Житие наше бытие 2

А потом пришли дни светлой Уразы,
шум-гам среди нас стал тише в разы.
Роптал лишь краснопёрый барабанщик,
прожжённый богообманщик.
В его промытой комиссарами башке
религия не пролетарское чучхе.
И потому кривился весь в усмешке:
«Как можете ни есть, ни пить, творить Рузбу
ради того, кто вверг вас всех в войну?»

- Ему там наверху видней, - мы отвечали, -
народу воздаёт Он по заслугам и радость, и печали.

Но мирную идиллию нарушил прикованный на месяц Рамадан
к забору хакима-вора господин Шайтан.
«Не слышу похвалы, -  орал он как герой, сердце которого орёл клевал, -
за то что мэру подсказал, чтоб беглецов килькою ржавой угощал,
а фуру «красняка с икрой» налево отписал».
 
И завопил наш краснопёрый Каин,
как только рык шайтана услыхал: «Ты выше всяческих похвал».
И сводному оркестру бесов кантату «Похвалы достоин»
заказал.

А потом язвительно добавил, что уразу блюдём мы потому,
дабы на вечер нам давали калорийную еду.
Такие вот бывали
на той ночлежке трали-вали.

А забияка уже рот придурку затыкает: «Хоть золотом сри от зари до зари,
хоть в горн пионерский всечасно труби, орду восхваляя, кантаты пиши,
но только ничтожны потуги твои: барана свиньёю никто не признает,
как чурка хороший об этом мечтает».

И добавляет: «Непуганый край,
сколько тут краденного из Чечни добра, вай.
Но не обольщайтесь, братья суьли: Бог всё видит, всё знает и в час
икс непременно спросит за это с вас.
Интересно, что тогда запоёт ваш богобоязненный народ?»

И в Рамадан покоя от архонтов нет,
с ума сошёл весь белый свет.
Но скажу без трёпа:
пускай в неверии у тёмной силы рвётся жопа,
да только в Судный день всю мразь в Геенне соберут,
и по заслугам в полной мере воздадут.

Хотя наверняка у зоознати есть под землёю города.
И базы на Луне, и на орбите тоже.
Не зря с людьми как со скотом обходятся вельможи
и говорят открыто: «Зачем обуза нам в лице народов,
когда ядрёной бомбой можно извести уродов?»

А мы страдаем, когда от старости хиреет тело,
ослы, не в теле дело.
Людьми нас делает разумная душа,
а без неё мы все пустышки,
игрушки-погремушки.
Матрёшки.
Барби.
Зомби.
 
Бояться надо сущностей незримых нам материй,
что вхожи, как к себе домой, в тела людей,
уподобляя их в безнравственных свиней.
Поняв это, поймём, что не от безделья
ниспосланы людям Святые писания —
инструкции безопасного существования.

Не веришь? Оглянись. И узришь, где игнорируются божьи постулаты,
там целые народы с понталыги сбиты.
Там сущности тонких материй доминируют над божественной душой.
И если она (сущность) засела в теле визиря
или иного даржаносца, то ждать от них позитива — время терять зря.

Архонты знают, как создавать из «грязи грязь»:
облюбованный объект они долго держат в омуте нужды,
и в нужный для их истории час из соцтрясины в... тузы.
Так и рождаются из арабских погонщиков верблюдов короли.

И ставшие в одночасье царьками невежды знают, «ху из ху»,
их не просят дважды сбацать «Хава нагилу» с врагами Аллаха в обнимку.

А чабанам процесс клепания «высочеств из убожеств» до фонаря.
Про эти крамольные вещи вслух нельзя —
строжайшее табу,
пусть дурень верит в большевистскую мечту:
«Кто был никем, тот станет всем».
А нам это зачем?
Нас жрец увещевает: «Скрывайте грехи чужих людей,
и Всевышний скроет ваши в Судный день».

А равнять царящие в судебной системе нравы с божьими, дребедень.
Другое дело, если членом Божьего суда будет чеченский оборотень».

И так три месяца и три дня,
что был здесь, в моей голове роилась всякая фигня.
Беженцы ждали из воюющей Чечни вестей,
и когда хандра достигала планки «апогей»,
появлялся дурак с транзистором настроенном, как по заказу,
на религиозную волну.

Все бросались к нему: «Ну как у наших дела?»
А у того рот до ушей: «Ништяк, косят как обычный сорняк».

Если «ложь во благо» не считать препятствием на пути в Эдем,
то этого человека, вселявшего в души обездоленных людей надежду,
думаю, пустят туда после смерти без проблем.

И очень хотелось знать, наши дома разбомбили или ещё стоят?
Орудуют ли там мародёры? Лютуют ли конкистадоры? Чего нам ждать?

Были средь нас и те, кто тайно ликовал,
когда узнавал,
что дом соседа уничтожен со всем скарбом,
заработанным тяжким советским трудом.

А чему, собственно, радовались?
Наверное, тому, что в списке грешников у Бога были не первыми.
Оно, конечно, перед смертью не надышишься,
но пока расстреливают рядом стоящего, ты ещё пыжишься.

Чего финтить, и я чувствовал превосходство над теми, кого уже наказали.
Но только до тех пор, пока не подошла моя очередь, ибо, узнав, что
от жилища остались пепел и труха,
возопил: «Тебе легче стало, русский Петруха?»
Зато спеси как не бывало.

В минуты роковые народ сплачивает ненависть к врагу,
но когда он тебя за свободолюбие делает бомжом,
эта ненависть перерастает в бешеную злобу.
Какая тут мораль? Пошли все в жопу.
 
Теперь все обитатели ночлежки стали бомжами,
утешало, что не рабами.

Вспомнился эпизод, когда в 57-м наша семья вернулась из ссылки.
А в отчем доме начальная школа. Уууу, сукиии...

Представитель местной власти,
энкавэдэшник в синей фуражке и наганом в кобуре,
подогнал к бивуаку под навесом товарного двора новое
грузотакси и предложил отцу ехать в Наур, от имени
советской власти обещал то, сё,
живность, новое жильё
и сделку собрался закрепить креплённым вином.

Только отцу торговаться с вампирами западло.
— Не меняю, — говорит, — родину на пойло.

И на чьей-то бричке перевёз семью домой.
Жили теперь в своём дворе, как Ленин в шалаше,
но только школяры ушли на каникулы, перебрались в классы.
Радость неописуемая: «Ас-са. Ас-са. Будьте прокляты псы».

На вокзал прибывали новые эшелоны возвращенцев.
Вчерашних спецпереселенцев.
А дома их отцов заняты. Русскими. Аварцами. Хохлами.
Чекистами. Халявщиками-колонистами.
Была весна. Играла кровь.
И было с кем почесать кулаки за свою новь.

Засевшие в наших домах чеченоненавистники не признавали ни бога, ни чёрта,
а решения ХХ партсъезда в части нашей реабилитации и подавно.
Требовали пересмотра. А нохчи настаивали на их неукоснительном исполнении.

Консенсус исключался: дрались по-чёрному. Все. Без исключения.
До умопомрачения.
В одной из драк мне, пацану, удалось пробиться к атаману
и со всей силы врезать по лбу
булыгой.

Хорошо не мотыгой.
Убить не убил,
но боевого хряка из боя вывел.

А много лет спустя,
когда Чечню на добровольных началах покидала русня,
а автохтоны плясали румбу, находясь во власти чар «спасителя Жоры»,
спустившегося с небес на краснозвёздном ястребке, меня
остановил среди улицы мужик и сказал: «Прости, мы тогда были неправы».

— Подлец, — говорю, узнав его, — вижу, меня не забывал.
И сплюнул: «От души желаю такого же горячего приёма на новом месте и вам,
какой вы устроили некогда нам».

Того, кто меняет штаны на трусы, умные называют ослом,
а мы и пробегающего мимо голого козла называем вождём.

А у козла при любом статусе никуда не девается привычка
пукать. Не зря про него говорят «вонючка».
Сначала он это делает тишком,
но по мере созревания мании величия — зычно и с душком.

И когда общество насквозь пропитается ароматами
утробного адреналина, тогда даже гордый орёл
начинает думать как козёл.

Такая была в краю на начало войны картина. 

И вот от перенапряжения внутренних органов — диарея.
Ни штанов теперь, ни трусов, гонения. Бесполезны всенощные бдения.
И бежит по свету трепло, пустослов,
в поисках других, как мы, ослов.

Да, все мы задним умом сильны,
иначе бы не меняли так часто штаны на трусы.

И сейчас, будучи беженцем, задаю себе вопрос:
«А чего, собственно, нам не хватало, босс?»
Ведь каждый из нас интернационалистом рос,
и вдруг такой к свободе спрос?

И кумачёвое небо было одно на всех.
И на горизонте корячился коммунизм - розовая наша мечта.
Зачем нужно было будить спящего чёрта?

Кого ни спросишь — никто не отвечал на этот вопрос по существу.
Доморощенный политикан, драпая из горящей Чечни в Европу,
успел прокукарекать: «Мы разные с тобой по естеству».

Крестьянину хотелось суверенной скатерти-самобранки.
Рабочему — красной кувалды.
И всем вместе — парного молочка из-под золотых кранов.
А чтобы дистанцироваться от смутьянов-чертей — побольше мечетей.

Ах да, мы же богопослушные. Богобоязненные.
Подобострастные.
Не крадём. Не врём.
С безбожниками коммунизм строим.
С ворами в рай идём.

А теперь скажу крамолу. К радости тех,
кому по ту сторону компьютера контролировать нас не грех.
Свободу я ценю не меньше, чем волк, орёл или стерх.
Но не ту, при которой мораль поставлена «ногами вверх».

Много ума не надо объявить королём чабана,
но где взять себе и ему ума?
Ведь у нашего брата глаза ненасытные,
желания цикличные, циничные,
и в один прекрасный день ему захочется,
чтоб гордые мы при его появлении раком становились.
Чтоб достоянием республики считались даржаносцы,
не нюхавшие пороха орденоносцы.
Писарчуки, придворные «бондарчуки»,
липовые знаменосцы.

Пассионарии, поклонники идола Ахчи.
Презренные во все времена стукачи.
Папаханосцы, дечигпандуристы.
Застольные патриоты-авангардисты.
Сановные воры, власти опоры.
Хакимы-малолетки.
Певички-кокетки.
Отцы лжи, самолёт-хаджи.
И чтобы слух короля ласкала сладкая
брехня,
иначе нельзя,
иначе пассионарию не усидеть в
седле служебного коня.

А из Аргуна вдруг зачастили визитёры.
Любители чинов. Парламентёры.
Предлагали беженцам вернуться в обновлённый «Мир. ру»,
кричали «такбир», обещали халяльную халву,
но мы знали: готовят, как всегда, свинью.

Орда голодных чиновничьих ртов
ждала делёж московских жирных пирогов.
Бессмысленно их все перечислять,
попробую лишь часть назвать.

Итак, пирог на вывоз разрушенного жилого массива.
Пирог на вывоз руин промышленного комплекса.
Пирог на восстановление разрушенной инфраструктуры.
Морально-материальный пирог для униженной клиентуры.

Чем больше верят в гуманность родной партии и правительства ослов,
тем больше выделяют для воров пирогов.

А силовикам, чтоб их не отозвали в казармы,
нужны позарез неуловимые партизаны
для диверсий на освобождённых территориях.
Иначе ни званий, ни льгот, ни наград... Швах.
Власть не может сама себя сечь,
для этой цели быдло есть.
А оно в бегах.
Вах.

Но мы, верноподданные Расеи, не звери — допускать,
чтоб из-за нас голодала чиновничья рать.
Поэтому стали тихонько возвращаться,
остались те, кто ссал со страха по пути ещё усраться.

А напрямую из Хасавюрта в Аргун нельзя. Опасно.
«Дуйте в объезд, — советует местный мент, — длинновато, зато
работа военных предстанет во всей красе, как в чёрно-белом кино».

И впрямь, ехать в обход оказалось как из Баку в Грозный через Владивосток.
А что стесняться нас, чурок? Не потомки же «мурок».

Только потом узнал, почему не пускали напрямик.
А чтоб людей не хватил нервный тик,
когда увидят новогрозненский винзавод, окрашенный в серебристый цвет.
И скажут они тогда, задыхаясь от чувства необузданной гордости за
наше гуманное государство: «Респект,
что обозначили бомбовозам важный стратегический объект».

И виноградники до самого Гудермеса были нетронуты войной.
Почему? Промолчу во избежание ненужных ассоциаций.

А вот Грозный вселял ужас. Въезжал
будто в открывшийся временной портал.
Кто видел Сталинград образца 42-го года
может смело представить Грозный 95-го года.

До сих пор удивляюсь как из этого кромешного ада
удалось выехать не попав под прицел какого-нибудь гада.

Довоенный Грозный знал неплохо.
Но сейчас среди его развалин блуждало даже эхо.

И вдруг стало ясно почему власть спешно сменила 
названия улиц наших городов с кириллицы на латиницу -
создали иллюзию, чтоб конкистадоры думали, что дербанят чужую страну.
«ДУДАЕВ» и «DUDAEV» - чуете разницу?

Лавируя среди охуевших от запаха крови солдатни
с большим трудом выехал на аргунскую дорогу. Фу, блин.
А в машине со мною жена и сын.

И мародёры словно муравьи
перетаскивали содержимое городских дач на базу в Ханкалу.
На правах победителей. Фуу.
У того кто остановил нас большая стопка столовых тарелок.
Заглянул в салон. А там мы, живые бандиты.

И шевельнулась мысль в его пьяном мозгу: «Перестреляю - медаль дадут.
Но чтобы автомат наизготовку взять надо руки от добычи освобождать,
но при таком опьянении он не сможет их опять в стопку целыми собрать.
Пусть едут».

Едем. Не понимая, что были на волосок от вечности.

Но зарубку в памяти сделал: для мародёра «добыча» дороже чужой жизни.
Для государства винзавод дороже всех нохчи с их домами и живностью впридачу.

На перекрёстке Аргун-Петропавловская сбитый СУ.
Мордой на Грозный. Проехал под правым крылом.
Как его сбили не знаю. Но летуна, как говорили потом, поймали.
И отрезали башку.

А через реку Аргун навели понтонный мост.
У военных архитектурный вкус чертовски прост -
раздербанить то что есть
и получить медаль «За воинскую доблесть».

Вид Аргуна со стороны Грозного страшный,
но люди, превратившие город-сад в «ад-хок», были ещё страшней.

09. 01 2025 г.