благодать свою
На нивы там пошлите,
Где отставной герой
Мой будет жить. — Продлите
Век, здравье и покой
Ему вы безмятежный.
И ты, о милый Вакх!
Подчас у нимфы нежной
Позволь спать на грудях.
1796

Примечания
Афинейскому витязю (стр. 240). Впервые — Изд. 1808 г., т. 2, стр. 76. Посвящено гр. А. Г. Орлову-Чесменскому (1737—1808). Ода написана в духе од древнегреческого поэта Пиндара (в рукописи названа «пиндарической»), воспевавшего победителей на Олимпийских играх. С этим связано и сопоставление А. Г. Орлова, славившегося своей силой и ловкостью, с древнегреческим атлетом — афинейским витязем.
Чрез поприще на колеснице. В 1762 г. Орлов вывез Екатерину II из Петергофа, где она была под присмотром, в Петербург. Там гвардейские полки присягнули ей.
Протекшего в венце Нептуна. Во время первой русско-турецкой войны Орлов командовал русским флотом. За разгром турецкого флота под Чесмой ему был присвоен титул «Чесменский».
Носила в чаше золотой. — «т. е. кому благоприятствовало счастие» (Об. Д., 667).
Примешивал я правды глас... Мрачит бог света очи их. «Читатели могут заметить, что во всех сочинениях автора множество правды и нравоучения». «Правда глаза колет: сколь ни хвалили его сочинения, но многим они были весьма неприятны, для чего он и терпел довольно неприятностей» (Об. Д., 667).
Шумихи любят блеск. «Это относится на всех любимцев императрицы, а паче на последнего, кн. Зубова, которые иногда и дрянные сочинения предпочитали лучшим, когда в первых их хвалили» (Об. Д., 668).
Который сшел с театра славы. Орлов вышел в отставку в 1774 г.
Из одного благодаренья. «Автор был уже сенатором и до отставного гр. Орлова не имел никакого дела, но написал сию похвалу ему из чувствования одной благодарности за то, что когда первый был гвардии Преображенского полка майором, а последний в том полку солдатом, то он ему, пришед без всякой протекции, сказал, что он обижен, что моложе его произвели в капралы, а он остается <рядовым>; то граф тотчас произвел его в капральский чин; сие было 1762 в Москве» (Об. Д., 668).
В его как богатырски дни. Т. е. до того, как Орлов вышел в отставку. Тут и далее (почти до конца оды) в ряде строк и строф Державин противопоставляет «первоначальные дни царствования— Екатерины II», когда, с его точки зрения, «как двор состоял, гвардия, так и сенат из людей видных, крепких как духом, так и телом» (Об. Д., 668), последующему периоду, когда руководить государством стали люди, подобные последнему фавориту императрицы, Платону Зубову, и его окружению.
На бурном видел я коне и далее. В этой строфе говорится о петербургской «карусели» (турнире) 14 июня 1766 г., предпринятой для того, чтобы «несколько развлечь россиян, между которыми начинали обнаруживаться неудовольствие и волнение» (см. Грот, 1, 767). Устроена карусель была по предложению Орловых. «Карусель» состояла из нескольких «кадрилей»; Григорий Орлов (фаворит императрицы) предводительствовал «римской кадрилью», Алексей — «турецкой» (Троя — город в Малой Азии, т. е. в Турции).
Пентезилея — царица амазонок, племени воинственных женщин (см. «Илиаду» Гомера). «С нею сравниваются здесь те девицы и дамы, которые были в кадрили, ездили на колесницах и снимали дротиками венцы» (Об. Д., 668).
Он шесть коней на ипподроме. Алексей Орлов отличался легендарной физической силой: он «мог удерживать шесть лошадей, скачущих во весь опор в колеснице, схватя оную за колесо» (Об. Д., 668).
Минерву удержал в паденье. «Гр. Орлов спас императрицу Екатерину от неизбежной смерти, когда в Царском селе на устроенных деревянных высоких горах катилась она в колеснице и выпрыгнуло из колеи медное колесо: граф, стоя на запятках, на всем раскате, спустя одну ногу на сторону, куда упадала колесница, а рукой схватясь за перилы, удержал от падения оную» (Об. Д., 669).
Его покой движенье и т. д. Орлов любил русские народные игры, пляски, песни, кулачный бой, бег, скачки и т. п. и был радушным хозяином.
Дьяки, взяв шапку, выходили. «10-я строфа изображает того времени сенаторов твердых и благородных истиною, в числе коих и брат Орлова граф Федор Григорьевич был прокурором. Хотя тогда бояре как человеки также хотели иногда помогать друг другу, но обер-секретари, взяв шапку, выходили с поклоном из присутствия, не подписав несправедливого приговора. Будучи в чрезвычайной силе, Орловы однако ж никогда не вмешивались в не принадлежавшие до них дела. С сего куплета начинается тонкая критика или ирония на последние дни правления императрицы, когда она от старости уже ослабла» (Грот, 9, 249).
Мамон. Маммона — бог богатства у древних. Здесь употреблено в значении «богатство», «состояние», «карман».
Пиявиц унимали. Державин считает, что в начале царствования Екатерины II «взятки строго наказаны были»; например, калужский воевода Мясоедов за взятки был привязан к позорному столбу, «а под конец царствования так послаблено сие злоупотребление, что можно сказать: на словах запрещалось, а на деле одобрялось» (Об. Д., 670).
Кубарить не любили. См. выше, стр. 379.
Тогда Кулибинский фонарь и т. д. Кулибин И. П. (1735—1818) — выдающийся русский самоучка механик. Известный «фонарь» его отличался тем, что светил на далекое расстояние от одной свечи, причем чем ближе к фонарю, тем слабее был свет. Этим сравнением Державин намекает на некоторых вельмож конца царствования Екатерины II, занимавших высокие государственные должности, но совершенно не пригодных к ним, например, на генерал-прокурора сената А. Н. Самойлова, «который по фавору употреблен был во многие должности, будучи совсем неспособен, что время доказало» (Об. Д., 670). Самойлов был родственником Г. А. Потемкина, стал генерал-прокурором уже после смерти Потемкина и вскоре после того, как тяжело заболел бывший генерал-прокурор кн. А. А. Вяземский. Был уволен с должности генерал-прокурора вскоре по вступлении на престол Павла I.
Опрись о них, и — не солома. «Т. е. были подпорой государства люди твердые и не так, как Зубов, в то время подобный соломе, которая тотчас гнулась, кто на нее опирался, ибо часто случалось, что сам, приказывая что, не мог того поддерживать» (Об. Д., 671).
И ты, о милый Вакх! «Бог винограда и веселий, ибо гр. Орлов любил иногда русские увеселения» (Об. Д., 671).
Комментарий Я. Грота
Графу Алексею Григорьевичу Орлову, которого, по доблести его, по красоте, атлетической силе и ловкости, поэт представляет себе в виде древнего Грека.
В рукописи эта ода, как написанная в подражание славному фивскому лирику, названа пиндарической, и временем ея сочинения показан сентябрь 1796 г. (22 числа было коронование императрицы). Подражание Пиндару не ограничивается духом и содержанием оды, но распространяется в некоторой степени и на форму ея: от начала до конца она состоит из отделов, которые идут один за другим по три, как строфа, антистрофа и эпод. Впоследствии Державин перевел две оды Пиндара (см. под 1800 и 1804 г.). Желая воспеть графа А. Г. Орлова, он очень кстати вспомнил о Пиндаре, с героями которого, победителями на греческих играх, этот увенчанный лаврами атлет и любитель конских ристалищ представлял большое сходство, так что на него могли быть перенесены без всякой натяжки многие выражения Пиндара.
Граф Орлов-Чесменский (род. 1737 г.), третий из знаменитых пяти братьев, придававших такой блеск двору Екатерины II в первое время ея царствования, удалился в Москву после того, как брат его князь Григорий утратил свое значение, и жил там (под Донским монастырем) до самой смерти своей в 1808. В начале второй турецкой войны императрица предлагала графам Алексею и Федору принять снова участие в военных действиях на море, но по получении от них ответа она писала Потемкину 13 января 1788:
«Графы Орловы отказались ехать во флот, а после сего письменного отрицания по причине болезни, гр. Алексей Григорьевич сюда приезжал и весьма заботился о сем отправлении флота и его снабдении; но как они отказались от той службы, то я не рассудила за нужно входить уже во многих подробностей, но со всякой учтивостью отходила от всяких объяснений, почитая за ненужное толковать о том с неслужащими людьми. Потом просил пашпорт ехать за границу к водам, но не взяв оный уехал к Москве» (П. Лебедева Материалы).
Страстный охотник до лошадей и владетель знаменитых конских заводов, гр. Алексей Орлов, живя в этом городе, каждое воскресенье тешил народ перед своим домом скачками или бегами (Ср. выше, стр. 137, примеч. 13 к Фелице). По словам биографа его, Ушакова[22]), ряд домов, занятых Орловыми в Москве, «составил целую новую улицу, представлявшую редкое сочетание красот природы с прелестями вымысла, вкуса, богатства и ума». Лучшею характеристикой московской жизни Орлова может служить следующий отрывок из Записок современника (Жихарева, стр. 88), описывающий эпизод гулянья в Сокольниках 1 мая 1805 года: «... Вдруг толпа зашевелилась, и радостный крик: «Едет! едет!» пронесся по окрестности... Впереди, на статном, фаворитном коне своем, Свирепом, как его называли, ехал граф Орлов в парадном мундире и обвешанный орденами. Азиятская сбруя, седло, мундштук и чапрак были, буквально, залиты золотом и украшены драгоценными каменьями. Немного поодаль на прекраснейших серых лошадях ехали дочь его (известная Анна Алексеевна, кончившая дни в Юрьевом монастыре) и несколько дам, которых сопровождали А. А. Чесменской (побочный сын графа), А. В. Новосильцов, И. Ф. Новосильцов, кн. Хилков, Д. М. Полторацкий и множество других неизвестных мне особ. За ними следовали берейторы и конюшие графа, не менее сорока человек, из которых многие имели в поводу по заводной лошади в нарядных попонах и богатой сбруе. Наконец потянулись и графские экипажи, кареты, коляски и одноколки, запряженные цугами и четверками одномастных лошадей... Сказывают, что граф и не одним своим богатством и великолепием снискал любовь и уважение Москвичей, что он доступен, радушен и, как настоящий русский барин, пользуясь любимыми своими увеселениями, обращает их также в потеху народа и как будто разделяет с ним преимущества, судьбою ему предоставленные». На другой день была блестящая скачка, после которой перед беседкою гр. Орлова пели и плясали цыгане. «По окончании всех этих проделок граф сел с дочерью в подвезенную одноколку, запряженную четырьмя гнедыми скакунами в ряд, ловко подобрал вожжи и, гикнув на лошадей, пустился во весь опор по скаковому кругу и, обскакав его два раза, круто повернул на дорогу к дому и исчез, как ураган какой. Смотря на этого, до сих пор еще могучего витязя, я вспомнил стихи к нему Державина».
Ода Афинейскому витязю напечатана в издании 1808 г., ч, II, XXI.
Содержание приложенных рисунков: 1) Под сению мира покоится поэт; играя на лире, он поет военную песнь и следит за орлом, парящим к солнцу и указывающим путь к праведной славе; 2) Гений мира, сложив орудия свои у подножия простого жертвенника, совершает на нем возлияние, при чем Марсов шлем служит ему чашею (Об. Д.). — Из другой рукописи, писанной рукою В. Капниста, видно, что сперва предполагалось сделать к этой оде другие рисунки, и именно: «1) Представить ристалище, на котором Минерва с высоты по отлогости катится на колеснице: одно из ея колес сошло с места, колесница клонится, и опасное падение кажется неизбежно. Но витязь, мускуловатою рукою схватив колесо, поддерживает богиню с опасностию собственной жизни. 2) Два борца в полном действии их членов». В третьей рукописи выражено еще другое предположение: «Приделать у орла медальон с силуэтом графа».
1. Блажен, кто путь устлал цветами. — Расположение периода в этой строфе затрудняет понимание ея; вот естественный порядок слов: «Блажен, кто устлал цветами путь сидевшего об руку царя» и т. д. Стих Чрез поприще на колеснице относится к переезду Екатерины с графом А. Г. Орловым из Петергофа в Петербург (Об. Д.). Словами Притекшего в венце Нептуна означаются подвиги Орлова на море в первую турецкую войну.
2. Примешивал я правды глас. — Здесь слово правда употреблено отчасти в смысле нравоучения, уроков мудрости, с которыми поэт часто обращался к тем, кого хвалил. К последнему стиху строфы он присоединил примечание: «Правда глаза колет: сколь ни хвалили его сочинения, но многим они были весьма неприятны, для чего он и терпел довольно неприятностей» (Об. Д.).
3. Шумихи любят блеск. — Это относится ко всем любимцам императрицы — особенно же к последнему из них, графу Зубову, — «которые иногда и дрянные сочинения предпочитали лучшим, когда в первых их хвалили» (Об. Д.).
4. Из одного благодаренья. — «Автор был уже сенатором и до отставного графа Орлова не имел никакого дела», но помнил добро, которое тот сделал ему в начале его поприща. Еще при Петре III оба встретились в преображенском полку, где Державин был солдатом, а Орлов майором. Обойденный при производстве товарищей в унтер-офицеры, наш будущий поэт за несколько дней до наступления нового царствования отправился к своему майору с просьбой и был произведен в капралы (Об. Д. и Записки его).
5. В его как богатырски дни. — В первоначальные дни царствования Екатерины, когда двор, гвардия и сенат состояли из людей видных, крепких, как духом, так и телом (Об. Д.).
6. Которой бодрый дух младой и проч. — «Императрица Екатерина, будучи молода, имела дух мужественный: решась взойти на престол, сама предводительствовала гвардией и была каждую неделю раза по два в сенате, слушая и реша сама все дела, в первые годы ея царствования» (Об. Д.).
7. На бурном видел я коне и проч. — Вся эта строфа посвящена воспоминанию о знаменитом каруселе, бывшем на дворцовой площади (перед Зимним дворцом) 14 июня 1766 года и устроенном «по предложению графов Орловых, как искусных ездоков», говорит Державин (Об.). На этом каруселе увидели не только всадников в боевых доспехах, но и «дам благородных в броне военной на колесницах, по древнему обыкновению каждого народа устроенных... Одеянье кавалеров богато блистало драгоценными каменьями, но на дамских уборах сокровища явились неисчетные» (Спб. Ведомости 1766 г., 27 июня, № 51). Григорий Орлов предводительствовал римскою кадрилью, а Алексей — турецкою. К этому же пышному торжеству относится 21 строфа в Изображении Фелицы (см. выше, стр. 280, примеч. 18.). В Жизни графа А. Г. Орлова-Чесменского, соч. С. Ушаковым (Спб. 1811, ч. I, стр. 7), упомянуто о слухе, что причиною учреждения каруселя было желание «несколько развлечь Россиян, между которыми начинали обнаруживаться неудовольствие и волнение».
8. Прекрасных вслед Пентезилее. — С этой амазонской царицей, сражавшейся против Греков за Приама и наконец побежденной Ахиллом, «сравниваются здесь те девицы и дамы, которые были в кадрили, ездили на колесницах и снимали дротиками венцы» (Об. Д.). Считаем нелишним пояснит, что естественный порядок слов в двух последних стихах 7-й строфы был бы следующий: «Мой исполин, бодрее Ахилла, низал на дротик венцы».
9. Минерву удержал в паденье. — «Граф Орлов мог удерживать шесть лошадей, скачущих во весь опор в колеснице, схватя оную за колесо». Он спас императрицу Екатерину от неизбежной смерти, когда на устроенных в Царском Селе* высоких деревянных горах она катилась в колеснице и медное колесо выскочило из колеи. Граф Орлов, стоя на запятках, на всем раскате спустил ногу на ту сторону, где была опасность, а рукой схватился за перила и таким образом удержал колесницу (Об. Д.).
* В Царском Селе со времен Елисаветы Петровны была каменная катальная гора, подобная существующей до сих пор в Ораниенбауме. Около того же места, близ турецкой киоски, вдоль нынешних березовых аллей устроены были при Екатерине II деревянные горы, продолжавшиеся через пруд на сваях до залы на острову, — средняя прямая, а две боковые овальные с перекатами; в 1777 году было повелено снимать их (Георги-Безак, Опис. Спб., ч. III, стр 694, и Яковкина Описание Села Царского. стр. 118).
10. Он, в ранах светел, бодр лицом и проч. — В семилетнюю войну гр. Орлов, в то время еще весьма молодой офицер, был ранен и перенес боль с великим хладнокровием. Выражение «на огнескачущих волнах» относится к подвигу при Чесме (Об. Д.).
11. Его покой — движенье и проч. — «В сем куплете описывается образ жизни графа Орлова, т. е. что он любил простую русскую жизнь, песни, пляски и все другие забавы простонародные, так что обращался с друзьями без церемонии и быль благотворителен» (Об. Д.). Это свидетельство подтверждает и биограф графа А. Г. Орлова, говоря, что он «истинно любил все коренное русское», что «дыша, так сказать, русским, он любил до страсти все отечественные обряды, нравы и веселости. Бойцы, борцы, силачи, песельники, плясуны, скакуны и ездоки на лошадях, словом, все, что только означало мужество, силу, твердость, достоинство и искусство Русского, стекалось в дом его» (С. Ушакова Жизнь Орлова, ч. II, стр. 104). Тут же упоминается о его благотворительности: «он полагал первейшим своим удовольствием даже предупреждать просьбы ищущих его покровительства».
12. Я зрел в Ареопаге сонм. — Выше (примеч. 6) сказано, что в сенате были люди мужественные, производившие дела, по тогдашнему времени, с возможною справедливостью и бескорыстием (Об. Д.).
13. Дьяки, взяв шапку, выходили. — «В инструкции дьяков, или обер-секретарей, сказано, чтоб они объясняли сенаторам законы, а когда те не послушают, то, не подписав определения, репортовали бы по своей команде, и потому при Петре Великом нередко случалось, что обер-секретари, увидев несправедливую резолюцию, данную сенаторами, — взяв шапку и поклонясь присутствующим, выходили из сената» (Об. Д.). Поэт, чувствуя несообразность слов: за зерцалом и дьяки рядом с названием Ареопага, отметил в одной рукописи против первого: «На греческом языке сказано: за скрижалями, или перед доской, где законы были написаны», а против последнего: «На греческом — письмоводцы». В Объяснениях прибавлено, что при Ареопаге были чиновники подобные дьякам.
14. Чтоб только свой набить мамон. — Слово мамон употреблено здесь вместо карман на том основании, что в евангельском изречении: «Не можете служить Богу и мамоне» (Ев. Матфея, VI, 24) под словом этим должно разуметь корыстолюбие (Об. Д.) или, вернее, земное богатство.
15. А деньги берегли и нравы. — «При начале царствования императрицы весьма скупы были в государственных делах на деньги и держались крепко русских нравов. Князь Вяземский, быв генерал-прокурором, то и другое рачительно наблюдал до 1780 года, в который нашел князь Потемкин чрез купца (?) Фалеева (ср, выше, стр, 452)* услужить ему на Днепре деревнями, склонил его к своей партии, и с тех пор приметно час от часу слабее стала наблюдаться экономия и правосудие» (Об. Д.).
* «Некоторые из современников Потемкина полагали, будто он действовал под непосредственным влиянием Попова и Фалеева, содержавшего винный откуп в Крыму» (С. Глинки Русск. Чтение, ч. I, стр. 80).
16. ... Не оценяли всякий день. — «За заслуги свои никто не осмеливался требовать награждения, так как и автор, написавший должность экспедиции государственных доходов (Зап. Д., Р. Б., стр. 236) и инструкции о размежевании в Саратове земель и рассмотря множество больших дел, не требовал никакого награждения и награжден не был; а после между министров вошло в обычай, что за безделку, как то например за сделанный откуп и другие неважные работы, докучали о награждениях и получали оные иногда в году не один раз» (Об. Д.)!
17. Пиявиц унимали и проч. — Под этим разумеется, что взятки строго наказывались в первые годы царствования императрицы, наприм. в Калуге воевода Мясоедов привязан был к позорному столбу; «а под конец царствования так было послаблено сие злоупотребление, что, можно сказать, на словах запрещалось, а на деле поощрялось» (Об. Д.). Из последнего замечания видно, что в этой и следующих строфах Державин противопоставляет между собой начало и конец царствования Екатерины II. Ср. сказанное по этому же предмету в Записках его (Р. Б., стр. 387).
18. Зря на небе пятно. — «В дни благополучные, когда предусматривалась какая-нибудь опасность, то не сердились за то, что о ней докладывали; но подбирали паруса, как делают мореходцы, завидя черное пятно или малое облако, называемое коровьим глазом» (Об. Д.).
19. ... Дел со дня на другой. — «Не посылали из рук в руки, т. е. министр к министру, а делал один, кому препоручено было, и не увеличивали, как снежный кубарь, ненужною перепискою бумаг» (Об. Д.).
20. Тогда Кулибинский фонарь... — Иван Петрович Кулибин, нижегородский купеческий сын (род. 1735, ум. 1818), одарен был гениальными способностями к механике и без учения достиг изумительного совершенства не только в устройстве, но и в изобретении самых сложных механизмов, так что в короткое время снискал милость Екатерины, внимание всего ея двора и громкую славу. Он получил место механика при академии наук. Особенно известны два его произведения: модель постоянного моста чрез Неву (1776), находящаяся ныне в здании корпуса путей сообщения, и фонарь (1779), который с помощью обыкновенной свечки светил удивительно ярко и бросал свет чрезвычайно далеко. Новое в то время устройство его заключалось в том, что за свечкой был вогнутый круг, сделанный из множества кусочков зеркала, так что свет огня, чрез отражение в зеркальных частицах, увеличивался во столько раз, сколько было в круге этих кусков. Употребление Кулибинского фонаря было особенно выгодно для освещения длинных коридоров, больших мастерских, маяков и т. п. Это изобретение доставило Кулибину множество посетителей и заказов; но большое число заготовленных им фонарей осталось у него на руках. Однакож и тут его изобретательность помогла ему выйти из затруднения: он выпросил позволение устроить во дворце, с помощию всех этих фонарей, особого рода фейерверк без пороха и дыма. Этот оптический фейерверк вполне удался, и Екатерина наградила Кулибина (П. Свиньина Жизнь Кулибина в Сыне Отеч. 1819 г. № XXVII—XXIX (ч. 55), Нижегородск. губ. Вед. 1845 г., № 11—16, и Ремезова Механик-самоучка, Спб., 1862). Державин объясняет, что Кулибинский фонарь «производит чрезвычайный свет вдали горизонтальною полосою, но чем ближе подходишь, свет уменьшается и наконец у самого фонаря совсем темно». Этим свойством его намекается на «знатного человека или министра, который вдали гремит своим умом и своими способностями; но коль скоро короче его узнаешь, то увидишь, что он ничего собственного не имеет, а ум его и таланты заимствуются от окружающих его людей, т. е. секретарей и т. п.». Тут поэт особенно разумеет тогдашнего «генерал-прокурора Самойлова, который по фавору употреблен был во многие должности, будучи совсем неспособен, что время доказало». Что же касается до возможного возражения критики, что в Афинах не было Кулибина, то Державин напоминает, что «Архимед еще в древнейшие времена имел понятие об оптике и диоптрике, ибо делал такие стекла, которые вдали сжигать могли флоты», почему здесь имя Кулибина и употреблено иносказательно вместо Архимедова.
21. Был не во всех местах потребен. — Самойлову поручены были многие должности: он заведывал сенатом, экспедициею государственных доходов (государственным казначейством), банками ассигнационным и заемным, монетною экспедициею, тайною канцеляриею и другими учреждениями, так что о нем можно было сказать по пословице: гоняясь за многими зайцами, ни одного не поймал. — В той же строфе выражение: Горел кристалл, горел от зарь значит: имел таланты, данные свыше. — Под столпами разумеются подпоры государства, — люди твердые, не так как Зубов, в то время подобный соломе, которая тотчас гнулась, когда кто на нее опирался, «ибо часто случалось, что сам, приказывая что, не мог того поддерживать». — В спартанской коже Персов дух, т. е. в русском теле французский дух. — Не по опушке добродетель, т. е. не лентами отличалось достоинство, а делами. — Не по ходулям великан, т. е. не по чинам, титлам и званиям признаваем был человек великим, но по его уму и деяниям (Об. Д.).
22. Цитируя Ушакова, мы должны заметить, что приводимые нами как здесь, так и ниже строки из его Жизни Орлова заимствованы им почти слово в слово из книжки Н. Страхова Мои петербургские сумерки, Спб. 1810


Источник: