Труд и капитал

Обзор мнений европейских исследователей о современных тенденциях на рынке труда

Гай Стэндинг
В 2011 году английский экономист Гай Стэндинг опубликовал книгу «Прекариат: новый опасный класс». Она вызвала большой интерес по всему миру, так как описывала проблемы, которые наблюдались во многих странах. Вот что среди прочего он в ней писал.
В 1970-е годы умами политиков завладела группа идейно настроенных экономистов. Главный принцип их неолиберальной модели состоял в том, что экономический рост и развитие зависят от рыночной конкурентоспособности и нужно сделать всё для максимального повышения соревновательности и конкуренции, чтобы рыночные принципы проникли во все аспекты жизни.
Считалось, помимо всего прочего, что следует повысить гибкость, или подвижность, рынка труда, а это значило переложить бремя рисков на плечи работающих и их семей, делая их еще более уязвимыми. В результате возник класс мирового прекариата, насчитывающий в разных странах много миллионов людей, не имеющих якоря стабильности. Они-то и стали новым, потенциально опасным, классом. Они охотно прислушиваются к самым вздорным призывам и готовы отдать свои избирательные голоса и денежки на создание и укрепление политической платформы для этих смутьянов. Сам успех неолиберальной программы, в той или иной степени проводившейся правительствами разных стран, породил – пока еще в зачаточном виде – политическое чудовище. И нужно что-то предпринять, пока это чудовище не окрепло и не показало всю свою мощь.
По мере того как шел процесс глобализации, правительства и корпорации старались перегнать друг друга, делая свои трудовые отношения более гибкими, росло число людей с незащищенной формой занятости.
Миллионы людей в условиях процветающей или даже зарождающейся рыночной экономики образовали прекариат – феномен совершенно новый, даже если он и имел какие-то смутные прообразы в прошлом. Прекариат не является частью рабочего класса, или пролетариата. Пролетариат – это сообщество, состоящее в основном из рабочих с долговременной стабильной занятостью, с фиксированным рабочим днем и определенными возможностями продвижения по службе. Пролетарии могут вступать в профсоюзы и заключать коллективный договор, название их должности понятно их родителям, и они знают в лицо всех местных работодателей. Многие из тех, кого мы называем прекариатом, ни разу не видели своего работодателя, не имеют понятия, сколько сотрудников на него работают сейчас и сколько еще он намерен нанять в будущем. Прекариат нельзя отнести также и к среднему классу, поскольку у этих людей нет стабильного или предсказуемого жалованья, нет статуса и пособий, которые должны быть у представителей среднего класса. Немного понятнее станет, если охарактеризовать их положение как ненадежное, неустойчивое (англ. precarious). В аналогичном положении друг к другу находятся друзья, родственники и коллеги, потому что заранее неизвестно, останутся ли они таковыми по прошествии нескольких лет или даже месяцев либо недель. И часто это вовсе от них не зависит.

В сегодняшнем обществе прогрессивные люди будут бороться за доступ к пяти основным фондам – это экономическая стабильность, время, качественное жизненное пространство, знания и финансовый капитал.
Решить проблемы прекариата можно за счет внедрения всеобщего базового дохода. Суть этого предложения в том, что каждому человеку, законно проживающему в стране или в местном сообществе, не только взрослым, но и детям, следует предоставить скромное денежное вспомоществование. Каждому выдадут платежную карту, с которой он будет ежемесячно снимать сумму, необходимую для удовлетворения основных нужд, и тратить эти деньги по собственному усмотрению. При этом некоторые, например недееспособные, будут получать надбавки – для особых нужд. Для большинства экономически развитых стран это нововведение будет не столь радикальным, как может показаться, поскольку это позволит объединить уже существующие схемы выплат и заменить те, которые оказались слишком сложными и грешат предвзятостью. Такой базовый доход полагается каждому человеку, а не группе потенциальных конкурентов, например «семье» или «домохозяйству». Он будет универсальным в том плане, что будет выплачиваться всем законно проживающим на территории – с испытательным периодом для мигрантов. Выплаты будут производиться наличными (что позволит получателю самому решать, как их лучше потратить), а не в патерналистской форме, такой как талоны на продовольствие или другие заранее предусмотренные нужды. Это обеспечит свободу выбора без какого-либо «подталкивания». Эти выплаты должны быть незыблемыми – государство сможет отобрать их только в том случае, если человек больше не проживает в стране на законных основаниях или совершил преступление и в качестве наказания лишается таких выплат. Выплачивать его будут регулярно в виде скромной суммы, а не разовой крупной выплаты.

Колин Крауч
В 2013 году британский исследователь Колин Крауч выпустил книгу «Как сделать капитализм приемлемым для общества». Вот что он в ней написал.
Распад СССР сделал очевидным для всех, что капитализм является единственной из известных нам сложных систем, в рамках которой способна функционировать эффективная и инновационная экономика. Однако финансовый кризис 2008 года раскрыл потенциально разрушительные последствия функционирования некоторых аспектов капитализма, его зависимость от способности государства спасти общественный строй от его собственных противоречий за счет широких слоев населения, а также привлек внимание к непрерывно углубляющемуся неравенству, которое, как представляется, соответствует интересам элит. Всё это вызывает обоснованные сомнения в возможности функционирования социальных и политических механизмов, одновременно обеспечивающих достойную жизнь всем гражданам и удовлетворяющих требования капиталистов. К счастью, на протяжении всей своей истории капитализм демонстрировал гибкость и способность приспосабливаться к различным условиям, что позволяло ему функционировать в обществах нескольких различных типов. Это одна из характеристик, позволяющая говорить о превосходстве капитализма над советским коммунизмом. Но данное его преимущество может быть использовано далеко не всегда. Всё зависит от соотношения сил между группами, выражающими различные социальные и политические интересы, от большего веса некоторых из них, что позволяет капиталистам (как это, по всей видимости, происходит в наши дни) диктовать условия остальному обществу. Однако ситуация может сложиться так, что другие группы интересов получают возможность добиваться компромисса с капиталистами, как это было в странах Запада в середине XX столетия, в период расцвета государства всеобщего благосостояния.
В основном эти компромиссы были связаны с политической силой, известной как социал-демократия, ассоциирующейся с рабочими движениями и партиями, профсоюзами и различными группами, боровшимися за права трудящихся, а если говорить более широко, то с воздействием, которое это движение (а также коммунистический строй в некоторых странах) оказывало на другие, соперничающие политические силы. Однако в наши дни сложилась довольно странная ситуация. Казалось бы, нарастающее разочарование различными аспектами капитализма позволяет социал-демократическим партиям настаивать на превосходстве исповедуемого ими подхода. Но нет, они занимают оборонительные позиции, полны пессимизма, словно сами уже стали достоянием истории. Отчасти это свидетельствует о доминирующих позициях ортодоксального неолиберализма. Отчасти же сложившееся положение обусловлено необходимостью существенных изменений в социал-демократической программе, если это движение не отказывается от своих слов о том, что оно является альтернативой, способной бросить вызов ортодоксии и изменить капитализм в соответствии с потребностями общества, убедительно представляя себя как партию, использующую в своих интересах экономические изменения и инновации и не ограничивающуюся защитой от перемен. Новые шаги должны быть достаточно радикальными, но не выходящими за пределы социал-демократической традиции.
Социал-демократия должна сохранять если не все, то некоторые связи с такой силой, как ответственное профсоюзное движение. Помимо этого, эсдеки могли бы взаимодействовать с другими организациями подобного типа, такими как кооперативы, общества взаимной помощи и потребительские движения. Многое предстоит сделать совместными усилиями социал-демократических правительств и профсоюзов. Профсоюзы нуждаются в расширении прав и власти, чтобы достойно представлять интересы тех, кто трудится в секторе частных услуг, а также занят на условиях нестандартных трудовых договоров. Только встав на такой путь, они смогут избежать ловушки, когда профсоюзам приходится представлять только интересы стареющего и относительно привилегированного меньшинства рабочей силы, численность которого неуклонно сокращается. В обмен на расширение полномочий профсоюзам необходимо объединиться с другими структурами, которые потребуют от них сочетать поиск средств примирения интересов трудящихся и средств повышения конкурентоспособности. Это предполагает изменение подхода к защите занятости в пользу нового баланса гарантий занятости и гибкости рынка труда. В данном случае защите существующих рабочих мест уделяется меньше внимания, а основной акцент переносится на сильную поддержку перемещений трудящихся по рынку труда.
Наиболее трудной обязательной задачей социал-демократии является выход за пределы национального государства. Продуктивной является задача перехода к модели государства всеобщего благосостояния и социальных инвестиций. В сочетании с не менее важной политикой предоставления щедрого по размерам замещающего дохода в периоды безработицы, в случае если мы ожидаем, что трудящиеся должны принять риски рынка труда и изменений, это может стать фирменным знаком социал-демократии. Центральную роль в данном случае будет играть дружественная по отношению к семье трудовая политика. Помимо этого, рассматриваемый нами подход включает политику в отношении инфраструктуры, в частности тех ее направлений, которые непосредственно связаны с текущими производительными потребностями (такими как дорожное строительство и подготовка работников); политику формирования предпринимательского государства, более активного и готового к принятию рисков, чем большинство видов деятельности в частном секторе (таких как исследования); и политику улучшения условий жизни в городской среде.
Еще одним важным аспектом социальной политики является возрождение (создание) сильных профсоюзов или других форм представительства трудящихся, которые охватывали бы всю рабочую силу, когда подходы к членству соответствовали бы потребностям и той ее части, которая не имеет гарантированной занятости (прекариат).
В 2019 году вышла в свет книга «Победит ли гиг-экономика?» того же Колина Крауча. В ней он писал следующее.
Многие неолиберальные политики считают гиг-экономику идеальной формой труда, которая постепенно вытесняет условия традиционного трудового договора, сопряженные с более высокими затратами работодателя. Фирмы могут максимизировать гибкость, обращаясь к услугам и оплачивая труд самозанятых работников только в случае возникновения потребности в выполнении специфических задач, избегая взносов в фонды социального страхования, обязательств по выплате минимальной заработной платы и многих других обязанностей, связанных с так называемой стандартной (обычной, традиционной) занятостью. Работники, в свою очередь, могут наслаждаться возможностью быть предпринимателями, работая тогда, когда им хочется, и на того, на кого они пожелают.
Такие корпорации, как гигантский сервис заказа такси Uber, использующий для организации своей хозяйственной деятельности интернет, утверждают, что они не более чем «платформа» и, следовательно, находятся вне сферы трудовых отношений. Если они умело ведут дела, то могут также утверждать, что не привязаны к какому-то определенному месту на планете, а потому для отчета о своих прибылях выбирают наиболее благоприятную в налоговом отношении юрисдикцию. Поскольку интернет олицетворяет всё новое и новаторское, любого смельчака, осмелившегося критиковать данные практики, немедленно обвиняют в том, что он стоит на пути прогресса.
Многие виды деятельности требуют наличия определенных знаний, навыков и умений, и работодатели, как правило, стремятся удержать квалифицированных работников. Для этого и использовались стандартные трудовые договоры. Однако люди, которых Гай Стэндинг называет прекариатом, не имеют профессии и не соответствуют профессиональным стандартам, потому что никто не позаботился о том, чтобы они приобрели трудовые навыки или хотя бы опыт работы. Фирмы, скорее всего, избавятся от этих работников быстрее, чем те получат опыт, необходимый для повышения квалификации. Прекарным работникам никогда не получить такие права, как отпуск по беременности и родам. Особенно часто в рядах прекариата можно встретить иммигрантов, которые во многих случаях не имеют не только основных гражданских прав, но и элементарных знаний о правах.
Проблемы, возникающие в связи с расширением гиг-экономики, выходят за рамки трудностей, с которыми сталкиваются курьеры, водители такси и велосипедисты, доставляющие клиентам заказы из кафе и ресторанов. Они образуют сердцевину изменяющихся отношений между теми, кто использует человеческий труд, и теми, кто его предоставляет, и характеризуются более широким диапазоном трудовой неустойчивости и риска, чем ложная самозанятость, поскольку неизбежно воздействуют на положение обычных наемных работников.
Нам нужны новые способы, которые позволят обеспечить защищенность и предсказуемость жизни обычных людей труда, а также предоставить им возможность приобрести навыки, необходимые для приспособления к изменяющимся экономике и технологиям. Это никоим образом не противоречит идеям гибкости, инноваций и предпринимательства.

Труд как товар должен воспроизводиться, восстанавливаться и использоваться. Он нуждается в ресурсах, которые помогут выжить в периоды отсутствия спроса. Если труд перестанет уверенно потреблять, это провоцирует рецессию в экономике. Когда труд обозлен и разъярен, это грозит большими неприятностями.
Позитивные перемены могут быть достигнуты путем замены взносов работодателей в фонды социального страхования взносами для «пользователей труда». Все фирмы и другие организации, определенные как пользователи услуг труда, объем которых превышает пороговое значение, установленное для освобождения от взносов, обязаны производить выплаты в фонды социального страхования, исходя из количества часов пользования услугами труда.
Часть бремени, связанного с принятием обязательств, должны взять на себя работники и другие лица: все взрослые люди, проживающие в стране, независимо от того, получают ли они плату за свой труд или нет, должны будут уплачивать взносы в фонд социального страхования. Размеры индивидуальных взносов будут дифференцироваться в зависимости от уровня дохода, независимо от того, какую форму он принимает. (В настоящее время многие состоятельные люди имеют возможность определять свои доходы как прирост капитала, что позволяет им избегать высоких ставок подоходного налога.) Все индивидуальные плательщики взносов будут иметь право на получение пособий, в случае если они будут уволены, утратят трудоспособность, уйдут с работы, чтобы взять на себя ответственность по уходу за детьми или людьми с ограниченными возможностями.

Ник Срничек
В 2017 году канадский исследователь (в последнее время работающий в Лондоне) Ник Срничек выпустил книгу «Капитализм платформ», которая вызвала большой интерес во многих странах. Вот что он в ней написал.
Нам сегодня говорят, что мы живем в эпоху важнейшей трансформации. Со всех сторон слышится: «экономика совместного потребления», «гигономика», «четвертая промышленная революция» – слова мячиками так и летают вокруг, завлекая манящими образами предпринимательского духа и бесконечной гибкости. Мы, работники, наконец стряхнем тесные оковы раз и навсегда проторенной карьерной колеи и сможем прокладывать свой путь самостоятельно, продавая товары и услуги, какие только пожелаем. Ну а в качестве потребителей мы припадаем к рогу изобилия, который изливает на нас индивидуальные услуги по первому требованию и обещает окутать сладкой сетью взаимосвязанных устройств, потакающих малейшему нашему капризу.
Цифровая экономика становится моделью гегемонии: города должны стать «умными», бизнес – прорывным, рабочие – гибкими, а правительства – бережливыми и «интеллектуальными». В такой атмосфере те, кто прилежно трудится, могут воспользоваться переменами и выиграть. Во всяком случае, так нам говорят.
Главный посыл моей книги – в том, что на фоне длительного снижения уровня прибыльности в промышленности капитализм развернулся к данным, ища теперь в них источник экономического роста и жизнестойкости. В XXI в., на основе изменений в цифровых технологиях, данные стали играть ключевую роль в компаниях и их отношениях с работниками, клиентами и другими капиталистами. Появилась новая бизнес-модель – платформа, способная извлекать и контролировать огромное количество данных; и на этой волне мы наблюдаем подъем крупных монополистов.
Для корпорации Google данные – это прежде всего ресурс, который можно использовать как наживку для привлечения рекламодателей и всех прочих интересующихся. Для Uber данные – главное оружие в арсенале конкурентной борьбы: они позволяют компании совершенствовать свои продукты и услуги, контролировать работников, оптимизировать производственные алгоритмы и тем самым наращивать своё конкурентное преимущество.
Модерирование контента для Google обычно выполняется на Филиппинах, где порядка 100 тыс. работников просматривают контент в социальных сетях и в облачном хранилище. А Amazon отличается рекордно низким уровнем оплаты труда для работников складов, которые опутаны немыслимо тщательной системой надзора и контроля. Платформенные компании продолжают мировой тренд для выполнения работ, требующих низкой квалификации, привлекать внешних подрядчиков и держать внутри компании только хорошо оплачиваемое ядро высококвалифицированного персонала. Весь рост уровня занятости после 2008 года в США происходил за счет работников в нетрадиционных сегментах, таких как внешние подрядчики и рабочие в режиме «по вызову». Эта тенденция аутсорсинга и создания «бережливых» бизнес-моделей принимает крайние формы в таких случаях, как Uber, который настроен на извлечение прибыли в условиях отсутствия активов. Впрочем, как мы видели, их прибыльность в посткризисный период объясняется скорее сдерживанием уровня оплаты труда. Даже журнал Economist был вынужден признать, что если бы после 2008 г. «доля национального валового дохода, выплаченная в виде зарплаты, поднялась обратно до среднего уровня 1990-х гг., прибыльность американских компаний упала бы на одну пятую».
По некоторым оценкам, если бы таксисты Uber были оформлены в качестве работников, то по итогам одного коллективного иска компания была бы должна выплатить им 852 млн долларов. Возникновение такой оппозиции означает, что в экономическом отношении, как только работники получают базовые права трудящихся, эта модель бизнеса теряет устойчивость.
Некоторые эксперты полагают, что мы можем противостоять монополистическим тенденциям, выстраивая кооперативные платформы. Однако все традиционные проблемы кооперативов (например, необходимость самоэксплуатации при капиталистических социальных отношениях) лишь усугубляются монополистической сущностью платформ, доминированием сетевых эффектов и огромными ресурсами в распоряжении этих компаний.
Государство обладает достаточной властью, чтобы контролировать платформы. Антитрастовое законодательство может разбивать монополии, локальное регулирование может сдерживать или даже запрещать эксплуататорские «бережливые» платформы, государственные структуры могут навязывать процедуры, охраняющие частную жизнь, а согласованные действия, предупреждающие уклонение от налогов, могут вернуть капитал в руки государства. Возможно, все эти действия необходимы, но, надо признать, они всё же не поражают воображение оригинальностью или масштабом. Кроме того, они упускают из виду структурные условия, при которых происходит зарождение платформ. На фоне долгого спада промышленного производства платформы появились как способ затягивать капитал в относительно динамичный сектор, ориентированный на добычу данных.

Вместо того чтобы просто регулировать корпоративные платформы, лучше сосредоточить усилия на создании общественных платформ – таких, которые принадлежат «простым» людям и контролируются ими. (Причем важно, чтобы они сохраняли независимость и от государственного надзорного аппарата.) Это означает, что надо инвестировать огромные ресурсы государства в технологию, которая поддержит такие платформы и позволит предлагать их как общественное благо, своего рода коммунальные сооружения. В более радикальном ключе мы можем выступать за создание посткапиталистических платформ, которые используют данные, собираемые другими платформами, для того чтобы перераспределять ресурсы, поддерживать демократическое участие и способствовать дальнейшему технологическому развитию. Возможно, в нынешних условиях нам стоит коллективизировать эти платформы.

Ван Парайс и Вандерборхт
В 2017 году вышла в свет книга бельгийских исследователей Филиппа Ван Парайса и Янника Вандерборхта «Базовый доход». Приведу несколько фрагментов из нее.
Базовый доход – это денежная сумма, выплачиваемая всем и на индивидуальной основе. Еще одно его отличие от условных схем минимального дохода – отсутствие сопряженных условий: его получатели не несут обязанностей работать или быть готовыми к найму. Если выразить это более сжато, базовый доход предоставляется без обязательств.

Всеобщность позволяет легче ответить «да» при устройстве на рабочее место с маленькой оплатой, может быть, даже настолько маленькой и ненадежной, что сегодня таких рабочих мест не существует. Нижняя граница, устанавливаемая схемами минимального дохода с проверкой нуждаемости, устраняется. Люди с низкими собственными доходами больше не вытесняются с работы. По этой причине средняя оплата труда может снизиться. Тем не менее, поскольку выплата не привязана ни к каким обязательствам, ответ «да» последует только в том случае, если работа достаточно привлекательна – сама ли по себе или потому, что обучает полезным навыкам, доставляет приятный круг общения или обещает хорошее продвижение по службе, вне зависимости от того, насколько мало за нее платят. Непривязанность дохода к обязательствам позволяет легче сказать «нет» работам, которые плохо оплачиваются и непривлекательны. Если в результате этого упростившегося отказа от трудоустройства низкосортные рабочие места перестанут привлекать или удерживать достаточно работников, работодатели могут пойти на автоматизацию работы. В тех случаях, когда механизация труда невозможна или слишком дорога, рабочие места придется сделать более привлекательными. А если и это невозможно или слишком дорого, оплату такого труда нужно будет поднять. Именно так: все эти низкосортные, низкооплачиваемые работы, которые вы не захотели бы выполнять, нужно будет лучше оплачивать, возможно, даже лучше, чем вашу (и нашу) работу. Это хорошая сторона дела. Средняя оплата труда, следовательно, вполне может подняться.
Итоговое воздействие этих противоположно направленных сил на средний уровень оплаты труда и совокупный уровень занятости нельзя предсказать. В какую сторону склонится чаша весов, будет зависеть от баланса рыночных сил и социальных норм, от таких институциональных факторов, как регулирование частичной занятости и самозанятости, а также наличия и охвата норм регулирования минимальной зарплаты, установленных законодательно либо соглашением социальных партнеров. Но одно можно сказать наверняка: сочетание этих двух безусловных характеристик дает больше выбора и, следовательно, укрепляет переговорные позиции людей, которые в противном случае имели бы их в наименьшей степени. Возможно, базовый доход мало добавляет к переговорной позиции тех, кто имеет ценные таланты, образование и опыт; тех, кто твердо укоренился в качестве инсайдера, обладает влиятельными связями или сильной поддержкой со стороны профсоюзов, а также тех, кто мало ограничен семейными обстоятельствами. Но он увеличит влияние тех, кто не имеет подобных преимуществ, расширив им выбор между возможными местами работы. И они смогут оценить внутренние качества любого альтернативного предложения о работе лучше, чем любой эксперт, законодатель и бюрократ, поскольку полностью принимают во внимание, что они хотели бы делать, что хотели бы узнать, с кем могут лучше всего поладить и где хотят жить.
Насколько сильно это выразится, конечно, будет зависеть от величины базового дохода. Однако не обязательно устанавливать его так высоко, чтобы человек мог жить достойно, совсем не трудясь, но чтобы позволить ему выбрать в качестве временной или постоянной занятости более привлекательное для себя рабочее место (и тем самым поднять зарплаты для того, чтобы удерживать людей на дрянных работах). Качество рабочих мест, предположительно, получит большой толчок к поднятию, так как многие из существующих рабочих мест будут усовершенствованы, а также появится много ныне не существующих рабочих мест. В частности, можно с уверенностью сказать, что повысится среднее качество рабочих мест наиболее уязвимых работников. Именно поэтому столь многие люди, приверженные идее всеобщей свободы, находят привлекательным сочетание всеобщности и несвязанности с обязательствами. Вот почему они хотят введения базового дохода.

Хадас Вайс
В 2019 году антрополог Хадас Вайс (работает в Испании) выпустила книгу «Мы никогда не были средним классом». Вот что она в ней написала.
Среднего класса не существует. То, о чем идет речь на протяжении всего того времени, что мы тратим на рассуждения о среднем классе, по большей части является внутренне противоречивым. Нас беспокоит сокращение или сжатие среднего класса – тот факт, что сегодня к нему могут относить себя меньше людей, чем всего-то десятилетие назад, – а также то, что при сохранении подобного развития событий те, кто сейчас находится на краю среднего класса, выпадут за его пределы. Но при этом нас ободряют материалы СМИ, где говорится, что достаточно лишь подумать глобально, как мы обнаружим, что в действительности средний класс находится на подъеме, что его ряды пополняются предприимчивыми искателями счастья в таких странах, как Китай, Индия, Бразилия и ЮАР. Это одна из давно известных языковых уловок: мы одновременно и ставим под сомнение количество людей, принадлежащих к среднему классу, и подтверждаем представление о наличии некоего среднего класса, в ряды которого можно, наконец, попасть или, наоборот, выпасть.
Но ничего подобного не существует. Одним из аргументов в пользу этого утверждения оказывается рассмотрение выполненных на протяжении многих лет исследований, посвященных выявлению представителей среднего класса.
Существует много вариантов группообразования. Один из них – по роду занятий, когда представителями среднего класса считаются всевозможные квалифицированные обладатели высшего образования, менеджеры и специалисты, а также практически все остальные, кто не занят ручным трудом. Этот подход соблазнительно прост для понимания ровно до того момента, пока мы не задумаемся о множестве профессионалов из «белых воротничков», которые не обладают полной занятостью и пребывают в бедственном положении, или, наоборот, о высокооплачиваемых недипломированных специалистах, которые столь же очевидным образом выпадают из данной классификации. Еще один популярный критерий выделения среднего класса – его относительная неподверженность бедности: в таком случае средним классом считаются те, кто обладает значительными ресурсами, чтобы защитить себя от неминуемых голода и нужды. Но и здесь все мы слышали ужасающие истории о высокостатусных представителях среднего класса, внезапно рухнувших «из князей в грязь» в результате различных кризисов – личных, в отдельно взятой стране и на глобальном рынке. Некоторые исследователи обращаются к такому критерию, как уровень располагаемого дохода, относя к среднему классу любого имеющего заработок, чей доход на некоторую устойчивую величину превосходит тот, что уходит на ежедневное содержание их домохозяйства, а следовательно, они имеют возможность приобретать товары, не относящиеся к предметам первой необходимости.
Между тем социальные исследователи, взявшие на себя труд изучения жизни людей, которые, предположительно, входят в ряды нового глобального среднего класса, выражают серьезное сомнение относительно каждого из перечисленных признаков. В их описаниях людей объединяет не процветание, а мучительная нестабильность, отягощенное долгами имущество и вынужденная переработка. Эти исследователи сообщают о склонности подобных людей копить имеющиеся у них избыточные деньги или вкладывать их в такие вещи, как жилье или страховые полисы, а не тратить свои располагаемые доходы на потребительские товары. Они предпочтут постоянный заработок, как только им представится такая возможность, а погоня за рискованными предпринимательскими доходами чаще оказывается вызвана нуждой приспосабливаться к отсутствию стабильной занятости. Кроме того, они демонстрируют политический прагматизм, поддерживая любые партии и любые политические меры, которые способны защитить их интересы, а не встают безоговорочно на защиту демократии.
Всё это означает, что «средний класс» представляет собой исключительно расплывчатую категорию, которая не имеет четких границ и не является убедительно позитивной. Однако ее неопределенность никоим образом не выступает препятствием для ее всеобъемлющей мобилизации. Понятие «средний класс» обладает громадной популярностью в транснациональном масштабе, которая выражается не только в высказываниях политических и экономических лидеров об интересах, достоинствах и притязаниях среднего класса, но и в готовности людей всех жизненных укладов по всему миру определять себя как представителей среднего класса.

Поскольку производители стремятся достичь такого уровня производительности, который обеспечит им то или иное конкурентное преимущество перед другими производителями, весь производственный процесс трансформируется. Он вбирает в себя инновационные технологии, которые ускоряют и диверсифицируют внедрение продукции, а заодно и делают излишними большое число рабочих мест, выжимая как можно больше из каждого, кто сохраняет работу. Этим объясняется динамичность капитализма, благодаря которой для производства избыточного объема товаров в экономике требуется всё меньше и меньше совокупного труда. Этим же объясняется и тот факт, что даже в ситуации, когда некоторые люди работают настолько упорно, что редко обладают временем видеться со своими близкими, всё больше людей с теми же профессиональными навыками испытывают негативные последствия безработицы, неполной занятости и бедности. Отличительной чертой капитализма, если рассматривать его в глобальной совокупности, оказывается огромная диспропорция между умопомрачительным количеством производимых, а затем выбрасываемых на помойку товаров и одновременно имеющими место отчаянным обнищанием и борьбой многих за то, чтобы заработать на базовые потребности, или же изнурительной переработкой, на которую приходится идти одним, пока другие страдают от деморализующей безработицы.