Сон

   Егор проснулся с головной болью от вчерашнего, которое смутно помнилось. Помнит, пришёл домой на автопилоте, помнит жена, дурная баба, сказала: «Чтоб ты сдох, алкаш несчастный». Почему несчастный? Очень даже наоборот. Выпили с мужиками крепко, потом добавили, потом…не помню. Проснулся с каким-то тревожным чувством, как будто на работу опоздал, но вроде сегодня выходной, пили накануне. Глаза не хотели открываться, как Егор ни пытался их открыть, да и чёрт с ними, можно бы и не открывать, но уж больно голова гудит, надо, что-то предпринимать, опохмеляться. Денег, конечно, нет, баба вчера точно обшарила все карманы, и выгребла всю вчерашнюю сдачу, а там вполне хватило бы на пиво. Давал ведь зарок, спрячь заначку перед тем, как пить, но как пить, так всё забывается. Вот и мучайся сейчас. Видимо придётся пересилить стыд и идти к Серёге, стыдно перед его женой, но она у него баба настоящая, понимает мужика, и хоть поворчит, но опохмелиться Серёге позволит. Егор хотел повернуться на бок и спустить ноги с кровати, но они упёрлись в стенку, значит спал на полу у стенки. Попробовал развернуться на другую сторону, опять стенка. Наконец открылись глаза, темно, но с боку, в какую-то щель, ярко светит луч света. Ничего не понимая, Егор поднял руки в верх и упёрся в потолок, или…Что-то нехорошее начало холодить душу и угнетать сильнее похмелья.
    - Замуровали демоны, мужики, что ли пошутили или баба что придумала, с неё станется, стервозная стала последнее время. Егору стало страшно, и от отчаяния он упёрся руками в потолок, потолок поднялся и откатился в сторону.
     Свет, не солнечный, но яркий ударил по глазам. Глаза зажмурились и когда снова открылись, Егор обомлел, он лежал в гробу, деревянном, плохо сколоченном, обшитом красной тканью, с чёрными рюшечками по краям. Внутри гроб не был обшит, как следует, белой тканью, а под головой тряпка, в которую завёрнута деревянная стружка. Какая-то неясная обида возникла в Егоре, что нельзя было обшить внутри, и подушечку под голову сделать помягче. Это всё баба, злыдня, сэкономила, а сколько раньше Егор зарабатывал, тащил всё в семью, пропивал мало. Егор прекратил дёргаться, стал осматриваться. Гроб стоял на земле, в зелёной траве, рядом кустарник с большими белыми цветами, дальше стояли деревья, какие-то необычные стройные, как ёлка, но не ёлка. Всё это было свежее, яркое, нарядное, и какой-то благовонью веяло от всего этого. И было так спокойно, благостно и казалось, что в воздухе веет не ветерок, а прекрасная музыка, которую слышала только душа, правда с похмелья слушать было тяжело. Надо вставать, пошутили и ладно, пора и честь знать. Выбравшись из гроба, Егор сел на крышку, местность не знакомая, кругом редкий красивый лес, трава, цветы. Егор стал вставать, и подскользнулся, на ногах были какие-то тряпичные тапочки с картонной подошвой. На нём была надета старая футболка, почему-то разрезанная по бокам, старые, но чистые треники с пузырями на коленках. Хотелось пить, уже не пива, а хоть простой воды, но вокруг ничего не было. Тут он, наконец, разглядел высокий белый забор и ворота с калиткой, а напротив чёрный, с торчащими во все стороны гвоздями и фанерной калиткой, на которой было написано: «Не стучать, получишь в лоб». На белом заборе тоже была надпись, но в золочёной рамочке старославянской вязью: « Вход с 8-ми до 16-ти, звонок работает, документы готовить заранее, отборочная комиссия тут же». В Егоре стала назревать злость, но она назревала и гасла от какого-то благостного чувства, назревала и гасла. Егор постоял в нерешительности и подумал, что лучше пойти к белым воротам. Он надавил кнопку звонка, внутри зазвучала музыка, какая-то медленная, величественная, церковная подумал Егор. В воротах открылась маленькая дверца и показался чей-то любопытный глаз :
      - Чё надо – проскрипел старческий голос,
      - Батя, я тут заплутал, открой, спросить надо, да и водички бы попить –
      - Объявление читал, время видишь, рано ещё –
      - Батя, я не местный, да и часов у меня нет, открой –
Калитка со скрипом открылась, и из неё вышел белобородый старик, белые, жидкие кудри обрамляли его лысину, но лицо старичка было доброе и злость Егора сняло, как рукой.
     - Дедушка, я тут заблудился, домой не знаю, как пройти, укажи путь, не знаю, как я здесь очутился –
Дед строго посмотрел и сказал,
     - Личину свою, гроб прибери, а то черти живо на дрова разберут. Тебя вчера доставили, ты всё песни матерные пел, ангелу нос разбил, сам идти не смог, поэтому в личине и принесли. Но ты не сюда позвонил, по документам тебе напротив надо, они хотели тебя забрать, но ты драку учинил, их бригадиру рог сломал, и клок из бороды выдернул, они тебя здесь и бросили, в твоей личине, Но раньше ночи не откроют, они по ночам работают, так что жди –
      - Батя, а что это за театр такой, кто эти ночные, и зачем я им –
      - Видишь, сынок, всех грешников забирают они, к нам попадают праведники, а у тебя справка странная, кто-то очень хочет, чтобы ты в ад попал –
      - Дедушка, хорош меня дурачить, дай попить и расскажи серьёзно, как я здесь очутился, и как отсюда выбраться, мне в понедельник на работу, опоздаю – выгонят, даже опохмелиться не на что будет –
     - Ты сынок не понял, что ли, ты умер, а на комиссию по распределению в ад или в рай тебя притащили вдризг пьяного, ты послал по матушке председателя и членов комиссии, обидел старых, уважаемых, и тебя определили в ад, но документы не оформили, у тебя не хватает справок, так что тебя и эти могут не взять неоформленного. Ты сынок рискуешь остаться здесь, между адом и раем, так что личину свою гробик прибери, будет где ночевать. –
Чем дальше шёл разговор, тем больше Егор охреневал, в голове была мысль, что это какие-то шутки, но чем дальше, тем больше шутки походили на правду. Дед вынес высокий блестящий фужер и сказал,
      - Воды нет, мы пьём нектар, свежего нет, это у меня три дня стоит, помоему забродил, но выливать жалко, хочешь попей –
Егор, захлёбываясь выпил нектар, он был по вкусу, как сладкая бражка, от того, что забродил. Нектар растекся по организму, и вначале утолил жажду, а потом лёг на старые дрожжи. В голове просветлело, захорошело, Егору стало лучше, он заулыбался, и уже не удивлялся ничему. До открытия было ещё далеко, а с дедом было приятно беседовать. После порции скисшего нектара Егор уже адекватно воспринимал свою кончину, правда подозрение, что всё происходит не без помощи жены, не проходило, недаром же она сказала,
      - Чтоб ты сдох –
Он думал, что раз уж так, то надо подумать к какому забору прислониться. Конечно, его гордость не допускала мысли, что его не пустят в рай, пусть попробуют, все ворота разнесу. С другой стороны, он предполагал, что в раю все лежат на облаках и беседуют друг с другом о всяких умных вещах, а с этим у Егора были нелады. Каждое третье слово в любом разговоре у него было матерное, и когда он увлечённо говорил, то махал руками и плевался в лицо собеседнику. Да и не любил он лежать, волка ноги кормят, да и выпить там, наверняка, не дают, а пить прокисший нектар, как бы не обосраться. Может в аду лучше, там тепло, это точно. Егор как-то халтурил в котельной, и потел там даже без майки. Но опять, в качестве кого его туда возьмут. Дед, что-то упоминал о грешниках, а грешников, как известно, там жарят, варят, и топят в говне. Это Егору не подходит. Он стал подробно расспрашивать деда, но дед что-то темнил, он видимо боялся, что этот грешник точно полезет в рай и устроит там беспорядок, а в ад, после вчерашнего черти его точно не возьмут. Когда он выражался матом, даже прожжённые черти вздрагивали, а когда он ударил их бригадира по рогам, тот завизжал, как поросёнок и вроде как описался, этого он ему никогда не простит.
      В назначенный час рогатая рожа выглянула из калитки наружу, и увидев Егора, с визгом захлопнула ворота. Егор стучал руками, ногами, орал, что не имеют права « непущать», обязаны показать новичку своё предприятие. Он угрожал, что пожалуется, что разломает ворота и напинает всем чертям по жопе. Ругань длилась долго, но Егора всё равно не пустили. Он сказал деду, что придётся ночевать в раю, на что дед чуть не поперхнувшись, захлопнул калитку и стал разговаривать через смотровую дырку. Приходил кто-то из начальства потому, что дед оправдывался, но Егора не пустили и сюда. Хмель стал уходить и настроение стало падать, он понял, что его никуда не берут, и придётся ночевать на нейтральной территории среди кустарника и цветов.
«а на нейтральной полосе цветы, необычайной красоты». Егор стал советоваться с апостолом, что ему делать, какие ещё надо справки, куда и кому жаловаться на этот беспредел. Стало смеркаться, заморосил дождичек, он был тёплый, как манна небесная, но Егору в своей футболке было не уютно. Егор попытался забраться в гроб-личину, но эта сука, плотник, оставил такие щели, что от дождя крышка не защищала, гад, наверно деньги содрал, и сделал явную халтуру. В общем пришлось Егору коротать ночь в своём гробу с открытой крышкой, твёрдо, тесно, гроб не по размеру, наверное б.у, хорошо хоть комаров нет. Утром Егор снова начал материться, его бригадир на стройке знал, что если Егор начал материться, его не остановить. Бригадир проходил у Егора практику по правильному применению русского мата в народном хозяйстве, в частности в строительстве. На недовольные выкрики   подошли двое белобородых и двое рогатых, один из белых и кудрявых, тихим голосом объяснил Егору,
      - Вопрос о размещении не решён, предложения направлены куда-то выше, но небесная канцелярия это вам не земная, это у вас решают годами и все недовольны, а у нас времени много, вечность впереди и вопрос может решаться многие десятилетия, а может и…………., в общем запасайся друг терпением –
Высказались и смылись, Ещё одну ночь Егор ночевал в гробу. Практичный Егор обломал ветки с двух райских деревьев и устроил неплохую постель, опять моросил дождь, оказывается, он идёт каждый вечер, в определённое время, для освежения воздуха и промывки антуража. Есть, как ни странно, не хотелось, оказывается они тут не едят, видимо в целях экономии, а попить Егору давал апостол Пётр нектар, но уже свежий и без градусов, заквасить не было возможности, не было посуды. Егор стал скучать, и чтобы поднять настроение, он кидался кусками земли и глины, то за один забор, то за другой, орал всякие непристойности, пел матерные частушки, но вскоре ему это надоело. Приходили новички, и он пытался с ними в толпе проникнуть или в рай, или в ад, но за ним следили бдительно и пресекали эти попытки. Однажды дед Пётр, в очередной беседе пожаловался, что он здесь на воротах бессменный много веков, ему обещали помощника, но никак не подберут, он не может отлучиться по делам, даже пописать сбегать не может спокойно. Егор, по доброте своей, предложил,
       - Давай я посижу, а ты иди, куда надо, не бойся мимо меня муха не пролетит –
Пётр вначале отказался, а потом подозвал Егора и спросил,
      - Ты честно за меня подежуришь –
      - Честно –
      - Только никого не пропускай, пусть ждут меня –
Он впустил Егора в калитку и в сторожку, где стоял топчан с мягким матрасиком, шкаф с посудой для нектара, и небольшое бюро, видимо для оформления каких- либо бумаг. Взяв с Егора слово, что он не бросит пост, апостол удалился по своим делам. Егор был человек слова, и если дал слово, то это надёжно. Он сидел у сторожки и смотрел, как на территории степенно ходили праведники в белых одеждах, вели беседы, созерцали природу, считали лепестки на цветах, слушали пение райских птиц. В начале он им позавидовал, но вскоре понял, что это не для него, он натура деятельная, или работать или водку пить, третьего не знает. Пришли новенькие, принесли направления, Егор сделал умную морду, и строгим взглядом смотрел на них, листал их бумажки. Один шустрый праведник выразил недовольство задержкой, и Егор ему пообещал отправить его в ворота напротив, что бы не выступал, недовольный заткнулся. При этом Егор меньше матерился, чем обычно, один мат на пять слов, и это придавало ему солидность. Он ещё несколько раз подменял апостола, и всякий раз было всё нормально, и он предложил Петру,
      - Прими меня помощником, мне может тыщу лет придётся ждать решения, а я буду тебе помогать дежурить, да и ремонт у вас пора делать, вон доски забора висят на одном гвозде, и дверь перекосило, да лампадки надо поменять, половина не горит, в темноте, какой ни будь праведник рожу себе разобьёт об дерево. А я плотник, и в обще у меня руки не из жопы растут, как у некоторых. –
Пётр признался, что за тыщу лет не встречал праведников с руками из жопы, и после некоторых уговоров согласился взять Егора помощником. Выдали спецодежду, белую хламиду, не новую, но целую и чистую, сандалии, правда они оказались не лучше его тряпичных тапочек, он намекал ещё насчёт крыльев, как у ангелов, не дали, не положено. У Егора появилось занятие, он помогал апостолу, подменял его на воротах, делал необходимый мелкий ремонт забора, ворот, сторожки, он уже смело, как свой, ходил по территории и при случае даже командовал и отчитывал праведников, чтобы не собирались большими группами, не топтали траву, не рвали цветы, а нюхали их прямо на ветке, правильно ходили, по правилам, вперёд справа, назад слева и не лезли на встречку. Потом он обнаглел, составил график и приклеил его к стенке сторожки, апостолу это не понравилось, но Егор действовал нагло и он согласился. К нему привыкли, стали просить совета и даже разрешения на какие- либо действия. По службе он познакомился с дежурными чертями, помог им поправить ворота, которые почти совсем соскочили с петель, его приглашали в гости, посмотреть их хозяйство. Клиентов им доставляли ночью, чтобы никто не видел. В сторожке, в посудном шкафу он сделал тайничок, где у него бродила и набирала крепость очередная порция нектара. Он употреблял его, когда становилось уж совсем тошно. Он, можно сказать, сдружился с помощником бригадира чертей, сам бригадир, до сих пор обижен, он приклеил сломанный рог, каким-то клеем и с Егором не общался.
Как-то они, Егор и чёрт помощник, сидели в проходной ада, Егор угощал друга скисшим нектаром, чёрту понравилось, после второго стакана глаза у него пошли в разные стороны, он начал трепать своим языком. Егор пожаловался, что этот сквашенный нектар ему надоел, водочки бы сейчас. Чёрт отвёл его в сторонку и сказал по секрету, что у них на территории валяется дубовый гроб, в котором доставили пьяного грешника. Грешник сейчас поддерживает огонь под такими же грешниками, а гроб бросили на задний двор у забора, так в том гробу лежат какие-то бутылки, положенные друзьями грешника. Егор внутренним чувством почувствовал приближение приятного. Они нашли гроб, в нём оказалось пять бутылок коньяка Арарат, блок американских сигарет и колода карт. Хорошие друзья, очень уважали покойного. Всё это Егор с чёртом, втихаря, принесли на проходную и тут же сели пробовать, Чёрту коньяк понравился, он начал мурлыкать блатную песню про мурку. Егор предложил закурить, и чёрт уже не пел, а кашлял, но как было видно, курить ему тоже понравилось, особенно пускать кольца дыма, чему он быстро научился. В компанию влились ещё два служащих чёрта и грешник истопник, оказавшийся мировым парнем. Кто-то, Егор или кто-то, предложил, что пора по бабам, но женщин надо из рая, они наивные дурочки, а в аду нельзя, там одни стервы. Короче пьянка организовалась грандиозная, женщины визжали, задирали подолы хламид, и приглашали чертей на танец, мотив которого исполнял на губах грешник. Бригадир чертей, которого тоже втянули в эту оргию, обнимал Егора, и признавался ему в любви. Он орал.
      - Братан иди ко мне в помощники, мы с тобой таких делов наворочаем –
Потом грешник и Егор собрали толпу праведников и организовали хор мальчиков, которые пели песни Визбора и Высоцкого.
На следующий день начался кипеш, прибыла большая комиссия, и в белом, и в чёрном. Была проведена большая воспитательная и наказательная работа среди грешников, праведников и чертей. Егора не перевоспитывали, ему зачитали приговор, отправить его обратно в жизнь на землю, от греха подальше и в ближайшее столетие не подпускать его, ни к аду, ни к раю.
Егор проснулся на своём диване без подушки и простыни, в чьих-то сандалиях и трениках. Жена его давно уже не пускала спать в семейную постель, и он спал на диване, а пьяный под диваном. Он лежал, тупо смотрел в потолок, и думал, что чёрт бригадир остался ему должен, приграл в карты, а карточный долг – долг чести, вот только как его вытрясти. Голова гудела и болела, вот черти, накачали, а опохмелиться нечем. Вот только диван никак не вписывался в его пьяные воспоминания, но разложить всё по полочкам в мозгах не получалось, башка раскалывалась. Егор подобрал с пола, какую-то  белую хламиду и закрылся ею с головой, спать, потом разберёмся, но он чувствовал, что новых друзей он уже больше не увидит. А вот жена будет гундеть долго.
2019.