Необыкновенный снежок

Посвящается самой лучшей девочке
во вселенной - моей дочери Дарье.


Ну наконец-то! Заливистая долгожданная трель школьного звонка разлетелась по коридорам школы. Тимка радостно заерзал на стуле, торопливыми руками собрал с парты ручку, карандаш и ластик, запихнул все в пенал, небрежно сунул тетради и учебник в школьный рюкзак. Все! Минул последний урок этой декабрьской пятницы и впереди маячили радостные выходные, а сейчас после школы, по дороге домой, можно было поиграть в снежки, поваляться в снегу, прокатиться пару-тройку раз с ледяной горки в соседнем дворе, и наконец-то поквитаться с этим задавакой Мишкой – слепить огромный снежок и запустить ему прямо в голову (так сделал он Тимке два дня назад), ну или, на худой конец, насыпать ему снега за шиворот. Пусть знает, что Тимка тоже не промах. Хотя Мишка крепкий мальчуган, ходит в хоккейную секцию, бегает с отцом в парке по теплой погоде, но и Тимка, как выражается Тимкина бабушка, не лыком шит, за себя постоять может.
Тимка – обыкновенный десятилетний мальчишка четвероклассник. Тимкой его называют друзья и знакомые ребята, так он любит называть себя сам, хотя полное его имя - Артем. Мама с папой шутливо называли его Тимкой с самого детства, а вот бабушка величала его несколько слащаво и приторно – Артемочка или (что чуть более приемлемо) Тимочка. Тимка эти бабушкины имена не очень любил, уж больно звучало это по его разумению по-девчачьи и по-детсадовски, но терпел, поскольку бабушку свою Авдотью Ильиничну очень любил и уважал. Это его фривольное имя Тимка, как он считал, было созвучно с именем великого средневекового восточного завоевателя и полководца Тимура, про которого он как-то прочитал в одном научно-популярном журнале. С виду Тимка был достаточно обыкновенным парнишкой, хотя мама говорила, что он «симпатичный блондинчик с серо-голубыми глазами». Действительно, как мальчик Тимка был достаточно неплох собой – фигура была стройной, выразительные голубые глаза искрились умом, юмором и задором, светлые плотные волосы модно кудрявились на голове, делая его мальчишеской копией Пола Уокера, что весьма льстило Тимке.
Нарочито спокойно, чтобы не привлечь никому ненужное внимание пожилой и ворчливой учительницы Раисы Степановны (вдруг попросит пойти смочить тряпку в туалете или, чего еще хуже, поправить парты, поднять стулья и вытереть с доски), Тимка осторожной походкой вышел за дверь класса и тут-же припустил бегом до раздевалки, с третьего на первый этаж школы. Взвизгнув застежкой-молнией, он быстро натянул дутую зимнюю куртку, намотал вокруг шеи теплый, подаренный бабушкой, вязаный и немного колючий синий шарф, нахлобучил побыстрее шапку с фанатским логотипом «Спартака», переобулся в свои любимые «байкерские» теплые ботинки с высоким протектором и выкатился по широкой парадной лестнице на весь белый от снега школьный двор.
Яркое зимнее солнце тотчас, с размаху, залепило ему глаза, но Тимка поднял голову ему навстречу и, широко расставив ноздри, осторожно вдохнул обжигающий морозный воздух полной грудью. Озоновый запах, колючая чистота и пломбирный вкус зимнего декабрьского дня опьяняюще сладостно подействовали на Тимку, он с самого детства обожал зиму, может быть потому, что сам родился зимой и. как любил говорить папа, был потомственным сибиряком.
Школьный двор уже был полон ребят, гудел и роился, пересыпаясь словно банка с конфетти, переливаясь на белом всеми цветами радуги от ярких детских шапочек, пуховых курток, шарфов, школьных рюкзаков и рукавичек. В воздухе кружился радостный ребячий гул, кто-то заливисто смеялся, кто-то весело выкрикивал, кто-то валялся и катался в снегу, разбрасывая вокруг себя морозные искры сверкающего в зимнем солнце снега.
Тимка стал выискивать в этой радостной кутерьме своих приятелей и увидел их, стоящих немного поодаль, небольшой компанией из четырех ребят. Обрадовавшись, словно трехлетний ребенок, вприпрыжку, немного даже каким-то придурковатым галопом, Тимка подскочил к ним.  Ринат, маленький смешливый татарчонок, заговорщицки подмигнул Тимке. Ринатик, между прочим Тимкин друг, вообще всегда любил это дело - подмигивать, и когда Тимка на уроках осторожно поворачивал голову направо в сторону парты Ринатика, тот всегда с загадочным и одновременно дурашливым видом подмигивал ему, да так, что они оба после этого прыскали со смеху, нередко вызывая истерически-визгливую реакцию со стороны Раисы Степановны, выражавшуюся в остервенелом и затяжном стучании деревянной указкой по учительскому столу.
Держа в руке наполовину откушенный бисквит «Бонди» рядом с Ринатиком стоял Степа – тучный рассудительный парнишка в очках, обожающий сладкое, да что там сладкое – все, что можно съесть. Из-за особой округлой формы очков и выражения лица за Степой закрепилось не совсем верное, как считал Тимка, прозвище - Леннон. При этом Степа-Леннон был добрым и флегматичным ребенком, что, однако, иногда играло с ним злую шутку – при всех своих габаритах и силе, он совершенно не мог за себя постоять. Но, в силу своей покладистости и ума, он неплохо ладил со многими мальчишками и находил себе друзей среди таких ребят, как Тимка.
- Хочешь бисквит? – участливо спросил Степа-Леннон Тимку.
И хоть у Тимки заурчало в животе при виде аппетитного пирожного, он отрицательно мотнул головой – забирать еду у одного из своих лучших друзей, причем у остро нуждающихся в ней друзей, было бы преступлением с его стороны.
Удовлетворительно кивнув головой, словно он и не ожидал другого ответа, Степа с урчанием отправил оставшуюся половину пирожного в зияющую бездну своего рта, вытерев затем руку о свою дорогую куртку «Коламбиа» бежевого цвета. «Зачем Степке покупают светлую одежду, если он всегда ее марает остатками еды со своих рук?» - постоянно задавался себе вопросом Тимка, но ответа на этот вопрос не находил. Однако, неряшливость Степы не мешала им оставаться лучшими друзьями, ведь как справедливо считал Тимка, у Степы полно других замечательных качеств, за которые он его и любил.
Рядом со Степой с отсутствующим видом стояла его младшая сестра Лена. Лена училась классом младше, в 3 «Б», и после уроков они вместе шли домой. Примечательно, что прозвище Леннон прицепилось к Степе не только из-за внешности, но отчасти из-за сестры, потому что Степу называли Ленин брат – и если немного перефразировать Ленин, то получилось Леннон. По мнению Тимки, Лена была та еще задавака и потому он немного сторонился ее, но при этом знал, что Степа души в своей сестре не чает.
Четвертой в этой группе была девочка из параллельного 4 «Б» класса – Олеся. Ребята называли ее по большей части Лесей, хотя некоторые мальчишки, ну… вредные, по глубокому убеждению Тимки, мальчишки, дразня, называли ее Лесенкой.
Взглянув на нее, Тимка, как обычно, немного оробел. К слову сказать, он всегда испытывал непонятное волнение, когда видел Лесю или, тем более, когда находился рядом с ней. Леся была стройной девочкой со светло-каштановыми волосами и зелеными бездонными глазами, спокойная, вдумчивая и воспитанная. У нее была та самая внешность, с которой юные девочки-модели щеголяют с глянцевых страниц модных журналов. Идеальная внешность. Самая красивая, как бы сказал Тимка, внешность. Ее глаза источали какое-то обезоруживающее воздушное тепло – мягкое и зефирно-волшебное. Он всегда испытывал странное чувство, когда встречался взглядом с глазами Леси – ему одновременно и хотелось в них посмотреть, и одновременно с этим он боялся посмотреть в них, словно боялся в них утонуть или увязнуть, как птица в силках. Так и сейчас, он лишь мельком скользнул по ней взглядом, негромко буркнув неразборчивое - «Привет».
Но от его взгляда не ускользнуло, что все время, пока он общался и здоровался с друзьями, Леся смотрела на него во все глаза, не отводя взгляда. Вообще, все те годы, что он знал Лесю, несколько раз, когда Тимка был предельно с собой откровенен, он признавался себе, что Леся ему очень нравится. При этом особых надежд он не питал, так как знал, что тайных воздыхателей среди мальчишек-четвероклассников, и даже необязательно с их школы, у Леси явно предостаточно.
Вот и сейчас Леся кокетливо надевала на руки белоснежные вязанные рукавички с вышитыми на них красными вишенками и с интересом посматривала на Тимку. Ленка, дернув брата Степку за рукав, нарочито капризным и писклявым голосом стала канючить: «Степочка, пойдем домой, нас мама ждет».
«Ну вот, опять нормально не поиграем» - подумал про себя Тимка. Когда у Ленки не было настроения, а настроения у нее не было довольно часто, вот прямо как сейчас, она всегда комкала их игры со Степкой.
Тем не менее, по пути домой они успели набегаться - мягкая зимняя погода здорово к этому располагала. Тонкие невесомые пылинки снега медленно осыпались с запорошенных деревьев, сверкая алмазной пылью в ослепительном зимнем солнце. Свежий снег сочно, точно капустный лист, хрустел под ногами ребят. Этот декабрьский пятничный день воочию показывал всем вокруг всю прелесть городской зимы. Друзья весело смеялись, сгребая руками снег с газонов, лепили снежные снаряды-колобки и кидались ими. Тимка охотился на Ринатика, пытаясь обстрелять его снежками со всех сторон, а потом они вместе изваляли в снегу Степку, отчего тот стал похож на большой снежный пельмень. Ленка, отстраненно взирая на все это, недовольно фыркала, а Лесю эти мальчишеские игрища приводили в восторг, она заливисто смеялась чудесным звонким смехом и, пытаясь догнать Ринатика, элегантно, по-девчоночьи, высоко и далеко закидывая руку, швырялась в него снежками, которые, впрочем, на лету распадались, потому что лепила она их в шерстяных варежках.
Играя с друзьями, Тимка потаясь часто поглядывал на Лесю, любуясь ее развевающимися волосами, ее улыбкой, ее искорками в глазах. Так, шумя и смеясь, они дошли до угла большого кирпичного дома, где их дороги расходились – Стёпка с сестрой и Ринатиком шли прямо, Тимке надо было поворачивать налево, а Леся уходила направо. Продолжая отряхивать с себя прилипший снег, Стёпка приветливо помахал всем рукой, и дружная троица Степка-Ленка-Ринатик пошла дальше, весело размахивая школьными рюкзаками. Тимка помахал им в ответ рукой, повернулся к Лесе, чтобы попрощаться и с ней. Леся стояла всего в метре от него и смотрела на Тимку, как ему показалось, каким-то загадочным взглядом.
«Ну вот, опять эти глаза» - подумал про себя Тимка, а вслух произнес:
- Пока, Леся! – и поднял руку в прощальном жесте.
Леся кокетливо повела плечом и застенчиво улыбнулась. Какая же она все-таки красивая, снова подумал Тимка. И хоть его снова обуяла застенчивость, он поймал себя на мысли, что не может оторвать взгляда от Леськиного лица. После всей этой веселой беготни на легком зимнем морозце, на щеках Леси проступил нежный приятный румянец, зеленые глаза стали еще больше, еще зеленее и бездоннее, длинные ресницы с изяществом тронула легкая невесомая изморозь, сделав их огромными и сказочными. Белая вязаная шапочка с огромным помпоном сползла немного вбок, уступив напору волнистых каштановых волос, в которых словно алмазы, искрились и переливались снежинки.
Леся сняла варежки, сгребла ладошками пушистый снег с края клумбы и тщательно, какими-то бережными и нежными движениями, слепила из него снежок. Подойдя вплотную к Тимке она с совершенно серьезным видом молча протянула ему снежный шарик.
- Это мне? – тихо и неуверенно спросил Тимка.
- Да. Это подарок. Мой подарок. Тебе. – легкая застенчивая улыбка коснулась уголков губ девочки.
Тимка медленно протянул руку. Леся положила в его раскрытую ладонь снежок и на какое-то мгновение их руки соприкоснулись. Тимка почувствовал прикосновение ее ладони – с теплыми, тонкими пальцами, уже немного покрасневшими от снега, от которых вился легкий дымок пара – и не захотел убирать руку. Он хотел как можно дольше чувствовать это теплое прикосновение, видеть раскрасневшиеся влажные Лесины пальцы, с которых на его ладонь стекали горячие растаявшие снежинки.
- Теперь пока! – медленно убрав руку, тихо сказала Леся.
Пар из ее рта превратился в причудливое облачко и, поплыв в морозном воздухе, медленно растворился. Одарив на прощание Тимку лучезарной нежной улыбкой Леся театрально развернулась и медленно пошла в направлении своего дома, несколько раз скромно оборачиваясь с еле заметной улыбкой. Тимка стоял несколько минут, как вкопанный, держа в руке подаренный снежок. Затем, совершенно обескураженный и ошеломленный, он развернулся и побрел к себе домой в совершенном недоумении.
- Снежок? Зачем мне снежок? Как…Шутка что-ли? – бормотал себе под нос Тимка всю дорогу до дома.
Дойдя до своего подъезда, пребывающий глубоко под впечатлением от произошедшего, Тимка поймал себя на том, что в его правой руке все еще находится Леськин снежок. Он легонько, несколько раз подбросил его в руке, снова оценивающе посмотрел на снежок, снова подбросил.
Снежок как снежок. Ничего особенного. Даже чуть-чуть кривоватый.
- Я могу и лучше слепить… Он и тверже будет и больше… Да и круглее…Не умеют девчонки хорошо лепить снежки, – пробурчал Тимка и бросил снежок за лавочку.
Тот упал, проделав ровную круглую дырку в белом снежном ковре, словно поставив большую точку в этой истории. Тимка искоса бросил прощальный взгляд на скрывшийся в снежной пещерке снежок и побежал домой.


Этим вечером Тимка как всегда поужинал своими любимыми макаронами по-флотски – мама их отменно готовила, да и к тому же он всегда считал макароны по-флотски настоящей сытной мужской едой, пищей отважных путешественников и исследователей, солдат и командиров.
Потом они с отцом продолжили клеить большую модель пиратского корабля Генри Моргана «Черная жемчужина» из почти девятисот деталей, они вместе занимались этим уже пятый день и дело шло к логическому концу – оставалось смастерить основной такелаж, выставить фок-мачту, грот-мачту и бизань-мачту, укрепить стеньги, поставить рангоуты, навесить реи и приладить бушприт.
И хоть пятничный декабрьский вечер проходил в обыденном, но интересном ключе, что-то не давало покоя Тимке, повисло гнетущим камнем на сердце, скребло противными кошками на его мальчишеской душе. С середины вечера он уже стал догадываться в чем дело, но упорно гнал от себя эту мысль, стараясь глубже погрузиться в любимые дела. Однако эта тревожность накладывала свой отпечаток на все что он делал, что заметил даже папа, когда он несколько раз рассеяно перепутал фор-марса-рей с фор-брам-реей и растерянно крутил в руках бизань-гафель, не найдя для нее места на пиратском корабле.
- Ты чего-то рассеянный сегодня какой-то, корсар Тим? Что-то приключилось? Снова с Мишкой повздорил после школы? – по-дружески шутливо спросил отец.
- Да нет, пап, все ок, – соврал Тимка.
Ему не хотелось никому рассказывать о Лесе и ее необычном подарке. По крайней мере пока.
- Давай прервёмся со сборкой корабля и продолжим завтра, если ты не против. Я думаю, ты немного переутомился за всю школьную неделю, как-никак пятый день учебы. Можешь пойти прилечь, полистать энциклопедию или послушать музыку, – участливо предложил отец. - Наш парусник никуда не уплывет без своего бравого капитана Тима «Черная борода».
- Пап, у меня нет еще бороды, а даже если будет, я не думаю, что она у меня будет черной – я ведь светленький, – возразил Тимка, немного улыбнувшись.
- Ха… Это не проблема - покрасим твою бороду «Титаником» в радикально-черный цвет, – рассмеялся отец. – Но это потом, а сейчас иди отдыхай. А корабль, ту-ту, отправляется в доки судостроительной верфи.
Тимка зашел в свою комнату, бухнулся на тахту и задумался. В его мозгу проносились, словно птицы, яркие образы сегодняшнего дня. Вместе с тем его мальчишечья натура дала о себе знать – обжигающая гордыня на какой-то миг застила ему глаза.
«И что это за подарок вообще такой?» – лежа, скрестив руки за головой, думал Тимка. – «Какой-то там снежок… Фи… Я сам себе, если захочу, налеплю хоть миллион снежков, хоть… Что эта Леська о себе возомнила? Она что, хочет надо мной посмеяться?».
Так он лежал, бурчал сам себе под нос, но постепенно, замещая и выталкивая вон все негативные мысли, из его памяти перед глазами стали всплывать сегодняшние, еще совсем свежие и живые образы: обворожительный румянец на Леськиных щеках, волна ее каштановых волос, обезоруживающая и такая желанная улыбка, зеленое волшебство ее глаз, чуть покрасневшая от снега трепетная ладонь самой красивой девочки на свете…ладонь, которую она так доверительно положила в его ладонь… ладонь, с которой в его руку соскользнул снежок, простой и неказистый, но такой милый и теплый… Он вспомнил добрый кроткий взгляд Леси, ее движение, словно она передала ему что-то важное, дорогое и любимое, словно она вложила в этот снежный комочек частичку себя…
Тимка вздрогнул, когда вдруг очнулся от захвативших его мыслей и почувствовал, что по его щеке пробежала слеза. Он тотчас прижал её дрожащей ладонью и замер в смятении. Сердце его бешено колотилось, намереваясь выпрыгнуть из груди. Чувства, которых он никогда в жизни не испытывал, захватили его, накрыли с головой и тащили его в сладостный и трепетный омут.
Вместе с этим возвышенным необъяснимым чувством, в его сердце тихими воровским шажками начал закрадываться липкий холодящий страх.
«Зачем я его там бросил…Ведь это её подарок. Она подарила его только мне… Пожалуйста, только бы он еще был там!»
Тимка моментально вскочил на ноги. Без четверти десять. Уже очень поздно. Нет! Нет! Ничего и не поздно. С этими мыслями Тимка схватил теплый свитер, в одно мгновение натянул его на себя, затем теплые джинсы и выскочил в коридор.  Там он буквально налетел на маму, отчего та от неожиданности в замешательстве чуть не выронила из рук большой поднос для фруктов.
-Тима, ты куда? Одетый… Ведь уже поздно, – мама встревоженно взяла Тимку за плечо.
- Да все в порядке, мам. Я просто… Я обронил одну свою вещь возле подъезда, когда возвращался из школы. Я сейчас найду её и сразу бегом назад. – Тимка даже не особо соврал, если не считать, что слово «выбросил» он заменил словом «обронил».
- Ну хорошо, только все равно оденься тепло, на улице холодно, снег идет вовсю и не задерживайся, пожалуйста. Может, все-таки, пойдешь вместе с папой? – мама немного успокоилась, хотя нотки тревожности еще скользили в её голосе.
- Нет, мамочка, не надо. Справлюсь сам, – Тимка уже почти выскочил за дверь.
– Это только мое дело, - тихо, про себя, добавил он.
Скатившись по лестнице вниз он выбежал из подъезда в вечернюю морозную темноту. На улице уже вовсю шел снег, погода стала более мягкой и даже немного потеплело. Падающие хлопья завораживающе медленно кружились под ярким светом тротуарных фонарей. Причудливые силуэты запорошенных и застывших под белым покрывалом деревьев придавали двору сказочно-картинный вид.
Но Тимке сейчас было не до этого. В висках тяжелым набатом стучала пульсирующая кровь, кончики пальцев похолодели, ватные ноги не слушались, а мысли путанными обрывками выстреливали в затуманенном мозгу: «Лишь бы никто не сломал его и не унес… Ведь могут собаки по нему потоптаться… или маленькие дети сломать…Пожалуйста, прошу, хоть бы он был на месте… Пожалуйста…. Прошу!».
С замиранием сердца Тимка обежал лавочку, за которую он бросил подаренный снежок и уставился на заснеженный газон.
Сердце его похолодело. Если раньше место, куда упал снежок, можно было определить по проделанному им отверстию в снегу, то теперь его глазам предстало девственно чистое и ровное белое поле из свежевыпавшего снега. Падающий снег невольно оказался пособником его неблаговидного поступка, скрыв место преступления.
«О, Господи! Где же его теперь искать?.. Да и есть ли он там?.. И ведь не зная где искать, можно нечаянно наступить на снежок и раздавить его».
Отчаяние, страх и чувство вины стали медленно охватывать все его существо. Тимка стоял, в бессильном отчаянии опустив руки, смотрел на предательски ровное снежное поле газона и снова почувствовал, как горячая слеза пробороздила его щеку. Сейчас он чувствовал себя предателем, совершившим какую-то немыслимую подлость.
Тимка ноздрями медленно и глубоко вдохнул пьянящий морозный воздух, подняв голову навстречу черному зимнему небу с белыми светлячками звезд.
«Ну ведь не все же потеряно… Должно же что-то быть, какая-то зацепка, знак…».
Тут он вспомнил, как недавно в школьной столовой Степка с жаром и восхищением рассказывал ему про Шерлока Холмса, книгу с рассказами о котором он взял в школьной библиотеке. Этот знаменитый английский сыщик всегда внимательно осматривал место преступления, изучал мелкие, незаметные простым обывателям, детали, что помогало ему увидеть и понять то, что не видели и не понимали другие.
Тимка сощурился, наморщил лоб и тихо, но твердо и уверенно, прошептал самому себе:
– «Спокойно! Ты не Тимка, ты – Шерлок Холмс… Я – Шерлок Холмс! И я найду тебя… Во что бы то ни стало».
Он снова внимательно всмотрелся в заснеженный газон и тотчас, в чистом пушистом саване клумбы его глаза отыскали небольшое, едва заметное воронкообразное углубление, не более пяти-шести сантиметров в диаметре.
Бинго! Это должно быть оно. По его телу прокатилась волна адреналина, дыхание участилось, он почувствовал легкое головокружение и дрожь по всему телу. Не в силах унять дрожь в руках Тимка осторожно разгреб снег над углублением и почувствовал внизу небольшой твердый комок.
Есть! У Тимки словно гора с плеч упала. Еще секунда, и он уже держит в своих покрасневших от мороза руках драгоценный снежок. Это он, в этом не может быть сомнений. Тимка сидел на коленях в снегу на газоне, под медленно падающим снегом в свете фонаря, отбрасывая черную загадочную тень на белый ковер газона. Он бережно держал на своей ладони чуть запорошенный снежок и смотрел на него во все глаза. На нем, даже в свете уличного фонаря, можно было различить три параллельно идущие продолговатые углубления, оставленные пальцами Леси, когда та лепила снежок, пытаясь придать ему округлую форму. В них он различал небольшие холмики, оставленные сгибами ее пальцев, и, как ему казалось, даже рисунок ее кожи на них. Тимка медленно и нежно провел своим пальцем по этим снежным бороздкам. Потом он осторожно накрыл снежок второй ладонью и прижал к сердцу, затем поднес к губам, приоткрыл ладони и что-то тихо туда прошептал. Снежок был из снега, но Тимка не ощущал его холода, напротив, он казался ему теплым и даже светящимся.
- «Надо где-то его сохранить. Надежно спрятать», - озираясь по сторонам, подумал Тимка.
Трогательно и бережно обмотав снежок своим синим шарфом, (если мама, или того хуже бабушка, заметят отсутствие шарфа, предстоит тяжелый допрос с пристрастием, подумал Тимка. Тогда одна надежда на папу, он всегда выгораживал Тимку, в хорошем смысле, разумеется) он осторожно, даже почти не дыша, положил его под угол бетонной подъездной плиты, в свое секретное место, куда он уже два года подряд прятал складной перочинный ножик.
Быстро проскользнув в свою комнату, чтобы домочадцы не заметили пропажи шерстяного шарфа, Тимка замер на кровати. Он лежал не раздеваясь, упулив глаза в потолок и все еще ощущая в своих прохладных ладонях отголоски морозного прикосновения круглого снежного комочка. Его сердце продолжало отбивать барабанную дробь, в голове плыл легкий туман, а грудь распирало от неведомого чувства – словно что-то большое, красивое и легкое поселилось у него внутри и теперь просилось наружу.
Тимка крепко зажмурился.


Утром субботы Тимка проснулся по обыкновению около девяти часов. Пролежав некоторое время в кровати, он снова стал вспоминать события вчерашнего дня – дня в высшей степени необыкновенного, не похожего на другие. Дня, который принес ему нечто большее, чем просто небольшой снежный комочек. Он чувствовал, что что-то поселилось в нем, то, что хотелось бы навсегда оставить у себя и одновременно поделится этим кое с кем.
- «Снежок… Не такой уж это и плохой подарок… Замечательный подарок. Надо сделать Лесе тоже какой-нибудь подарок… Что может нравится девочке, такой как она?», - размышлял Тимка.
Денег у него не так много. У него конечно были небольшие личные накопления, да и у папы можно было попросить на крайний случай. Но Тимка чувствовал, что это не совсем то. Он задумался…
Как нельзя кстати, в его памяти всплыл один эпизод. Полгода назад, весной, папа вернулся из длительной командировки. Тогда он зашел домой, держа в руке небольшой нежный букетик весенних подснежников. Мама как-то необычайно растрогалась от этого подарка, что даже немного залилась краской. Этот незамысловатый букетик долго стоял на мамином прикроватном столике, пока совсем не засох. Мама тогда бережно поставила поникшие сухие колокольца подснежников в шкаф, запрещая всем их трогать и выбрасывать. Тимка вспомнил, как тогда спросил папу, почему он ей подарил такой простой, ничего не стоящий подарок и почему мама так трогательно бережет эти засохшие цветы. И папа рассказал одну давнюю историю, которая тронула Тимкино сердце и надолго запала в его душу.
«Когда-то давно, когда я был совсем молодой, я познакомился с твоей мамой. Она мне очень нравилась, и я хотел сделать для нее что-то хорошее, что-то ей подарить. Помню, была ранняя весна, я жил тогда возле большого парка, с небольшим лесочком и лугом. На этом лугу в парке по весне всегда распускались подснежники. Во времена моей молодости юноши часто собирали эти цветы и подносили их в дар понравившимся девушкам. В тот год их распустилось особенно много – наверное это была такая весна, особенная и романтическая. Как сейчас помню, я собрал букетик подснежников, подкараулил маму (тогда она была совсем еще юная девушка) возле дома и подарил ей цветы. Ох, как я тогда перетрусил, руки мои дрожали, язык заплетался, я не мог связать и пары слов, когда протянул ей мой простой подарок. Букет она конечно же взяла, но я никак не ожидал, что почти через двенадцать лет, когда мы с ней уже поженились, я увидел эти свои подснежники – те самые, которые я дарил ей той самой весной. Они были совсем сухие и плоские, но это были именно они. Она их сохранила – сначала в книге, высушив как гербарий, а потом в коробке от конфет… А когда я спросил её, зачем она все эти годы хранит этот засохший маленький букет, она мне ответила, что это самый дорогой её сердцу подарок…».
Голос отца дрогнул. Он немного помолчал. Молчал и Тимка, боясь нарушить повисшую хрупкую тишину, понимая своим детским умом важность всего услышанного.
- «Понимаешь сынок, в подарке иногда не важна его стоимость», - после паузы продолжил отец – «Важны чувства, с которыми ты его отдаешь».
Тимка вспомнил, как тогда, произнося эти слова, папа присел, заглянул ему прямо в глаза, и прикоснулся своей рукой к его груди, там, где у Тимки находилось сердце.  Глаза отца, обычно горящие задором, силой и уверенностью приобрели какую-то глубину и нежность, отчего Тимка даже затаил дыхание. 
«Это и делает подарок по-настоящему бесценным, дорогим сердцу» - продолжил отец, – «важен сам поступок, то, что останется в памяти и сердце, останется навсегда, как трепетное и драгоценное воспоминание о чем-то бесконечно теплом, светлом и вечном…».
Вспоминая этот разговор, Тимка задумчиво сидел возле окна и смотрел через разрисованное причудливыми морозными узорами стекло на падающий снег. Кажется, теперь он стал понимать истинный смысл сказанных отцом слов.
И тут в его голове созрел план.
Отличный, как ему думалось, план.
Его реализацию он наметил на завтра, на воскресенье.


Утром в воскресенье Тимка встал спозаранку, раньше обычного, чем изрядно удивил домочадцев. Быстренько позавтракав, он деловито оделся, только на этот раз очень тщательно и тепло. В его голове уже полностью созрел его замечательный план, простой и незамысловатый, который он, однако, отработал до мельчайших подробностей.
Воскресный день обещал быть чудесным – свежевыпавший кипельно-белый снег уже искрился в лучах утреннего зимнего солнца, весь двор был залит ярким, режущим глаза светом. Стайки синиц и снегирей весело щебеча, деловито и радостно, перелетали с дерева на дерево, осыпая взмахами крыльев пушистый снег с веток. Соседский рыжий кот Карасик, при каждом шаге отрывисто потряхивая в воздухе лапами и размахивая пушистым хвостом, брел по самое брюхо в снегу, то и дело жмурясь от яркого света. Девственный, искрящийся снег лежал повсюду – и даже у дворника дяди Фомы на шапке.
Выбежав на улицу Тимка, как и кот Карасик, сладостно зажмурился от разлитого по всем сторонам белого великолепия. До дома Леськи было не больше десяти минут ходу пешком, но Тимка этот путь проделал бегом.
Двор Леси почти ничем не отличался от его двора – чистое нетронутое белое волшебство. Будем надеяться, что Леська еще спит, подумал Тимка и выбрав самое красивое и живописное место прямо напротив Лесиных окон, принялся за работу.
Деловито сопя, то на коленках, то согнувшись пополам, Тимка настойчиво реализовывал задуманный план. От усердной работы густой пар валил из его рта, окутывал его, словно паровозный дым железнодорожный локомотив. Варежки отяжелели от комочков налипшего на них снега, а разыгравшийся не на шутку румянец на его щеках своим цветом мог поспорить с грудками снегирей, которые с неподдельным любопытством порхали в ветках деревьев и наблюдали за его самоотверженной работой. Тимка упорно продолжал и продолжал, не обращая внимания на отвлекающий стрёкот птиц и мелкий сыпучий снег, который то и дело попадал ему в лицо и даже за шиворот.
Примерно через час все было готово.
Результат своего титанического труда Тимке очень понравился. Да не то слово – он был в неописуемом восторге. Тимка отступил на два шага, наклонил голову вбок и прищурился, оценивающе осматривая свое творение.
«Красота!» - подумал Тимка.
Прямо посередине детской площадки, с красным морковным носом, приветливо расставив руки-веточки в стороны и улыбаясь всем залихватски-доброй улыбкой вырос чудесный белый снеговичок.
Его веселые стеклянные глаза-бусины радостно смотрели в сторону Лесиных окон, на шее красовался синий вязаный Тимкин шарф, а на голове – синяя зимняя шапка.
Тимка стоял, замерев от радости и восхищения, не в силах оторвать взгляда от своего шедевра. Снеговик получился и правда на загляденье – идеально круглый, ровный и симпатичный. Тимка даже знал, как бы мама отреагировала на него – всплеснула бы руками и выдохнула «Ой, какой милашка!».
Тимка так и стоял, наклоняя голову то вправо, то влево, с удовлетворением любуясь делом рук своих, когда услышал легкий хруст чьих-то шагов по снегу у себя за спиной. Обернувшись, он замер…
Возле него стояла Леся.
Она молча переводила взгляд то на снеговика, то снова на Тимку. Она была все та же – та же вязаная шапочка с огромным помпоном и рукавички с вишенками, те же чудесные чуть вьющиеся каштановые волосы, те же зеленые большие глаза, сияющие радостью и любопытством. Такая милая и родная, подумал Тимка.
Леся прижала руки в рукавичках к груди и тихонько ахнула.
– Тимка, он такой хорошенький, этот снеговичок! Ты такой молодчина, Тимка!
Она тихонечко захлопала в ладоши и подпрыгнула на месте.
- Тимочка, как здорово, что ты его сделал в нашем дворе. Я так рада, он такой славный. Это теперь прямо украшение нашего двора.
Потом она вдруг посерьезнела, ее ресницы дрогнули, а в больших глазах промелькнула тень смущения и догадки.
- Ты…Ты его для кого-то…
Леся смотрела на Тимку теперь совсем другими глазами – задор и веселость отошли на второй план, в них теперь читалась трогательная робость и надежда. Так они стояли и смотрели друг на друга, и Тимка поймал себя на том, что снова тонет в этих глазах. Он вдруг почувствовал, что кончики его замерзших пальцев стали горячими, сердце в груди забилось ровнее и его обняло что-то очень большое и теплое.
Тимка посмотрел на Лесю, застенчиво улыбнулся и произнес:
- Это - тебе!
























Примечания

1. Тимур – имеется ввиду Тамерлан (Тимур), один из самых известных тюркских полководцев, среднеазиатский завоеватель 14-го века, эмир, основатель империи и династии Тимуридов.
2. Пол Уокер – Пол Уильям Уокер, американский киноактер и модель, звезда кинофраншизы «Форсаж» в роли Брайана О'Коннора.
3. Леннон – имеется ввиду Джон Леннон, британский рок-музыкант, певец, поэт, композитор, художник, писатель и активист, основатель, соавтор, вокалист и ритм-гитарист группы The Beatles. Один из самых известных очкариков планеты.
4. Генри Морган – известный английский мореплаватель 17-го века, пират, промышлявший в Карибском море.
5. Такелаж – здесь, оснастка на парусном судне для крепления рангоута и управления им и парусами.
6. Фок-мачта – первая, считая от носа, мачта на судне.
7. Грот-мачта - вторая, считая от носа, мачта на судне.
8. Бизань-мачта – задняя (последняя), считая от носа, мачта на судне.
9. Стеньга – часть мачты (верхняя).
10. Рангоут – брусья для поддержания и растягивания парусов.
11. Рея – горизонтальное рангоутное дерево на мачте.
12. Бушприт – выдающийся нос парусного судна.
13. Фор-марса-рей – второй снизу рей на фок-мачте парусного судна.
14. Фор-брам-рей - третий снизу рей на фок-мачте парусного судна.
15. Бизань-гафель – наклонное устройство на бизань-мачте.
16. Корсар – пират, нанятый каким-либо государством с целью грабежей торговых кораблей других, враждебных или неприятельских, государств.
17. «Черная борода» - имеется ввиду Эдвард Тич по прозвищу «Черная борода», легендарный английский пират 17-го века. В тексте рассказа Тич несколько созвучно с именем Тим.
18. «Титаник» - здесь, отсылка к роману И.Ильфа и Е.Петрова «Двенадцать стульев. Название средства для окрашивания волос в «радикально-черный» цвет.
19. Верфь – место постройки и ремонта судов и кораблей.
20. Шерлок Холмс – выдуманный культовый литературный персонаж произведений английского писателя Артура Конана Дойля, умный и благородный частный детектив, сыщик.