Билет на Дальний Восток
Билет на Дальний Восток
(рассказ)
Эх, и хороша же собою Верка. Фигурка плотная, сбитая, прямо как по особому заказу сделана. Бюстик и все прочее спереди и сзади – глаз не оторвешь. На улице, бывает, мужик какой-нибудь уставится, и словно к земле прирастет. Напрасно жена то за локоть щиплет, то в бок толкает: думает он о чем угодно, только не о своей благоверной.
И вот, поди ж ты: при таких достоинствах не задалась у Верки личная жизнь. Замуж, правда, выхватили рано. Только-только восемнадцать стукнуло. Но муж оказался страшно веселый, за воротник закладывал с несгибаемым упрямством, чуть ли не ежедневно. А заложив, начинал ревновать. Пожалуй, лишь восьмидесятилетние деды не вызывали подозрения, а за всех других бил он Верку очень основательно. Через три года еле-еле отделалась от своего алкаша. Отделалась, отдышалась, прикинула, что в наличии. А в наличии – бухгалтерская должность, не пыльная и не денежная, однокомнатная квартира да внешние данные, которыми вольна теперь распоряжаться по своему усмотрению. Мужика найти проблем нет – вон их сколько вокруг отирается. Посмотри благосклонно – любой твоим будет. Ну любого, конечно, не надо. Если есть возможность, отчего не выбрать получше. Чтоб и рост, и стать, и взгляд боевой. В общем, чтобы муж был как муж, с которым не стыдно под ручку по центру пройти.
Не сразу, но поняла Верка, что такие орлы – народ ненадежный. Увиваются, пока не достигнут определенного. А достигнут и через неделю-другую, задрав хвост, уносятся в неизвестном направлении – видимо, искать новые приключения. Был, правда, один – Витька. Тот задержался на полгода. Широкая душа и легкая натура. Весельчак, балагур – Верка рядом с ним себя не чуяла: умел, поганец, красиво говорить. Раза два этот Витька так многозначительно в сторону ЗАГСа поглядывал, что у Верки сердце ныло от предчувствий. И вдруг в один интересный момент без пяти минут жених взял и укатил к Тихому океану. Даже не предупредив. Кто-то потом рассказывал, что он в рыбаки подался. Мучительно пережила Верка такой удар. Сколько слез пролила в подушку – не счесть. А вокруг уже роились новые претенденты на ее внимание и постель. «Эту лавочку надо прикрывать, - твердо решила Верка, - а то нашли источник удовольствий». И как ни подступали к ней ретивые поклонники, никто из них не мог похвастать успехом.
Между тем время шло. Вот уже свои двадцать пять отметила Верка в кругу замужних подруг, а перспективы на устройство личной жизни по-прежнему оставались туманными…
Однажды в заводской столовке заметила Верка, что наблюдает за ней интеллигентного вида мужик лет этак тридцати. Сухощавый, высокий и хотя не в Веркином вкусе, но тоже привлекательный. День наблюдает, другой. И взгляд какой-то странный: не настырный, не липкий, а уважительный. Так на нее еще не смотрели. Верка навела справки: недавно приняли, работает конструктором. Неженатый, даже не алиментщик, зовут Семеном. Чутье подсказало: надо знакомиться. На него надежды мало. Есть такие малохольные – два года будет из-за угла выглядывать, прежде чем решится сказать: «Здравствуйте». Тут только самой. Верка слетала в парикмахерскую, детально продумала костюм, чтобы тот был не вызывающ, но что надо и где надо подчеркивал. А затем позвонила в отдел и попросила передать товарищу такому-то зайти в бухгалтерию для уточнения неясного вопроса по оплате. Остальное было делом техники. Вот так все и началось.
Вскоре он сказал ей:
- Вы, Вера Дмитриевна, что роза. От вас живой аромат исходит.
Верка аж глаза к небу закатила: ну где второго такого остолопа сыщешь? Однако парень, хотя и был интеллигентностью изрядно придавленный, вообще-то оказался ничего. С какой стороны за молоток и отвертку браться, представление имел. Все, что в Веркином хозяйстве болталось, скрипело и хлябало, быстро подправил, подделал, подкрепил.
По вечерам перед ужином сидел в кресле, просматривал газеты. И до того Верка была благодарна ему за то, что он есть, что сидит вот так и читает, что хотелось расцеловать своего Семена вместе с газетами. В одинокой бабьей квартире наконец-то повеяло уютом. Прошло немного времени, и Семен сделал ей предложение. И они сходили и подали, как положено, заявление. Появились новые заботы: надо достать то, это. И хотя свадьбу многолюдную решили не устраивать – не мальчик с девочкой – посчитали, кого пригласить: человек двадцать набирается. Через Веркину подругу в универмаге справили Семену костюм. Импортный, чехословацкий. Верке купили новое пальто.
И вот остается до свадьбы две недели. И тут будущий муж попадает в больницу: еще в студенчестве своем желудок себе испортил. Ну, Верка совсем как белка в колесе начинает крутиться. Помимо свадебных хлопот надо успеть после работы что-то приготовить и Семену отнести. Известное дело, как там кормят…
Сегодня примчалась Верка домой пораньше, погрела душу горячим чаем – начало декабря, а морозы под тридцать – и принялась печенье стряпать. Любит Семен такое, сахаром сверху посыпанное.
По телевизору Пугачева поет, Верка подпевает – дело быстро идет. Когда стряпня была в самом разгаре, вдруг ожил дверной звонок.
- Кого это черти несут? – выругалась Верка и пошла открывать.
Не успела она полностью распахнуть дверь, как что-то большое, мохнатое, темное, отдающее пронзительным холодом навалилось на нее сверху.
- Верррунчик!!!
- Витька, ты??? – ошалело уставилась Верка.
- Ну да, а кто же еще? Я, лапушка, я!
- Господи, откуда ты взялся?
- С Охотского моря, с безбрежных его просторов!
Непринужденно болтая, словно вчера расстались, Витька стаскивал шубу, швырнул на крюк большую косматую шапку. В угол полетели ботинки. Бесцеремонно, как и всегда бывало, двинул сразу на кухню.
- Слушай, жрать хочу! – радостно сообщил он. – Ты чем меня кормить будешь?
- Проголодался, бедненький.
- Ну, не язви, мать, - Витька привлек ее к себе.
Мягко, но решительно Верка высвободилась.
- Так ты в отпуск, что ли?
- Из отпуска. Проездом. Был в Крыму и на Волге. А теперь дай, думаю, посмотрю: как поживает прелестная женщина? Второй такой нигде не встречал на безбрежных просторах!
Витька вновь попытался ее обнять.
- Экий ты расторопный. Никак на безбрежных просторах память возвратилась?
- Да ты что! – глубокое, неподдельное возмущение зазвенело в Витькином голосе. – Да я тебя ни на один день не забывал. Вся душа изболелась. Ночами не спал. Спустишься, бывало, после вахты в каюту, завалишься на койку, а перед глазами – ты. Вот, смотри…
Витька, до локтя закатав свитер, обнажил левую руку. На густо татуированной коже отчетливо выделялось: «Вера. Надежда. Любовь». Ткнув пальцем в «Веру», Витька со злостью закончил:
- Не про кого-то, про тебя сказано.
Там было нарисовано еще кое-что, но Верка стыдливо опустила глаза…
И за ужином, и после него искрился и шумел нескончаемый поток Витькиного красноречия.
А Витька изменился. Шире развернулись плечи. Да и вообще стал крепкий, грубоватый и более привлекательный, что ли. Но главное – борода. Окладистая, черная, густая. И так она Витьке идет, с ума можно сойти!
- Ты не слушаешь?
- Слушаю, слушаю. Давай я тебе еще чаю налью…
…Далеко отсюда, на берегу Охотского моря, находится рыбацкий поселок. Лежит он в распадке между двумя пологими сопками. Там, в трехэтажном кирпичном доме есть у Витьки своя небольшая квартира, из окон ее открывается вид на бухту. По утрам Витька спешит на работу. Скрипят под ногами дощатые тротуары. В прохладном воздухе остро пахнет йодом и морем. Короткие переулки и улочки сбегают вниз, туда, где у причальных стенок стоят колхозные сейнеры и траулеры. На одном из них, носящем звонкое имя СРТМ «Джигит», и пребывает Витька в качестве матроса-обработчика.
Осенью и в начале зимы судно стоит на ремонте, готовится к лову. Механики возятся с машиной, боцман с матросами наводят внешний порядок – чистят и красят, тралмастер получает новые снасти, штурманы проходят переаттестацию. У каждого свое дело. В феврале траулер снимается на промысел палтуса…
Умеет Витька рассказывать – взахлеб, ярко. А где слов не хватает, руками жестикулирует. И все, о чем говорит, так и встает перед глазами!
…Плещется за бортом густая синяя вода. Белые барашки возникают на гребнях волн. Не жарко светит северное солнце. Лебедка подняла на палубу донный трал с уловом. И вот уже плоские широкие рыбины едут на транспортерной ленте прямо к ловким Витькиным рукам. Витька в черном брезентовом фартуке и резиновых перчатках подхватывает одну из них, бросает на разделочный стол. Коротким взмахом шкерочного ножа отсекает голову, затем выдирает внутренности. Готовую тушку отправляет в рыбцех, на морозку. И тут же берется за следующую.
Из рубки выглядывает капитан:
- Ну как, Виктор Васильевич, идет дело?
- Идет, Сергей Леонидович.
А волна набегает на судно: шшарк-шшарк – трется о борт. И чайки, распластав крылья, летят над кормой и кричат резко, ненасытно…
…Верка проснулась, когда не было семи. Посмотрела на Витьку, и стало смешно: у того борода свалялась, спуталась клочьями и торчала в разные стороны. Накинув халатик, помчалась умываться, готовить завтрак. В голове крутился бодренький веселый мотивчик: «Влюбленных много, он один у переправы…». Нет, все-таки хорошо жить на свете. Не зря Витька вчера явился. Любит он ее, не забыл. Сколько жарких слов наговорил ночью. Да и как не любить: ничего не потеряла Верка от былой красоты. А еще хозяйка хорошая, верной быть умеет. Когда надо – будет ждать и полгода, и больше. А что если Витька сейчас проснется и скажет: «Собирай, Верка, чемодан и поехали со мной на Дальний Восток»? Конечно, скажет. Он такой, горячий – решения в минуту принимает, спорить с ним бесполезно. Верка обвела взглядом кухню: в углу от потолка разбегались две неровные трещины. Пропадай постылая квартира. За Витькой она – хоть на край света, пусть только позовет.
Витька тоже поднялся. Долго умывался. Слышно было, как он фыркал под краном от удовольствия, звонко шлепал себя ладонями по груди и плечам.
За завтраком Верка сидела, как на иголках. «Сейчас скажет. Вот сейчас. Вот паузу сделал…». Но Витька болтал что-то ненужное, необязательное, и у Верки все больше сжималось сердце. Наконец она спросила:
- Ты когда едешь? – голос показался ей чужим, незнакомым.
- Сегодня вечером, - бодро ответил Витька и опять ударился в треп.
«А ведь он ничего такого не скажет, - с ужасом вдруг подумала Верка, - ни-че-го! Да что же это? Да как же…»
Расставание вышло быстрым и неловким. Витька нырнул в шубу, пригладил бороду.
- Прощай, мать, - и нелепо, по-скоморошьи, осклабился, - жизнь большая, еще увидимся…
И боком-боком торопливо выскользнул на лестничную площадку.
Верка, словно побитая, с трудом дотащилась до кухни. Неверно опустилась на табуретку.
«…А теперь, товарищи, - бодро рокотал динамик над холодильником, - ноги на ширине плеч, руки на поясе. Наклоны корпусом вперед начали – р-раз…».
Крупные-крупные слезы покатились из красивых Веркиных глаз.
1987 г.
Свидетельство о публикации №225011001120