Последний спартанец Глава 12
Получив такое письмо, Зарубин тут же засобирался в Пермь — куй железо, пока горячо, — но буквально на другой день из Москвы пришел телекс: наконец-то вылетают наладчики-французы и везут с собой многострадальный и долгожданный анализатор вторичных ионов.
Вопреки ожиданию, наладчик прилетел в единственном числе. И это был вовсе не Жан, а некий молоденький парнишка, с нежным личиком, которого еще не касалась бритва, и испуганным взглядом загнанного в угол зверька. Он впервые оказался в Советском Союзе, да еще и один, да еще и в такой глухомани. Звали его Франсуа. Русским он не владел совершенно, а по-английски говорил хуже Зарубина.
— Почему не прилетел Жан? — первым делом поинтересовался Зарубин.
— О! Жан — большой специалист, универсаль! Он ехать только для комплекс! — уважительно объяснил Франсуа. — Отдельный узел делать отдельный специалист. Я — специалист для анализатор.
— А месье Барро? Он здоров?
— О, мерси! Он прекрасен! Просил дать вам сувенир... — Франсуа полез в карман и достал прозрачную коробочку с шариковой авторучкой с встроенными электронными часами. — Он заниматься новой выставкой и не мочь приехать.
«Черт бы побрал эти буржуйские манеры! — подумал Сергей с досадой, принимая подарок. — Придется найти ему какую-нибудь сушеную каракатицу. Лучше бы наладчика прислал посолиднее!..»
— Вы давно работаете в фирме? — спросил он.
— Недавно. — Глаза юноши опять сделались испуганными. — Я коллеж этот год закончил.
«Ихний «коллеж» небось, вроде нашего ПТУ! — подумал Зарубин. — Этот мальчик нам все-о-о наладит!.. Как бы опять не получился «производственный брак»!»
Он оказался прав. Франсуа работал целую неделю, пластался, как мог, но добиться от прибора разрекламированной чувствительности так и не сумел.
— Я буду уволенный! — сказал он Зарубину, едва не плача. — Вы написать, что я не хороший специалист, и я буду уволенный!
Сергею стало жаль юного пролетария. Он спросил у Володи и Стаса, сумеют ли они сами довести дело до конца, и, получив утвердительный ответ, написал в протоколе: «качеством работы удовлетворен». Радостный француз улетел с ответным сувениром для Барро — средних размеров коралловым кустом. Он стоил много дороже шариковой ручки.
Едва Зарубин управился с наладчиком, подоспело другое: Мелос начал готовиться к поездке в Москву. Хотя он и проиграл стомильную гонку, на которую столь неосторожно загадал, но от участия в выборах не отказался. Напротив, сказал себе, что было бы непростительным легкомыслием сидеть во Владивостоке и ждать, пока в Москве все само собой устроится. Перед прошлыми выборами он отсиделся, действовал строго по инструкции и — пожалуйста! — получил минимальный балл. Скромность украшает девушку, а человек, желающий чего-то достичь, должен себя подать. Это — принцип номер один. Хоть в Америке, хоть в Советском Союзе! Глупо держаться за инструкцию, когда тебя обходят на спинакере!
Если министр поддержит, успех почти гарантирован. Оборонная отрасль подкармливает немало академических институтов. Их директора всегда голосуют так, как это угодно министру. А потом, для надежности, можно посетить и кое-кого из «бессмертных».
Мелос тщательно составил текст доклада. Кроме больших плакатов для публичных выступлений он собственноручно изготовил уменьшенные копии, сделав для них карманный планшет. Приготовил также пачку семейных фотографий: министр был неравнодушен к домашней жизни своих подопечных..
Самым слабым местом был, конечно, отъезд Эрика. Человеку, от которого уходит компаньон, трудно рассчитывать на солидные кредиты.
«Если я стану членкором, — говорил себе Мелос, — я найду других эриков. Вряд ли мне удастся дожить до создания действующего мозга, но я должен быть уверен хотя бы в том, что дело раскручено как надо и что фирма не обанкротится. Главное, не унести бы свои идеи в могилу. А будет ли эта штука мыслить как человек или как-нибудь иначе, — так ли это важно?»
Мелос и раньше сознавал некоторую шаткость затеянного предприятия: по его предсказаниям, решение такой проблемы, как искусственный интеллект, должно держаться на трех китах — алгоритмизации, схемотехнике и технологии. Но специалистов по схемотехнике ему так и не удалось привлечь, никто не захотел покинуть насиженное место в столичном институте. Правда, некоторые принципиальные вопросы он решил в одиночку, но из одной ноты не родится мелодия. Пока существовала лаборатория Жербова, он мог утешать себя тем, что уж алгоритмизация-то у него на высоте. Теперь положение резко изменилось. Лаборатория исчезла. Те молодые ребята, которые в ней остались, оказались неспособными
работать самостоятельно. Вот как Эрик подбирал кадры!..
«Наверное, Миша в какой-то мере мог бы заменить Эрика, — размышлял Мелос, — но ведь не захотел! Мол, это очередное оружие, я не хочу рыть человечеству могилу! Великий гуманист выискался! Иисус Христос!.. Парни из Пентагона спят и видят, чтобы в России все стали такими гуманистами. Теперь очередной бзик на него накатил — астрология! Решил изучить древние гороскопы и сопоставить с циклами солнечной активности. Ладно, хоть в Штаты пока не торопится ехать, и на том спасибо!..»
Екатерина Ивановна не хотела отпускать мужа в Москву одного:
— Ты там без меня и не поешь толком и спать вовремя не ляжешь. Ты и дома-то весь издергался!
— Ну что ты, Кэт! — успокаивал Мелос жену. — Я же не малый ребенок! Это не первая командировка и не последняя. Нет, нет! Без тебя я буду свободнее! Я еду работать, а не отдыхать! Я буду не один — возьму с собой Зарубина!
Зарубина он решил взять не столько ради дела, сколько для того, чтобы не чувствовать себя одиноким, будет с кем перекинуться словом. Можно было, конечно, звякнуть Бену, и Бен примчался бы в Москву, бросив все дела, но вдруг не получится разговор с министром? Нет уж! Бену он позвонит потом, после победы.
Невезение началось с того, что внезапно заболел водитель Юра. Мелос позвонил в президиум и справился насчет дежурной машины. Ему ответили, что Кирко ждет каких-то гостей и отсылать куда бы то ни было «дежурку» запретил. А в это время к Мелосу уже явился Зарубин, с дорожным чемоданом и в полной боевой готовности.
— Позвони напрямую Кирко, — сказала мужу Екатерина Ивановна. — Ты член президиума, ты имеешь право. Он не посмеет тебе отказать.
Но Мелос не любил обращаться к начальству с мелочными проблемами. Зачем нарываться из-за пустяков на отрицательные эмоции? Вдруг это станет той самой последней каплей? Перед выборами следует быть особенно осторожным.
— Поедем на автобусе! — решил он. — Мы простые люди: не академики и даже не члены-корреспонденты. Простые люди ездят на автобусе.
Зарубин предложил вызвать такси. Екатерина Ивановна его поддержала и даже принялась искать в справочнике номер вызова, но Мелос заявил, что он простой человек и поедет на автобусе. Благо остановка в нескольких шагах от дома. Переспорить его не удалось.
Однако, едва выбрались на загородное шоссе, «Икарус» сломался. Зарубин, вкупе с остальными товарищами по несчастью, принялся бегать по трассе в надежде поймать попутную машину, а Мелос — с чемоданом, портфелем и громоздким футляром, в котором лежали туго скрученные плакаты, — стоял на обочине и нервно кусал губы. Когда, в конце концов, они добрались до аэропорта, самолет улетел. И хотя билеты тут же переоформили на следующий рейс, лишь на час позже, задержка подействовала на Мелоса самым неприятным образом.
— Сергей Андреевич! — обратился он к своему спутнику. — А что вы будете делать, если я, как это у вас говорят, отброшу салазки?
Зарубин посмотрел на Мелоса удивленно и вежливо ответил:
— В таких случаях у нас говорят: типун вам на язык! Вы моложе моего отца, а он еще лет двадцать собирается протянуть. Так что и вы на меньшее не рассчитывайте.
— Спасибо на добром слове! — улыбнулся Мелос.
— А кто ваш отец?
— Слесарь. На шахте работает. Двадцать лет под землей вкалывал, а после пенсии на поверхность перешел, на сортировку. Что я, говорит, дома буду сидеть: телевизор смотреть да водку пить?..
— А мама ваша чем занимается? — Мелос чувствовал неловкость от того, что до сих пор не удосужился поинтересоваться родителями своего зама, и хотел хоть сейчас исправить положение.
— Мама тоже на шахте работала: газомерщицей, чертежницей, потом складом заведовала... А сейчас надомница: вяжет...
— Понимаю! — кивнул Мелос. — Моя мама шила на продажу во время Депрессии — это нас неплохо выручало... Но все-таки возвращаюсь к моему вопросу. Я, конечно, не собираюсь помирать прямо завтра, лет пять-десять еще проскриплю, но вы должны уже сейчас готовиться к мысли, что заканчивать дело вам придется без меня.
— На эту тему не хочу даже говорить, — осуждающе перебил его Зарубин.
Мелос замолчал. Подкатывавшая было тошнота отступила. Он вдруг вспомнил себя десятилетним мальчиком, играющим на флейте на школьном музыкальном конкурсе. Он занял тогда первое место, и это была его первая в жизни победа. Ту флейту ему вручили в качестве награды: это была дорогая и красивая вещь, стоила не меньше двадцати пяти долларов. Как хороший костюм! Потом были и другие победы, он недурно играл на гитаре и на скрипке, мечтал стать музыкантом, прославиться на весь мир, создать свой оркестр. Судьба распорядилась иначе: он стал инженером. Как самый способный в школе к физике и математике, получил рекомендацию и стипендию в Силвер Юнион-колледж, и для родителей это был единственный шанс увидеть хоть кого-то из своих детей дипломированным специалистом. Кто знает, может быть, он стал бы знаменитостью не меньше Элвиса Пресли, если бы не изменил музыке?..
*************************************************
Министр не заставил Мелоса ждать в приемной. Сам вышел к нему, обнял, словно старого близкого друга, пригласил в кабинет.
Здесь было довольно людно: Мелос увидел одного из замов, двух начальников главков, несколько человек рангом пониже. По-видимому, шло небольшое совещание. Люди были все знакомые, и в лад хозяину кабинета они приветствовали гостя радушными улыбками, каждый, пожав руку, норовил еще и похлопать по плечу в знак приязни. Словно и не было пяти лет, в течение которых имя Мелоса было запретным в этом доме.
«Неужели министр поверил тогда, что я в самом деле мечтал занять его кресло? — усмехнулся Мелос — Я хотел лишь немножко самостоятельности!»
— Вы очень кстати, Александр Феоктистович! — объявил министр, занимая свое место во главе огромного стола. — Мы тут как раз обсуждаем предстоящую юбилейную выставку. Вы не могли бы подсказать, какие из ваших изделий следовало бы включить в число экспонатов?
«Да все! — чуть не воскликнул Мелос. — Все мои изделия не стыдно демонстрировать на выставке любого ранга!» Но он сдержался и, скромно улыбнувшись, начал перечислять наиболее значительные. Министр благосклонно кивал, начальник научно-технического главка делал пометки в блокноте, остальные дисциплинированно помалкивали. Министр «проглотил» даже микрокалькуляторы, из-за которых Мелос в свое время схлопотал выговор за невыполнение сроков. Но, когда Мелос упомянул бортовую вычислительную машину для космоса, министр вдруг встрепенулся.
— А разве была такая? — Он вопросительно посмотрел на зама. — Валерий Михалыч! Вы помните, чтобы мы сделали бортовой компьютер при товарище Мелосе?
— Что-то не припомню! — пожал тот плечами.
Мелос даже растерялся: «Они что? В самом деле не помнят?..» Взгляд его метнулся от министра к начальнику главка: «Иван Тарасович! Подтверди!». Иван Тарасович нехотя оторвался от блокнота.
— Мне кажется, что Александр Феоктистович действительно занимался такой машиной, — произнес от тусклым голосом. — Но, честно говоря, я не помню, чем это дело кончилось. Во всяком случае, в космос она не полетела.
Когда Мелос работал в КБ, Иван Тарасович являлся его непосредственным начальником. Однако Мелос частенько действовал через его голову, и отношения у них были не слишком теплыми.
— Вот именно! — подхватил министр. — Именно! Если бы система полетела в космос, я бы знал обязательно! — И он посмотрел на Мелоса чуть ли не с укоризной.
— Я и не сказал, что она полетела, — ничуть не смутясь, улыбнулся Мелос. — Я сказал, что мы ее сделали и сдали комиссии.
— Что за комиссия? — спросил министр, чувствуя, как против воли в нем поднимается досада на этого упрямца, которого даже пятилетняя опала не сделала сговорчивее.
— Обычная комиссия, межведомственная. Все было принято и подписано, как полагается. Машину мы делали по договору с Королевым. А после его смерти она, по-видимому, оказалась не нужна.
— Кто был председателем?
Мелос назвал фамилию генерала, известного специалиста в области электроники.
— Свяжите меня с ним! — кивнул министр одному из клерков.
За те секунды, пока вышколенный службист искал в справочнике и набирал номер генеральского телефона, Мелос успел трижды покрыться холодным потом. Прошло столько лет! Генерал, немолодой уже и тогда, мог за это время умереть. Или его могло просто не оказаться в данный моменту телефона. Или — хуже всего! — он мог все забыть! Конечно, потом можно будет разыскать других членов комиссии, поднять документы... Однако ложка дорога к обеду.
Но генерал оказался молодчиной: не умер, не уехал на дачу и ничего не забыл.
— Как же, как же! — загремел в трубке его совсем не стариковский голос и министр, к немалому удовольствию Мелоса, чуть отодвинул трубку от уха так, что слышно стало всем. — Я отлично помню эту систему! А что, нужна копия акта?
— Нет-нет, спасибо! — поблагодарил министр. — Пока ничего не нужно. Извините за беспокойство.
Он положил трубку и взглянул на Мелоса.
— Один ноль в вашу пользу! — весело произнес он. Министр умел ценить победителей. — Ну ладно, с этим мы разобрались... Все пока свободны! — Он кивнул подчиненным, приглашая их к выходу. — А вас, Иван Тарасыч, попрошу задержаться! И, конечно, вас, Александр Феоктистович!
Начальник главка послушно склонил голову, украшенную ровным, аккуратным пробором. Мелос раскрыл принесенный с собой планшет и начал выкладывать «картинки». Несмотря на удачное начало встречи, он волновался за ее исход.
— Я хочу рассказать о том, что мне удалось сделать за пять лет на Дальнем Востоке...
— Расскажите сперва, как там жизнь! — Министр непринужденно откинулся в кресле, давая понять, что настроен на неторопливый, задушевный разговор. — Как здоровье Екатерины Ивановны? Как дети?.. Я слышал, ваш сын чуть ли не оккультными науками занялся? Какие-то гороскопы, тибетские ламы, ясновидцы! Это он там, на Востоке, нахватался?
«Все знает! — без особого удовольствия отметил Мелос. — И про Эрика, конечно, тоже. Ну, делать нечего, надо держать голову над водой».
— Миша — парень своеобразный! — уклончиво ответил он. — Я стараюсь на него не давить. Кстати, мы с ним в это лето неплохо походили на яхте, заняли второе место в своем классе... — Он разложил перед министром семейные фотографии.
— Прелестная у вас внучка! — Министр задержал в руке снимок Алисы, качающейся в гамаке на фоне цветущей вишни. — Самый счастливый возраст! А мои стрекозы уже школу заканчивают. Сколько проблем с ними! С детьми столько не было.
«Сейчас перейдет к Эрику, — подумал Мелос. Сейчас зацепит!» Под ложечкой у него противно заныло. Однако министр вернул снимки и уже другим, деловым тоном произнес:
— Ну и что же вы там натворили, Александр Феоктистович, на своем Дальнем Востоке? Чем удивите старика?
Мелос внутренне подобрался, словно перед прыжком и холодную воду. А министр нажал кнопку селектора и попросил невидимую секретаршу:
— Виктория Петровна! Два чая, пожалуйста! Мне с лимоном, второй со сливками... Вы ведь пьете со сливками, Александр Феоктистович?
Краем глаза Мелос глянул на третьего, Ивана Тарасовича, который сидел поодаль, подчеркнуто безучастный, но с блокнотом наготове. Этот человек знал свое место и знал субординацию: в этом кабинете чай подают только хозяину и почетным гостям. Пить чай с министром — это вам не шуточки, не хала бала!
— Так точно, со сливками! — отчеканил Мелос с напускной, швейковской покладистостью. — Но вы, кажется, хотели сказать «два чая с лимоном»?
Седые, кустистые брови министра заметно приподнялись. Он вновь нажал кнопку селектора:
— Виктория Петровна! Будьте любезны: не один чай с лимоном, а два! А третий со сливками... — И, насмешливо взглянув на залившееся помидорным цветом лицо Ивана Тарасовича, добавил: — И побыстрее, пожалуйста!
«Два ноль в мою пользу! — удовлетворенно отметил Мелос. — Все-таки независимость — очень полезная штуковина!»
Мелос говорил минут сорок: начал с общей идеи создания компактного кристаллического мозга, который с успехом мог бы заменить человека в любых экстремальных условиях, потом изложил основные физические принципы, которые должны стать краеугольным камнем в технологии такого мозга, обрисовал круг экспериментальных и теоретических задач, которые необходимо решить, после чего перешел к результатам, уже полученным в лаборатории.
— Вы разжились французскими установками? — не сдержал одобрительного удивления министр, взглянув на фотографии. — Поздравляю! Вы всегда умели добыть оборудование. Таких всего пять или шесть в Союзе. Правда, Иван Тарасович обещает в скором времени завалить нас подобными машинами собственного производства. — Он
иронически посмотрел на начальника главка.
Тот шмыгнул, словно школьник, не выучивший урок, и ответил обиженно:
— Вадим Михалыч! Вы же знаете! Одну установку мы уже демонстрировали на ВДНХ. К следующему году сделаем еще четыре. — К чаю он, естественно, не прикоснулся.
Министр задумался.
То, что рассказал Мелос, было заманчиво, было перспективно, даже фантастично. Вряд ли этот человек надеется при своей жизни создать интеллектуальную машину размером с транзисторный приемник. Над решением отдельных кусочков этой задачи бьются многие люди в Союзе и в других странах, но они сегодня в тупике. Мелос ищет выход из тупика. Он не предлагает улучшать старую технологию, он предлагает принципиально новую. Искусственный мозг — это, конечно, журавль в небе, но с помощью новой технологии можно будет делать многослойные интегральные схемы: одно это сразу сулит революцию...
— Кстати, Александр Феоктистович, — обратился он к Мелосу с доброжелательной улыбкой. — Как вы собираетесь назвать свои многослойные схемы? Хорошо бы иметь короткое, емкое название.
Мелос не успел ответить — опередил начальник главка:
— Я думаю, Вадим Михалыч, их следует назвать объемными или трехмерными. В отличие от планарных, двухмерных.
«И мы пахали! — усмехнулся Мелос. — Через несколько лет этот человек будет говорить: «Мы с Мелосом делали трехмерные схемы! Я ему даже название подсказал!» Ладно, Бог с ним, лишь бы палки в колеса не совал».
«И все-таки жаль, что Мелос уже не работает у меня, — подумал министр, глядя на примолкшего гостя. — Несмотря на свою заносчивость и типично американскую склонность во всем первенствовать, даже когда без этого можно обойтись, Мелос человек талантливый. Без него стало спокойнее, но скучнее. Может, предложить ему вернуться? Вряд ли согласится, он человек гордый: вон как меня с чаем уел! Нужно искать какие-то другие пути».
— Вадим Михалыч! — произнес в этот момент Мелос, упрятав улыбку глубоко в усы. — У меня имеется чисто деловое предложение.
— ЧДП? — переспросил министр приветливо. Эта аббревиатура, когда-то запущенная в обращение Мелосом, была до сих пор популярна в отрасли.
— Совершенно верно, ЧДП! — уже совсем весело кивнул Мелос. — Заключается оно вот в чем. Я организую во Владивостоке отраслевую лабораторию, которая будет одновременно подчиняться вам и еще кому-нибудь — Академии или Минвузу. Это мы решим в рабочем порядке… В эту лабораторию я буду передавать фундаментальные результаты своих ученых мужей, а там их будут доводить до технологии ребята с инженерной хваткой. От вас потребуется сущая ерунда: пятьдесят штатных единиц и кое-какое оборудование. Например, одну из установок Ивана Тарасовича... «Хочешь пахать, изволь впрягаться!» — подмигнул он своему бывшему начальнику, чем вызвал на лице того кислую улыбку. — Через пять-шесть лет я гарантирую вам технологию объемных микросхем, которых еще нет нигде в мире.
«Заманчиво! — подумал министр. — И, наверное, реально. Когда-то Мелос предложил сделать первые в мире интегральные схемы, и сделал! Правда, потом американцы нас обошли, но, может быть, с этой объемной технологией мы опять прыгнем вперед? Я, конечно, уже не мальчик, чтобы рисковать, но «буферная» отраслевая лаборатория — это хороший вариант. Можно будет без спешки присмотреться, как пойдет дело. Впрочем, Мелос не из тех, кто с легкостью делится славой. Что-то ему нужно от меня еще, кроме штатных единиц и оборудования. Что же?»
— Продолжайте, Александр Феоктистович! — сказал он. — Я внимательно вас слушаю.
«Пора!» — решил Мелос.
— Через несколько дней соберется сессия Академии, — сказал он, глядя прямо в глаза министру. — Я баллотируюсь в члены-корреспонденты. Я знаю: будь я по-прежнему вашим подчиненным, вы были бы против, да и сам я не стал бы участвовать в этой гонке. Я не коллекционер титулов. Но в Академии титулам придают определенное значение. И ту программу, которую я только что вам нарисовал, я смогу развернуть только в том случае, если стану членкором. Увы и ах! Меня поддерживает наш научный центр, открытым текстом обещали поддержку некоторые академики Москвы, Новосибирска. Но есть люди — вы знаете, о ком я говорю, — которые считают, что Мелос уже сделал все, что мог, что ставить на Мелоса — все равно что покупать уздечку для дохлой лошади. Разве я не убедил вас в обратном?
Министр сдержанно, но очень по-доброму улыбнулся:
— Убедили. Я переговорю кое с кем... Иван Тарасыч! — Начальник главка превратился во внимание. — Срочно подготовьте приказ о создании отраслевой лаборатории при... Как вам лучше, Александр Феоктистович, при Академии или при Минвузе?
— Давайте пока при Минвузе, — секунду поколебавшись, предложил Мелос. — У меня в университете кафедра, там это будет проще организовать.
Уже в дверях, прощаясь с Мелосом, министр, как бы между прочим, промолвил:
— Да, кстати, Александр Феоктистович. Я очень рад, что вы наконец-то расстались с Жербовым. Честно говоря, этот прыткий малый всегда производил на меня неприятное впечатление. Мне даже кажется, что, не будь у вас в КБ Жербова, не произошло бы многих недоразумений.
— Ну уж не знаю! — пробурчал Мелос. С одной стороны, ему понравилось, что в интерпретации министра он не выглядел пострадавшим в инциденте с Эриком, но, с другой стороны, зачем придавать такое большое значение влиянию Жербова на события? Конечно, Эрик много советовал, но решал-то Мелос! — Не знаю, не знаю! — повторил он. — В КБ бы все равно не дали бы мне заниматься искусственным мозгом. Спустили бы еще какой-нибудь ширпотреб типа шариковых ручек с часами или зажигалок с диктофоном.
Министр засмеялся:
— Возможно, возможно! Ширпотреб тоже дело не последнее! Вашим калькулятором я, кстати, пользуюсь до сих пор, — и, пожимая руку, заверил: — Постараюсь сделать все, что в моих силах. А насчет отраслевой лаборатории держите связь с Иваном Тарасовичем — он будет курировать этот вопрос.
Иван Тарасович тоже сунул Мелосу руку и дружески улыбнулся.
В гостиницу Мелос вернулся в состоянии эйфории. Перепрыгивая через две ступеньки — лифт он не любил, — взбежал на шестой этаж. В номере его должен был ожидать Сергей Зарубин.
Из-за наплыва солидной публики на сессию Академии Зарубину не удалось устроиться в гостиницу, остановился у одного из своих московских приятелей. Но у приятеля не было домашнего телефона, а Мелос хотел иметь возможность связаться с Зарубиным в любой момент. Кроме того, Мелосу мог позвонить кто-нибудь из нужных людей, сообщить что-нибудь важное. Поэтому договорились, что Зарубин подежурит в номере, и теперь Мелос торопился поделиться приятными новостями.
Он толкнул незапертую дверь.
Зарубина в номере не было, зато в кресле сидел, заложив ногу на ногу, Бен Стоун собственной персоной — с гаванской сигарой в зубах и с развернутой «Дейли уоркер» в руках. Внешне он так и остался тем же нескладным, но импозантным бруклинцем, каким приехал в Союз почти тридцать лет назад.
— Старая вешалка! — воскликнул Мелос. — Как я рад тебя видеть! Весь день только о тебе и думал!
— Оставь свои басни для Кэт! — Бен перебросил сигару в другой угол рта и обнажил в улыбке лошадиные зубы. — Я сижу тут с утра, голодный, как десять пикетчиков, а мне все звонят какие-то красивые женщины и просят к телефону Александра Феоктистовича! Когда ты успеваешь их обольщать?
— Так я тебе и поверил! — в тон ему ответил Мелос. — Стоило бы позвонить хотя бы одной, ты бы тут же умчался к ней на свидание!
— Какие свидания, Эл! В мои-то годы? — Стоун был старше Мелоса на три месяца. — Где мне угнаться за таким живчиком, как ты!
— Откуда ты узнал, что я в Москве? Кэт, небось, не удержалась? А я хотел тебе сам позвонить. Ты подпрыгнешь до потолка, когда узнаешь, где я был только что!
— Нет, дорогуша, Кэт тут ни при чем! — невозмутимо попыхивая сигарой, ответил Стоун. — Она у тебя проверенный конспиратор. У меня есть другие каналы. Я, конечно, понимаю: это не выборы в губернаторы Калифорнии и даже не выборы в школьный попечительский совет! Но я представил, как у тебя дрожат коленки, и решил приехать, подавать тебе успокоительные капли.
— Капли можешь оставить для себя! Скажи лучше: куда ты спровадил парня, который сидел тут в номере? Он должен был дожидаться меня как гвоздь, забитый по самую шляпку!
— Не сердись на него. Твой парень был очень несговорчив, хотя и шатался от голода. Мне стоило большого труда уговорить его пойти пообедать и уступить на часок сей боевой пост. Кстати, если без шуток о прекрасных дамах, то тебе звонил некто Кудымов. Просил связаться с ним вот по этому телефону. — Стоун протянул клочок газеты с корявой строчкой цифр.
— О! — Мелос радостно выхватил у него бумажку. — Это мужик из Владивостока. Кудымов Маркел Нилыч, член-корреспондент, спец по дельфиньему языку, акупунктуре и прочей хиромантии. Он обещал меня свести кое с кем перед выборами... — Он тотчас же придвинул к себе телефонный аппарат и снял трубку.
— Когда выборы? — поинтересовался Бен. — Как вообще твои дела?
— Извини, старина, — ответил Мелос, набирая поспешно номер. — Сейчас я позвоню Маркелу, а потом мы с тобой спустимся в ресторан и я все расскажу. Я сегодня был у министра!..
Свидетельство о публикации №225010802012