Л. Н. Толстой. Чечня. Современность. Часть 1

Лев Николаевич Толстой родился в 28 августа 1828 года в Ясной Поляне, Тульской губернии в графской семье. Ему не было и трех лет, когда он лишился матери, в восьми летнем возрасте умер отец. Четверо детей, старшим из которых был 14 летний Николай, остались сиротами.
Троюродная сестра их отца, Татьяна Александровна Ергольская, всю свою жизнь посвятила их воспитанию. Она была самым близким, самым заботливым человеком для детей, согрела их материнским теплом, каждому помогла занять достойное место в обществе. Вспоминая ее, Лев Николаевич позже напишет: - «У нас были две родные тетки и бабушка, все они имели на нас больше прав, чем Татьяна Александровна, которую мы называли тетушкой только по привычке, так как родство наше было так далеко, что я никогда не мог запомнить его, но она, по праву любви к нам… заняла в нашем воспитании первое место. И мы чувствовали это».
Нет сомнения, что в становлении писателя с мировым именем, есть и ее заслуга. С ней будущий писатель находился в постоянной переписке, делился самыми сокровенными мыслями. Татьяна Александровна первой стала собирать и хранить бумаги Л. Н. Толстого для последующих поколений.
Мы можем представить, каково было детям, в столь малом возрасте лишиться родителей. Но, как известно, за все пережитые неприятности Бог возмещает каждому, кто на него уповает. В случае, о котором мы ведем речь, первым божественным даром, для младших братьев и сестры, был старший брат - Николенька, как они ласково называли Николая Николаевича. Он постоянно заботился о младших, рассказывал им былины, сказки, зачастую придумывая свои по ходу рассказа.
Самое большое впечатление у малышей оставила выдуманная братом история о синей палочке, на которой написана тайна того «как сделать, чтобы все люди не знали никаких несчастий, никогда не ссорились и не сер¬дились, а были бы постоянно счастливы». По словам Николеньки, она была зарыта в земле у оврага Старого Заказа. Иногда тайно от всех, дети бегали туда и рыли землю в поисках той самой палочки, для того, чтобы осчастливить людей. Такие гуманистические зачатки в них были заложены с детства.
 В письме к А. А. Фету в январе 1858 года, Лев Толстой пишет, что домашнее прозвище старшего брата было «Фирдоуси» по имени персидского поэта. Мария Николаевна, уже, будучи взрослой, вспоминала: - «Этот замечательный по своему уму и скромности человек оставил во мне лучшие впечатления моего детства. Сколько поэзии вынесла я из его импровизированных сказочек. Бывало, усядется он с ногами в угол дивана, а мы, дети, вокруг него, и начнет длинную сказку или же сочинит что-либо для представления, раздаст нам роли и сам играет с нами».
Каким теплом и любовью веет от этих строк, как славно, что дети имели такого старшего брата. О Н. Толстом А. А. Фет пишет, что его любили в обществе, он «приносил с собою нравственный интерес и оживление, которое трудно передать … Будучи от природы крайне скромен, он нуждался в расспросах со стороны слушателя. Но наведенный на какую-либо тему, он вносил в нее всю тонкость и забавность своего добродушного юмора».
Забегая вперед, отмечу, что Николай Николаевич кроме человеческих качеств, так же обладал писательским даром. Мастерски написанные им рассказы «Охота на Кавказе», «Пластун» получили высокую оценку у читателей и в среде литераторов. Сразу по приезду в театр военных действий, он писал младшему брату «Я хочу хорошо изучить Кавказ», не с точки зрения официальной власти, а изнутри, таковым, каков он есть на деле.
На мой взгляд, это ему удалось очень хорошо. Но узнав всю правду о войне, уяснив, что ведется она не ради благих целей, убедившись в бесполезности своих протестов, Николай Николаевич, стал заглушать совесть спиртным. Будь у него такая же сила воля, что позже в себе развил Лев Николаевич, человечество в его лице имело бы еще один литературный талант. Но он пошел по проторенному пути, и его хорошо выразил А. А. Фет «К сожалению, этот замечательный человек, про которого мало сказать, что все знакомые его любили, а следует сказать - обожали, приобрел на Кавказе столь обычную в то время между тамошними военными привычку к горячим напиткам».
Следует отметить, что в семье собиралась литература разных народов и стран: писателей, поэтов, исповедующих разную религию. Благодаря старшему брату, дети знакомились и были приучены  принимать и понимать иную культуру, иную религию. Это оставило глубокий след в детях Николая Ильича и Марии Николаевны Волконской, наследницы имения Ясная Поляна. Не в каждой нынешней семье, когда для этого есть все условия, уделяется такое внимание, воспитанию детей в интернациональном духе.
В юношеском возрасте Лев Толстой поступает в лучшее учебное заведение России - Казанский университет, на факультет восточной словесности, (арабский, турецкий, татарский языки). То, что он успешно сдал вступительные экзамены, говорит о том, что перечисленные языки им изучались задолго до поступления. После года учебы юноша перевелся на юридический факультет, но, в конце концов, бросил учебу, недовольный учебным процессом. 
В самом университете в те годы работал крупнейший знаток восточных языков, профессор Казем-Бек (Мирза Мухаммед Али Казембек), он преподавал будущему писателю и был доволен его знаниями. Казем-Бек, по мнению востоковеда и ираниста В. В. Григорьева, считается одним из тех, «кто поставил изучение Востока в России на научные, академические рельсы, вывел российскую науку о Востоке на уровень, не уступающий европейскому, а подчас и превосходящий достигнутое востоковедами Западной Европы».
 Полагаю, что и с Кораном Л. Толстой  мог познакомиться у своего преподавателя, ибо тот первым перевел священную книгу мусульман на русский язык. От него же юноша мог пополнить свои знания о Кавказе, потому что Казем-Бек был азербайджанцем по национальности, родившимся и жившим в Дербенте.
На тот период, Лев Николаевич хорошо говорил на французском, немецком языках, которые изучал с помощью гувернеров. Позже выучил английский, латинский, греческий, болгарский языки. Сам переводил с таких языков как итальянский, сербский, польский, чешский. Не ошибусь, если скажу, что он переводил и с чеченского языка. Но об этом более подробно ниже, при описании жизни будущего писателя в Чечне.
Бросив учебу и не имея другого занятия, юноша увлёкся охотой, азартными играми в бильярд и карты, где чаще проигрывал. Встречи с друзьями сопровождались кутежами и попойками, после которых Лев Николаевич бывал, недоволен своим поведением, но спустя время, азарт и тяга к игре брали свое, и все продолжало идти по замкнутому кругу.
Бросив своих здешних друзей – товарищей, юноша уехал в Москву, потом в Петербург. Но нигде не мог найти себя в достойном деле, везде его окружали люди, ведшие разгульный образ жизни. А как известно, с кем поведешься, от того и наберешься.
К этому времени его старший брат, Николай Николаевич, служил в Чечне, в одной  из воинских частей в станице Старогладовской (чеченское название Чурт тогье). Примечательно, что у этого села в бою с русскими в начале 19 века, погиб один их наших родственников по имени Гиза. В те годы наши предки жили в соседнем селении Иласхан - Юрт.
Бывая в отпуске, Николай Николаевич безуспешно пытался искоренить дурные наклонности Льва, предлагал  ему уехать с ним на Кавказ, полагая, что тамошняя обстановка изменит его характер. Но, пока еще не готовый для поездки, тот отказывался от предложения. В жизни всему определен свой срок созревания, и пока надобность в изменениях не познает сам человек, увещевания со стороны, бесполезны.
 При очередной игре, проиграв крупную сумму денег, Лев Николаевич решил покончить с играми, порвать со светским окружением и согласился на смену места жительства. Слово «светское», на мой взгляд, предусматривает образование, интеллект, духовность, благородство, приверженность к соблюдению национальных традиций, при умении воспринимать такие же традиции других народов. Однако, как видим на практике, у многих людей, называющих себя таковым словом, выше перечисленные качества отсутствуют, и это особенно заметно в наши дни.
Сытая разгульная жизнь малой части людей на фоне общей нищеты и бесправия народа, стала раздражать Льва Николаевича и он, без сожаления, решил покинуть мнимых друзей. Его три задачи, поставленные им перед собой при поездке в Москву: игра, женитьба, получение места, не были выполнены. Зато по традиции, была проиграна крупная сумма денег, и это стало поводом, решительных изменений. К его счастью, получилось так, что и Николай Николаевич в нужный момент оказался дома в отпуске, и желание старшего брата претворилось в жизнь.
Собираясь в путь, они учли свое финансовое положение и потому, для экономии денег, в небольшой лодке спустились по Волге до Астрахани, оттуда в повозке отправились в Кизляр и далее в станицу Старогладовскую. Добираться по бездорожью, опасным и диким местам, городскому человеку было весьма не комфортно, поэтому не удивительно, что юноша был в расстроенных чувствах. Отсюда и его первая запись в дневнике: - «Как я сюда попал? Не знаю. Зачем? Тоже».
Лев Николаевич, знакомый с поэзией и прозой А. А. Бестужева - Марлинского, М. Ю. Лермонтова, сразу мечтал окунуться в романтическую атмосферу. В неоконченной повести «Поездка в Мамакай – Юрт», писатель признается, что помнил «только то чувство, которое испытывал при чтении, и возникшие поэтические образы воинственных черкесов, голубоглазых черкешенок, гор, скал, снегов, быстрых потоков».  Казачья станица на равнинном месте, среди камышей и леса, где нет ни гор, ни горцев в своих красочных одеяниях, на лихих конях, не произвела ожидаемого эффекта.
 Как позже и по всей Чечне, лес вокруг станицы Старогладовской русскими войсками был вырублен на расстоянии пушечного выстрела, чтобы обезопасить себя от нападения. Поблизости находились чеченские селения Хамамат-Юрт, Иласхан-Юрт, Старый-Юрт, а за Тереком начиналась Большая Чечня, для покорения которой и были собраны войска.
Свое впечатление о первых днях, о станице, о боевых товарищах брата, Л. Н. Толстой выразил следующими словами: - «Я увидал вблизи образ жизни, который ведет Николай … этот образ не очень привлекателен… станица расположена в низине, нет красивого вида: квартира плохая, а так же и все, что составляет удобство жизни». Молодому человеку не понравилось и то, что все офицеры «это люди без образования» и сильно пьют. В дневнике от июня 1851 года он напишет: «Мы живем теперь с братом между такими людьми, с которыми нам нельзя не сознать взаимное превосходство над другими».
 О каком общении с подобными людьми, о какой пользе и взаимном обогащении можно говорить? Пока для молодого человека здесь не было ничего, что могло бы положительно повлиять на его дальнейшее развитие. Образ жизни военных отталкивал от себя, а не приносил пользу.
Итак, в Чечню, никому не известный 22-летний молодой человек приехал в мае 1851 года. На нашей земле он пробыл с 30 мая 1851 года, до 20 января 1854 года с кратковременными отъездами для сдачи экзаменов в Грузию, для лечения и свидания с родственниками в Пятигорск, Железноводск. Все остальное время он писал, провел в походах, охотился, ездил в гости к чеченским друзьям, с которыми тесно общался.
Покинул наш край уже известным писателем, познав обычаи, традиции горцев, накопив материал для продолжения литературной деятельности. Самое важное заключалось в том, что он утвердился в справедливости борьбы горцев, за свою свободу, против своего порабощения. И эти свои выводы писатель отразил в последующих произведениях о Кавказе.
Последним чеченским селом, из которого начался его путь домой, был ставший ему родным, аул Старый - Юрт. Иначе и не могло быть, ведь Лев Николаевич был благородным человеком, умевшим ценить добрые отношения. Он тепло попрощался со своими чеченскими друзьями, давшими ему представления о чеченцах, о горцах Кавказа. От них узнал он чеченские традиции, предания, былины, ибо ни в каких других регионах он с горцами не общался. Это важно знать для осознания кто, и каким образом оказал влияние на развитие литературного творчества будущего писателя.
Благодаря друзьям - чеченцам писатель лично узнал, каково быть их другом и врагом, воочию убедился в героизме, готовности жертвовать собой, ради свободы, ради своей родины. Судьба распорядилась так, что безвестный юноша, за время, проведенное у нас, на чеченской земле, получил признание в  писательской среде России и мире.
Прежде, чем рассказывать о дальнейшей жизни Льва Николаевича в Чечне, поговорим о былых и нынешних днях. В Чечено-Ингушской АССР, был создан и существует музей Льва Николаевича Толстого. Руководители его делали и делают все возможное, чтобы приумножить экспонаты и материалы, связанные с жизнью писателя в Чечне. Но имея обширные планы и скудный бюджет, уверен, они желали бы сделать еще многое, будь у них финансовые возможности. В этом вопросе хотелось бы большей поддержки, как частных лиц, так и соответствующих госорганов.
В советские годы, имя Льва Николаевича носил государственный педагогический университет ЧИ АССР. В свое время историко - филологический факультет которого, по специальности «история», закончил и автор этой статьи. Память о знаменитом писателе и кунаке чеченцев, передавалась из уст в уста. На словах говорили о том, что чеченский друг спас жизнь, на тот период никому не известному русскому юноше, отыграл и безвозмездно вернул его карточный долг, 500 рублей, офицеру Кнорингу. Это сумма по тем временам была огромной.
Вся эта информация о дружбе русского и чеченца, была на уровне чеченского хабара (разговора), никаких письменных подтверждений в республике не было. Разговоры на эту тему радовали, было приятно, что наш народ и наша земля благотворно повлияла на судьбу и творчество Льва Николаевича. Однако, отсутствие письменных источников, заставляло осторожничать по этой теме, при общении с другими народами, дабы не попасть впросак.
Время, о котором я веду речь 1958 год и далее. С момента пребывания Л. Н. Толстого на нашей земле, прошло более ста лет. Все его письма и дневники сохранились почти полностью. В них он пишет о дружбе с чеченцами, об их гостеприимстве и традициях, о подаренном ему коне, оружии. Я понимаю и знаю, что в годы высылки нашего народа, все книги, частные записи, где была информация о чеченцах, ингушах собрали на площади в Грозном и сожгли. Позже очевидцы рассказывали, что костер горел почти трое суток. Но уже в указываемые мною годы, можно было найти письма и дневники писателя, снять копии, сделать их доступными для народа, чтобы каждый мог опираться на факты. Ничего этого сделано не было. При всем нашем многоголосии о патриотизме, любви к родине и все прочее, следует признать, нашу преступную беспечность к истории нашего народа. Если известные факты не закрепляются письмом и не сохраняются в архивах, библиотеках, все это простое сотрясение воздуха.
 С сожалением должен заметить, что чеченские литераторы совсем не учатся у соседних народов. Обладая богатым материалом о связях Льва Николаевича с нашей родиной, мы ничего не делаем для их популяризации и знакомства с ним широкого круга читателей за пределами республики. Имей другие народы только один эпизод, совершенных добрых деяний, что по отношению к Л. Н. Толстому сделали чеченцы, наши соседи написали бы тонны книг и сняли бы сотни художественных фильмов.
Мы отдали свою историю, культуру, литературу в руки людей, совершенно не заинтересованных в ее объективном освещении. Не обманывайтесь тем, что отдельные из них, имеют запись в паспорте «чеченец». Чеченцем следует быть душой, поведением, поступками, а не записью в паспорте или громкими завлениями.
На Руси говорили – Много глаголиши, не есть спасение. У восточных народов по этому поводу тоже сказано, – Делайте дело без шума и громких криков. Если бы криком совершались дела, то ишак строил бы здания по несколько этажей в день. Привожу по памяти. Не судите строго.
Понимаю, что период, о котором я пишу, был сложным для нас. Мало было образованных людей. Только что стала восстанавливаться государственность. Возвращавшихся на свою родину чеченцев, неохотно принимали назад. Жителей горных районов не пускали в свои села, а расселяли за Тереком, где им пришлось жить под открытым небом. Некоторые люди, заселившиеся в наших домах, не только не освобождали их, но даже не позволяли поселиться во дворе. На их страже стояла милиция, с радостью готовая привлечь к ответственности любого, кто нарушит этот запрет.
Занявшие наши дома «дорогие гости» из соседней мусульманской республики, не спешили их освобождать, а отдельные «мусульмане», живут в них, до сей поры. О том, что такое запретно по исламу, их мало волнует. А то, что тогдашнее руководство Грозненской области не включило в состав нашей республики исконно чеченские районы, это мина замедленного действия. Надо признать, что это произошло и не без активного участия прежних руководителей Дагестана.
Изгнанные на чужбину, потерявшие своих близких и дорогих людей, чеченцы, радовались своему объединению. Жившие без общения, разделенные друг от друга сотнями и тысячами километров, мы восторгались встречей, ловили каждое слово о подвигах героев войны с фашистами. Бережно хранили и передавали из рук в руки газеты и журналы, где писали о наших героях, жадно слушали народную музыку, с рвением обретали знания, желая быть полезными Родине.
Мы пытались говорить на родном языке, который знали слабо и только как разговорный, ибо в местах ссылки, подобно нашей истории, нашей культуре, нашего прошлого, он был в запрете. Было странно и непонятно слышать от взрослого русского человека претензии в трамвае ли, в автобусе ли, на то, что мы ведем беседу на родном языке. Нам предлагали говорить на «человеческом» языке, словно мы не относимся к таковым. Такое приходилось слышать и в городских школах со стороны учителей. И такие факты были не единичны. Что только мы не видели, не слышали, не пережили! Не дай Бог никому тех трудностей, что пришлись и проходят на нашу долю!
Такая ситуация была в начальный период восстановления республики. Нашему ущемлению потворствовало и то, что прежнее партийное и советское руководство, что готовило почву для нашего выселения, сохранилось в том же составе. Для них мы были как кость в горле. Это нашим отцам и матерям, казались нескончаемыми годы ссылки, для наших врагов, они пролетели мигом. Не зря говорят, что время тягот длиться вечно, а веселье быстротечно - мы гибли и страдали, они радовались. 
Хочу верить, что причиной отсутствия исследований по вопросам нашей истории, была не леность, только что зарождавшейся национальной интеллигенции, а возненавидевшие наш народ руководители республики. Им было неприятно видеть чеченцев, идущих в едином строю с советским народом. Любое желание писать о нашей истории объективно, они принимали в штыки, любая статья, где мы выглядели в хорошем свете, для них была неприемлема.
Однако такая ситуация продолжалась и дальше, когда прежнее начальство кануло в Лету.  Это говорит о том, что и мы сами проявляли инертность. Зарождавшиеся карманные историки и литераторы, больше заботились о личном благополучии и карьерном росте. От таких людей, не свободна наша земля и сейчас. При изобилии пустопорожних разговоров, мало кого волновала ситуация с нашей историей.
Да и сегодня, при возможности доступа к разным архивным материалам, мало желающих, прилагать усилия в этом направлении. Работа с документами предполагает уединения и отказ от многих земных удовольствий, которые нас всюду окружают. К этому мало кто готов. Умничающих критиков и скептиков в социальных сетях, пруд пруди. Сами палец о палец не ударят, хотя считают себя большими патриотами народа.
 Хвала Аллаху, что в последние годы, благодаря энтузиастам из нашей среды, стала появляться историческая литература, собираются архивные материалы. Им следует оказывать материальную и иную помощь, чтобы они занимались полезным для народа делом. И, слава Богу, что такие люди есть. Честь им и хвала. Архивное управление, музеи и библиотеки республики, собирают издания, касающиеся истории нашего народа. Наше признание и благодарность им за тяжелый труд. Пусть Всевышний вознаградит вас за ваши усилия на благо народа.
И все же, касательно жизни Л. Н. Толстого в нашем краю, влияния края и народа на творчество писателя, как не было фундаментальных исследований, так нет и поныне. Если кто то, что то и пишет, это не выходит за пределы республики и остается недосягаемой для населения России. Когда такового нет, можно считать, что на этом поприще нами делается мало, или ничего. Мы варимся в собственном соку, о наших деяниях не знает народ страны, народы мира.
Данной статьей, я не претендую ни на какие лавры. Желаю, чтобы  как можно больше читателей узнали о связях Льва Николаевича с чеченцами и о влиянии нашего края на его становление. Желаю достучаться в двери, окно, форточку, более сведущих чеченских литераторов и призвать их к написанию объемного научного труда, художественной литературы по обсуждаемой теме.
Мы, чеченцы, есть часть планеты земля, с такими же обязанностями и правами, как и у всех. Мы обязаны занимать и иметь свое законное место в этом мировом сообществе. Для этого требуются: образование, хорошие поступки, их популяризация в средствах массовой информации, печатных изданиях, кино, театрах. Именно от этой, главной задачи, нас и пытаются отвлечь внутренними склоками наши недруги. Если мы считаем, что скромно отсидимся в углу вселенной, нас из него попрут метлой или палкой, хорошо, если не так, как обычно, в загробный мир. К сожалению, сегодня мы далеки от целей, для которых созданы Всевышним.
На примере соседних народов и пребывания Льва Николаевича Толстого в Чечне, я попытаюсь показать, как следует любить свой народ, свою историю, освещать в печати  добрые поступки его представителей. Обо всем этом в следующих частях.