Дед Василий

     Пчёлы мирно гудели над тремя старенькими уликами. Они совершали свой ритуальный танец, перед тем как сесть на прилётную доску и войти внутрь пчелиного дома. Желтая обножка  означала, что эти работяги где-то нашли участок  с обильным взятком. Другие рабочие пчёлки, прочитав по характеру танца первых, нагруженных товарок, послание с адресом богатого места, устремлялись к нему за нектаром и пергой.

     Сегодня стояла прекрасная июньская погода. Цвели белые акации, зацветали липы. Аромат цветущих растений наполнял всё вокруг. Кружилась голова, то-ли от запаха цветов, то-ли от того, что в мои 75 лет давали себя знать какие-то нарушения в мозговом кровообращении. Возраст начинает сказываться. Всё чаще вспоминаю детство. Вот и сегодня почему-то память перенесла меня во времена, когда ещё был жив дед Василий.  Эти ульи с мирно гудящими пчёлами напоминают мне, что вот так же на скамеечке, возле ульев сидел дед Василий, а рядом с ним было моё  излюбленное место.  Дед задумчиво смотрел на жужжащих пчёл. Мне казалось, что  перед его блеклыми старческими глазами предстоит вся его долгая жизнь.  С дедом мы дружили. Он был мне интересен, как человек, в котором отразилась целая историческая эпоха.

     Мой отец привёз деда Василия из Новоспасского  после того, как тот остался один. Умерла бабушка Алёна (Елена Тимофеевна) – мать моего отца, с которой он   жил. Василий Иосифович приходился  моему отцу отчимом. Когда-то у деда Василия была другая семья и много родных детей, но все они ушли из жизни. Некоторых  забрала гражданская война, другие умерли от тифа и испанки. У него в живых остался только один родной сын, родившийся уже в новой семье, сводный младший брат моего отца, который в это время находился на военной службе и не мог взять Василия Иосифовича к себе.

     По семейному раскладу отец оказался единственным близким человеком, который мог  взять деда Василия к себе в семью. Переезжать тот не  хотел. Ему шел уже 85-й год. Долгая жизнь приучила  Василия Иосифовича планировать и устраивать свою жизнь самостоятельно. В Новоспасском у деда был  дом и небольшое, но крепкое хозяйство, но прежде всего его любимые пчёлы. Он умел и любил делать всё сам.

     Дед был прекрасным столяром. Огромная пасека была изготовлена его собственными руками. Причём, это относилось не только к деревянным, но и к металлическим конструкциям на пасеке. Металлическими были всевозможные поилки для пчёл, воскотопки, дымари,  и прочее. Кроме пчеловодства и столярничания у деда Василия было много других забот. Дома у него были гуси, утки, овцы, за которыми он умело ухаживал. Он сам, при необходимости, выделывал овечьи шкуры и  шил для себя тулупы и папахи. Причём его изделия были такие удобные, что в папахе дед, как старый казак, мог ходить и зимой и летом.  Казалось, что нет ничего на свете, чего дед не умеет делать. Но пришло время, когда он остался в селе один.

     Дед был 1873 года рождения. Его 85 лет за плечами - это всё-таки возраст, когда одному справляться с хозяйством и с бытовыми вопросами тяжело. Обдумав все доводы «за» и «против», Василий Иосифович всё-таки согласился на переезд.

     Те пчелиные семьи, возле которых  у нашего дома любил сидеть Василий Иосифович,  были малой частью дедова пчелиного хозяйства. Когда-то у него была большая пасека. На старых ульях стояли номера 47, 62, 18 и др… Они, эти ульи, пустые без учёта нумерации вперемешку стояли в сарае.

     По началу, когда деда только привезли из Новоспасского, пчелиных семей было больше. Но потом, коварный клещ Варроа сделал своё тёмное дело.  Живых пчёл осталось всего три семьи, как сейчас и у меня. В наши дни с этим противным клещом научились бороться, а тогда был  только 1958  год  и способы борьбы с Варротозом не вошли в привычный арсенал средств ухода за пчёлами деда Василия.  В результате несколько пчелиных семей погибли.

     Наш дом стоял на окраине Курска: почти та же деревня. Пчёлы легко вписались в окружающий пейзаж. Вокруг было много не тронутых плугом полей с разнотравьем, плавно переходивших в структуру аэродрома, где служил мой отец. Чуть в стороне находился смешанный лесок, там же был и пруд, который местные мальчишки называли солдатским. Такое название пруд получил, скорее всего, потому, что аэродром в те времена был военным. Детвору охрана не пускала купаться в этот водоём, а пчёлам ни кто не запрещал летать к воде. Это было удобно. Словом для пчёл место было подходящим.   

     В хозяйстве нашей усадьбы нашлось место и для столярного инструмента деда Василия. У него имелся великолепный столярный верстак, кстати, тоже сделанный руками Василия Иосифовича.  На нём была предусмотрена масса всяких приспособлений, позволявшая делать фигурную обработку древесины. Даже прижимные винты на верстаке были изготовлены лично дедом Василием.

     Столярный инструмент у деда тоже был непростой. Прежде всего, металл резцов в рубанках, фуганках, калевках, стамесках  и прочем инструменте был особенный. Он мало тупился, его почти не требовалось затачивать и править. Дед рассказывал, что резцы он приобрёл ещё в  дореволюционное время. Металл был немецкий. Наверное, это была не золингеновская сталь, но качество было высокое.

     Когда дед Василий переехал к нам, то по своей инициативе взялся ошалевать наш дом шалёвочной художественно обработанной доской. Самое интересное то, что в свои 85 лет, он эту работу успешно выполнил всего за один сезон.  Да, дед не любил сидеть без дела. Он делал всё основательно, без суеты, предварительно предупредив других членов семьи о своих планах. Меня всегда поражала тактичность, даже деликатность и доброжелательность в поступках и словах этого простого сельского жителя.

     Чтобы понять чего стоила тактичность и деликатность деда, нужно сказать несколько слов  о том, как благоустроена была территория той окраины Курска, где мы жили. Можно было сказать, что в 50-х годах  - просто никак. Не было дорог с твёрдым покрытием. Вместо дорог после дождя – сплошная грязь из жирного, липкого чернозёма. Не было подведено электричество. Вернее оно было только там, где наш посёлок примыкал к железной дороге. Там же находилась и школа, в которой я учился. О том, что такое канализация мы даже не догадывались. Пользовались помойными ямами вырытыми возле дома.

     Вода была подведена в виде водоразборных колонок далеко не по всем улицам. На нашей улице колонки не было. Приходилось делать запас воды с помощью вёдер на коромыслах или с помощью алюминиевой молочной фляги объёмом около 40 литров, которую возили  на тачке.

     Во время Великой Отечественной войны Курск был сильно разрушен. Все силы городских служб были направлены на восстановление центра. Окраины застраивались частными застройщиками, у которых средств на благоустройство не хватало. Обогревались частные домики печным отоплением. Пищу готовили на примусах, керогазах и керосинках. Освещались в ночное время жилые помещения керосиновыми лампами. В школе первые несколько лет я учился при керосиновой лампе. Нужно отдать должное городским службам. У железной дороги можно было купить и уголь, и керосин. Всё было довольно дёшево и доступно. Керосин стоил всего 13 копеек за литр. Нам хватало для семьи 10 литров на неделю.

     Из сказанного можно сделать вывод: это была настоящая деревня, но в черте города. Кстати, городского транспорта на нашем посёлке тоже не было. До школы мне приходилось идти около двух километров, до продуктового магазина (лучше сказать ларька) – около километра, и до водоразборной колонки – почти столько же. Вроде бы не так уж далеко, но не комфортно. Особенно, когда преодолеваешь эти расстояния регулярно каждый день, иногда не один раз за день, а тебе всего 7-8 или 9 лет.

     Чтобы попасть в центр города, нужно было идти пешком около трёх километров до трамвая, конечная остановка которого находилась у железнодорожного вокзала. Затем приходилось ехать на этом гремящем чуде техники с деревянными лавками,  ещё километров пять. Если бы были хорошие дороги, или хотя бы тротуары, мы бы не жаловались. Нужно сказать мы и так не жаловались. Тротуары вдоль дорог отсыпали шлаком от печей жильцы прилежащих домов. Ко всему привыкаешь быстро и кажется, что так и должно быть.

     В этих условиях мы не только регулярно готовили пищу, производили влажную уборку помещения, мы ещё мылись сами, мыли посуду и стирали бельё, в том числе и постельное. Воды требовалось много. Так вот, дед Василий отличался  чистоплотностью и регулярно  очень тактично намекал на местном курском диалекте: «Сягодня смяню бяльё». Это значило, что ему необходимо наносить достаточный  для его помывки и стирки запас холодной воды. Грел её он сам в баньке. Сам же мылся и стирал исподнее без посторонней помощи. Обязанность носить воду для всей семьи была возложена на меня.

     После помывки и стирки дед сидел за столом каким-то умиротворённым, просветлённым и довольным. Перед тем, как сесть за стол для принятия пищи Василий Иосифович всегда стоя молился. Дед Василий обычно читал молитвы вечером, когда ложился спать и утром после пробуждения. На меня это всегда производило сильное впечатление. В его действиях не было ни капли фальши или демонстративности. Дед это делал просто и искренне, так же как дышал. Его молитва была не от формального следования обычаю или традиции, а от чистой и истинной веры.

     Дом наш был небольшим. Нас с дедом поместили жить в одной комнатке. Он много рассказывал о своей жизни. Из его рассказов я узнал, что когда-то во время Русско-Японской войны 1904 года дед служил в Русской Императорской Армии на дальнем востоке. Оказывается дед Василий был участником  обороны Порт-Артура. Тогда ему было около тридцати лет.

     У Василия Иосифовича нашлась фотография, где он ещё молодой в военной форме сидит, опершись руками на шашку. Усы, теперь седые и неухоженные, тогда лихо закрученные, придавали его внешности вид лихого вояки. По сложению дед был небольшого роста и, глядя на шашку в его руках, я подумал, что он служил в кавалерии, но оказалось, что нет. На самом деле он служил в железнодорожных войсках. Я даже не знал, что такие войска в то время вообще существовали. До сих пор не пойму - при чём тут была шашка? Какую роль могло иметь клинковое холодное оружие типа шашки для того кто служит в железнодорожных войсках? - Разве, что хулиганов гонять от паровоза.:) Допускаю, что она исполняла декоративную роль и была ему положена по чину, как часть его военной формы. 

     Еще у деда нашлась фотография генерала от инфантерии Николая Петровича Линевича, под началом которого ему пришлось служить. Кстати этот генерал мало известен широкой публике, но его заслуги оказывается велики в подавлении боксёрского восстания в Китае.

     Помню, дед Василий рассказывал, как пришлось стрелять из пушки где-то под Харбином. Почему они оказались там уже не помню. Ведь во время рассказа о памятных деду событиях мне было всего 10 лет. С тех пор многое забылось. В детской памяти запечатлелась лишь необычная деталь, скорее смешной эпизод. Дед  рассказывал, что они устроили охоту на уток, но стреляли по ним почему-то из пушки, а заряжали её мелкой каменной галькой, которой было много на берегу водоёма. Вот такой был дед Василий озорник в молодости.

     В свои 85-87 лет дед Василий за общим столом никогда не отказывался пропустить пару рюмок водки, но строго две, в крайнем случае, три - не больше. Это была его  норма.  При этом всегда водку любил закусывать горчицей. Выпьет рюмку водки и сразу отправляет в рот чайную ложку настоящей жгучей, приготовленной дома горчицы. Те, кто умеет готовить горчицу, тот знает чем отличается она от купленной в магазине кисленькой бурды.

     Следует отметить, что дед никогда не пьянел, всегда сохранял ясный  разум, а выпив, любил порассуждать, вспоминая историю страны. Вспоминал свою молодость, службу в армии, рассказывал, какая красивая форма была у кирасиров, какая у них была длинная сабля с ножнами на колёсиках, а сапоги были «спиртовой» кожи. Все слушали деда с удовольствием, уточняли детали его рассказа.

     Дед Василий давал иногда удивительные советы или даже поучения. При этом никогда не давил авторитетом, который у него естественно был. Он произносил свои поучительные сентенции,  как бы в пространство. Кто хочет – услышит. Так, например, однажды, между моим отцом и мамой мог  разгореться скандал. Они о чём-то спорили. Дед долго сидел молча, до тех пор, пока повисла пауза, потом изрёк: «Сашка, Сашка! Да разве так с женщиной разговаривают? У меня было тридцать жён… и все меня любили… А почему? … - а потому, что я их любил…»  Про "тридцать жён" дед конечно перегнул, но женщин у него за 85 лет жизни было много. После этой эскапады скандал прекратился так и не разгоревшись.

     В 1959 году дед стал сдавать. Он подолгу сидел возле своих пчёл, меньше рассказывал о своём прошлом. Ему на помощь мы отрядили Александру Ивановну. Мою другую бабушку со стороны мамы. Она готовила для него, старалась вовремя его покормить, убрать, постирать. Он принимал эту помощь, но чувствовалось, что деду это неудобно. Он привык всё делать сам. Дед даже вишни с дерева пытался для себя собрать сам. Мы обнаружили, что однажды он набрал кружку вишен и спрятал их под крышкой улья.  Нам показалось это странным, даже обидным. Уговаривали его позволить нам помочь ему. Говорили, что вишни не нужно прятать, нам для него не жалко. Но дед всё больше и больше замыкался в себе.

     Однажды он полез на дерево за вишнями и едва не разбился, сломав ветку. Его едва поймали как ребёнка на руки. Благо, что дед оказался не тяжёлым, а просто неловким. Один наш знакомый  сказал, что так бывает перед скорой кончиной старика. Бабушка Александра Ивановна была в растерянности. Она говорила, что между ними нет взаимопонимания. Может быть потому, что разница в возрасте у них велика. Дед Василий был ровесником отца бабушки Шуры. Она была моложе его на 30 лет.

     Наступил 1960 год. Деду пошёл 88 год и он слёг. Приходил врач и не  смог ничем помочь. Сказал, что нужен уход и следует быть готовыми к худшему. Возраст делает своё дело. Почти две недели дед пролежал в постели. Наступил день, когда дед Василий подозвал бабушку и сказал: «Будем прощаться… Я  умираю…» Александра Ивановна стала его уговаривать, что ничего такого не произойдёт. Она сейчас вызовет врача и деду помогут. Василий Иосифович  в ответ сказал: «Нет, она (Кто Она? – непонятно) приходила и сказала, чтобы я собирался. Пришла пора уходить... Прощай…» Попытался глубоко вздохнуть, потянулся и умер.

     Похоронили деда Василия на кладбище у Никитского храма. Вернулись домой… без деда - пусто. Мало прожил у нас Василий Иосифович. Всего три года, но своей личностью, делом, словом, просто присутствием оказал на всех нас, особенно на меня, огромное влияние.

      Осталось всё его имущество осиротевшим. Оно стоит, лежит, летает и жужжит, но без деда настоящего смысла и ценности в этом имуществе, как бы и нет. Остались его пчёлы, верстак, инструменты, овчинный тулуп с папахой, даже его походный деревянный сундучок с ручкой на верхней полукруглой крышке, который заменял солдатский чемодан, времён русско-японской войны. Мы никогда в этот сундучок не заглядывали. Это  была его личная зона, закрытая для всех.

     Ничего необычного в нём не оказалось. В сундучке лежали его личные бумаги, да чистое исподнее бельё. Говорили, якобы у деда там находилось золото, т.к. считалось, что он был богат. Когда разбирали содержимое из сундука, то там действительно нашли 12 сотенных бумажных «Екатеринок», не считая более мелких царских бумажных денег. По дореволюционному времени это были достаточно большая денежная сумма (около полутора тысяч рублей).  Кроме царских, нашли массу (около сотни) фантиков-керенок по 20 и 40 рублей. Ещё - несколько экземпляров советских денежных купюр 1918 года выпуска, которые даже когда выпускались, ничего не стоили. Коробка спичек стоила миллион. Всё это – бумага, прах. 

     Истинно говорят: «Не в деньгах счастье». Во всяком случае - не в бумажных деньгах. Единственная монета из благородного металла, найденная в сундучке деда Василия,  был царский серебряный полтинник  с рельефным профилем императора Николая Александровича, да ещё горсть мелочи, состоящей вовсе не из драгоценного металла.

     Жил человек, зарабатывал, копил средства, планировал как-то этим воспользоваться, а умер не в своём доме и оставшиеся деньги для наследников - бесполезны, потому что утратили свою ценность. Пчёлы без деда долго не проживут - сдохнут. Даже дорогим столярным инструментом некому воспользоваться. Нужны умелые руки и любовь к делу. Без хозяина это просто груда железа.

     Так что же, всё зря? - Нет!  Я думаю, что Человек - главная ценность, а вовсе не материальные богатства. Причём каждый человек уникален и неповторим. В этом состоит особая его ценность. Именно человеческая душа, опыт, воля наделяют предметы его имущества смыслом, делает их нужными и полезными. Во всяком случае для меня дед сделал очень много просто своим присутствием и мудростью. Я ему очень благодарен.  Вот такие мысли нажужжали мне пчёлы одним погожим днём под липами в июне.