Глава 37. Исповедь двух сердец

Ранняя весна еще не вступила в свои права, и тонкий слой снега покрывал землю, словно небрежно наброшенный саван. Вечерние сумерки окутали небольшой парк, затерявшийся среди домов, и лишь тусклый свет фонарей рассеивал тьму, отбрасывая на снег причудливые тени. Голые ветви старых деревьев, похожих на скрюченные пальцы, тянулись к небу, а воздух был наполнен предчувствием тепла и легким ароматом талого снега. Парк казался пустынным и тихим, лишь легкий ветерок шелестел ветвями и изредка скрипел снег под ногами.
Вера и Самир неторопливо шли по узкой, петляющей тропинке. Вера куталась в свою черную куртку, и из-под шапки выбивались волнистые пряди волос. Она то и дело оглядывалась по сторонам, словно стараясь запомнить каждую деталь этого тихого, уединенного места. Самир, в своей темной куртке с красным капюшоном на голове, шел рядом, его походка была расслабленной и непринужденной. Его старые, но красивые ботинки уверенно ступали по снегу, а взгляд был устремлен вперед, куда-то в туманную перспективу тропинки.
Они молчали, но молчание не было тягостным или неловким. Скорее, это было молчание, наполненное пониманием и доверием. Они словно чувствовали, что им нет нужды спешить со словами, что они могут просто наслаждаться тишиной и уединением этого места. Идти вот так, рядом, просто слушать тихий скрип снега под ногами и чувствовать предвкушение тепла в холодном весеннем воздухе.
В этом тихом парке, среди теней и под тусклым светом фонарей, казалось, что все проблемы и заботы мира отступают на задний план. Остаются только двое людей, которые медленно идут по заснеженной тропинке, готовые к разговору.
— Как твой день? — спросила Вера, слегка повернув голову в сторону Самира. Ее голос звучал тихо, почти шепотом, словно она боялась нарушить тишину парка.
Самир на мгновение задумался, а затем пожал плечами.
— Ничего особенного, — ответил он, — обычная суета. Работал, потом забежал в магазин за продуктами, потом… — он замолчал, словно не хотел перечислять всю эту рутину. — А твой?
— Мой… — Вера вздохнула, — тоже ничего интересного. Учёба, потом библиотека, потом опять учёба. Кажется, что дни сливаются в один сплошной серый поток.
Они прошли еще несколько шагов в тишине, и лишь тихий скрип снега под их ногами нарушал покой парка.
— Знаешь, — вдруг сказал Самир, — иногда я думаю, что мы просто выполняем какие-то запрограммированные действия. Просыпаемся, идем на работу, едим, ложимся спать. И так каждый день. Где во всем этом смысл? Мы как будто загружены в матрицу.
Вера остановилась и посмотрела на него с легким удивлением.
— Ты думаешь, что жизнь — это бессмысленная рутина?
— Нет, я не говорю, что она бессмысленна, — ответил Самир, слегка нахмурив брови. — Скорее, я думаю о том, как часто мы просто упускаем из виду что-то важное. Мы так заняты своими делами, своими заботами, что забываем о самом главном.
— И что же, по-твоему, самое главное? — спросила Вера, с интересом глядя на него.
Самир остановился и повернулся к ней, так что их взгляды встретились. Красный капюшон его куртки отбрасывал отсвет на его лицо.
— Я думаю, что самое главное — это… — он сделал паузу, словно подбирая слова. — …это настоящие моменты. Когда ты по-настоящему чувствуешь жизнь, когда ты не думаешь о прошлом или будущем, а просто находишься здесь и сейчас.
Вера задумалась над его словами, и они снова двинулись дальше по тропинке, теперь уже более медленно.
— Настоящие моменты… — повторила она, — это когда ты чувствуешь себя живым, разве не так?
— Наверное, — ответил Самир, — когда ты не боишься быть собой, когда ты не играешь какую-то роль, а просто позволяешь себе быть.
— Но как этого достичь? — спросила Вера. — Как перестать жить по инерции и начать по-настоящему чувствовать?
Самир усмехнулся.
— Это вопрос, над которым я сам постоянно размышляю, — сказал он. — Может, для начала нужно научиться замедляться и просто смотреть вокруг.
— Может быть… — пробормотала Вера, подняв голову и посмотрев на голые ветви деревьев, которые тянулись к небу. — Может быть, ты прав…
Самир внимательно посмотрел на Веру, словно пытаясь разгадать ее мысли.
— Ты знаешь, — медленно произнесла Вера, — когда ты говорил о том, что мы просто выполняем запрограммированные действия, я вдруг подумала… а что, если я сама не знаю, как жить по-другому? Что, если я застряла в какой-то рутине, и не вижу выхода?
Самир кивнул, словно понимая ее.
— Я знаю, о чем ты говоришь, — ответил он, — иногда кажется, что мы не контролируем свою жизнь, а просто плывем по течению.
— А что, если это течение несет тебя совсем не туда, куда ты хочешь? — спросила Вера, ее голос звучал грустно.
— Тогда, наверное, нужно попытаться выплыть, — ответил Самир, — или, хотя бы, попытаться разглядеть берег.
Вера вздохнула.
— Я не знаю, как выплыть. Я чувствую себя так, словно я в ловушке.
— В какой ловушке? — спросил Самир, его голос был мягким и полным сочувствия.
Вера посмотрела на него, словно сомневаясь, стоит ли говорить.
— Ну, — начала она неуверенно, — у меня… у меня проблемы с мамой.
Самир молчал, давая ей возможность продолжить.
— Она… она очень строгая, — сказала Вера, понизив голос. — Она всегда недовольна мной. Чтобы я ни делала, ей всегда что-то не нравится.
— Это тяжело, — сказал Самир, — когда не получаешь одобрения от близких людей.
— Это не просто “недовольство”, — прошептала Вера, — она… она может быть очень жестокой.
Самир нахмурился.
— В чем это выражается? — спросил он осторожно.
Вера отвела взгляд и посмотрела на снег под ногами.
— Она… она часто кричит на меня, — тихо произнесла она. — Говорит, что я никчемная, что я ее разочарование. Она говорит, что я вся в своего отца…
Голос Веры дрогнул, и она замолчала. Самир не торопил ее, он ждал, пока она наберется сил, чтобы продолжить.
— Она… — Вера снова вздохнула, — она может быть очень… раздражительной. Иногда она может выйти из себя из-за какой-то мелочи, и тогда… тогда лучше вообще не попадаться ей под руку.
Самир помолчал некоторое время, словно обдумывая ее слова.
— Ты не должна это терпеть, — наконец сказал он, — никто не должен терпеть такое обращение.
Вера снова посмотрела на него.
— Но… но она моя мама. Я должна ее любить, разве нет?
— Любовь — это не оправдание для жестокости, — ответил Самир, — любовь должна приносить радость, а не боль.
Вера снова опустила голову.
— Иногда мне кажется, что я заслужила это, — прошептала она. — Может быть, я действительно такая никчемная, как она говорит.
Самир покачал головой.
— Это не правда, — сказал он, его голос был твердым, но мягким. — Ты не заслуживаешь такого отношения. Никто не заслуживает.
Вера посмотрела на него с благодарностью.
— Спасибо, — тихо проговорила она, — мне нужно было это услышать.
Самир взял ее руку в свою, и их пальцы на мгновение сплелись.
— Знаешь, — сказал он, — в жизни бывает так, что нам приходится справляться с разными трудностями. Но важно помнить, что мы не одни. И всегда есть кто-то, кто готов поддержать нас.
Самир некоторое время молчал, обдумывая слова Веры. Его взгляд был устремлен куда-то вдаль, словно он заглядывал в глубины своего прошлого.
— Знаешь, — тихо произнес он, — ты не одна, кто сталкивался с жестокостью в семье. У меня тоже было… не очень легкое детство.
Вера внимательно посмотрела на него.
— Нелегкое? — переспросила она. — Что ты имеешь в виду?
Самир снова посмотрел на снег под ногами, словно не решаясь начать свой рассказ.
— Мой отец… — начал он, и в его голосе послышалась грусть. — Он был… странным человеком. Он был азербайджанцем, и у него был очень вспыльчивый характер. Он часто ссорился с моей мамой.
Вера молчала, слушая его с интересом.
— Однажды, — продолжил Самир, — когда мне было лет шесть, а моей сестре восемь, он просто… взял нас и увез в Азербайджан.
Вера удивленно вскинула брови.
— Похитил?
Самир кивнул.
— Да, фактически похитил. Он увез нас без ведома мамы, в чужую страну. Мы долго жили там, в какой-то деревне, совсем вдали от цивилизации. Я помню, как скучал по маме, по дому.
Голос Самира дрогнул, и он остановился, чтобы перевести дух.
— Это было страшно, — тихо сказал он. — Мы совсем не понимали, что происходит, почему нас увезли. Мы все время плакали и спрашивали про маму.
— Как вы вернулись? — спросила Вера, ее голос звучал с тревогой.
— Это было чудо, — ответил Самир, — честно говоря, я не знаю всех подробностей. Мама нашла нас, обратилась в полицию или что-то в этом роде. В конце концов, нас вернули в Россию.
Самир помолчал немного.
— Я помню тот день, когда мы вернулись, — произнес он, глядя вдаль. — Я думал, что все ужасы остались позади, но… на самом деле, это было только начало.
— Что ты имеешь в виду? — спросила Вера.
— Я имею в виду, что жизнь не всегда бывает легкой, — ответил Самир, — что даже после тяжелых испытаний могут быть новые трудности.
Он замолчал, словно погрузившись в свои воспоминания. Вера взяла его руку и крепко ее сжала, выражая свою поддержку и сочувствие.
— Я не могу представить, что ты пережил, — сказала она, — это должно быть ужасно.
— Было нелегко, — согласился Самир, — но я выжил. И это самое главное.
— Я помню тот день, как вернулись, — продолжил Самир, — словно в тумане. Все было по-прежнему, но одновременно и чужим. Мама… она была другая. Забилась в себе, и я… я ощущал это, словно ледяной воздух пробирал до костей. Потом началась юность. Обычная, но в то же время такая одинокая. Школа, улица, подворотни… Все пытались найти свое место, а я… я просто искал себя.
— И нашел ли ты? — спросила Вера, ее голос был мягким, полным сочувствия.
— Наверное, нет, — вздохнул Самир, — но я встретил ее. Девушку. Красивую, умную, с глазами, как звезды. Мы были вместе, будто это было написано в судьбе. Мы смеялись, плакали, делили друг с другом тайны. Но все проходит, как песок сквозь пальцы. Она ушла. И осталась лишь пустота. Большая, чернеющая пустота.
— Почему? — тихо спросила Вера, ее голос слегка дрожал.
— Деньги, — ответил Самир, — всё решали они. Я беден. Да и... может, не дорос, может, не увидел чего-то важного. Просто… все закончилось. Остались только эхо ее смеха, ее слов, ее близости… и растущая пустота внутри меня.
— И тогда… — продолжил Самир, его голос стал тише, — началось другое. Я стал уходить от реальности. Наркотики… Они казались убежищем, возможностью забыть боль. А потом… потом я видел лишь туннель, в конце которого был лишь кромешный мрак.
Вера молчала, наблюдая за выражением его лица.
— Холодный мрак. Я видел, как качусь вниз, как теряю смысл. Притоны, грязь, боль… — его взгляд был отрешенным, но в нем проступали воспоминания о ужасе. — Невозможность остановиться. Постоянное падение, и все равно никуда не уйти, словно привязан к какой-то неведомой силе. Я ходил по краю пропасти, и один раз я, словно очнувшись, увидел этот конец, это безвозвратное падение. И тогда я принял решение.
— Решение? — спросила Вера, глядя на Самира с удивлением.
— Да, я понял, что это конец. Консерватория жизни, в которой я играл, рушилась на глазах. Я должен был остановиться. Я отправился в клинику, на лечение, — голос Самира дрогнул, — я должен был перевернуть страницу своей жизни.
— И что дальше? — Вера слушала с вниманием, не отводя от него взгляда.
— Потом, — продолжал Самир, — я нашел другую дорогу. Я встретил людей, которые дали мне надежду, помощь. В какой-то момент я понял, что нужно найти смысл, не в пустоте, а в чем-то более высоком… И тогда… тогда я обратился к религии. Это не было неожиданность, я долго к этому шёл. Все сложилось, как пазл. Я нашел поддержку и смысл в вере.
— В чем этот смысл? — спросила Вера.
— Это не просто вера, — ответил Самир, — это понимание, что в жизни есть истинная ценность. Ценность не в пустоте, а в смирении, доброте, в настоящем, которое нужно ценить и уважать.