Senex. Книга 1. Глава 9

Глава 9. Я – твой враг! Ты – мой враг!

Наверно, мы сошли с ума:
Я - твой враг, ты - мой враг.
Сад потемнел средь бела дня.
Что ж ты так? Что ж ты так?
А. Вознесенский. Наверно, мы сошли с ума

          Василий Порфирьевич пришёл к Гайдамаке, чтобы показать свой черновик ответа на служебную записку строителей заказов, которую начальник назвал безграмотной и бесполезной. Гайдамака находился в глубокой задумчивости, и, прочитав служебную записку Василия Порфирьевича, вдруг заявил:
          - Ты знаешь, Василий Порфирьевич, мы должны помогать строителям, а не устраивать конфронтацию с ними.
          Василий Порфирьевич очень удивился, потому что Гайдамака люто ненавидел строителей заказов, между ними и Начальником ПДО шла негласная война, и Василий Порфирьевич постоянно слышал, как Гайдамака нелестно отзывался о строителях заказов: «Эти мерзавцы!» Это означало, что Гайдамака находится под властью гнева, которым он и руководствовался в своей работе. Гайдамака старался сдерживаться, но чувствовалось, что в душе у него всё бушует от гнева. Если он так отзывался о других людях, то Василий Порфирьевич был уверен в том, что и о нём начальник мог отзываться так же нелестно в присутствии других людей. Это был способ общения Гайдамаки с окружающей средой, частью которой являлся и Василий Порфирьевич. А поскольку любимое выражение Гайдамаки «мерзавцы» ничем не отличалось от любимого выражения Василия Порфирьевича «скоты», которое он применял к людям, вызывавшим у него сильную неприязнь, то Василий Порфирьевич,видя, как это выглядит со стороны, решил, что должен избавиться от своего «любимого выражения» и заменить его на другое, более лояльное к окружающей среде. Люди, которых он обзывал «скотами», на самом деле являлись всего лишь не осознающими свои действия людьми, и ему надо называть этих людей именно так. На английском языке такие люди называются «The unconscious person».
          И вот теперь Василий Порфирьевич услышал от Гайдамаки немыслимое:«Мы должны помогать строителям»… Как трогательно! Сам Гайдамака в таких случаях любил говорить: «Я сейчас зарыдаю!»
          Впрочем, Василию Порфирьевичу довольно скоро стала понятна причина резкой перемены настроения Гайдамаки: завод проверяла Счётная Палата Российской Федерации, везде шныряли аудиторы, всё было очень серьёзно, и в этой ситуации приходилось мириться с бывшими врагами.
          После обеда состоялся День качества, на котором Гайдамак сказал:
          - Рано или поздно произойдёт передача завода новому собственнику - ОСК, и мы должны быть готовы отчитаться, что нами сделано. Поэтому каждый должен в течение двух месяцев составить подробную рабочую инструкцию по своему заведованию. Я прошу отнестись к моему распоряжению серьёзно, и я обещаю, что очень не поздоровится всем, кто не выполнит это распоряжение.
          Гайдамака, находясь в раздумье, часто ковырял в носу, и делал это самозабвенно, не замечая окружающих. Однажды Грохольский, наблюдая за Гайдамакой, ковыряющим в носу во время совещания, шепнул на ухо Василию Порфирьевичу:
          - Такое впечатление, что он пытается выковырять оттуда мысли.
          Но Василию Порфирьевичу было не смешно, потому что ковыряние в носу — это ринотиллексомания. Многие медицинские источники рассматривают ковыряние в носу как один из симптомов отклонения от нормального поведения у детей. В частности, это занятие считается признаком расстройства внимания и гиперактивности.
          Когда совещание закончилось, все вышли в коридор, и Василий Порфирьевич спросил у Начальника бюро внешних заказов Дьячкова:
          - Что ты думаешь по поводу инструкции?
          - Я не собираюсь её писать! - резко ответил он.
          - Почему? - удивился Василий Порфирьевич.
          - Я не собираюсь дарить свой жизненный опыт неизвестно кому!
          Василий Порфирьевич, в принципе, был согласен с Дьячковым.Ради того, чтобы удержаться на своей должности, Гайдамака, не задумываясь, поднял на дыбы весь отдел. Он ведёт себя так, словно новый Генеральный директор завода уже сейчас требует именно от него отчёт о проделанной работе. Гайдамака не может допустить мысль, что на его месте, в этом уютном кресле неподалёку от приёмной Генерального директора, будет сидеть кто-то другой… Значит, он уже проиграл. В данной ситуации всем сотрудникам ПДО следовало смириться с возможным поражением и работать, как работали всегда. Но Гайдамака был не в состоянии это сделать, потому что его парализовал страх ошибиться, то есть лишиться своей безграничной власти. Он сам боялся что-либо предпринимать, поэтому требовал активности от своих подчинённых. Они должны были что-то делать, не понимая, чего от них хотят. Это было похоже на добровольное отречение Гайдамаки от власти.
          Спустя час Василий Порфирьевич подошёл к Гайдамаке, чтобы уточнить, можно ли удалить из «Положения о планировании корпусообрабатывающего цеха» один пункт - по просьбе цеха...
          Что тут началось! Гайдамака как будто ждал этого: он вызвал инженера БОП Старшинова, который планировал работы корпусным цехам, и его начальника Грохольского, хотел было вызвать ещё и Королёву, но она была у Слизкина. Гайдамака позвонил Слизкину, сказал ему, что срочно вызывает Королёву к себе, и все вынуждены были ждать, когда она придёт из технического корпуса. Когда все собрались, Гайдамака стал ругать всех присутствующих за то, что корпусообрабатывающему цеху были запланированы не обеспеченные металлом работы. Он так кричал и ругался матом, что даже покраснел от напряжения. Василию Порфирьевичу тоже досталось - за то, что инженер Старшинов не знает, как в программе DRAKAR отличать обеспеченные металлом работы от необеспеченных.
         Василию Порфирьевичу это, конечно, не понравилось,потому что на самом деле он показывал Старшинову, как определять обеспеченные работы, и был уверен в том, что его вины здесь нет, но, несмотря на несправедливые претензии начальника, он оставался спокойным. Более того, у него возникло — и с каждой минутой крепло - ощущение, что гнев начальника - это не настоящий гнев, а всего лишь его имитация,показной гнев, и Гайдамака полностью контролирует своё состояние.
          Наконец, Гайдамака приказал каждому из присутствующих в недельный срок (а не в течение двух месяцев, как было заявлено на Дне качества) составить рабочую инструкцию по своему заведованию, отпустил Старшинова и Грохольского, а Морякова и Королёву оставил, чтобы обсудить вопрос обеспечения работ. Его тональность стала более спокойной и доброжелательной, а в его словах уже не было претензии к Василию Порфирьевичу. Потом он отпустил Королёву, а с Василием Порфирьевичем продолжил обсуждение «Положения о планировании корпусообрабатывающего цеха», и его тон стал уже доверительным.
          Подозрение, возникшее у Василия Порфирьевича, полностью подтвердилось: Гайдамака специально устроил это лицедейство… Но с какой целью? Для того, чтобы нарушить равновесие Василия Порфирьевича? Ему это не удалось, он всё прекрасно видел, а это значит, что Василий Порфирьевич по-прежнему оставался для начальника непредсказуемым, и Гайдамака вынужден был опасаться своего подчинённого. Василий Порфирьевич считал, что между ними с того самого момента, как он не пошёл к начальнику разбираться с уменьшением зарплаты, шла тайная война за психологическое превосходство, в которой Василий Порфирьевич пока одерживал верх над начальником. Василий Порфирьевич, руководствуясь своими соображениями,не задавал вопросы, которые, по мнению Гайдамаки, обязательно должен был задавать его подчинённый.Василий Порфирьевич понимал законы, которыми руководствовался его начальник, а Гайдамака законы Василия Порфирьевича до сих пор так и не понял. Начальник ПДО опасался своего подчинённого, потому что тому удавалось контролировать свои эмоции, в ответ на сильные негативные эмоции начальника. И война между начальником и подчинённым за психологическое превосходство продолжалась.
          Но войну за психологическое превосходство Василий Порфирьевич вёл не только с начальником, но и с Королёвой. Когда она впервые наорала на него в присутствии Жеребцова, а у него от страха затряслись руки, то это означало, что она показала своё психологическое превосходство над Василием Порфирьевичем, и ему надо было возвращать утраченные в первом бою позиции.
          Когда Василий Порфирьевич вернулся от Гайдамаки, тот вызвал Королёву, и она, вернувшись, сообщила Морякову:
          - Василий Порфирьевич, Владимир Александрович поручил нашей группе создать в компьютере папку, в которую все желающие могут вносить проблемы, возникающие в программе DRAKAR.
          - Понятно, - ответил Василий Порфирьевич и продолжил заниматься своими делами, потому что сразу понял, что Гайдамака поручил создать папку именно Королёвой, а не «нашей группе», но Диана Ефимовна убеждена в том, что она с её эксклюзивным талантом организовывать людей на трудовые подвиги, сама не должна опускаться до такой низости, как создание папки в КИС (Корпоративной информационной системе), поэтому решила «поручить» это занятие «своему начальнику».
          Королёва, видя, что Василий Порфирьевич никак не отреагировал на её «задание»,стала, сбиваясь и волнуясь, как школьница (а Василий Порфирьевич сразу понял, что это волнение и робость не настоящие, что это искусная игра человека, смысл жизни которого заключался в том, чтобы манипулировать другими людьми),долго перечислять причины, по которым она сама не может создать эту папку, поэтому просит Василия Порфирьевича создать её самому. Но Василий Порфирьевич, понимая, что Королёва ищет удобный повод заставить его плясать под свою дудку, что она очень хочет навязать ему свою работу, никак не реагировал на её аргументы. И тогда Королёва сказала:
          - Василий Порфирьевич, я не умею создавать папки в компьютере, поэтому боюсь всё испортить!
          Услышав признание Королёвой, Василий Порфирьевич поразился: «Какие парадоксальные ситуации возникают в отделе, которым руководит человек, главной целью которого является стремление любой ценой удержаться на вершине власти. Только что Гайдамака кричал на профессионала Старшинова за то, что он до сих пор не умеет отличать в программе DRAKAR обеспеченные работы от необеспеченных, давая всем понять, что отсутствие профессионализма - это чуть ли не смертный грех… И вдруг Королёва во всеуслышание с гордостью заявляет, что не умеет создавать папки в компьютере! Своими словами она даёт мне понять, что отсутствие профессионализма — это привилегия заводской элиты, поэтому она поручает мне создать эту папку!»
          У Василия Порфирьевича однажды была возможность на себе ощутить разницу между профессионалами и дилетантами. Сантехники частной фирмы заменили в их доме стояк холодной воды в туалете, вместо старых советских металлических оцинкованных труб установили новомодные латунные трубы, для этого они новые трубы протащили через внутреннее отверстие старых труб, оставленных в перекрытиях между этажами.Холодная вода в ванной стала поступать очень плохо, и причину проблемы никак не могли определить. Через несколько лет другая частная сантехническая фирма заменила стояк холодной воды в туалете на ещё более новомодные пластиковые трубы – и холодная вода стала поступать почти так же, как это было в их доме с советскими металлическими трубами. Оказалось, что в латунных трубах отводы для обеспечения холодной водой туалета и ванной были слишком маленького диаметра, и вода поступала тонкой струйкой. Сыграло свою негативную роль и то, что диаметр латунного стояка был меньше, чем диаметр старого, советского. А в новых пластиковых трубах отводы оказались большего диаметра, чем в латунных трубах, и вода стала поступать в туалет и ванную почти нормально… Почти нормально, но не так, как это было, когда стояли советские трубы, спроектированные советскими профессиональными архитекторами.
          Осознав дикость ситуации, о которой ему только что сообщила Королёва, Василий Порфирьевич несколько мгновений не мог ничего сказать… А потом, ещё до конца не понимая, зачем он это делает, он в течение нескольких секунд создал нужную папку, а Королёва, мгновенно освоившись с ролью его начальницы, стала диктовать ему, как, по её мнению, должна называться эта папка: именно так, как она хочет – и никак иначе!
          Когда папка была создана и счастливая Королёва удалилась к Слизкину, Василий Порфирьевич начал понимать, почему он так поступил. Поскольку Василию Порфирьевичу изначально было понятно, что все «уважительные причины» Королёвой не стоили выеденного яйца, что всё это она выдумала, чтобы удовлетворить свои амбиции. Но в то же время Василий Порфирьевич знал, что амбиции Королёвой получили от этого мало удовлетворения, потому что ей пришлось оправдываться перед ним, а попросту – унижаться, и это не делало её хозяйкой положения. Кто-то мог бы возразить ему, что он неправ, потому что Королёва, уходя к Слизкину, выглядела по-настоящему счастливой - ведь её мечта сбылась, она правдами и неправдами всё-таки дала поручение Василию Порфирьевичу, как будто он - её подчинённый. Но истинной причиной эйфории Королёвой являлась иллюзия, которая лишала её способности реально оценивать происходящее. Своим признанием в отсутствии профессионализма она сама себя обесценила, то есть сама себя унизила перед Василием Порфирьевичем. Она заложила в свою психику внутренний конфликт, который непременно обретёт физическое выражение в виде какой-нибудь болезни. И когда Василий Порфирьевич услышал её признание в том, что она не умеет создавать папки в КИС, то интуитивно понял, что сегодняшнее сражение с Королёвой за психологическое превосходство он выиграл, и создание папки вместо Королёвой никак не навредит ему.
          И вскоре произошёл случай, когда Королёва снова сама себя унизила. Она не оставляла попыток установить контроль над Ильюшиным, и попросила его напомнить ей о том, что она должна позвонить доктору, которого Ильюшин ей и порекомендовал. Ильюшин удивлённо посмотрел на неё, и Королёва привела «железный» аргумент:
          - Я старейшина в этой комнате... Я уже старенькая! У меня уже плохая память, поэтому мне надо напоминать.
          Королёва опять унизила себя, теперь уже в глазах Ильюшина, она сама себя обесценила… И Ильюшин охотно напомнил Королёвой, что ей надо идти к доктору, потому что это был «его доктор».
          Что касается Василия Порфирьевича, то он с радостью отдал Королёвой сомнительное право быть самой «старенькой» в их комнате, несмотря на то, что она была моложе его. Он решил, что это будет для неё моральной компенсацией за должность Начальника БАП, которую она никак не может «отжать» у Василия Порфирьевича.
          Королёва каждый день опаздывала на полчаса, и каждый раз она оправдывалась перед Василием Порфирьевичем, хотя внешне он никак не реагировал на её опоздания… С одной стороны, он понимал, что она таким образом сама себя обесценивает… Но, с другой стороны, он не мог отделать от ощущения, что Королёва, каждый день оправдываясь перед ним за свои опоздания, пыталась манипулировать им. Но, как он ни напрягал свой ум, ему так и не удалось понять, в чём заключалось манипулирование. Это было недоступно его пониманию.
          Разобравшись с Королёвой, Василий Порфирьевич принялся разбирать по косточкам Гайдамаку. Королёва – штучка ещё та… Но и Гайдамака тоже хорош! Сегодня он всё перевернул с ног на голову и лишил Василия Порфирьевича влияния, которым с таким усердием накачивал все последние дни. Позволяя Королёвой, которая была ниже Морякова по должности, руководить им, Гайдамака действовал не по закону, а по понятиям. А действовать по понятиям — значит, действовать незаконно, по беспределу. Именно в этом беззаконии и заключался секрет его власти, которой пока никто не мог его лишить. Все остальные сотрудники отдела старались жить по закону, поэтому что закон — это мощная конструкция, которая придаёт людям уверенность в себе, и при этом их поведение предсказуемо. А тот человек, который по своим природным качествам способен ломать, разрушать конструкции, которые называются законом - обретает способность терроризировать людей, живущих по закону. Если смотреть в суть проблемы, то власть — это и есть насилие. Без насилия нет власти. Без права насилия со стороны государства в стране может быть только анархия, хаос. Гайдамака левша, он по своим физиологическим качествам не способен поступать рационально, предсказуемо, поэтому он имел полную власть над своими подчинёнными, которые за долгие годы работы на советском предприятии привыкли поступать слишком предсказуемо, слишком стереотипно. Гайдамака имел власть над всеми своими подчинёнными… Кроме Василия Порфирьевича, чьё    поведение для Гайдамаки являлось непредсказуемым, оно его пугало, поэтому он всеми способами пытался вывести его из равновесия, для него это было главной целью, самоцелью, ради которой он готов был пожертвовать даже производством. Гайдамака был очень непредсказуемым, потому что его главным законом был хаос, и это приводило в бешенство Грохольского и его подчинённых... Но для Василия Порфирьевича именно непредсказуемость начальника стала привычной и предсказуемой. Чтобы обрести психологическое превосходство над Василием Порфирьевичем, Гайдамаке недоставало хотя бы немного предсказуемости,которая могла бы усыпить бдительность его подчинённого, и тогда Василий Порфирьевич мог бы поверить в то, что Гайдамака на самом деле заботится о производстве, а не о собственной карьере.
          Королёва тоже вела себя непредсказуемо… Но она всё делана не спонтанно, а по науке, совершенно осознанно. Она знала, что делала, и каковы будут результаты её действий. Она прекрасно знала, что среди предсказуемых, стереотипных людей надо вести себя непредсказуемо. Именно так она вела себя с покойным Генеральным директором завода «Алмаз», и точно так же стала вести себя со своими новыми сослуживцами. Но поведение Василия Порфирьевича Королёва почему-то расценивала как непредсказуемое, а поскольку непредсказуемое поведение можно расценивать двояко, то она истолковала его как следствие нерешительности «её начальника», поэтому решила, что пора уже орать на него, чтобы запугать и лишить его воли. Василий Порфирьевич невольно дезориентировал Королёву своим дружелюбием, своими шуточками, и она решила, что он стал слишком доступным для неё, стал своим, и им теперь можно командовать так же, как Пешкиным.
          Проанализировав поведение Королёвой, Василий Порфирьевич решил, что пришло его время исправлять собственные ошибки, и теперь он не позволял себе никаких шуток в общении с Королёвой, никакой доверительности - полная отстранённость. Королёва своим поведением давала ему понять, что его щенячье миролюбие слишком неуместно в этом жестоком мире, и его надо направить в другое русло.
          С Гайдамакой Королёва вела себя тоже по науке. Она заявила:
          - Что-то Гайдамака в последнее время окреп духом: уже не прячется от меня, как раньше, а сам вызывает к себе по утрам. Мне это не нравится!

* * *
          Королёва пришла, как обычно, в 8.30 и тут же заявила с порога:
          - Эй вы, дятлы!  Почему у вас холодильник открыт?
          Василий Порфирьевич понял, что она и его, «своего начальника», тоже обозвала дятлом:«И она называет себя женщиной!»
          Королёва и Пешкин по-прежнему переговаривались между собой очень громкими голосами, не обращая внимания на Морякова и Ильюшина. Слушая, как они орут, Василию Порфирьевичу хотелось заткнуть уши: «Боже мой, как они орут! Это же настоящее хамство по отношению к другим обитателям комнаты! Как всё это выдержать?» Но, поскольку он не знал, как это прекратить, то ему проходилось терпеть… Терпеть и наблюдать… Наблюдая за Королёвой и Пешкиным, Василий Порфирьевич видел, что в своём «общении» они непременно старались изощрённо шутить, кривляться, кого-нибудь изображать, демонстрируя своё чувство юмора, эрудицию и артистизм. Их «общение» было больше похоже на лицедейство, невольными зрителями которого были Моряков и Ильюшин. Королёва и Пешкин вносили в работу слишком много личного, и Василий Порфирьевич не мог отделаться от мысли, что они таким образом обедняют свою личную жизнь. Их поведение содержало столько чрезмерного, лишнего, ненужного, что, глядя на них, Василий Порфирьевич невольно получал устойчивую прививку против такого поведения, и он уже знал:если он когда-нибудь в чём-нибудь попытается повторить лицедейство Королёвой и Пешкина, то сразу почувствует это и откажется от подобного поведения.
          Василий Порфирьевич отметил одну особенность. Когда в их комнате появилась Королёва, он обрадовался долгожданному общению и стал много болтать, потому что Королёва была очень болтлива. Когда пришёл Пешкин, он взял на себя роль болтуна, и Василий Порфирьевич снова замолчал.
          Поскольку громкое «общение» Королёвой и Пешкина было самой настоящей функцией подавления окружающих людей и их интересов, то поначалу их вызывающее поведение злило Василия Порфирьевича, и он не мог ничем заниматься, но в последнее время он спокойно работал, потому что поднялся на новый уровень понимания: «Если Королёва всё делает по науке, значит, она так себя ведёт умышленно. Она продолжает вести со мной войну за психологическое превосходство, в которой я не имею права проиграть, и это мобилизовало мои силы. Если я дам волю своим эмоциям под влиянием громкого общения Королёвой и Пешкина, то непременно утрачу концентрацию внимания, и тогда могу пропустить неожиданный выпад Королёвой, как это было, когда она впервые накричала на меня». И Василий Порфирьевич старался всегда быть внимательным и собранным.
          А Ильюшин не мог смириться с тем, что Королёва и Пешкин постоянно орали, он пытался защититься — включал медитативную индийскую музыку. Но когда он выходил из комнаты, Пешкин убавлял громкость колонок… Чтобы музыка не мешала им орать во всё горло.
          Василий Порфирьевич решил тоже немного отдохнуть от крика соседей по комнате — пошёл к Гайдамаке с докладом, а когда вернулся от начальника, в комнате была непривычная тишина, Королёва и Пешкин молча работали. Но стоило ему войти, как Королёва и Пешкин снова начали орать без остановки, и в комнате установился привычный гвалт: Королёва со своего места громким голосом диктовала Пешкину какой-то руководящий документ, а тот добросовестно записывал трясущимися руками. Если называть вещи своими именами, то это было самое настоящее агрессивное поведение!
          «Беседу» Королёвой и Пешкина нарушил молодой программист Саша, новый подчинённый Филиппова, который подошёл к Королёвой и попытался вполголоса посекретничать с Королёвой, но она сказала:
          - Саша, пойдём поговорим в коридоре, а то ты говоришь очень тихо, а говорить громко неприлично! - и они вышли.
          Всё, что делала и говорила Королёва, было лукавством, своим поведением она демонстрировала своё превосходства над соседями по комнате, она глумилась над ними. Этот механизм воздействия на людей был понятен Василию Порфирьевичу: ненавязчиво показывая Морякову и Ильюшину, что она умнее их, убеждая их в недалёком уме, где-то даже в слабоумии, Королёва сама себя убеждала в том, что может вить из них верёвки. Она всё делала для того, чтобы Моряков и Ильюшин отреагировали на её агрессивное поведение. Ильюшин реагировал – он включал музыку, чтобы заглушить их крики. Но Василий Порфирьевич никак не реагировал на агрессивное поведение Королёвой, не отвечал на её откровенное хамство, потому что знал: она это делает для того, чтобы манипулировать им. Но были и другие причины, которые удерживали Василия Порфирьевича от реакции на хамство Королёвой. Во-первых, глядя на её поведение, он почему-то вспоминал толпу цыганок, которую встретил в начале января по пути к метро и в самом метро, и поведение Королёвой напоминало ему поведение этих диких, необразованных, крикливых цыганок. Во-вторых, анализируя своё собственное поведение, он приходил к выводу, что его часто подводит собственное поведение: он слишком сильно, слишком быстро, слишком эмоционально реагировал на действия своих врагов и соперников. Такая преувеличенная реакция создавала ему трудности, которых можно было бы избежать, будь он рассудительнее. Поэтому, терпя агрессивное поведение Королёвой, Василий Порфирьевич понимал, что, заставляя себя смириться с этим неизбежным злом, он на самом деле становился хозяином положения. Именно он, а не орущая во всё горло Королёва.
          Это было очень важно, потому что, однажды поняв, что Королёва – его враг, Василий Порфирьевич уже не отклонялся от этой генеральной линии своего поведения. Королёва была его врагом, потому что, будучи простым инженером, считала себя неформальным лидером коллектива и стремилась к реальной власти, причём, не только в БАП, на и на всём заводе. Василий Порфирьевич был для неё случайной, непонятной, досадной помехой на пути к такой же безграничной власти, какую она имела на заводе «Алмаз». Она даже не пыталась это скрывать, она открыто бросила вызов Василию Порфирьевичу в тот день, когда при Жеребцове стала орать на Морякова. Не понимать этого мог только очень глупый человек, а Василий Порфирьевич себя таковым не считал. 
          Поскольку у Королёвой был положительный опыт обретения контроля над Генеральным директором завода «Алмаз», то она пришла на новое место работы, руководствуясь стереотипом, из которого следовало, что Василий Порфирьевич и другие сослуживцы заведомо слабее её. Мораль Королёвой была очень простая, даже примитивная: «Если мой враг не способен удержать то, что имеет, значит, он недостоин это иметь. Если я могу отнять у него то, что он имеет, значит, я имею право это сделать. В этом жестоком мире всё решают сила и наглость». И первым делом Королёва решила «отжать» у Василия Порфирьевича его должность Начальника БАП.
          Это было типичное поведение оккупанта. Так ведут себя люди «со стороны», пришедшие в общество извне и которых, по иронии, в новой России, активно внедряющей у себя капитализм по американскому образцу, называли «эффективными менеджерами» или «менеджерами успеха». Гайдамака тоже являлся человеком со стороны, он представлял собой форму оккупанта под условным названием «завоеватель высот», который старался любым способом пробиться наверх по карьерной лестнице. Гайдамака и Королёва, в представлении Василия Порфирьевича, были типичными оккупантами, поэтому они нашли друг друга по вибрациям, исходящим от них. И это уже было предопределено в тот день, когда Василий Порфирьевич увидел в Казанском соборе венчание пожилой пары, где жених был поразительно похож на Гайдамаку.
          Но, несмотря на то, что Королёва была явным врагом Василия Порфирьевича, он не торопился открыто принимать её вызов, потому что помнил выражение Сунь-Цзы: «Если тебе не угрожает опасность - не надо воевать». Василий Порфирьевич пришёл в ПДО работать, а не воевать. Он стал Начальником БАП, у него была зарплата выше, чем в Отделе Главного Технолога, это было его успехом… Но он не мог допустить, чтобы успех заставил его забыть о чувстве меры и целеустремлённости. Тот, кто собран, последователен и не теряет связи с прошлым, обладает властью. Чтобы укрепить свою психологическую устойчивость, Василий Порфирьевич осознанно старался занимать в структуре власти ту позицию, которую ему отвели свыше, поэтому все другие позиции, занимаемые теми, кто находился ниже и выше его, являлись для него дополнительными точками опоры. Он считал себя звеном в «кристаллической решетке» власти. Василий Порфирьевич был собран и последователен, он помнил о прошлом, ему не угрожала реальная опасность, поэтому он не собирался ни с кем воевать.
          Королёва пришла в ПДО не для того, чтобы работать, а для того, чтобы отвоевать себе место под солнцем. Она категорически отвергала законную иерархическую структуру власти на предприятии, и это делало её положение неустойчивым. Распущенные, несобранные и напыщенные люди не обладают властью, они плохо кончают. Королёва объявила войну всем, но она была распущенной, напыщенной и несобранной, поэтому ей и понадобился «её Миша». Скромное, сдержанное поведение Василия Порфирьевича подпитывало её чувство интеллектуального превосходства... И это убаюкивало её бдительность. Василий Порфирьевич твёрдо знал: если Королёва высокомерно ведёт себя со всеми, в том числе и с ним, значит, она утратила бдительность… И он терпеливо ждал, к чему это приведёт... Он наблюдал и анализировал…
          И это давало хорошие результаты. Королёва своим демонстративно громким «общением» с Пешкиным стремилась обозначить свою территорию, где не было бы места Василию Порфирьевичу, которому она объявила войну. Ильюшин, в ответ на их громкие голоса, включал музыку, чтобы обозначить свою территорию. Когда Ильюшин включал медитативную индийскую музыку, Королёва надевала наушники, чтобы слушать свою музыку, и этим она добровольно ограничивала собственную территорию. А добровольное ограничение собственной территории — это самоизоляция. Чтобы избежать самоизоляции, Василий Порфирьевич решил отказаться от добровольного ограничения собственной территории, а для этого он отказался от ответной агрессии, демонстрируя окружающей среде свою открытость и дружелюбие. Он терпеливо старался выдержать двойную агрессию – и со стороны Королёвой, и со стороны Ильюшина - не отвечал на неё своей агрессией, и при этом он выигрывал у Королёвой и Ильюшина их личные территории, присоединял к своей личной территории, и в конечном итоге его территория неуклонно расширялась… Но пока только потенциально, в его воображении. Он был реалистом и отдавал себе отчёт в том, что здесь, в этой комнате, он не сможет материально расширить свою территорию, то есть своё влияние, потому что Королёва и Ильюшин очень жёстко, почти физически, обозначали свои территории. А это говорило о том, что Василию Порфирьевичу придётся искать свою потенциально расширенную территорию в другом месте. В каком? Он этого пока не знал.
          Оккупантке Королёвой пока не удалось «отжать» – как выражалась сама Королёва – у Василия Порфирьевича должность Начальника БАП, но от работы с программой DRAKAR ей удалось его «отжать». Королёва убедила Гайдамаку в том, что ведомость дефицита материалов и оборудования надо обязательно преобразовывать в электронные таблицы, с помощью этого ловкого трюка она добилась от Гайдамаки разрешения взять Пешкина, и теперь Пешкин занимался рутинным процессом выгрузки из программы DRAKAR ведомости дефицита материалов и оборудования и преобразования её в электронные таблицы, а Королёва лишь командовала им. Пешкин стал ресурсом Королёвой в её войне против Василия Порфирьевича, и её возможности возросли.
          Но это вовсе не означало, что Королёвой удалось обмануть начальника. Гайдамака согласился с её предложением, потому что увидел в нём перспективу для укрепления своей власти на заводе. А поскольку Гайдамака потакал наглому поведению Королёвой, то он тоже стал её ресурсом.
          Конечно, Василия Порфирьевича беспокоило, что для улучшения функций программы DRAKAR Королёва делала гораздо больше, чем он, Начальник БАП, который именно для этой цели был принят Гайдамакой на работу. Но ведь за Королёвой незримо стоял великий профессионал Слизкин, заместитель Главного Технолога по информационным технологиям, который знал на заводе всё, она постоянно выжимала из него важнейшую информацию, и он был главным ресурсом Королёвой, без которого она ничего не смогла бы добиться. Всё, что она делала, подкреплялось огромным авторитетом Слизкина. А это означало, что все её «достижения» принадлежали Слизкину. Но она об этом постоянно забывала. Гайдамака прекрасно понимал и истинную роль Королёвой, и истинную роль Слизкина, и он терпел Королёву только потому, что хотел склонить Слизкина к сотрудничеству. А это было очень трудно, потому что Слизкин, много лет отдавший родному заводу, люто ненавидел «менеджеров успеха», навязанных заводу его прежним хозяином олигархом Пугачёвым, а Гайдамаку, с его ограниченными умственными способностями, он ненавидел больше всех и относился к нему с нескрываемым презрением.
          Королёва позволяла себе очень многое, потому что была востребована Гайдамакой, который тоже вёл себя подобным образом, лишая своих подчинённых стабильности и уверенности в своём профессионализме под предлогом необходимости внедрять самые передовые разработки. Таким образом, Королёва, которая вела против Василия Порфирьевича непримиримую войну, помимо своих личных качеств, обладала огромным дополнительным ресурсом. А у Василия Порфирьевича не было никакого дополнительного ресурса, его главным ресурсом был он сам.

* * *
          Королёва зашла за перегородку и стала что-то искала в шкафу для одежды. В это время зазвонил телефон, Василий Порфирьевич взял трубку и стал отвечать... И вдруг Королёва выглянула из-за перегородки и сказала:
          - Ой, это Вы, Василий Порфирьевич? А я почему-то подумала, что это кто-то посторонний разговаривает по телефону! Вы всё время молчите, поэтому я не узнала Ваш голос!
          После этой злой выходки Королёвой Василий Порфирьевич вдруг осознал, что начал вести себя с ней так же, как вели себя с ним его бывшие сослуживцы-технологи: на следующий день после раскрепощённого общения на корпоративе между ними снова вырастала стена отчуждения. Ему это было непонятно, он осуждал сослуживцев за такое поведение... А теперь он уже сам, совершенно осознанно, воздвиг такую же стену отчуждения между собой и Королёвой, которая нарушала все писаные и неписаные законы поведения человека в социальной среде. Королёву нисколько не смущало, что она, будучи простым инженером с маленькой зарплатой, стремилась командовать людьми, которые были выше её по статусу. Понятно, что истинным мотивом такого поведения было стремление подчеркнуть своё умственное превосходство… Но ведь даже дети уже знают, что так вести себя — неприлично, ибо у окружающих создаётся впечатление, что человек, который ведёт себя так, будто он лезет из кожи вон, своим поведением на самом деле пытается скрыть какую-то свою неполноценность, ущербность. И теперь, когда Королёва очень болезненно отреагировала на стену отчуждения, которую Василий Порфирьевич воздвиг между ними, он понял, что в его руках оказалось очень мощное оружие в войне против своего врага. Тем более, что безобразное поведение Королёвой усугубилось новой привычкой:теперь она стала каждое утро безобразно кричать на Пешкина, и когда Королёва кричала на Пешкина, он терялся, начинал суетиться, бегать, угождать ей, только бы она не кричала. Он готов был утром включать ей компьютер, чтобы она не кричала на него. Пешкин даже купил Королёвой дорогой подарок - ручку... Лишь бы только не кричала… Но и это не помогло. «Мама» приняла подарок, как должное, и продолжила кричать, вынуждая его становиться ещё более покорным и услужливым.
          Накричавшись вволю, Королёва уходила к Слизкину, и тогда Ильюшин выключал её компьютер, потому что он был очень шумный, и его не способна была заглушить даже громкая музыка из колонок. У Королёвой всё было громкое: и голос, и даже её компьютер был громкий.
          Вернувшись от Слизкина, Королёва снова начинала недовольно ворчать на Пешкина, после чего могла заявить:
          - Вот если бы мне на две недели отдали завод, я бы показала всем кузькину мать! – или что-то в этом роде.
          И с каждым днём Королёва вела себя всё более безобразно: она могла уже почти весь день кричать на Пешкина, обзывая его Дауном; она стучала по столу, швыряла бумаги и ручки, и Василий Порфирьевич, наблюдая за ней, подозревал, что кульминация этого лицедейства ещё впереди, потому что Пешкин страдал за то, что его зарплата была выше, чем у Королёвой, а Гайдамака не торопился её повышать, несмотря на все «достижения» своей подчинённой.
          Для Василия Порфирьевича сейчас было важно не то, что Королёва вела себя как начальница всех и вся, а то, что вокруг неё закручивался мощный водоворот из грязи, склок, эмоций, криков, истерик, поэтому Василию Порфирьевичу необходимо было дистанцироваться от этой грязной энергии, и стена отчуждения исправно выполняла эту миссию. Он по-прежнему оставался сторонним - но очень внимательным! - наблюдателем лицедейства, которое перед ним разыгрывали Королёва и Пешкин, и перед ним неожиданно открылся новый пласт его собственной судьбы.
          Однажды Василий Порфирьевич, наблюдая за тем, как Пешкин терялся, начинал суетиться, бегать, угождать, когда Королёва кричала на него -вдруг начал осознавать, что для него Пешкин - это зеркало, в котором он получил возможность увидеть свой детский страх перед родителями. И в этот момент он с ужасом понял, что этот страх до сих пор живёт в нём, что именно от этого страха у него затряслись руки, когда Королёва впервые стала кричать на него, и, чтобы он смог преодолеть свой детский страх перед родителями, он должен освободиться от страха перед Королёвой.
          Когда в комнате 220 появилась Королёва, Василий Порфирьевич обрадовался, что в её лице он обрёл долгожданное общение... Но ему не нужно общение любой ценой, ему неприятно общаться с человеком, который на него кричит каждый день. А Пешкин и Слизкин, на которых Королёва кричала и которых унижала, продолжали общаться с ней. Значит, проблема с материнской (и вообще родительской) любовью была не только у Пешкина, но и у Слизкина. А это – верный признак подавленной сексуальности. Королёва манипулировала подавленной сексуальностью Пешкина и Слизкина, она вынуждала их ошибочно принимать её экзальтацию за воздействие её мистической силы. А если Королёва манипулировала подавленной сексуальностью Пешкина и Слизкина, то это означало, что у неё самой была подавленная сексуальность… И, конечно же, у неё тоже были проблемы с родителями.
          Поскольку Королёвой не удавалось заставить Василия Порфирьевича плясать под её дудку, то она не оставляла попыток принудить «своего начальника» работать под её командованием, Моряков знал, что она не успокоится, пока не обретёт полную власть над ним, и это не давало ему покоя:«Не женщина, а чудовище!»
          Но ведь власть даётся каждому человеку при его рождении, и он сам волен решать, какую часть своей власти он может делегировать другим, а какую развивать в самом себе. Василий Порфирьевич изо всех сил сопротивлялся усилиям Королёвой узурпировать его личную долю власти. Ему хотелось вырваться из этой комнаты, потому что он устал от бесконечной громкой болтовни Королёвой... Но он решил, что должен сидеть напротив неё и терпеливо изучать, каким способом ей удаётся узурпировать врождённую, данную Богом долю власти Пешкина, старательно изображая свою «материнскую любовь» к этому чужому для неё человеку.
          Это был ключевой момент в жизни Василия Порфирьевича. Ему как будто было позволено вернуться в своё прошлое и увидеть, как мать в детстве лишила сына его собственной доли власти и ограничила его природную мужскую сексуальность. Он начинал понимать, что его мать была такая же властная, как Королёва. Она (да и отец тоже) относилась к нему, не как к любимому сыну, а как к своему рабу, который должен был работать на них. На примере отношений Королёвой и Пешкина, Василий Порфирьевич начал понимать, как безалаберно люди транжирят свою врождённую долю власти. Его всегда приводило в бешенство поведение автолюбителей, которые оставляли на обочине дороги свои старые автомобильные аккумуляторы, но теперь он знал: человек, бросивший свой аккумулятор на дороге или свой мусор на газоне, «милостиво» разрешал сделать эту работу другим людям вместо себя... Но этому человеку было невдомёк, что вместе с этой работой, которую он должен был сделать сам, он отдавал другим людям и часть своей власти, данной ему Богом при рождении.