Дует, дует ветерок...

    Чёрт меня дёрнул связаться с этими охламонами.., ведь сколько раз зарекался: не верь, не надейся и... влип. По полной. Конечно одному скучно, да и мало ли,что может случиться с тобой за три с лишним месяца промысла, а тут вроде всё живые люди рядом, поддержат, помогут в случае чего и время в компании легче коротать...
Эти двое выглядели довольно надёжно: молодые, здоровые, казались бывалыми промысловиками, речь культурная (без мата), что казалось странным, ( сам я грешил по-черному), экипировка складная, дорогая. Собачки красивые - суки западницы.
    Познакомил меня с ними завскладом промхоза, мол ребята с Ленинграда, опытные, бывалые.
    –  У тебя всё равно там две избушки, вот и забрасывайтесь на одну, ту, что побольше. И тебе к путикам(1) с востока поближе, а им покажешь западные - все одно ни кто там не ловит-помер хозяин. Рацию вам дам. Всё веселее будет.
Вот я и расслабился.
    Заключили договора и в начале октября уже были на месте. Зимовьё было крепким, добротным. Строил его местный охотник с двумя сыновьями. Угодья были добычливыми, путики налажены-раскидай капканы, поправь ловушки и охоться. Одно удовольствие!
Мой «кобелино» сразу построил сук, заинтересованности не было (те  недавно отгуляли), навел порядок в своре. Правда пришлось ему тоже спать на воле, но ничего-смирился.
Первые две недели прошли с ударным трудом. Погода благоволила. Мне немного было не привычно заходить на свой участок с другой стороны, но, действительно, путики были ближе, нежели проверять их со стороны моей избушки.
    Быстро пролетел месяц, второй. Охота была удачной. И тут я начал замечать, что соседи мои как-то сникли- стали позже уходить на участок, раньше возвращаться. Жаловались, что соболюшек стали портить птицы, мыши выбивать пух. Значит не снимали добычу вовремя, ленились. На столе и у печки скопилась не мытая посуда. Ребята больше напирали на консервы, перестав что-то готовить. Дня за четыре уговорили весь запас спиртного, взятый на всякий случай. На моё замечание о постирушках реагировали вяло, мол это им не мешает. В зимовейке повис тяжелый запах пота и гнилья. Даже их собачек пришлось подкармливать. Чашу терпения переполнил случай, когда я заметил, что ребята вскрыли мой НЗ-военную фляжку с питьевым спиртом. Отвинтил пробку и сделал глоток-спирт был разбавлен на половину. Качать права и бороться с ними я не стал, дождался сеанса связи с конторой, предупредил о том, что ухожу в свою избушку, что забирать меня надо будет от туда. Собрал кое-какое шмотьё, пушнину, пару банок тушенки и столько же сгущённого молока, вышел на улицу. Ребята выскочили за мной, стали ругаться, один пнул ногой моего пса. Тот прыгнул на обидчика, повалив его на снег. Второй попытался ударить собаку палкой. Я сорвал с плеча карабин и, передернув затвор рявкнул:
    – Не дышать! - свистнул собаку. – Гурон!- и не оглядываясь, заскользил по лыжне, оставляя за спиной серые, похмельные лица охотников.
    Кое-как за четыре дня, ночью, добрался до зимовья, толкнул дверь и провалился в темь холодного строения. Чиркнул спичкой, нашёл на полке керосиновую лампу и запалил её. Набил дровами железную печку, поджёг бересту, сунул её между поленьями. Немного подымив, печка загудела ровно, с потолка закапал оттаявший иней. Подтащив поближе кровать с панцирной сеткой, раскатал спальник, завалился не раздеваясь, прижав к себе собаку.
Несколько раз подкладывал дров. Запахло жильём. Разделся и залез в мешок, погрузившись в тяжелый сон уставшего человека. Вздрагивал, улыбался, с кем-то разговаривал, даже вроде петь пробовал... Песня какая-то знакомая, далекая, из детства..: - « Дует, дует ветерок...» Меня окружали знакомые лица, улыбались мне, о чем-то спрашивали, исчезали в тумане сна, снова появлялись...

***

    Печку давно надо было перебрать - прогоревшая духовка подымлевала через образовавшиеся щели в кирпичной кладке. Из-за этого на голубоватой побелке наметились завитушки копоти. Еле заметные, они устремлялись вверх, растворялись и исчезали. К ремонту было всё готово: новая духовка, мастерски сделанная Папой в механическом цеху завода, десятка три красных кирпичей и ведро красно-коричневой глины. Духовка из черного железа немного лоснилась налётом смазки, обгоревшей в местах сварки, серебрившейся ровными наплывами швов. По граням приварены маленькие ушки, в которых были просверлены отверстия. К ним прикручивались концы тонкой вязальной проволоки, которая отжигалась паяльной лампой или в костре, становилась мягкой и податливой. Они в процессе кладки закладывались в швы между рядами, чтобы закрепить духовку. Кирпич Папа выписал на складе завода, а вот за глиной мы ходили на берег реки, где под песчаной осыпью был вырыт небольшой котлован, в котором и добывалась глина. Этой жилой глины пользовались жители близлежащих домов. Так как глина была жирная, для раствора требовался песок, бравшийся чуть выше слоем. Песок в кладку тоже был особенный - не речной, а карьерный. Он был более крупным и  не отшлифованным, имел лучшее сцепление с глиной. Папа всё никак не мог решиться на ремонт печки. Мама недокучливо ворчала, а Папа мял руками в ведре залитую водой глину, давил её между пальцев и сетовал:
     – Не созрела ещё... Жирная...
А тут и Мама подбодрила:
     –  Хотите пирогов - меняйте духовку! И Папа, проверив еще раз глину, с облегчением заключил:
    –  Само то...
 Я тоже внёс свою лепту:
    –  Мам, а с луком и яйцом сделаешь?- посмотрев ей в глаза.
    – Ну, конечно же! Как почините, так и затею...- с готовностью кивнула нам. К Ильину дню - то, успеете, мужики? - и заулыбалась...
    – Успеем к Ильину, Валька? - Папа посмотрел на меня.
    – Успеем...

    Папа с вечера принёс в дом  серый, в пятнах ржавчины оцинкованный таз, положил в него часть размокшей глины, добавил песку и подлил воды, тщательно все перемешал и оставил на ночь. Принес специальный молоток, вязальную проволоку и банку со старыми гвоздями.
    – Завтра пораньше с утра и начнем...

А утром, после завтрака, мы с Папой приступили к разборке печи. Сначала сняли  лист чугунной плиты, затем Папа через духовку молотком выбил угловой кирпич. Так освободили от кирпича духовку, аккуратно подчищая остатки  обгоревшей глины и искрошившегося старого кирпича. Отсоединили крепления прогоревшей духовки и вытащили её из ниши. Папа вымел веником все остатки кирпичей, некоторые, что оставались целыми, отложил в сторону - вдруг пригодятся... Ненужный мусор и старую духовку вынесли на двор. Новую установили на место, предварительно привязав к ней концы проволоки и начали обкладывать кирпичами. Папа цеплял ладонью глину из таза и аккуратно раскладывал на нижний ряд  кирпичей, подгоняя каждый кирпич по месту, осаживая его  торцом ручки молотка или выравнивая вдоль стены, постукивая ребром. Заправлял проволочки в швы, натягивал и закреплял старым гвоздем, топя его в еще не затвердевшую глину между рядами. Если кирпич оказывался великоват, то папа надсекал его острой стороной молотка по периметру и резким ударом откалывал нужный размер. Я постоянно спрашивал Папу: - А зачем это, а почему так, а не эдак? Папа, всегда улыбаясь, спокойно мне объяснял, показывал.
    – Вот смотри, глину черпай ладонью, чтобы она твоё тепло чувствовала... и аккуратно намазывай на кирпич. Бери чистый кирпич и клади его на глину. Придави кулачком и пристукни ручкой молотка. Поправь чуток.
    – Дак рука-то всегда грязная! - удивлялся я.
    – А у печника и должна одна рука быть грязной, которой глину берёшь, а той, который кирпич держишь, чистой... Чистая рука, чтоб папироску закурить... - и ехидно хихикал, предвидя мой вопрос...
    – А грязная то зачем? - попадался я на удочку.
Папа пальцем пачкал мой нос глиной и говорил:
    – Ну, а со второй рукой только в туалет ходить. Мотай, Валька, на ус, запоминай!
    – Пап, у меня и усов-то нет - я тоже улыбался.
А отец с серьёзным видом отвечал:
    – Ты мотай! А усы, придёт время, вырастут...
Приладили лист плиты, промазали глиной швы. Потом Папа накидал на новую стенку раствор глины и выровнял, заглаживая ладонью.
    – Нин! - отец окликнул Маму. - Запускай ревизора!
Дверь в кухню открылась, в проёме появился Серёжка и сказал или спросил:
    – Ну..?
Моему младшему братишке перевалило за два года и он прилично уже бормотал. Босиком, в коротких штанах на проймах, важно подошёл к печке, ткнул в неё пальцем, опять произнес:
    –  Ну...
    – Что Ну? Готово... Одобряешь? - Папа взглянул на Сережу.
Сережка кивнул головой, быстро нагнулся и схватив с пола кусочек старой глины, отправил его в рот, размазав рукавом рубашки по щекам коричневые потеки.

    На следующий день глину в новой кладке обветрило. Папа сунул в топку несколько старых газет и поджёг их. Пыхнуло сырым дымом и пламя устремилось в дымоходы, огибая новую духовку. Газеты быстро прогорели, оставив на колосниках невесомые тонюсенькие пластинки пепла, дрожащие, шевелящиеся под лёгким движением теплого воздуха. В течении дня Папа ещё несколько раз набивал газетами топку и, к вечеру, добавил немного щепок. За неделю новая кладка достаточно подсохла, прокалилась.
.
    Ильин день, в начале августа, в семье Лебедевых, был особым днём. В этот день собирались в дом деда Андрея все родные. Подводили итоги сделанного, обсуждали текущие дела, планы на август и дальше, на осень.

Самым большим делом считалось помочь старшей сестре Папы -  Лидушке, заготовить сено для коровы. В сенокосе принимали участие все члены семьи. Ждали только приказа деда Андрея, а он, оглаживая белую бороду, говорил:
    – Ну что ребятушки? Петр Павел час убавил, травка семена кинула, пора бы и сено готовить. Росы светлые, жемчужные. Травка-то, она косы ждёт, созрела. До Ильина дня надо управиться, а то пойдут росы холодные , да туманные, да и дождики грибные зачастят. Вот на Ильин день опять к Нине с Агафоном на пироги соберемся, сладкие больно пироги-то получаются у Нины...
    До Ильина дня оставалось два дня. А на следующий день, к вечеру, заранее спровадив Сережку к соседям ( чтобы не мешался), Мама поставила опару... О-па- ра... Слово-то какое красивое, ёмкое, теплое, парное! В большую алюминиевый таз Мама налила теплого молока,отломила от пачки кусочек дрожжей, растеребила его пальцами и добавила к молоку, чуть помешала. Сахарный песок, несколько столовых ложек пахучего подсолнечного масла - всё пошло в замес. Обхватив таз левой рукой и прижав его к животу, Мама просяным венчиком  стала взбивать будущую опару, добавляя в неё просеянной муки. Я старался понять процесс и интересовался:
    –  Мам, а зачем ты сеешь муку через сито? Мусора-то в ней нет. Чистая она...
Мама улыбалась и, мазнув мукой мой нос отвечала:
    –  Воздуха мука набирается, тесто воздушным будет, а пироги мягче. Запоминай, может когда и самому печь придется...
Запахло дрожжевой кислинкой. В кухню заглянул Папа:
    – Нин, доску нести?
    – Погоди, вот стол освобожу...,тогда уж...
В тазу опара превратилась в сметану и Мама, поставила таз на теплую плиту печки,накрыв его белым вафельным полотенцем, набросила старый шерстяной платок...
    –  Пусть гуляет...
Смахнула на ладошку крошки со стола и протерла стол сырой тряпочкой, обсушила полотенцем.
    –  Гань! Неси!
Папа погремел в чулане, внёс « доску» и положил на стол. Это был большой, квадратный лист буковой фанеры по периметру отороченный полукруглыми штапиками. В одном углу  был оставлен проём для ссыпания мучных остатков. Доска была отшлифована годовым использованием приготовления пирогов, плюшек, лепешек разных мастей. Она блестела матово и пахла маслом, пирогами, мамиными руками. Пахла нашим домом...
    Мы с папой стали готовить начинку для пирогов. Мама еще днём натушила капусты, отварила яйца. Дед Андрей накануне сбегал за грибами и принес десяток белых. Папа занялся их отваркой, а я крошил ножом яйца и свежие, принесенные с огорода, перышки зеленого лука. Вся начинка раскладывалась по глубоким тарелкам и расставлялась по краю большого кухонного стола.
    Уже поздно вечером Мама достала опару и поставила ее на доску. Поверхность опары облепили пузырьки воздуха...
    –  Готово! Валька, открывай муку!
Я развязал тканевый мешок и взял небольшую чашку. Зачерпывал ей муку и аккуратно сыпал в сито, которое Мама держала над опарой, энергично потряхивая. Сито представляло собой шедевр деревянного искусства. Деревянный тонюсенький ободок сантиметров тридцать пять в диаметре и десять в высоту. Он был сделан из осиновой дранки и сшит впритык лыком. Поверхность была отшлифована до блеска. На дно натянута мельчайшая сетка из расщеперенных стеблей какого-то зернового растения. Сетка закреплялась внешним нешироким ободком из бересты. Мама перемешивала тесто руками, то и дело просила меня:
    –  Подсыпь ещё! Добавляла сырых яиц, подсолнечное масло, соль... И вот, когда тесто перестало прилипать к рукам, Мама сформировала из него колоб и поместила опять в таз, снова поставила в нишу печки.
    –  Вот и всё.., пусть подходит... Теперь всем спать... Да и я вздремну... Понадобитесь-разбужу... –  Мама, вся раскрасневшаяся, прибралась на доске, помыла руки, сняла фартук и погладила меня по голове:
    –  Ложись сынок.., - прижала к себе, поцеловала в макушку и ушла в комнату.       Моя кровать стояла на кухне. Я забрался на неё и накрывшись  простыней, закрыл глаза.
    В полудрёме слышал, как встала Мама. Её фигура тихо проскользнула на цыпочках по кухне к печке и вытащила таз с тестом на стол.
    – Мам... Не убеглО? - шепотом спросил я.
    – Не... поймала...- засмеялась, - Вон как просится! Сейчас мы его успокоим...               
    – Что не спишь?
Тесто разбухло и перевалилось за края таза. Мама аккуратно, плавными движениями руки, обмяла его.
    – Пусть отдыхает. - накрыла полотенцем и поставила тесто опять в печь.
    – Спи, а то не выспишься.- поправила у меня простыню и юркнула в комнату.
     В окошко кухни заползал блёклый рассвет.
Летом ночи короткие. Вроде только закрыл глаза и вдруг уже петух закукарекал, - Вставайте! Утро наступило! День не провороньте!
А Мама уже вовсю командовала на кухне. Вывалила тесто на доску, обсыпала мукой, подняла его и плюхнула с силой, помяла и снова ударила о доску. Била его кулаками, то и дело добавляя муки и чуть подсолнечного масла. Я наблюдал за мамиными руками, жмурил глаза и улыбался.
    – Мам! - позвал я.
    – Что? Не терпится? Иди помогай...
Я соскользнул с кровати и подошёл к столу.
    – Колоти давай! -  и всё время улыбалась.
Взобравшись на табуретку с ногами и нависнув над тестом, я стал долбить его кулаками, как мешок с опилками, подвешенный у сарая для тренировок. Тесто, казалось, увеличивалось в объёме, становилось пышным и податливым.
 Встал Папа, стал заниматься печкой. Вынул из духовки противни и поставил их на край стола. Нащипал лучин, сунул  в топку, поджег. Добавил несколько тонких берёзовых поленьев. Скоро в печке загудело. Пламя всё сильнее охватывало дрова, обвивало духовку и устремлялось вверх. Мама налила в чашку подсолнечного масла и смазала дно противней кисточкой из гусиных перьев.


    – Ну, заканчивай... давай ка его мне, - Мама перекатила тесто к себе, бросила щепотку муки на доску и, оторвав небольшой кусок, покатав  его в ладонях, обласкав теплом и, уже на доске, придала форму шара. Положила его в дальний угол доски. Я завороженно наблюдал, как растет количество белых комочков. Их было уже десятка три, когда Мама пододвинула ко мне глубокую тарелку с тушеной капустой.
    – Валь, бери ложку, поаккуратней только, не загребай много.
Сама брала руками комочек теста и пальцами растаскивала его в тонкую,  лепёшку, клала передо мной. Я зачерпывал ложкой капусту и вываливал на середину кружочка теста. В это время Мама готовила следующую лепешку. Забрала у меня первую, сложила её пополам и защипнула по краю, положила на противень вниз швом, слегка придавив ладошкой... Противень быстро заполнился. Капусты хватило как раз на два противня.
    –  Гань, как там духовка? - спросила Мама.
    – Ещё полчасика и можно будет ставить — откликнулся Папа.
    – Мы с Валюшкой пока его любимые подготовим, а ты проверника грибы с луком.
Папа приспособил на край стола мясорубку, стал готовить грибную начинку, поочередно отправляя в горловину грибы и нарезанный крупными дольками репчатый лук. У меня защипало глаза, вытер слёзы кулаком, зачерпнул ложкой мелко нарубленные с зеленым луком куриные яйца и стал их укладывать. Запах исходивший от начинки сводил меня с ума, рот заполнился слюной и я с мольбой поднял глаза на Маму...
Мама всё поняла, усмехнувшись, кивнула головой. Я немедленно набрал ложку с горкой и отправил начинку в рот, стал пережевывать.
    – Ну как? Вкусно? – Мама смотрела на меня, а я, еле двигая челюстями, промямлил:
    – Ага...
    – Нин, пора наверное, ставь давай!
Мама засуетилась, быстро смазала пироги сверху яичным желтком, подхватила противень полотенцем и засунула его в духовку. Туда же последовал и второй противень. То и дело Мама проверяла пироги - открывала духовку, вытаскивала противень, осматривала, переворачивала и засовывала обратно другой стороной, регулируя равномерность готовки.
А на столе, тем временем, уже стояли еще два противня с сырыми пирогами. Мама еще раз открыла духовку:
    – Поспели... - проговорила удовлетворенно и вытащила противни на стол. Матовые, загорелые, чуть меньше ладошки пироги, соединившись боками, лежали плотными рядами и так пахли, что кружилась голова!
И тут Мама, смазав их сверху подсолнечным маслом превратила их в глянцевое чудо... Глаз не оторвать... В духовку отправились пироги с яйцами и луком.
На крыльце зашумели. Постучавшись, вошли дед Андрей и сестра Папы Наташа ( тётя Таля по нашему).
    – Запах уже по всему дому... Успеваете? - дедушка глянул на Маму, протягивая ей баночку с маком( для плюшек). – Нин, может пособить чем? Вон Наташка пусть заправляет грибами, а Валька  отдохнёт и смутившись попросил:                – Дай-ка горяченького попробовать...
Мама взяла противень с пирогами и встряхнула его. Ссыпала пироги в большой эмалированную кастрюлю...
    – Угощайтесь! А ты Валюш, слазий - ка в подпол, выбери там варенье какое, к сладким порогам.
    Тётя Таля стала помогать Маме, а я открыл за металлическое кольцо крышку подпола и спустился по лестнице вниз, включил свет.
   Передо мной открылся совсем другой мир - прохладный, таинственный, полный загадочных предметов, темных углов и пахнувший земляным полом. Высотой в метр, был виден оштукатуренный кирпичный фундамент, кое где облупившийся. На нем расположились два венца из толстенных бревен, пропитанных гудроном. Выше, до пола, были еще пара венцов сучкастых, смолевых еловых комлей. Знал, что под вторым уличным венцом, в правом углу лежала пачка зеленоватых денежных купюр сторублевого достоинства, на которых был изображен Владимир Ильич Ленин. Дед Андрей нашел их в шкафу уже после какой - то реформы, вот и сунул деньги между венцами - на счастье!
Чего здесь только не было!?
В левом углу находился приямок с деревянными стенками-сюда ссыпался урожай картошки. На многочисленных полках стояли разнокалиберные стеклянные банки с солеными огурцами, помидорами, с овощными ассорти, маринованными грибами, компотами, разными вареньями: крыжовенным, смородиновым, яблочным, черничным. Многие запасы были еще прошлогодними. На полу деревянная бочка с соленой капустой и глазурованный шамотный капсюль с солёными грибами. И бочка и капсюль были покрыты белыми покрывалами и крышками, придавленными камнями. Справа стояли деревянные ящики с фарфоровой посудой: глубокими тарелками, большими и средними, плоскими тарелками для второго, селёдочницами, чайными парами. Отдельно - чайные сервизы. Еще старинный резной комод. Сейчас он был пустой. А вот если его открыть под Новый год, то можно было задохнуться дурманным запахом антоновки, переложенной деревянной стружкой. Комод поместили в подпол, когда ещё были не настелены полы.
Разной мелочёвки - жестяной, деревянной, картонной было не счесть. На стене висели старые велосипедные колеса, какие-то ковшички, необработанные заготовки для топорищ - всего и не перечислить. Но вот начищенный до зеркального блеска жёлтый шлем пожарного, с кокардой и гребнем, с брезентовыми крыльями сразу бросался в глаза. Каждый раз, спускаясь в подпол, я надевал его и представлял себя пожарным выносящим из огня щенка собаки... Откуда такие ассоциации я уж и не помнил.
    – Ну, что ты там застрял, никак не выберешь? – донёсся Мамин голос. - Заждались уже... Яблочного достань!
    – Мам, черничного тоже хочется – откликнулся я.
    – Оно течёт очень... Ну ладно... и его прихвати...
    – Взяв две банки с вареньем я поставил их на край пола и вылез сам.
    С пирогами было покончено. Из оставшегося теста Мама налепила плюшек, сдобрив их маком и сахарным песком. Под самый конец, на сковороде, жарились простые лепешки, загорелые, с подпалинами с каждой стороны и неимоверно вкусные.
К застолью всё было готово.
    Во второй половине дня стали подтягиваться родственники. Приехали из поселка Бельское старшая Папина сестра Лида с мужем, дядей Петей и с двумя сыновьями Володей и Мишей, пришли тетя Поля, жена старшего брата Папы Георгия и их дети Валентина и Вовка. Дядя Леша, муж тёти Тали, братья погодки - Боря с Костей. Чуть запоздала бабушка Лиза, мама моей Мамы. Дядя Лёша принес с собой баян.
Разместились все в дедовой комнате за сдвинутыми столами. Дедушка, сидевший в окружении дочерей и снох, встал и сказал вступительную речь, напомнив, что Илья -  Пророк два часа уволок,  повернулся к иконам, перекрестившись, то и дело кланяясь, бледный, с изменившимся лицом, прочел молитву:
    – За молитв святых отец наших Господи, Исусе Христе, Сыне Божии, помилуй нас...
Гости слаженно ответили: - Аминь, благословите покушать...
Дед, наложив крестное знамение на стол, произнёс:
    – Бог благословит...
Наливали в рюмочки «Кагор» и, пригубив, в молчании, приступали к трапезе.
Пироги были знатные! Все нахваливали Маму, а она зардевшись от смущения, улыбалась и кивала в сторону Папы и меня: -  Куда ж я без них...
Вокруг меня были счастливые, добрые, чистые лица моих родных людей, моей семьи.
    Потихоньку разговорились и, выпроводив гулять ребятню на улицу, расселись поудобнее, продолжили застолье. На столе появились бутылки с наливкой, бутылка с водкой. Захмелели, заискрили глазами. Дядя Леша пристроил баян на коленях и тронул кнопки. Тут же отозвалась легким голосом Тетя Таля:
    – Вот кто-то с горочки спустился...
Вступили Мама, тетя Поля, Лидушка, поддержала бабушка Лиза. И не было ничего прекрасней и родней этой песни. Я, оставшись один со взрослыми, слушал её затаив дыхание и слезы радости наполняли мои глаза, грели мою маленькую душу и, казалось, что жизнь бесконечна, всегда будет Мама, Папа и эти милые люди окружающие меня.
Куда без частушек? Дядя Леша, тряхнув чубом, пробежался сверху донизу пальцами по планке и раздвинул меха:
    – Дует, дует ветерок
    В боково окошко.
    Знаю,знаю кто играет,
    Коновалов Лешка...
Сидели допоздна, разговаривали разговоры - про сенокос, про ягоды, про грибы. Папа с дядей Лешей обсуждали рыбалку. Во главе стола сидел дед Андрей, смотрел на свое семейство и щурил влажные глаза. К баянисту пробрался Серёжа, перемазанный черничным варением, до сих пор не обращавший на себя внимания и, дернув того за рубашку, проговорил:
    – Ну... Пой!..
Дядя Леша потрепал его по волосам, сказал:
    – Нажимай!
Серега стал ладошкой давить на басы, а дядька, аккордами зажимая кнопки, запел:
    – Дует, дует ветерок
    В боково окошко.
    Знаю, знаю кто играет,
    Лебедев Сережка!
Смеялся Серёжка, смеялись все... Лешка, Сережка...
Просто... Счастливо...
Потихоньку расходились гости и мы,уже затемно укладывались спать.

***

    Собака скулила, лизала мне лицо, взлаивала, стараясь вывести меня из забытья, вырвать из таинственных оков сна. Я отталкивал пса, недовольно стонал, переворачивался на другой бок и никак не мог оторваться от зачарованных видений. Очнулся, сел на кровати и долго не мог осознать, где сон, а где явь. Глаза прозрели, рот заполнился слюной и я, давясь голодными спазмами, ощутил неимоверное желание почувствовать вкус простых маминых, горячих лепёшек.
Отыскал на полках  мешочек с мукой, растерзанный мышами, сгрёб рассыпанную муку в кастрюлю. Оторвал от полога кусок марли, сложил в два слоя и просеял сквозь неё влажную, с комочками муку, в которой попадались черные орешки грызунов, прямо на стол. Согрев воды, замесил без дрожжевое тесто. Нашлась неполная пол литровая банка с ондатровым салом, натопленном ещё в прошлом сезоне. Немного поскоблил чугунную сковородку и стал жарить лепёшки. Заварил покрепче чай и сел то ли обедать, то ли ужинать.
Гурон, зажав передними лапами промерзшую тушку белки, мусолил её зубами и наблюдал за мной от порога.

***

    Сколько их пережарено, лепёшек этих? До сих пор в сознании звучит мамин голос: – Может пригодится когда... Сколько же прошло времени? Сколько продуло ветров?! Попутных, вспять,теплых и холодных, промозглых? Вихрем пролетели -  снежными бурями, леденящими, знойными песчаными... Ураганом пролетело время-не остановить.
    И никого не осталось от туда, из моего далекого детства. Ушли люди, родные, друзья, знакомые... Один я остался. И мне одному нести память из того времени, до последнего вздоха, до последней слезы.
До последней песни...
---------------

1. Путик - маршрут, на котором ставят ловушки и капканы на зверей.