Сын сванхисы

Под утро ему приснился приятный сон: жена с младенцем на руках шла навстречу и улыбалась. Ребёнок, мальчик, был крупный, светловолосый, совсем не похожий ни на неё, ни на него. Малыш тоже улыбался и от той счастливой детской улыбки замирало сердце.
Барон Гинц проснулся. Спальню заливал розовый свет утреннего солнышка. Летняя ночь была жаркой и душной, полог постели не задёргивали. Барон повернулся на спину. В груди стеснило. Глубоко вздохнул. Вздох получился шумный и Роза немедленно проснулась. Повернула голову в его сторону и взгляд сразу стал тревожным.
-Что случилось, милый?
Потянулась к нему. Нежно прикоснулась к жёсткой, пегой щетине на щеке. Гинц поймал руку жены, покрыл благодарными поцелуями.
- Роза, я видел сон. Ты беременна? – он готов был заплакать от радости. – Роза, если ты подаришь мне сына, я умру от счастья. Я видел мальчика у тебя на руках. Прекрасный малютка. Волосики светлые, лёгкие, словно золотое облачко. Глазки синие, как у тебя.
Жена в ужасе отшатнулась, закрыла лицо ладонями. Плечи затряслись от рыданий. Она едва могла выговорить:
- Гинц! Это плохой сон. Лелия! Бедная моя сестрица! Она умирает! Проклятье на голову барону Фортинбрасу. Проклятье на голову предателю Бугару! Когда же Всеблагой Тринум покарает злодеев?
Жена уткнулась лицом в подушку. Барон сцепил зубы, молча сел на постели, хлопнул в ладоши.
Паж Бравлин заглянул в дверь, скрылся на миг и вновь появился, неся в одной руке таз для умывания, в другой – кувшин с водой. Длинное полотенце висело у паренька не шее.
Пока Гинц умывался, Роза успокоилась. Пришли две служанки начали готовить ванну для хозяйки.
Барон оделся и обулся с помощью Бравлина и отправился на конюшню. Сегодня с утра кузнец должен был подковать недавно купленного боевого коня.
Во дворе слуги занимались обычной работой. Два оруженосца, Эльх и Ранк, примеряли новые сёдла на своих лошадей. Барон уселся на дубовую колоду у двери кузницы и, в глубокой задумчивости поглаживая бритый подбородок, стал наблюдать как мастер ставит подковы
Барон давно знал о дурном поведении свояка, барона Дица Фортинбраса – тот ещё до свадьбы жестоко обошёлся со своей молодой женой, Лелией, урождённой Белли, а после свадьбы начал всячески изводить и тиранить её. На днях до Шверта дошёл слух, будто женщину держат в цепях под дырявой крышей на старой башне.
Гинц с шумом втянул воздух. Злоба душит каждый раз, как думает о Лелии. Два здоровых кабана, Руй Бугар и его прихвостень Фортинбрас выкрали девчонку накануне свадьбы и грубо изнасиловали. Был бы жив её жених, они бы ответили за своё злодейство, но Северин мёртв. Вместо него Бугар надел корону Бергвельдена. Отец Лелии, мятежный герцог Белли не может заступиться за дочь – земли его разорены, сторонники разбиты.
Молодая жена Шверта, красавица Роза, давно просит поехать к свояку и потребовать обходиться с Лелией, так, как полагается обходиться со знатной дамой. Но словами подлеца не пронять, надо быть готовым к затяжной войне.
Сражения и осады барона не пугали. Его останавливало другое. Король угрожал казнью и конфискацией земель всем, кто нарушит мир. Пример герцога Белли кровав и нагляден. Шверт не мог рисковать жизнью Розы, жизнями своих детей от первого брака. 
Однако, последние новости о Лелии дали надежду. Кажется, дружба между Бугаром и Фортинбрасом закончилась. Диц не получил обещанную награду, потому и лютует, срывает зло на бедной девочке. Вот Гинц и решил нынче отправиться к Фортинбрасу, авось столкуются о выкупе за свояченицу.

Оруженосец Эльх кивком указал Ранку на барона. Сказал тихо, наклоняясь к уху приятеля:
- Угораздило впутаться в змеиный клубок. Известно же, дочки мятежника Белли, Лелия, Роза и старшая, Марта, явные колдовки. Их покойная мать, герцогиня Сванельда, умела колдовать не хуже своей прабабки, знаменитой волшебницы Индавинты. Ходили слухи, будто дама была оборотнем-сванхисой, обращалась в лебедя. Да и у самого Белли в роду нечисто, прямо на лбу написано – альва-полукровка.
Ранк осуждающе покачал головой, прошептал с обидой в спину хозяина:
- Всем нам гораздо спокойнее было бы, если бы вы, господин барон, не дурковали со своей любовью на старости лет, не бычили на короля Бугара, а по-прежнему служили при дворе.

Низкорослый крепыш кузнец кривил рот вбивая гвоздь в конское копыто – не нравилась ему привычка барона наблюдать за работой. Гинц Шверт добрый, зря никого не обижает, но он человек, вальдман. Вальдманы-чужаки, пришли и живут тут, как хозяева, хотя горы Бергвельдена, река Истра от сотворения мира не им принадлежали. Это земля гномов, альвов и сванхов.
А теперь даже вальдманы-фихты, неотёсанная деревенщина, не считают коренных жителей равными себе, для них альвы и сванхи опасные враги, колдуны и воры. Эта мысль заставила мастера приостановиться и гордо приосаниться – он-то происходил из народа гномов, а гномы, они во всём превосходят лесных проходимцев и бездельников. Кузнец усмехнулся и сразу осёк сам себя – повод для гордости довольно паршивый, что гномы, что альвы и сванхи, все для людей одним миром мазаны.

Быстрая тень пронеслась по зелёной траве у ног барона. Он поднял голову. Над крышами замка кружил лебедь. Большая белая птица носилась между башнями, как потерянная.
Несколько молоденьких пажей у стены конюшни упражнялись в стрельбе из арбалета.
- Бравлин! – крикнул Шверт. – Подстрелишь лебедя к обеду, получишь от меня золотой.
Юный Бравлин опрометью бросился на стену, остальные мальчишки помчались за ним, им тоже хотелось попытать счастья.
Суровые оруженосцы уже оседлали коней, любовались обновкой, но и их отвлекла внезапная охота. 
Лебедь то снижался, то взмывал ввысь, будто высматривал что-то на земле. Стрелы не задевали белых крыльев. Но вот удачный выстрел – и несколько перьев закружились в воздухе. Раздался трубный лебединый клик.
Во двор выбежала встревоженная баронесса Роза. Взглянув на птицу, бросилась к мужу, сказала тихо, чтобы никто не услышал:
- Ради благого Тринума! Запретите им стрелять!
- Что такое? – Не понял барон.
-Это Лелия! Я узнала её.
В этот момент ещё одна стрела вырвала перья из лебединого крыла. Птица развернулась и полетела прочь.
- Поезжайте за ней – сдавленным голосом вскрикнула Роза. – Она сядет на воду.
Гинц знал, сванхисе необходима вода, чтобы вновь принять человеческий облик. Но на реке, на открытом месте, её могут увидеть деревенские фихты, а те так боятся оборотней-сванхов, что со страху всегда стараются их убить. Лелия может найти убежище в ближней заводи, в зарослях тростника, но и там сегодня работают люди.
Барон подозвал оруженосцев: «Эльх, Ранк! Ну-ка, живо подайте коня, поедем поглядим, сколько тростника нарезали фихты!»


***
Ночная буря с грозой сорвала старую кровлю на башне. Подставляя лицо струям спасительного ливня Лелия выкрикнула заклинание. Цепи упали с лебединых, перепончатых лап и едва рассеялась непроглядная безлунная тьма, едва показался краешек солнца, белая птица сорвалась с крыши полетела вслед за ветром...
Мучаясь от боли, истекая кровью, она с трудом дотянула до спасительного заливчика на реке. Глубина была не большая, но только здесь, в зарослях, можно было укрыться. Держась из последних сил, страшно боясь повредить малышу, мягко спланировала на воду. Нырнула, оттолкнулась ногами от песчаного дна, вынырнула на поверхность и придерживая руками свой большой живот, раздвигая жесткие, гремучие стебли, побрела к берегу. Она не сразу увидела людей. Мужчины и женщины с косами и серпами в руках, открыв онемевшие рты, в ужасе таращились на неё.
Лелия отпрянула назад и в тот же миг резкая боль потушила свет в глазах. Горло перехватило. Она поняла – малыш захотел выйти на свет.
«Подожди, милый – сказала она ему, едва отдышавшись – нам надо найти другое место!»
Но ребёнок не хотел ждать, нетерпеливо повернулся, и новая волна боли пронзила живот. Лелия едва не упала, со стоном, как слепая двинулась прямо на фихтов. Жуткий вой: «Сванхиса!» - вонзился ей в уши и сразу на голову и плечи посыпались удары.

Шум и крик барон Гинц услышал, как только выехали из рощи. Он направил коня прямо через поле, спеша успеть на помощь Лелии. На берегу толпа селян неистово вопила и махала палками. Барон и Эльх подлетели как раз в тот момент, когда пузатый верзила фихт, в драной рубахе и обтрёпанной шапке дико выкатив зенки, прорычал: «Отойди! Вот я её щас приложу, чертовку!» - и с плеча размахнулся косой.
Просвистело железо, хрустнула кость, обильно хлынула кровь. Из горла втоптанной в чёрную болотную грязь Лелии вырвался хрип и клёкот. Люди отпрянули – между ногами у сванхисы появилось нечто огромное, напоминающее яйцо, нечто отвратительно синюшное, омерзительно осклизлое и шевелящееся. Барон Гинц остолбенел. Другой фихт с алчным хохотом поддел живой пузырь ножом и разорвал оболочку.
Раздался мощный детский крик.
Окровавленная ручища схватила мальчика за ногу, со смехом подняла над головой.
- Стой! – гаркнул барон. – А ну, дай сюда диковинку! Как смеешь, грязная свинья, лапать то, что тебе не принадлежит?
Он выхватил малыша, завернул его в край плаща и оглянулся на оруженосца, не зная, как сказать, чтобы труп доставили в замок. Но в этот момент тело Лелии начало покрываться перьями, уменьшаться в размерах: шея вытянулась, руки превратились в переломанные крылья, ступни ног почернели. Болотная жижа мгновенно обступила труп лебедя и поглотила его. Фихты, побросав серпы и косы, в панике бросились наутёк.

Роза вышла встречать мужа к воротам. Взглядом спросила: «Где сестра?» Избегая смотреть в глаза, он молча подал ей ребёнка, мирно спавшего в плаще, неумело запутанном в узел. С глубоким, скорбным вздохом она приняла ношу. Вгляделась. Чертами личика младенец сильно напоминал Лелию.
Барон тихо сказал: «Где наш отец Альтан? Пусть проведёт обряд очищения, негоже людям думать, что мы приютили нечисть».
Священник немедленно явился в своей чёрной мантии и прямо во дворе, на виду у всех слуг, положив новорождённого на крыльцо господского дома, зажёг четыре толстые свечи, прочитал все положенные молитвы и начертал угольком на лбу младенца знак Тринума. Ребёнок не исчез, не превратился в птицу. Недовольно возился в жёстких складках плаща и наконец заорал басом, заявляя, что голоден.
- Я оставлю найдёныша у себя – громко сказал барон Гинц ни к кому не обращаясь.
- Как вы его назовёте? – спросил Альтан, аккуратно передавая мальчика в руки баронессе.
- Он такой крупный, пусть носит имя Этан – великан – просто ответила Роза.
Гинц Шверт смотрел на молодую жену во все глаза. Вот за что он её полюбил: за самообладание в опасной ситуации, за ум, за доброту и нежность, и за красоту, конечно.