Александр Дюма, Роман о Виолетте - 2. Часть 37

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ


Мадам Паризо покраснела, ноздри её стали раздуваться, она стала похожа на быка, который вот-вот ринется на тореадора, чтобы поднять его на рога. Но меня это не смутило. Я посмотрел в лицо Виолетте.

– Дуду, я беременна – сказала Виолетта. – Ты будешь отцом нашего общего ребёнка. Не знаю, есть ли у тебя уже дети, и сколько их. Я ведь даже не спрашивала, женат ли ты. Но я рожу этого ребёнка, выращу его сама и воспитаю, как требуется!  Прости, что предприняла этот маленький розыгрыш для того, чтобы обеспечить его будущее. Мама, верни писателю его часы. Мой отец завтра же занесёт вам полученные от вас деньги, а также расписку на остальную сумму. Можете не беспокоиться насчёт этого ребёнка, он будет счастлив, намного счастливее меня! Надеюсь, это будет девочка, потому что мужчины так грубы!

На несколько минут я лишился дара речи. Меня поразила эта новость, и я как-то сразу ощутил, что она говорит правду. К тому же она в конце своих слов произнесла ту фразу, которую Королева Анна Австрийская сказала в отношении двух мужчин, с которыми она в ту пору имела дело – в отношении Короля Людовика XIII и в отношении герцога Бекингема. Все трое были героями моей трилогии о мушкетёрах, Виолетта не могла не знать этого!

– Значит, я груб, как Бекингем и бесчувственен как Людовик XIII? – спросил я в раздражении. – Погоди-ка… Ты сказала, что ты беременна? Откуда ты знаешь?

– Не по собственному опыту, разумеется, но по признакам, которые несомненны, если верить книгам, – ответила Виолетта.

– Господин Дюма, – обратилась ко мне мадам Паризо. – В отношении ваших обвинений я дам вам свой ответ в своё время, а пока позвольте нам с дочкой посекретничать о той новости, которую мы только что услышали. Оставьте нас на несколько минут.

– Как отец будущего ребёнка, я полагаю, что я имею приоритетное право посекретничать с его будущей матерью непосредственно после этого известия, но, впрочем, я уступаю вашей настойчивости, – ответил я. – После того, как закончите вашу беседу, я тоже хочу кое о чём посекретничать с мадемуазель Паризо.

Я расплатился по счёту и оставил дам, как они этого желали. Надо ли говорить, что мадам Паризо и не подумала возвращать мне часы? Да, впрочем, я уже к этому и не стремился. Мои мысли были посвящены совсем другим проблемам!

Если бы я курил или употреблял алкоголь, я, наверное, успокоился бы с помощью одного из этих средств, или даже с помощью обоих. Обычно, поднять настроение мне помогает хороший десерт, но, во-первых, я уже покончил с ним, а второй десерт – это слишком даже для такого гурмана, как я, во-вторых, мой кошелёк не располагал к таким излишествам, и, в-третьих, я просто не способен был бы поглощать сладкое, когда внутри меня всё так кипело!

Я был, несомненно, прав: Виолетта и её сообщники попросту обманывали меня, чтобы как можно эффективнее вытянуть из меня всё, что возможно. Но я понимал, что права была и Виолетта! Она не ощущала достаточной уверенности во мне и поэтому затеяла всё это лишь для того, чтобы запастись небольшим капиталом для будущего ребёнка. Моего ребёнка!

Я не был настолько сентиментален, чтобы сходить с ума от мысли о том, что я стану отцом ещё одного ребёнка. Если разобраться, я к тому времени уже не мог бы точно сказать, отцом скольких именно детей я уже был. И я не намерен был ограничивать себя в этом. Тем детям, о которых я знал, я помогал, как мог. Но я не считал себя связанным какими-либо обязательствами. Тем более, что большинство матерей моих потомков были прекрасно устроены, так как их мужья искренне считали этих детей своими. Я даже слышал, что одна из таких дам сказала другой своей даме из того же сообщества, что в последние пять лет солнце над Парижем весьма способствует загару младенцев, так что они получают его ещё будучи в материнской утробе. Эта шутка о том, что некоторые новорожденные парижане в последнее время смуглостью своей кожи намного превосходят своих родителей, разошлась по салонам. К счастью, она передавалась только женщинами из уст в уста, мужчины, получившие от меня подарок в виде неожиданного прибавления их семейств, по-видимому, не слишком беспокоились об этом. К счастью для меня и для моих подруг мы живём в такое время, когда женатые мужчины настолько увлечены чужими жёнами и настолько пренебрегают собственными, что даже не удосуживаются взглянуть на своих новорожденных отпрысков, предоставляя дело взращивания младенцев своим жёнам и кормилицам, нянькам и воспитателям всех сортов.

Наконец, дамы вышли из ресторана.

– Господин писатель, – сказала мадам Паризо. – Мы обо всём договорились. Виолетта вас любит, и очень сожалеет, что проделала с вами эту шутку. Если вы настаиваете, Мартен возвратит вам полученный аванс, а я верну вам ваши часы. Не сердитесь на нас, Богом молю. Мы всего лишь хотели помочь дочери обеспечить её будущее. Мы всё сделали так, как она велела.

– Я буду признателен за возвращение моих часов, поскольку они для меня много значат, – сказал я. – Скажите мне, Мартен – действительно, опекун Виолетты или просто бесправный отчим? Какие вы ему делегировали на неё права?

– Да он никакой не отчим, он настоящий её отец! – ответила мадам Паризо. – Отчим! Ещё чего выдумали! Это они так просто придумали, на жалость давили. Виолетта никакая не сиротка. Но, как оказалось, вас не проведёшь!

– А настоящее его имя? – спросил я.

– Мартен Паризо, какое же ещё? – удивилась мадам Паризо. – А вы про то, что он назвался Мартеном Теркье? Это фамилия его матушки. Его так Виолетта подучила! Простите её, Бога ради! Она же хотела, как лучше!

– Ну что ж, если вы живёте семьёй и в полном ладу, тогда полученный вашим супругом первый взнос считайте подарком вам, – ответил я. – Но больше подарков не будет. Что касается Виолетты, я назначил ей хорошее жалование, хотя, наверное, она вам ничего об этом не сообщила. Я не собираюсь отказываться от заключённого с ней контракта. Если, конечно, она не начнёт меня обманывать вновь. Слышите, Виолетта? Ещё одна такая ложь, и наш с вами контракт будет разорван! Я не шучу! Ну, а что касается ребёнка…

– Да уж не бросайте его, сиротинушку! – запричитала мадам Паризо.

– Я имел вполне честные намерения в отношении вашей дочери, мадам, – холодно сказал я. – Господь свидетель, я предлагал ей стать моей женой, но она не согласилась. Теперь, после раскрывшихся обстоятельств, у меня появились причины воздержаться от этого предложения, поскольку я не намерен связать жизнь с обманщицей. Но если она докажет, что заслуживает доверия, мы вернёмся к этому вопросу. Пока же могу лишь твёрдо обещать, что ребёнок, если он появится, не будет обречён на нищету. Я позабочусь о том, чтобы он имел всё необходимое. Как и ваша дочь, если она не будет больше нарушать контракт. Я впишу в него запрет на обман работодателя.

– Благослови вас Господь, сударь! – сказала мадам Паризо, после чего вынула из своего кармана мои часы и вложила их мне в руку.

– Сударыня, как только я получу ближайший гонорар, я возмещу вам стоимость этих часов деньгами, – сказал я. – Полагаю, ждать вам придётся недолго – неделю-другую, максимум. Заходите к нам поболтать о том о сём, можете вместе с муженьком. Но только предупредите заранее о визите. Мы не каждый день ужинаем дома.

Мадам Паризо поклонилась и ушла. Я взглянул на Виолетту, которая молчала всё это время.

– Если ты думаешь, что я из чувства вины буду теперь перед тобой лебезить, ты ошибаешься, – сказала она.

– Ничуть не думаю, что ты изменишься, да и не хотел бы этого, – ответил я. – Ты мне нравилась такой, как была, и я хотел бы, чтобы ты не изменялась. Ни в лучшую сторону, ни в худшую. Но не пытайся меня обманывать, вот единственное, о чём я прошу.

– Не могу тебе этого обещать абсолютно во всём, – ответила Виолетта и кокетливо улыбнулась. – Ведь у каждой девушки должны же быть свои секреты от своего мужчины! Хотя бы какие-то! Женские!

– Что ж, это я как-нибудь стерплю, – сказал я. – Но у меня к тебе особая просьба. 

– Какая? – кокетливо спросила Виолетта. – Тебе недостаточно французской любви? Хочешь, чтобы нас было трое?

– Нас итак будет трое, но в самом добропорядочном смысле, если ты не солгала насчёт беременности, – ответил я. – Я хочу, чтобы ты сыграла Миледи в моей пьесе. Ты – воплощённая женственность, чистота, красота и всё, о чем может мечтать мужчина, если говорить о внешности, но твой ум, твоя изобретательность, твоя хитрость, и даже, прости меня за это слово, коварство, а также бесподобный талант притворства – это именно то, что нужно для этой роли.

– Ну спасибо! – ответила Виолетта. – Сравнил меня с самой мерзкой дамой своего самого знаменитого романа!

– Она вовсе не мерзкая! – горячо возразил я. – Только познакомившись с тобой, я понял, что я сам не до конца осознавал характер и внешность моей Миледи! В каждой строке своего романа я изображал её исчадием Ада. И лишь в воспоминаниях Атоса я позволил себе сравнить её внешность с ангелом. Я разделил эти два качества во времени. И я ошибался! Она должна была ежесекундно выглядеть как ангел самой высшей небесной чистоты! И при этом замышлять и реализовывать свои чёрные планы. Не обижайся, милая, моему сравнению. Твои интриги по-детски наивны и относительно безобидны. Но они существуют в твоей голове одновременно с твоим ангельским щебетанием. 

– Даже не знаю, стоит ли обижаться на твои слова, – сказала Виолетта.

– Я думаю, что моя маленькая Виви не станет обижаться на своего шаловливого Дуду, – сказал я слегка игриво и очень нежно.

– Ты понимаешь, сила этого образа должна состоять в том, что в ней всё мгновенно меняется – коварство и ангельская внешность, нежный голос и ужасный смысл того, что она говорит, и к чему подговаривает своих сообщников! Это должно быть новое слово в литературе! Не положительный герой, и не отрицательный, а гремучая смесь того и другого! Я нашёл новые краски. Я старался, чтобы читатель вздохнул с облегчением, читая сцену казни Миледи! Я был не прав! Я исправлю это в моей драме! Зритель должен переполняться двойственными чувствами. Одной половиной своей души зритель будет радоваться, что Констанция отомщена, второй половиной души он должен сокрушаться о её загубленной молодости и красоте!

– Ну вот видишь, Дуду! – обрадовалась Виви. – Ты – неиссякаемый источник новых идей! Ты выполнишь контракт и получишь свой гонорар очень скоро!

– С твоей помощью, – ответил я и обнял Виви, которая в ответ поцеловала меня.

Разумеется, Виви растаяла, и между нами вновь воцарился мир. Надолго ли?