Послание к Вельможе, 1829

«Послание к Вельможе»

Написано: 23 апреля 1829 года, в Москве, до отъезда в Грузию, куда Пушкин отправился 1 мая 1829 г.
Адресовано: князю Николаю Борисовичу Юсупову
Отослано: в письме.

Пушкин указывает и другую дату написания (не ранее сентября 1829 г.), что меняет объяснение ситуации:
«Возвратясь из-под Арзрума», «написал я послание к князю **. В свете оно тотчас было замечено, и… были мною недовольны. Светские люди имеют в высшей степени этого рода чутье. Один журналист принял мое послание за лесть итальянского аббата и в статейке, заимствованной у М., заставил вельможу звать меня по четвергам обедать. Так-то чувствуют они вещи и так-то описывают светские нравы».

В свете посчитали Послание недостойным лица, к которому писано, - отказ в визите, да в ироничном тоне.

Раскритиковано: в "Московском телеграфе". Журналист, на критику которого намекает Пушкин в письме, был Н.А.Полевой, в это время его ярый литературный враг: в «Новом Живописце общества и литературы», выходившем в виде прибавления к «Московскому Телеграфу» (1830 г., ч. 32, № 10, май), он поместил сцену «Утро в кабинете знатного барина», в которой встречаем диалог в проще между знатным барином, князем Беззубовым, и его секретарем, Подлецовым. Фамилии оскорбительно красноречивы, как и диалог.

Во всех журналах поэта обвиняли в намерении составить «панегирик» аристократу, недостойный автора, что  навлекло на Пушкина незаслуженные упреки в лести, низкопоклонстве и искательстве, — упреки, от которых ему пришлось защищаться.

Время написания

В начале марта 1829 г. Пушкин без уведомления начальства отправился из Петербурга в Москву. Из Москвы планировал в середине марта 1829 г. выехать по маршруту: Москва-Калуга-Белёв-Орёл и далее на Кавказ, к действующей армии.

В это же время Пушкин получает от князя Николая Борисовича Юсупова приглашение  быть у него, так как он узнал, что поэт в Москве. Поэт и ответил князю письмом («Послание к Вельможе»), обещая «приветливому потомку Аристиппа» приехать к нему несколько позже, на дачу: "Лишь только первая позеленеет липа" (а это может быть и конец мая в наших широтах).

Пушкин не уехал из Москвы в марте, но и к князю с визитом не поехал - он в конце апреля, через графа Ф.И.Толстого («Американца») сделал письменное предложение Натали Гончаровой. Написал аналогичное письмо и к её матери, Наталье Ивановне. Получил от Н.И. уклончивый письменный отказ 1 мая и, глубоко потрясённый, в ту же ночь уехал на Кавказ, надеясь в дорожных впечатлениях найти рассеяние от оскорблённого  чувства. Пушкин исполнил обещание быть у князя попозже.

Опубликовано: в Петербургской газете «Литературная Газета» от 26 мая 1830, № 30 (Дельвиг).
Если указание в «Литературной Газете» на дату 1830 год принадлежит самому поэту, то оно может относиться ко времени окончательной отделки послания, когда оно и было занесено в тетрадь, уже как послание всему лучшему в Восемнадцатом веке России, в лице деятеля XVIII в., князя Юсупова Николая Борисовича.

Пушкин, по свидетельству, сохранившемуся в его черновых рукописях: «все журналы пришли в благородное бешенство, восстали против стихотворца [Пушкина], который (о, верх унижения!) в ответ на приглашение князя ** извинялся в стихах, что не может к нему приехать, и обещался к нему приехать на дачу. Сие несчастное послание предано было всенародно проклятию, и с той поры, говорит один журнал, слава ** [Пушкина] упала совершенно!»

Общепризнаное мнение В.Г.Белинского: «…это полная, дивными красками написанная картина русского XVIII века… художественное постижение и изображение целой эпохи в лице одного из замечательнейших ее представителей».

Ссоры и примирения:
"Литературная газета" вела литературную борьбу с нападавшими на неё консервативными изданиями, провозвестниками романтических «чистых искусств», — «Северной пчелой» Ф.В.Булгарина, «Московским вестником» М.П.Погодина, «Московским телеграфом» Н.А.Полевого. Полевой объявлял войну дворянской культуре с буржуазно-демократических позиций, которые в тогдашних политических условиях вели его к сближению с правительством. Памфлет Полевого "Утро в кабинете знатного барина" был очередным выпадом против аристократизма стихов и аристократов. Пушкин отвечал ему весьма резко - «Опыт отражения некоторых нелитературных обвинений».

Ксенофонт Полевой в «Записках» своих старается обелить брата-издателя «Телеграфа» — и объясняет выходку его тем, что Николай Алексеевич, прочтя послание, «пришел в глубокое негодование, потому что видел самовольное, жалкое унижение Пушкина», так как «все единогласно пожалели об унижении, какому подверг себя Пушкин. Чего желал, чего искал он? Похвалить богатство и сластолюбие? Пообедать у вельможи и насладиться беседою полумертвого, изможженного старика, недостойного своих почтенных лет? Вот в чем было недоумение, и вот что возбуждало негодование».

Сам Н.Полевой тоже лукавил: «В самой литературной неприязни ваше имя, вы, всегда были для меня предметом искреннего уважения потому, что вы у нас один и единственный»,— писал Полевой, "поздравляя" Пушкина с новым, 1831 годом (Один в поле не воин).

В 1832 г. Н.Полевой не упустил случая кольнуть Пушкина: он опять вспомнил о столь непонравившихся ему отношениях поэта к князю Юсупову и, в том же «Московском Телеграфе», поместил пародию на Пушкинское стихотворение «Чернь» (1832).

В последний раз они виделись в 1834 году. В этом же году «Московский телеграф» за неблагоприятный отзыв о казенно-патриотической драме Н.В.Кукольника «Рука всевышнего Отечество спасла» был закрыт правительством.

Полевой "переживал" смерть Пушкина: в некрологе назвал его «первым поэтом нашей славной русской земли» (Земля приняла первого поэта, до этого были вовсе не поэты, а после этого примет второго, третьего... А журналисты останутся).

П.А.Вяземский после обвинений своих статей и стихов в аристократизме порвал с Полевым навсегда и перешёл в 1830 году в «Литературную газету» Дельвига. И после смерти Пушкина прекратил сотрудничество вообще со всеми журналами.

Значительно позже, "Послание к вельможе", по изданию Анненкова (а он ранее нахваливал памфлет Полевого на Послание за совершенное единство формы и содержания) было перепечатано в книге князя Н.Юсупова: «О роде князей Юсуповых», ч. II, С.-Пб. 1867. И стихотворение "К вельможе" стало, наконец, понятно читателям.

Примечания:

Князь Николай Борисович Юсупов (15 октября 1751—1831, 15 июля), 80 лет.
1790-е годы — стремительный взлёт карьеры Юсупова. Он в полной мере демонстрирует преданность русскому престолу, как стареющей императрице Екатерине II, так и императору Павлу I. При коронации Павла I он был назначен верховным коронационным маршалом. Эту же роль он выполнял на коронациях Александра I и Николая I.

В Москве Юсупов жил в собственном дворце в Большом Харитоньевском переулке. В 1801—1803 гг. в одном из флигелей на территории дворца с садиком снимала квартиру семья Пушкиных.

Считается, что Пушкин посещал имение Архангельское: весной 1827 года с С.А.Соболевским. Пушкин любил слушать рассказы князя из семейной хроники.
В 1830 году, летом, побывал с князем П.А.Вяземским - по приглашению Юсупова посетить его в подмосковном имении Архангельское, знаменитом красотою природы и художественными сокровищами, в котором князь тогда проживал.

Есть предположение, что визит был по инициативе Пушкина и Вяземского, чтобы похлопотать о редакторе "Московского телеграфа", снятом с должности за памфлет.

Есть так же предположение, что Пушкин и Вяземский хлопотали за нуждающееся семейство Орловых, проживавших под надзором в имении Милятино Калужской губернии, о покупке этого имения. Юсупов купил у Орловых Милятино для своего внука, трёхлетнего сына Бориса Николаевича от Зинаиды Ивановны Нарышкиной.

А Орловым в 1831 году было разрешено жить в Москве, где они заняли дом на улице Малая Дмитровка, 1/7. Жили на деньги от продажи Милятино. После смерти М.Орлова вдову финансировала сестра, Софья Раевская.

В январе 1831 г. Пушкин был у князя Юсупова в Москве, в его доме на Никитской, по поручению князя П.А.Вяземского и расспрашивал его о Фонвизине, которого князь «очень знал» и с которым «несколько времени жил в одном доме» (снимал квартиру Фонвизин у Юсупова или нет, но у него на квартире проходили заседания заговорщиков).

В 1831 г. Юсупов был приглашён Пушкиным на торжественный ужин 18 января, по случаю свадьбы молодожёнов, в съёмную арбатскую квартиру (дом Хитрово).

Узнав о смерти князя в холерной Москве 15 июля 1831 года, Пушкин написал: «Мой Юсупов умер».

К вельможе (Послание к Н.Б.Юсупову)

От северных оков освобождая мир,
Лишь только на поля, струясь, дохнет зефир,
Лишь только первая позеленеет липа,
К тебе, приветливый потомок Аристиппа,
К тебе явлюся я; увижу сей дворец,
Где циркуль зодчего, палитра и резец
Ученой прихоти твоей повиновались
И вдохновенные в волшебстве состязались.

Ты понял жизни цель: счастливый человек,
Для жизни ты живешь. Свой долгий ясный век
Еще ты смолоду умно разнообразил,
Искал возможного, умеренно проказил;
Чредою шли к тебе забавы и чины.
Посланник молодой увенчанной жены,
Явился ты в Ферней — и циник поседелый,
Умов и моды вождь пронырливый и смелый,
Свое владычество на Севере любя,
Могильным голосом приветствовал тебя.
С тобой веселости он расточал избыток,
Ты лесть его вкусил, земных богов напиток.
С Фернеем распростясь, увидел ты Версаль.
Пророческих очей не простирая вдаль,
Там ликовало всё. Армида молодая,
К веселью, роскоши знак первый подавая,
Не ведая, чему судьбой обречена,
Резвилась, ветреным двором окружена.

Ты помнишь Трианон и шумные забавы?
Но ты не изнемог от сладкой их отравы;
Ученье делалось на время твой кумир:
Уединялся ты. За твой суровый пир
То чтитель промысла, то скептик, то безбожник,
Садился Дидерот на шаткий свой треножник,
Бросал парик, глаза в восторге закрывал
И проповедывал. И скромно ты внимал
За чашей медленной афею иль деисту,
Как любопытный скиф афинскому софисту.

Но Лондон звал твое внимание. Твой взор
Прилежно разобрал сей двойственный собор:
Здесь натиск пламенный, а там отпор суровый,
Пружины смелые гражданственности новой.

Скучая, может быть, над Темзою скупой,
Ты думал дале плыть. Услужливый, живой,
Подобный своему чудесному герою,
Веселый Бомарше блеснул перед тобою.
Он угадал тебя: в пленительных словах
Он стал рассказывать о ножках, о глазах,
О неге той страны, где небо вечно ясно,
Где жизнь ленивая проходит сладострастно,
Как пылкой отрока восторгов полный сон,
Где жены вечером выходят на балкон,
Глядят и, не страшась ревнивого испанца,
С улыбкой слушают и манят иностранца.
И ты, встревоженный, в Севиллу полетел.
Благословенный край, пленительный предел!

Там лавры зыблются, там апельсины зреют…
О, расскажи ж ты мне, как жены там умеют
С любовью набожность умильно сочетать,
Из-под мантильи знак условный подавать;
Скажи, как падает письмо из-за решетки,
Как златом усыплен надзор угрюмой тетки;
Скажи, как в двадцать лет любовник под окном
Трепещет и кипит, окутанный плащом.

Всё изменилося. Ты видел вихорь бури,
Падение всего, союз ума и фурий,
Свободой грозною воздвигнутый закон,
Под гильотиною Версаль и Трианон
И мрачным ужасом смененные забавы.
Преобразился мир при громах новой славы.
Давно Ферней умолк. Приятель твой Вольтер,
Превратности судеб разительный пример,
Не успокоившись и в гробовом жилище,
Доныне странствует с кладбища на кладбище.
Барон д’Ольбах, Морле, Гальяни, Дидерот,
Энциклопедии скептической причет,
И колкой Бомарше, и твой безносый Касти,
Все, все уже прошли. Их мненья, толки, страсти
Забыты для других. Смотри: вокруг тебя
Всё новое кипит, былое истребя.
Свидетелями быв вчерашнего паденья,
Едва опомнились младые поколенья.
Жестоких опытов сбирая поздний плод,
Они торопятся с расходом свесть приход.
Им некогда шутить, обедать у Темиры,
Иль спорить о стихах. Звук новой, чудной лиры,
Звук лиры Байрона развлечь едва их мог.

Один всё тот же ты. Ступив за твой порог,
Я вдруг переношусь во дни Екатерины.
Книгохранилище, кумиры, и картины,
И стройные сады свидетельствуют мне,
Что благосклонствуешь ты музам в тишине,
Что ими в праздности ты дышишь благородной.
Я слушаю тебя: твой разговор свободный
Исполнен юности. Влиянье красоты
Ты живо чувствуешь. С восторгом ценишь ты
И блеск Алябьевой и прелесть Гончаровой.
Беспечно окружась Корреджием, Кановой,
Ты, не участвуя в волнениях мирских,
Порой насмешливо в окно глядишь на них
И видишь оборот во всем кругообразный.

Так, вихорь дел забыв для муз и неги праздной,
В тени порфирных бань и мраморных палат,
Вельможи римские встречали свой закат.
И к ним издалека то воин, то оратор,
То консул молодой, то сумрачный диктатор
Являлись день-другой роскошно отдохнуть,
Вздохнуть о пристани и вновь пуститься в путь.
1828/1830

Иллюстрация: фото рисунка Пушкина, изображающего князя Н.Юсупова