Глава 38. На краю бездны

За день до этого мир Веры словно перевернулся. Всё началось с простого родительского собрания, которое закончилось катастрофой. Алёна Степановна, её мама, вернулась домой с лицом, искаженным от гнева. Она, даже не раздеваясь, сразу же обрушила на Веру град обвинений.
“Как ты умудрилась получить четыре по химии?” – закричала мама, и голос ее дрожал от злости. “Я столько в тебя вкладываю, а ты меня разочаровываешь! Ты думаешь, что всё это легко достается? Чем тебе заниматься кроме учёбы? Или ты влюбилась? Любовь на всю жизнь в 12 лет?!”
Вера стояла, как вкопанная, и не могла произнести ни слова. Она знала, что мама рассержена, но не ожидала такой реакции. Она старалась учиться, но химия была для нее настоящей пыткой. Она ненавидела формулы и уравнения, и ее разум просто отказывался их понимать.
“Я запрещаю тебе ходить в музыкалку!” - продолжала кричать мама. “Хватит тратить время на бессмысленные занятия! Ты должна учиться, а не петь и рисовать!”
Слова мамы были словно удары плетью. Музыка, рисование – это были единственные вещи, которые приносили Вере радость. Это была ее отдушина, ее маленький мир, где она могла быть собой. Теперь мама отняла у нее и это.
“И вообще, забудь о творчестве,” - продолжала Алёна Степановна. “Никаких тебе больше красок, карандашей и нот! Ты должна сосредоточиться на учебе, и только на ней!”
Вера чувствовала, как внутри нее все сжимается от боли. Она не понимала, почему мама так ее не понимает. Она не понимала, почему она должна отказываться от того, что ей так дорого, только потому, что у нее не получается химия.
После этого разговора Вера почувствовала себя совершенно опустошенной. Все, что она любила, было отнято у нее, и ей казалось, что у нее больше ничего не осталось. Она не хотела жить в таком мире, где ее таланты не ценятся, а ее мечты не имеют значения.
К этому добавилось и то, что в школе её не любили. Одноклассники, мягко говоря, не жаловали её, и друзей у неё не было. Каждый день в школе был для нее настоящей пыткой. Она чувствовала себя одинокой, ненужной и непонятой.
На следующий день она проснулась с ощущением, что она не хочет ничего. Ей не хотелось идти в школу, ей не хотелось ничего делать. Утром она надела спортивную форму для физкультуры, но до спортзала так и не дошла. Она оставила вещи в раздевалке, а сама вышла на крыльцо, чтобы хоть немного подышать свежим воздухом. Она понимала, что прогуливает урок, но ей было все равно. Все вокруг казалось ей серым и бессмысленным. Она чувствовала себя потерянной и опустошенной.

Вера стояла на крыльце, опустив плечи. Было примерно 8 утра. Солнце еще не взошло, и небо над городом было серым, как и её настроение. Воздух был настолько холодным, что пробирал до костей. Уже ноябрь, и деревья давно сбросили свои листья, оставив голые ветви, устремленные к небу, словно костлявые пальцы. На землю легли пушистые хлопья снега, делая город еще более безжизненным и унылым. Мороз сковывал всё вокруг, и мир вокруг неё казался серым и безжизненным. Вместо того, чтобы идти домой, в эту душную квартиру, где каждый предмет напоминал о ссоре с матерью, в её голове возникла странная, навязчивая мысль. Пойти на вокзал. Просто так. Без цели, без плана.
Она побрела, не замечая ни сумеречного рассвета, ни редких прохожих, спешащих по своим делам. Мир вокруг потускнел, растворился в тяжелых тучах её мыслей и чувств. Её разум, словно заклинившее колесо, начал крутить и крутить одни и те же кадры. Она увидела лица своих обидчиков, их издевательские улыбки, слова, сказанные едко и злобно. Обвинения матери, её гневные крики, запечатленные в её памяти.
Непрекращающийся поток негативных воспоминаний – день смерти отца, друзья, предавшие её доверие – обрушился на неё, тяжелее каждого следующего. Эти картины, будто колючие осколки, впивались в её сердце, оставляя раны, которые не затягивались. Страх и отчаяние сжимали её внутренности, как пружину, и каждый вдох, каждое биение сердца – это было напоминание о том, что все это – реальность, которая не отпускает.
Морозный ветер щипал щеки, а снег, всё валясь и валясь, постепенно покрывал всё вокруг. Пушистые хлопья, словно бесформенные, маленькие колючки, застревали в волосах, на шее, но Вера не замечала ничего. Она не чувствовала холода. Холод в душе был сильнее.
Холодный ветер, подобно злым шепотам, проносился сквозь капюшон её мастерки и хрипло шептал ей обидные слова в ее воспоминаниях. Ветер закружил хлопья снега в вихрь, и в этом вихре кружились её мысли, словно бесплотные тени, увлекая ее всё дальше и дальше от дома.
Вокзал, который вначале казался ей далекой целью, теперь стал просто очередным, пугающим шагом навстречу неизвестности.

Вера шла по заснеженной улице, и каждый шаг казался ей усилием. Мысли о смерти, которые раньше были просто темными тенями на краю сознания, теперь стали навязчивыми и реальными. Ей казалось, что мир вокруг — это большая бессмыслица, и она в нем — лишь маленькая, ничтожная частичка, которая не имеет никакого значения.
“Зачем все это?” – думала она. “Зачем жить, если все, что ты любишь, отнимают? Зачем стараться, если все равно ничего не получится?”
В ее голове всплывали образы: мать, ее глаза, полные недовольства, одноклассники, их жестокие слова, одиночество и боль, которые сопровождали ее каждый день. Она не видела ни единой причины продолжать. Ей казалось, что жизнь — это просто череда страданий и разочарований, и она больше не хотела в этом участвовать.
Она посмотрела на голые ветви деревьев, устремленные в тёмное небо, и ей показалось, что они похожи на её собственную жизнь: безжизненные, пустые и одинокие. Она вспомнила картины, которые рисовала раньше, полные красок и света, и они показались ей теперь далекой и невозможной мечтой. Она как будто разучилась видеть красоту, разучилась чувствовать радость. Все, что она умела сейчас — это чувствовать боль.
Ей казалось, что если она просто исчезнет, то никто этого не заметит, а если и заметят, то никто не станет скучать. В ее сознании формировалось смутное представление о том, что все закончится, если она перестанет быть. Смерть представлялась ей не концом, а избавлением от боли и одиночества, избавлением от мира, который был так жесток к ней.
“Просто перестать существовать, и все закончится,” – шептала она. “Нет больше боли, нет больше страданий, нет больше разочарований.”
Она продолжала идти, погруженная в свои мрачные мысли. Она не видела ни людей, ни машин, ни домов. Вокзал становился все ближе, и вместе с ним приближалось и ее желание покончить со всем этим. Она чувствовала, что она уже на пороге, что еще немного – и она сделает этот шаг.

Вера подошла к вокзалу, и её взгляд сразу же упал на поезда. Огромные, стальные махины стояли на путях, словно закованные в цепи гиганты. Они казались ей одновременно величественными и грозными. Из-под их колес клубился пар, словно дыхание неведомого чудовища, а гудки, которые они издавали, звучали как предсмертные крики.
Вера смотрела на них, и её сердце сжималось от какого-то странного, смешанного чувства. С одной стороны, её притягивала их мощь, их сила. Она видела в них нечто, что было ей недоступно – свободу, движение, возможность унестись прочь от этого мира, где она чувствовала себя такой одинокой и ненужной.
Каждый поезд казался ей вратами в другое измерение, в другую реальность, где нет места для боли и страданий. Ей хотелось выскочить под один из них и исчезнуть.
Но в то же время, она боялась их. Их огромные размеры, их шум, их мощь – всё это пугало её, напоминая о том, насколько она мала и беспомощна. Она видела в них не только свободу, но и опасность, не только возможность сбежать, но и возможность быть уничтоженной.
Она смотрела на то, как поезда прибывают и отбывают, и ей казалось, что они словно играют с ее чувствами. Сначала они давали ей надежду на то, что все можно изменить, что есть возможность вырваться из этой безысходности, а потом они отнимали эту надежду, напоминая о том, что ее жизнь – это замкнутый круг страданий.
И вот она стоит на краю платформы, ветер развевает ее волосы, как поезд приближается все ближе и ближе, и она замирает от ужаса. Она чувствовала, как ее сердце бьется в бешеном ритме, как дыхание становится все более прерывистым, и она ощущала, что вот-вот потеряет контроль.
Ей показалось, что это её последний шанс, что если она сейчас не сделает шаг, то она никогда не сможет освободиться от этих мучений.
Она смотрела на них, не отрываясь, и всё сильнее погружалась в свои мрачные мысли. Поезда были для нее не просто машинами – они были символами её борьбы, её страха и ее безысходности.

Вера продолжала смотреть на поезда, не отрываясь, как вдруг её взгляд скользнул в сторону. На авиадуге, возвышавшейся над путями, стояла девушка. Она была одета в яркую голубую куртку с меховым воротником, выделяющуюся на фоне серого пейзажа, и ее силуэт казался нереальным на фоне утреннего неба. Девушка смотрела на что-то вдали, но Вера не могла понять, что именно. Ей казалось, что она засмотрелась на горизонт.
Вера почему-то засмотрелась на неё. Что-то в её фигуре, в ее позе казалось ей знакомым, но она никак не могла вспомнить, где могла ее видеть. Она смотрела на нее издалека, пытаясь разгадать эту загадку, не понимая, почему именно эта девушка так привлекает ее внимание. Она не могла отвести взгляд от ее силуэта, и как будто, эта фигура, в какой-то момент, отвлекла её от мыслей о смерти.
Вдруг девушка повернула голову, и их взгляды встретились. Вера почувствовала, как ее сердце пропустило удар. Глаза девушки были полны тревоги, словно она знала, что происходит в её душе. Словно она чувствовала её боль. Девушка, недолго думая, сорвалась с места и, не обращая внимания на холод, побежала к Вере, что было очень не обычно в этот час и в этом месте.
“Дура! Что ты задумала?!” – закричала она, когда подбежала к Вере. Голос ее был полным возмущения, но в нём слышалась и нотка заботы. “Не смей думать о таких вещах! Ты не имеешь права!”
Девушка, задыхаясь от бега, схватила Веру за плечи, словно пытаясь вернуть ее в реальность. “Ты совсем не должна так думать!” - продолжала она, пытаясь перевести дыхание. “Это не выход! Не смей отчаиваться!”
Вера смотрела на нее с удивлением, пытаясь понять, кто она, и как она могла так быстро понять, что происходит в ее душе. Она видела в ее глазах тревогу, решительность, но главное, она чувствовала какое-то странное, необъяснимое тепло.
“Вот, одень, не замерзай!” – девушка, без лишних слов, сняла с себя свою шубку, покрытую джинсовой тканью, и накинула ее на плечи Веры. “Тебе нельзя так мерзнуть!”
И тут, только сейчас, Вера наконец-то узнала ее. Это была Сара. Та самая Сара, которая оставила свой автограф на ее руке, та самая Сара, с которой она говорила всего лишь раз или два. Она не ожидала увидеть ее здесь, тем более в такой ситуации.
Сара, в своей джинсовой шубке, казалас наполненной жизнью, что Вера почувствовала себя рядом с ней маленькой и беспомощной. Она посмотрела в ее глаза и увидела в них что-то, что наполнило ее нажедной и верой в людей.