Участок

«Участок»
Юмористический рассказ
Автор: Мичурин Данила


На одной из самых непримечательных и маленьких железнодорожных станциях на просторах нашей большой Родины во всю мощь трудился Денис Романович Плюхт. Обычным мастером на небольшом железнодорожном участке возле речки Лежанки. Низенького роста, с мозолистыми жёлтыми пальцами от сигарет, с грязными, в мазуте ногтями. Кудрявый, небрежно одетый, в вечно засаленных брюках, в одной и той же протёртой в плечах кожаной куртке, с первого взгляда производил впечатление замызганного, немного запуганного человека, даже слегка обиженного тяжёлой жизнью. Но как только стоило ему открыть рот, как оттуда, чуть ли не сразу начинали выходить грубые, многослойные фразы, уничтожающие моральный облик воспитанного в семье потомственных врачей человека. Он единственный из всей родни, кто пошёл не по стопам своего прапрадеда. Возможно, тем и лучше для нас с вами. После утренней планёрки по топоту ног в кабинете и по настроению окружающих можно было сделать определённые несложные выводы о текущем положении дел. Работа могла быстро закипеть и превратиться в нескончаемую гонку людей в оранжевых жилетах или, наоборот, в ленивую ходьбу от одного рельса к другому. Бывало даже так, что мы весь день просто перекладывали резинки или болты. Сортировали накладки в аккуратную кучу, то есть придумывали себе любое занятие, чтобы хоть как-то занять себя до конца рабочего дня. А случалось и наоборот, но реже, что мы возвращались поздно вечером, примерно к девяти часам, голодные, уставшие от жары, от тряски в транспорте, да и в целом от этой работы. Желание уволиться в такие моменты возрастало вдвойне. Но это на самом деле не самое интересное, что происходило на этом клочке, пропахшим шпалопропиткой и калёным металлом.

Каждую неделю в среду к нам в обязательном порядке из города приезжала проверка: Михал Михалыч, Дмитрий Сергеевич и Данила Александрович. Каждый из них представлял особый элемент в нашей рабочей среде.
Михал Михалыч проверял только внешний вид и состояние пути, геометрию рельсовой колеи, а также то, насколько мы понимаем свою работу. Он обожал смотреть, как замученные путейцы выправляют путь. Исправление продольного путевого профиля с одновременным упрочнением балластного слоя стоило огромных сил и знаний. Но когда на улице жарило до плюс сорока градусов, мы просто искали любое подходящее укрытие от палящих солнечных лучей, чтобы не сойти с ума и окончательно не потерять человеческий облик. Вы хоть раз видели, как шесть одинаковых человек стоят возле столба аккуратной шеренгой именно там, куда падала вытянутая тень, которая с движением солнца неизбежно заставляла людей двигаться дальше. Проверка Михал Михалыча была сконцентрирована именно на такой работе, где человек уставал больше физически, чем морально.
 
Дмитрий Сергеевич действовал совершенно иначе. На нашем участке одной из главных проблем была излишняя растительность вдоль железнодорожных путей. Сколько бы мы с ней не боролись, всё без толку. Кто-то нам даже рассказывал, что великий селекционер-ботаник Мичурин Иван Владимирович лично высаживал особый кормовой сорт для домашних животных, который мог разносится на тысячи километров по ветру, а затем приживался в абсолютно любой почве. И, видимо, что этот самый стойкий сорт попал именно на наш участок. Дмитрий Сергеевич, зная некоторые подробности агротехнического прогресса, лично привозил нам разного рода химикаты, секаторы, триммеры для покоса травы и мелких кустарников. Но каждый раз к его следующему приезду всё вырастало заново. И все наши старания были впустую. Одно время мы фотографировали, снимали на видео, как выглядело окружение до и после работ. Некоторое время нам, конечно, верили, а потом начальники, посовещавшись, начали сомневаться в действительности происходящего. После чего уже сам Дмитрий Сергеевич начал ссылаться на фотошоп и видеомонтаж. Чего мы тогда, конечно же, не умели делать, и у нас просто на просто не было на это свободного времени.

Данила Александрович проверял помещения станции, околотков, любых зданий, которые встречались ему на пути. Даже уличный туалет входил в его сферу влияния. Любой железнодорожник без жилета или не застегнутой рабочей одежды мог лишиться премии, нервных клеток и желания работать на всю оставшуюся неделю. Проверка знаний по охране труда была порой настолько суровой, что наш начальник не всегда мог ответить на его вопросы с первого раза, специально переспрашивая по несколько раз, чтобы хоть как-то оттянуть время на себя. Обычные же работяги страдали больше всего. Вонзающий взгляд прямо в душу пропахивал внутри огромные борозды, заполненные страхом и предстоящей вечерней невралгии. Новички после его проверок уходили на больничный или сразу писали заявления по собственному желанию, что не особо нравилось нашему начальнику. И вот в один из таких дней, когда намечалась очередная проверка, он решил неожиданно всех удивить.
Во вторник рано утром, после короткой планёрки, мы полным составом стояли в кабинете у Дениса Романовича. Он нервно жевал остаток зубочистки, стучал пальцами по столу и пытался раздавать указания удивлённым от столь неприятных известий бригадирам. Предстоящая работа обещала тяжкий труд на протяжении всего дня. Сигналисты, побросав флажки, испуганно топтались вокруг курилки. Матёрые путейцы докуривали крепкие сигареты, затем вальяжно брали в руки по два-три триммера на одного человека, лопаты, топоры, защитные экраны от сучков. И только потом, после всех своих приготовлений "чуть-чуть" недовольные выходили к пикетным столбам, откуда начинали выполнять свою работу. Кто был поумней-похитрей, хватал ломы, кувалды, торцевые ключи, прочий инструмент, перешагивал через череду ржавых рельсов, закидывал всё это металлическое добро в КАМАЗ, не хотя запрыгивал сам и уныло уносился вдаль по неровной пылевой дороге, полной увлекательных приключений, где уже поджидали новые незабываемые ощущения. Кто же был послабее физически или после больничного убирался в помещениях, выносил бытовой мусор, помогал уборщице Елене Петровне мыть полы, протирать стёкла от мазутных пятен и уже морально готовился вместе с начальником встречать завтрашнюю проверку. Всё было почти идеально…

Среда. Ранее утро. Небольшой дождь то начинался, то заканчивался с лёгким дуновением ветра. Деревья качались, словно хмельные мужики возле рюмочной на Пономарёва. Солнце не было видно. Почти завядшие одуванчики напоминали, что природа ещё жива и нескоро уйдёт на покой. В дали гремел гром. Бабушки и дедушки стояли в очередь на автобус. Народ суетился. Но в моей душе всё было не так. Не было того спокойствия, что раньше таилось внутри меня. Обстановка вокруг предвещала что-то немыслимое, неосуществимое до сих пор. Мои размышления были абсурдны. Я знал, что эта проверка закончится, как и все остальные, но мне хотелось верить в лучшее. Совсем рядом послышался гудок локомотива. Птицы перестали петь, собаки с лая перешли на вой. Служебный вагон подкрадывался к перрону. Я перестал разглядывать окружающие вокруг меня вещи, полностью сконцентрировавшись на происходящим. Я встал около входа в помещение, где хранился рабочий инструмент. Наблюдая издалека, чуть прищуривая глаза, я видел, насколько сильно волновался Денис Романович, глядя на слишком блестящие рельсы. Он чуть ли не падал в обморок от напряжения, витавшего вокруг, проникающего в самые маленькие клетки непростого, не до конца изученного человеческого организма. Протяжно заскрипели тяжёлые тормоза. Выдохнув горячей струёй воздуха из-под колёсных пар, локомотив не спеша протянулся на пару метров к служебному проходу. Вагон медленно остановился. Из него боком, еле помещаясь в тамбуре, вылезли три толстячка в не застегивающихся до конца синих пиджаках. Загалдели, зашумели и с ходу накинулись на моего начальника с массой различных вопросов, не касающихся проверки. Дружно закурили, поговорили о погоде, а потом, спустя минуту, будто по свистку свыше, побросали недокуренные бычки, побежали к машинам, снова закурили и унеслись кто куда. Я крадучись поехал за ними на старом от времени УАЗике, чтобы выполнить распоряжение своего начальника и аккуратно проконтролировать всё действия, которых только можно от них ожидать. И естественно, чтобы проверяющие не нашли чего лишнего, вопиющего, опасного и я тут же на месте мог исправить найденные в ходе проверки замечания.
    
Началось всё как обычно.

Михал Михалыч был неожиданно удивлён, приехав на место проверки. Он не верил, что замечаний по его вопросам нет. Почти три с лишним часа он ходил осматривал рельсы, шпалы, земляное полотно, потом вдруг накинулся на опоры контактной сети, пытался отыскать хоть что-нибудь, но безрезультатно. Расстроенный, он сел в машину, поелозил по сидению, попыхтел, засопел и уснул, как должно высокому начальнику в такой сакральный день для всей железной дороги.

Мы неслись дальше. Вдоль железнодорожных путей.
Дмитрия Сергеевича встретила безжизненная пустыня. Даже муравьи побоялись показаться на Божий свет в эту злополучную среду. Он цыкал, топал, брал в руки горячие кусочки земли, разглядывал её с разных сторон, пропускал сквозь кривые пальцы, дрожал от подкатившей злости и обиды. Его маленькие хитрые глаза искали зелёный клочок травы, но ничего, кроме голого, как будто выжженного напалмом поля, он не видел. Мне показалось, что когда он стоял возле машины, из его глаз покатились скупые слёзы полного разочарования и беспомощности от происходящего на месте.
 
И там ничего не нашлось. Спустя двадцать минут мы приехали обратно к станции.
Данила Александрович специально перешагнул через мокрую половую тряпку прямо на глазах у нашей уборщицы, пытаясь спровоцировать её на ответные действия. Но не тут-то было. Денис Романович, мой начальник, строго настрого запретил ей ругаться с проверяющим, как в прошлый раз. Потому что прошлый раз запомнился всей железной дороге на долгих десять лет. Она в прямом смысле слова отказалась впускать его в промытый туалет по человеческой нужде, а ему надо было слишком срочно. Но наша добросовестная отчаянная уборщица легла всем телом на мокрый пол и закатила истерику со слезами и судорожными динамическими движениями. По итогу он так и не прошел по чистому полу и побежал в покошенный уличный туалет, откуда самостоятельно, ввиду физиологических особенностей своего тела, выбраться уже не смог. А в этот раз все его хитрые уловки уже не действовали. Помимо того, что вокруг всё блестело, мы забрызгали все комнаты, включая комнату приема пищи, самым дорогим освежителем воздуха. Запах лаванды, кофе, зимней вишни и лайма перебивал запах от оранжевых потных жилетов, которые от нашего волнения становились всё тяжелее и тяжелее. Придраться было не к чему, если бы не зарядное устройство на рабочем столе, которое могло погубить все задуманные планы и изменить ход этой истории. Денис Романович начал судорожно трястись, у него вспотели щёки. Он мужественно держался из последних сил и вовремя увидел, что я тоже заметил это вопиющие нарушение. Мы пытались всячески намекнуть друг другу, что поняли, какая угроза повисла над нашими головами. Через долю секунды почти телепатическим путём я окончательно понял ход его бессловесно сформировавшихся мыслей. В пододвинутое ногой мусорное ведро упала дешёвая китайская зарядка. Беда миновала наши грешные души. Я тяжело выдохнул съеденным на завтрак пловом, повернулся к открытому настежь окну, чтобы не видеть бешеные глаза Дениса Романовича. Проверка журналов подходила к концу, Данила Александрович услышав шум с моей стороны, угрюмо взглянул на меня, но к моему удивлению, ничего не сказал, записал что-то себе в маленький блокнот, поправил тоненькие очки и вышел на улицу к остальным проверяющим. Примерно десять минут они курили возле входа служебное помещение, бурно обсуждая тяжёлый непредсказуемой ход проверки, а потом снова начался дождь, и они забежали в тёплый кабинет к начальнику, в котором уже закипел пластмассовый чайник. Проверяющие, не торопясь уселись за накрытый стол, Михал Михалыч качался на скрипучем стуле, из стороны в сторону стряхивая крошки с отутюженных итальянских брюк. Остальные двое схватили грязными руками печенье, налили чай с молоком, а мой начальник, озираясь по сторонам, подошёл ко входу и запер свой кабинет от через чур любопытных взглядов простых работяг, оставив ключи в засаленной замочной скважине. Я с излишним интересом прислонился к стене около двери и стал подслушивать, о чем идёт речь.
- Так не бывает, что у Вас нет замечаний, - сказали одним голосом все трое проверяющих.
- Так это же хорошо! Мы не так давно устранили предыдущие замечания, чтобы вы нам их снова не написали. Помните? Сколько листов бумаги я из-за Вас дармоедов потратил! А сколько краски в принтере на ваши приложения к акту? Кошмар! А теперь гляньте, как всё прекрасно!
- Кхе-кхе, это вы молодцы, но нам же тоже надо работать и что-то написать. Идеального ничего нет, тем более на вашем участке. Вы поймите нас правильно, мы Вас не ругаем, но нам нужны замечания. Да-да, нужны!
- Вы хотите сказать, что я должен хуже работать?
- Не хуже, но и не лучше, не отнимать у нас работу! ТАК РАБОТАЮТ ВСЕ И ВЕЗДЕ!
- Не согласен с вами! Так не будет! Мои мужики трудились, исправляли всё, что вы там написали в своих бумажках, и видите ли, вам это не подходит! Фикция получается! Ради чего такой труд? Чтобы вы там сидели в своих кабинетах, писали, что хотели, спокойно занимаясь своими делами? Что за бред? Как тогда нам нормально работать?
- Как все! Не задавать глупых вопросов и терпеть!
- Ах, терпеть? Знаете что…идите вы все…Бюрократы мать вашу!

За дверью снова началось бурное обсуждения данного вопроса. Послышалась неразборчивая бранная речь. Денис Сергеевич орал на Михал Михалыча, Данила Александрович настаивал на своём, и по всей видимости, шелестел стопками свежих телеграмм. Внутри их коллектива произошел раскол, крики не стихали до самого конца их проверки. Загремели ключи, дверная ручка резко повернулась, с протяжным скрипом открылась тяжёлая дверь. Денис Романович, возбужденный, выскочил из кабинета, бросил на меня вопросительный взгляд, заскрипел рабочими сапогами и удалился вглубь зелёного коридора, освещённого бледными фонарями. Проверяющие уехали в город, певчие птицы запели, дворовые собаки перестали скулить, и наконец-то из-за облаков показалось тёплое летнее солнце.

Примерно через два дня нам прислали подписанный акт со всеми выявленными замечаниями, которые необходимо было устранить в кратчайшие сроки, но там к удивлению, уже не было ни слова про высокую траву, про выправку пути, про содержание бытовых помещений, лишь только пару слов в самом конце про маркировку сигнальных жилетов и что-то про кодекс деловой этики в общении с руководителями структурных подразделений.  Через четыре месяца Денису Романовичу вручили благодарность за добросовестный труд на железной дороге, а через год он доработал до пенсии, после чего скоропостижно скончался от сердечного приступа. Он любил свою работу всей безграничной русской душой. Всё происходящее вокруг нас - фикция и абсурд. Только уходя в вечность, мы по-настоящему осознаем цену этой жизни, без разного рода угождений начальству, родственникам, соседям и друзьям.

Что касается нашего участка.
 
В некоторых местах вдоль железнодорожных путей перестала расти трава, осталось голое выжженное поле. Помещения всё также сохраняют непередаваемый запах старых сигарет и мазута. Рельсы лежат на своём положенном месте, а те трое проверяющих теперь стараются к нам приезжать гораздо реже, чтобы больше не ссориться между собой и не нарушать вековых традиций такого рода очередных «проверок».