12. Нашествие Магмет-Гирея

12. НАШЕСТВИЕ МАГМЕТ-ГИРЕЯ. В 1520-1521 годах в Москве с тревогой ожидали известий из Крыма и были озабочены возможностью воцарения «крымского царевича» Гирея в Казани, где всё шло к скорому антирусского мятежу. В связи с этим, даже, к Азову снарядили в разведку казаков Ивашку Лазарева и Мишу Тверитина с товарищами, дабы им «доведываться про царя крымского и про царевичей». Они, в частности, и сообщили «с поля», что видели послов казанских, что шли к хану крымскому, «царевича на Казань просить». Всё говорило о том, что грядет большая война. 

В 1521 году крымский хан Магмет-Гирей, сумел, наконец, усмирить ногаев, и теперь ничто уже не мешало ему заняться вплотную русскими делами и собственной карьерой. Той же весной Магмет-Гирей приступил к воплощению своего грандиозного плана по оживлению уже изрядно подгнившего трупа Золотой Орды. Всему миру уже довольно скоро предстояло услышать о появлении на восточных рубежах Европы империи нового Чингисхана, ну или, на худой конец, второго Батыя. «Эти собаки плешивые ещё узнают, что такое крымское мировое господство!» - думал Магмет-Гирей, стоя на вершине холма, и наблюдая за тем, как со всех сторон к нему стекаются орды его верных гулямов: вассалов и союзников. Великий хан Магмет-Гирей - ещё одна упертая бандитская сволочь, решившая улучшить свое реноме за счет многострадального русского народа! Сколько их уже было, и сколько их будет ещё! Уж лучше бы он и дальше продолжал лопать турецкую халву с кунжутом, да тискать задастых наложниц в бахчисарайском гареме, честное слово! Москве и Крыму удалось бы тогда избежать разорения и никому не нужных жертв среди мирного населения, а сам «Батый номер два», глядишь, да и сумел бы сохранить свою никчемную жизнь.

Немалую роль в наполеоновских замашках Магмет-Гирея сыграли и нашептывания литовских дипломатов, щедро сдобренные денежными возлияниями из тощей польской казны. Свое дело эти парни знали на «отлично». Атаман запорожских казачков, Дашкович, не сумевший ничем особо ценным поживиться во время прошлого своего визита на Русь, не зря всю весну 1521 года проторчал в ставке «второго Батыя», зазывая его в поход на Москву. Этому натурализованному русскому шляхтичу, видимо не давали покоя слухи о благополучии его московских коллег по боярскому цеху, жиреющих и набивающих сундуки всякими ценными штуковинами без его на то дозволения.

Летом 1521 года «Магмет-Батыя» наконец прорвало!

Сначала в дело пошли орды Магметова брата Саип-Гирея, который внезапно объявился у стен Казани и беспрепятственно захватил застигнутый врасплох город. Казанцы тут же признали Саипа своим царем – им уже было не привыкать сажать себе на шею всяких там самовлюбленных дармоедов, а «махмет» он или «гирей» - какая разница? Прежний дармоед, Шах-Али, не желая испытывать судьбу-злодейку бежал в Москву, московский воевода Карпов, прохлопавший врага, угодил в казанскую кутузку, туда же отправились московский посол и все русские купцы. Карпова, правда, татары потом отпустили, видимо не желая ссориться с Москвой преждевременно. Впрочем, уже в мае Саип-Гирей организовал нападение казанских татар и подвластных Казани марийцев да чувашей, более известных на Руси как «черемисы», на русскую крепость Унжу.

После бескровной победы в Казани пришел в движение и сам Магмет-Гирей. Не добившись привлечения к антирусской коалиции Турции и Астрахани, но вооружив против Москвы всех крымцев, способных держать в руках оружие, и призвав союзных ногаев да казаков Дашковича, он собрал под своими знаменами по разным источникам от 35 до 100 тысяч сабель и так стремительно двинулся на север, что Василий едва успел выслать к Оке войска, в надежде остановить громадную банду литовско-татарских грабителей на этом привычном уже рубеже. Спешно собранную 55-тысячную рать пришлось растянуть широким фронтом на Тульском направлении от Серпухова до Каширы и Тарусы.

28 июля 1521 года крымские войска, обойдя стороной хорошо защищенные и войсками и крепостями Северские Земли, подошли к Оке близ Серпухова и Каширы и там беспрепятственно переправились через реку. Подоспевшие русские войска под командованием князя Бельского и царева брата, Андрея Ивановича, значительно уступали степнякам в численности, действовали несогласованно и были разбиты поодиночке. Русское войско понесло тяжёлые потери. В числе прочих погибли воеводы Иван Шереметьев, князь Курбский, Яков и Юрий Замятнины. Многие, включая израненного в бою князя Федора Оболенского Лопату, попали в плен. Остатки московских войск рассеялись по городам, а крымские «братки» принялись разорять окрестности Коломны. Сам город тоже был разграблен и сожжен, уцелел лишь детинец с запершимися в нем гарнизоном и беженцами. Лег пеплом каширский посад. Вскоре к крымцам присоединились казанские татары да черемисы под руководством Саип-Гирея, которые, напомнив русским крестьянам Батыевы времена, совершенно опустошили окрестности Владимира и разорили нижегородский посад, не сумев, однако, овладеть новенькой каменной цитаделью. Безнаказанно грабить, насиловать и убивать беззащитных – ничего другого они уже не умели.

Прорыв крымской орды за Оку произвел на россиян ошеломляющее впечатление. Толпы беженцев хлынули в Московский Кремль. Воеводы Шуйский и Воротынский, сидевшие с полками в Серпухове, в растерянности не знали, на что им решиться, и из города не вышли. Не имея никакой возможности дать степным бандитам бой в поле, Василий III ушел в Волок собирать полки, коих на Руси Матушке было не мало, а оборону Москвы доверил своему зятю – православному татарскому царевичу Петру, женатому на государевой сестре. По некоторым сведениям, царь был так сильно напуган, что какое-то время, даже, прятался в стоге сена. В стране поднялась форменная паника. Аж в далеком Пскове были уверены в скором пришествии татар. «У страха глаза велики» - гласит народная мудрость, а на Руси Матушке эта мудрость была и остается актуальной во все времена. Уж очень мы эмоциональны и всегда ждем для себя только самого страшного. Может, потому и побеждаем не сразу, а лишь после того, как осознаем, что не так страшен черт, как его малюет наше воображение.

1 августа, нахватав в русских деревнях несколько тысяч пленных и спалив Николо-Угрешский монастырь, братья Гиреи и Дашкович подвалили к Москве, забитой беженцами под завязку, и встали лагерем на Воробьевых горах, подальше от Кремля, не желая быть мишенью для крепостной артиллерии. Штурмовать неприступную цитадель Ивана Великого они не собирались, да и не смогли бы при всем желании. В итоге, Магмет-Гирей оказался в тупиковой ситуации: взять Москву он был не в силах, а ждать появления великокняжеских ратей было как-то боязно - они ведь не затем сюда пришли, чтобы драться. От Василя крымской братве была нужна лишь добыча и дань, да право самостоятельно «стричь» Казань, где отныне с молчаливого согласия битой Крымом Москвы должен был сидеть на троне представитель крымской династии Гиреев. Но главное все же – это дань. Великий князь должен был объявить себя "вечным данником царя так же, как были его отец и предки". Эту информацию ханские переговорщики и постарались во всех деталях довести до сведения московских бояр, уже через сутки явившихся в их стан, дабы узнать ханское хотение. Хан обещал не тревожить русскую столицу, если его требования будут приняты. Ему тоже следовало торопиться: навстречу татарам из Пскова и Новгорода скорым маршем уже пылили по дорогам полки князя Горбатого.

А Василий был «негордый», Василий знал, что в Москве недостаточно пороха, да и вообще неизвестно, чем ещё дело может обернуться. А потому он и не видел никакого смысла в каких-то там рассуждениях о государевой чести и даже не пытался делать выбор между своим временным стыдом и возможными бедствиями для запертых в московском Кремле россиян, которых было так много, что в городе, того и гляди, могла вспыхнуть эпидемия. Цареву грамоту соответствующего содержания с обещанием выплат ежегодной дани, какую прежде платили Золотой Орде, за подписью самого великого князя Магмет-Гирей получил 8 августа, а уже 12 августа орда начала поспешный отход к Рязани, рассчитывая заслониться от великокняжеских войск Окой, дабы в случае чего, драпать пришлось не через реку. После этого татары и «воровские» казаки расположились  широким табором у рязанских стен и начали зазывать к себе окрестных жителей для торговли: им очень не хотелось тащить на себе всё награбленное и гнать в Крым громадную толпу пленников – деньги занимают меньше места и их легче сохранить. Пленных было очень много, потому брали за них не дорого, и часть полона удалось выкупить сразу. Некоторые пленники уходили в Рязань своим ходом, самовольно и без выкупа, надеясь затеряться в заполненном беженцами кремле. Это им, однако, не удалось. Татары не собирались упускать своего, чьим бы оно ни было.

Историю с большим числом «беглых пленников», заполонивших в 1521 году Рязань, летописи объясняют хитростью крымских воевод. Схема была незатейливая: сначала татары сквозь пальцы смотрят на бегство пленных россиян, а затем хан требует от рязанского наместника Хабара Симского впустить его людей в крепость, дабы они смогли отыскать всех сбежавших. После того, как тютя  Симский откроет ворота, можно будет без лишней крови и потерь со своей стороны разграбить богатый русский город. Тем более что до этого союзники городов не брали и грабили в основном монастыри, дворянские усадьбы да жилища земледельцев. Для верности, чтобы значит, Симский не дергался по этому поводу, Магмет-Гирей крайне неосторожно отправил ему грамоту Василия III с собственноручной подписью царя, дабы наместник понял, что война уже проиграна, и что великий князь признал себя данником крымского хана, а значит и ему, Симскому, следует быть более гостеприимным. Однако Хабар Симский оказался мужиком неглупым - не смотри, что Хабар! Исполняя «закон чести», он выдал степнякам всех пленников, укрывшихся в его городе, за 100 рублей выкупил из плена князя Федора Оболенского, но ни татар в город не впустил, ни грамоту государеву им не вернул. Кроме того, ему стало известно о бегстве из Москвы прежнего рязанского владетеля Иоанна, который по слухам тоже находился в ставке хана. Не исключено, что именно ради него и затевался весь этот спектакль с поиском беглых пленников. Хабар Симский немедленно собрал у себя  служилых людей рязанских и взял с них клятву, что они будут биться с беглым князем Иоанном в том случае, если он попытается овладеть городом, и всеми силами постараются взять его в плен.    

Меж тем, число татар и литовских казаков, праздно шатавшихся с оружием у самых стен рязанской цитадели якобы в поисках сбежавших пленных, стало угрожающе большим, и рязанский пушкарь - немец Иордан, у которого на этот счет не было никаких распоряжений, или наоборот, распоряжения были весьма четкие, взял да запалил порох в своей пушке. Немногие из крымцев и запорожцев, кому удалось выжить после прицельного выстрела картечью по их густой толпе, тут же рассеялись в панике по окрестностям, уверенные, что халява закончилась, и сейчас будет большая драка. Но драки не случилось. Хан в ярости потребовал от Василия немедленной выдачи Иордана, на которого русские и свалили всю вину за происшедшее, но ответа не дождался, ибо вскоре узнал, что астраханцы, пользуясь отсутствием в Крыму и самого Гирея и всей его армии, разграбили Гиреевы владения. Орда тут же свернула свои вежи и ушла в степь. Оставшийся без покровителя Иоанн Рязанский бежал в Литву, где позже и умер бездетным. Его княжество было окончательно присоединено к Москве. 

Орда растворилась в степи, оставив на теле Московской Руси, громадную зияющую рану от Воронежа и Нижнего Новгорода до Москвы-реки. Даже не выдерживающая никакой критики историческая байка о трехстах или восьмистах тысячах пленников, якобы угнанных степняками в Крым и Казань, говорит о том, насколько болезненно современники восприняли все произошедшее - для них это было бедствие вселенского масштаба. Отвыкла Русь матушка от таких набегов, Иван III отучил. А пленных тогда и вправду было много. Ими долго торговали на невольничьих рынках Кафы и Астрахани, а тех, кого не удалось с выгодой продать, по слухам, отдавали потом татарским детям в качестве живых игрушек, дабы детишки крымские поучились безоружных людей убивать.

Воевод, пропустивших врага за Оку, в Кремле отсобачили, но казнить не стали. В конце концов, часть вины за то, что армейские врага прохлопали, лежала и на государевом брате Андрее. А вот торжество Хабара Симского было совершенным. Он не только Рязань спас, но и, хитростью захватив у неприятеля унизительную грамоту с подписью самого Василия III, отстоял государеву честь. Ещё одно ордынское иго, пусть и формальное, но все же закрепленное на бумаге, не состоялось.  Позже Симского возвели в боярский сан, а описание его услуг внесли в великокняжеские родословные книги, что по тем временам было честью небывалой. Немецких пушкарей, Николаса, что оборонял Москву, и Иордана, что отличился в Рязани, также велено было щедро наградить.

В 1521 году умер ещё один брат великого князя, Дмитрий Жилка, завещавший свой Углич Василию. Он тоже был холост и потомства после себя не оставил.