Реляция из Шемаха от 1 октября 1719 года Петру I

Реляция [донесение Флорио Беневени] из Шемаха от 1 октября 1719 года Петру I

«Всемилостивейший царь государь. Всепокорно доношу Вашему Величеству, что я вместе с бухарским послом 4-го июля [1719 года] прибыл к персидскому берегу в Низовую [Низовая пристань — прим. А.А.], где получил я от их Шемахинского хана письмо одно, в котором всяким удобством и вспоможением ласкал нас. Вместе с тем, 20 дней продержал нас, пока конные повозки были присланы к нам. А как сюда прибыли, против обещания нам учинено не было, но всякая противность показана. Вначале 22 дня вне города нас продержали. А как они, принявши с некоторою ласкою, до сего числа удерживают нас, пропуску нам не отказывают, но манными словами, будто от их шаха об нас указ не получили, и отпуску время протягивают.

По моим сведения, существо дело сие есть: как чюлфяне армяне 6 с первыми судами прибыли, весьма Величество Ваше обнесли сему хану, а именно что Вы имеете войну жестокую с цесарем и с другими потентами. Грамоты Ваши и рекомендации почитать не стали, и для того их хан в своей к нам ласке вдруг перемену показал, пока другие наши судна прибыли в Низовую, и получше осведомился российского состояния. А меж тем капитан поручик фон Верден проходом появился в Низовой, от которого маленько устрашились [Карл Верден, ум. в 1731 году; в 1719 году Пётр Великий дал ему поручение описать и нанести на карту западный берег Каспийского моря, начиная от устья Волги до Астрабада и до реки Куры, и затем, проверив раньше составленное описание восточного берега, сделать генеральную карту Каспийского моря. По данной Петром инструкции Верден везде должен был распространять слух, что описание делается исключительно с коммерческими целями. Работы Верден проводил вместе с гидрографом Ф.И. Соймоновым. Из этой экспедиции Верден возвратился в 1720 году. В персидском походе 1722–1723 года Верден командовал всеми ластовыми судами. Он доставлял к Дербенту артиллерию, боеприпасы и провиант — прим. А.А.].

И вместо трёх кораблей 20 почли. А меня спрашивали, за каким делом оной по сему Каспийскому морю так многочисленно вооруженно гуляет, на что я им удобной ответ отдал. Потом получил я ведомость из Астрахани, что Ваше Величество весной некоторую викторию получили и великие приготовления против неприятеля чинятся, чего ради, их хан получше нас стал почитать и ласково принимать. Однако ж не без заговорки спрашивая меня: за каким делом посылал я к бухарскому хану, и его посол давно ли к Вашему Величеству из Бухарин приехал, за каким делом? И для чего назад тою дорогою не возвратился этот посол? А наипаче объявлять стал мне, что отчасти узбеки народ неприятелями является шахскому величеству. И осведомился я от посторонних людей, что хан меж своими переговаривал, поскольку Ваше Величество в начале войны с шведом шахское величества посла через свои земли к шведскому королю пропустить не изволили, что также не надлежало бы и нас через шахские области пропускать.

Это мне не именно объявлено, но мнение их было такое. А что надлежит до присылки бухарского хана посла и моей посылки ко этому хану, надлежащей ответ подать [мне следует]. От шахского величества до сих не один курьер прибыл сюда, однако же нам никакого определения не учинено. Сколько натрудился я, чтоб грамоту Вашего Величества отправить к шаху и объявить о моем приезде, этот их хан не допустил, но еще заказывал, чтобы я никого не посылал и на заставах именно никого не велено от моих пропускать, что поскольку шахское величество в Казвине. А мне путь надлежит через Казвин, и оную грамоту я сам могу шахскому величеству поднести. И поскольку зима настает и последний путь нашим суднам к Астрахани, требовал я последней резолюции у хана с великим дерзновением, для чего он меня и бухарского посла удерживает, чтоб мне он именно объявил причину, и, если от шахского величества — пропуску позволение, чтоб во оправдание мое Вашему Величеству мог донесть. Или назад возвращаться, а не напрасно здесь столь временно мешкать. На что этот хан мне ответствовал, что будто на сих днях ожидает от шахского величества указ, чтоб меня и бухарского посла со всякою честью и удовольствием отправить в Казвин.

Также по премногу просил, чтоб на несколько дней ещё претерпел и объявил бы Вашему Величеству, что за великими делами, которые ныне шах имеет, сколько время здесь замешкались и указы про нас получить не мог. И что по Вашему царскому желанию пропуск нам через шахские области со всяким удовольствием и охранением учинен будет. Сколько я не трудился, проведать не мог, за какую причину нас здесь одержали. Но только осведомился, будто сперва нам доброго лица не показали и в мнении было нас не пропускать, для того фальшиво осведомлены доброго и счастливого состояния от Вашего Величества, а потом, когда услышали подлинные ведомости, стали вновь нас ласково почитать, и слышал я подлинно, что ожидается на сих днях новой курьер об нас, а что будет, не ведаю; доношу Вашему Величеству, что здесь наша лишняя задержка меня и моего товарища посла в полное разорение приведет. А меня — тем более, поскольку этому послу принужден домашние его нужды управлять деньгами и прочим ссудить. Жалуется оной, что деньгами оскудел и себя содержать не может через долгое время на чужой стороне, а мне столько мочи нет. И ежели пропуск нам будет, что на сих днях ожидаем, то подводы и прочее нам заплатить и подыматься на такую дальнюю дорогу не без малой трудности будет. А по готовности послу бухарскому подняться невозможно, для того что имеет людей много.

До сих пор на свои деньги кормимся, а от сего хана, кроме квартиры, ничего не видали, а на их обещания и ласку надеяться невозможно, понеже люди самые лгуны и весьма в слове не постоянны, что часто слово переменяют. Нынешнее здешнее управление самое плохое, а лучше сказать варварское. Сей новый хан из своей головы ничего не делает. Другие, которые при нем, своевольно управляют делами и обиды великие делают в народе. Ежели б я не был здесь, наших русских в пущее разорение привели. Кое-как по сю пору заступаю их, также и в долгах не малых, которые имеют на здешних начальниках. Ноне слово есть такое, что шах, опасаясь от набегов хивинских и трухменских с стороны мечетской, с войском сам туда ехать намерен.

В последних числах марта мечетской хан с двенадцать тысяч войска меж Мавром и Мечетом хивинцев, трухменов и узбеков хивинских восемь тысяч победил; после как оные хивинцы из-под Мечета возвращались с великим пленом, который во округе Мечета, а именно десять тысяч военнопленных везли, и те все от помянутого хана назад отняты, а хивинцев четыре тысячи на поле остались изрублены, а остальные бегом ушли. Того ради, хивинцы и трухмены стали грызться на персиян и жестокой над ними реванш сыскать грозятся. Ежели бы не имели опасности и страху от Вашего Величества, с той стороны летнею порою давно б вновь под Мечеть приехали. Хивинской посол, который отпущен к шаху из Хива прежде вышеупомянутого их побеждения и набегу их в земли шахские с мечетской стороны, при шахе в Казвине задержан, которого чуть и не казнили, имея мнение, что он силы за собою привел. А он себе оправдание учинил, что набег учинен с мечетской стороны не от хивинцев, а от трухменов, и тем себя на время выправил и от смерти избавился.

За неделю езды от Мечета в сторону в нарочитой [известный] персидский город Ирад, которым года с два как афганский народ завладел, ноне шах под командою мечетского хана великие войске посылал, чтоб оной город назад возвратить, однако ж от помянутых афганцев на главу побиты и сам хан с сыном убит на баталии. Бывший Милитинский [Имеретинский] князь Вахтанг, который при шахе под арестом сидел, освободился и от шаха паки Милитинским ханом поставлен. Въезд его в столицу учинился 15-го августа. С начала самого вдруг весьма жестоко стал поступать и больших бояр милитинцов немалое число, на которых имел подозрение недружбы, переказнил. Некоторые секретно, а некоторые и явственно сказывают, что ноне, после принятия басурманского закона, — в отмене [особенно жесток], только до своих фамильных склонен является.

Лезгин, которые отсюда недалеко в горах живут, Шамхальские и другие, обиды великие чинят шахским подданным. Прошедшей зимы хана здешнего, Шемахинского, который послан был с войском против [лезгин], оного [от них] уходили, а последней зимой [т. е. текущей зимой], опасаясь, чтоб набегом не ударили сюда, на Шемаха, шах повелел этому новому хану [Шемахинскому] с войском подняться против упомянутых лезгин, также Милитинский князь Вахтанг с своим Милитинским войском вместе с ханом от Гянджи к тому ж походу определен.

Слышу, что хан и другие господа рады новоприезжему в Низовую французскому консулу, поскольку давно как персидский двор ожидает французских кораблей на том Персидском море [Персидском заливе] в Бандар-Аббасе. Поскольку и там народ некоторой от владения персидского отцепился и завладел некоторыми островами на помянутом море, при которых островах жемчужная ловля была. И шах немалые доходы с тех ловель имел. Сколько купецких кораблей из Франции послано, не ведаю, однако ж персияне через посредство французское с помянутыми купецкими кораблями потерянные острова назад возвратить уповаю.

Вашего Величества нижайший раб Флорио Беневени. Из Шемахи 1-го октября 1719 года. Получено в г. Санкт-Петербург 20-го января 1720 года».

Подготовил с примечаниями: ‘Али Албанви

Литература

1. Княжецкая Е. А. Новое о карте Каспийского моря К. П. Вердена и И.Ф. Соймонова // Известия ВГО. Т. 102. 1970. С. 271–277.

2. Посланник Петра I на Востоке. Посольство Флорио Беневени в Персию и Бухару в 1718–1725 годах. М., Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1986. С. 36–39. [Электронный ресурс] Режим доступа: свободный. — Загл. с экрана (дата обращения: 08.01.2025). — Яз. рус.