Простые приключения часть 1 и 2
нас природе самым неизвестным
является время, ибо никто не
знает, что такое время и как им
управлять.
Аристотель.
пролог
На перроне Симферопольского вокзала возле сложенных в кучу рюкзаков стояла шумная группа молодежи. По всему было видно, что это студенты, прибывшие в какую-то научную экспедицию, лица светились вдохновением, глаза просто горели азартом и жаждой приключений. Отличался только один, он сидел на ближайшей лавочке, рядом со своим рюкзаком и дедовским саквояжем, с какими в начале века ходили сельские доктора.
К группе стремительно подошел человек лет тридцати с бородой и длинными как у хиппи волосами, но аккуратно расчесанными и собранными на затылке в хвост. Смотрелось это очень необычно для лета 1961 года…
- Все в сборе? Переночуем у Перехода а с утреца рванем в горы.
- Ты что, с ума сошел? У какого перехода мы ночевать будем?! Тогда уж лучше у фонтана, там хоть с водой проблем не будет… А давайте здесь останемся, на вокзале!? Здесь вода, так вода! Артезианская, как слеза…
Бородатый засмеялся и замахал руками:
- На даче у ректора Фрунзенского пединститута А.Ф. Перехода, ха-ха-ха! Но ты, Петрович, можешь конечно и у фонтана заночевать… Ладно! Погнали, я тут попутного ЗИСа поймал, ждать не будет, бегом разбираем мешки и за мной. Эй! Доктор! Не отставай!
Толпа, весело гомоня, быстро двинулась через Итальянский дворик, мимо памятника Ильичу на привокзальную площадь, где их ждал ЗИС 150, последним в кузов забрался «доктор» с саквояжем. Машина весело побежала по дороге, увозя ребят из города на окраину. Подпрыгивая на ухабах, грузовичок добавлял задора в, без того веселое, настроение группы, особо глубокие ухабы встречали залихватским – У-У-У-Х-Х!!! И кто-то запел, а остальные подхватили:
- Наш паровоз вперед бежит, в коммуне остановка, другого нет у нас пути, в руках у нас винтовка!...
Дача оказалась маленьким домиком с одной комнатой и кучей матрацев, с колодцем во дворе и покосившимся уличным туалетом с не закрывающейся дверью.
Спали на полу вповалку. Утром в котле доктор, которому не спалось, вскипятил воды для чая, повесив его над костром прямо во дворе.
Первыми проснулись (ну или по крайней мере вышли во двор) девчата, две – будущие минерологи и одна – археолог, но это в будущем… А пока три заспанные, совсем еще сопливые девчушки, взявшиеся за своё первое, настоящее, взрослое дело – научную экспедицию!
Дрожа на утреннем ветерке они подсели к костру прижавшись друг к дружке. Две Маши, одна русая, вторая жгучая брюнетка, обе с минералогии, и одна Светлана археолог.
- А зачем костер? Там в даче керогаз стоит, и керосин есть, я проверила. – Светлана щурилась, глядя на тлеющие огни.
- Я в дом не заходил…
- Как? Всю ночь на улице? Зачем? Надо было получше отдохнуть перед походом…
- Не устал…
Чёрненькая Маша внимательно посмотрела на доктора:
- Ты какой-то печальный, как там тебя… забыла?
- Толик…
- У тебя всё в порядке?
Доктор молча поднялся и отошел к широкой скамье у забора, на которой он видимо и спал. Присев, он стал сосредоточенно копаться в своем саквояже, потом извлек оттуда значок-поплавок с символом медиков, и стал прикручивать его себе на грудь, на брезентовую непромокаемую куртку.
- Какой-то нелюдимый…
Из дачи стали выходить по одному участники экспедиции. Кто-то принес картошку, которую накрыли найденным во дворе старым ведром и задвинули в костер, обложив мелкими дровишками. В котле уже заваривался ароматный грузинский чай.
- А со слоном чай лучше…
- Что бы ты понимал… у индийского только цвет, а грузинский – это … - Петрович шумно втянул носом воздух, при этом закатив глаза, потом, на мгновение задержав дыхание, шумно выдохнул – вах! Понимаешь!?
- Чистая махра!!! - подвел итог бородатый, вышедший последним из дачи, и все, кто прислушивался к спору, засмеялись.
- Да ну вас…- обиделся Петрович.
- Нэ журись, братку! - похлопал Петровича по плечу розовощекий, плотно сбитый парень с вихрастым чубом и голубыми глазами. - На, вот, сальца зъижь, и всэ буде добре. – протягивая Петровичу кусок ситного хлеба с приличных размеров куском сала.
- Ты что, совсем спятил – САЛО с БЕЛЫМ хлебом?! – опять вклинился в разговор «знаток чая со слоном» - Сало надо есть с ржаным хлебом! Или с сухарями…
- Сухари не трогать, сначала съедаем хлеб, а сухари в поле пригодятся! – не допускающим возражения тоном произнес бородатый.
- В горах! - опять вставил своё слово «знаток».
- Чего? – не понял бородатый.
- Я говорю – не в поле, а в горах! Мы же в горы идем?!
- Так! – нахмурился бородатый – Кто к нам в список включил этого говоруна?
- Это по распоряжению комсорга курса – подали голос девчата.
- На следующий год его в группу с комсоргом…
- Нет, ну правда, - не унимался «знаток» - сало с белым хлебом, это как чай вместо сахара - с солью…
- И каймак. Правильно! Якши, щай, каймак и соль! Такой щай – очень вкусно! – вмешался в разговор парень с восточными чертами.
Все засмеялись еще громче, а «знаток» насупился и продолжил чистить, уже испекшуюся картошку, молча.
- А где доктор? – крутя головой, спросил бородатый.
- Ты что не ешь?
- Не голоден…
- Слушай, мне в экспедиции непонятные, тихушники, больные и даже душевно – не нужны! На таких нельзя положиться. Оставь все проблемы здесь, а в горах я должен знать, что ты в одной связке со мной не будешь висеть грузом, и, идя по маршруту, ты будешь думать о маршруте, и внимание твоё будет направлено на группу. В связке группа – единый организм! Ни кто не выпадает из обоймы!
Группа затихла, внимательно слушая руководителя.
- Я понял, Семен Федорович.
- Просто Семён, ну или просто Фёдорыч.
Доктор поднялся, подошел к костру и взял уже остывающую картофелину. Напряжение стало спадать и все постепенно опять заговорили, уминая печеный картофель со сладким чаем и белым хлебом. Не прекращая жевать, Фёдорыч разложил на дощатом столе карту, и стал внимательно что-то рассматривать.
- Около сорока километров пешком…
- А что? Ближе пещер нету? – встрепенулся «знаток», глянул на Фёдорыча и спрятал глаза.
- Чтобы не задавали лишних вопросов, поясняю – все близлежащие пещеры, выходы породы, скальные отложения, археологические объекты давно изучены, поэтому представляют интерес для туристов. Мы не туристы! Или туристы? – дождавшись, когда стихнет гул неодобрения, продолжил – Мы надеемся найти что-то новое, ну, на худой конец, опровергнуть или подтвердить данные дореволюционных экспедиций. Согласны?
- Согласны! - ответил нестройный хор голосов.
- В голове колонны выдвигаемся я и Петрович, замыкающий доктор и Марат. Средина колонны – говорун и хохол! Все не названные между направляющим и замыкающим в любой последовательности. Если в хвосте колонны возникают проблемы, передаем в голову колонны по цепочке. В случае разрыва колонны и потери визуального контакта – всем стоп!...
Потом были ещё наставления, и ещё, и ещё, и был проведен персональный инструктаж, и общий инструктаж по безопасности… и всё же, к 10 часам колонна постепенно стала вытягиваться на пыльный просёлок…
***
Лагерь сначала хотели разбить у подножья горы прямо напротив входа в пещеру, но Светлана что-то поскребла в пыли на выбранной площадке и заявила, что здесь признаки наличия культурного слоя, а потому на этой площадке будет работать она, как археолог. Пришлось разбивать лагерь в некотором отдалении от входа в пещеру.
***
В первый день в пещеру хотели идти все (за исключением доктора), но Фёдорыч половину группы оставил у подножья:
- Все успеете насмотреться… в первых рядах пойдут спелеологи - вышли двое парней, один в форменной куртке студента-горняка, второй в брезентовке с капюшоном.
Две Маши тоже шагнули вперед.
- Так… Одна остается, вторая в пару к доктору, вы ж не спелеологи?
Обе Маши молча шагнули назад в строй. Повисла минутная пауза, Фёдорыч вопросительно взирал на подружек.
- Я сказал, одна остается! Выбирайте…
- Я что, тоже иду? – подал голос доктор.
- Непременно! В паре с одним из… - Фёдорыч вопросительно глянул на девчонок.
- Минерологов…
Фёдорыч кивнул:
- …Минерологов, помогаешь ей физически, страхуешь, образцы носишь и так далее, ну а в экстренной ситуации она становится твоей помошницей – санитаркой.
Девочки шепотом о чем-то спорили.
- Так! Кончайте дискуссию, всё одно по очереди через это пройдете, вы в пещере, археолог на плато. Зато обещаю зачет по медподготовке. А доктор вам по ходу прочтет санминимум.
Дискуссия была свернута, русая Маша шагнула вперед.
- Ну, вот и тики так…
Через некоторое время группа была сформирована. Обсудив задачи, согласовав направления, группа двинулась в провал пещеры.
Толику было не по себе, какое-то волнение в груди, как будто птичка трепыхается в грудной клетке. Своды пещеры были низкими, и приходилось идти, немного согнувшись, от этого еще и плечи затекали. Они с Машей шли в середине колонны. Впереди шел Марат и что-то бормотал на казахском языке, не то пел, не то молился. За ним шел парень в брезентовке с наброшенным на голову капюшоном, что делало его похожим на монаха. Брезентовка и так ему была ниже колен, а в положении согнувшись она доставала до земли. Замыкал колонну Фёдорыч. Маша шла с лампой в руках и светила не под ноги, а с интересом рассматривала стены пещеры, пытаясь прямо на ходу ковырнуть своим молоточком поверхность стены, останавливаться не решалась, опасаясь гнева замыкающего – Фёдорыча.
Наконец, группа вышла в галерею, своды пещеры взметнулись вверх, и все, как по команде, подняли фонари пытаясь определить высоту галереи и разглядеть – что там, сверху… Толику показалось, что пещера вздохнула, он замер и осмотрелся, но остальные были абсолютно спокойны, все готовились к привалу, сложили мешки, кто-то пустил по кругу флягу с водой, народ тихо переговаривался…
Толик поискал глазами Машу, она продолжала исследовать стены, двигаясь по периметру галереи влево от входа, при этом удаляясь от группы. Фёдорыч, проследил за взглядом Толика:
- Доктор, иди с ней, только не теряйтесь из прямой видимости.
Толик кивнул и, схватив под мышку саквояж, двинулся к Маше. Она сидела на корточках напротив круглого отверстия в стене диаметром около метра и рассматривала стенки. Толик присел рядом.
- Что-то нашла?
- Да, это кимберлитовая трубка. Только пустая … и почему-то горизонтальная… странно … может это трубка взрыва?... но почему пустая… а там что?... – и Маша не долго думая полезла в отверстие – да это переход в другую нишу!...
- Маша! А ну вернись! – но было поздно, она уже исчезла в отверстии.
Толик ринулся за Машей, и тут пещера еще раз вздохнула, но громче чем первый раз. Проскочив отверстие, Толик оказался в галерее примерно такой же, как и та, в которой осталась группа. Земля качнулась, в отверстии что-то громко щелкнуло, заглянув туда, Толик с ужасом увидел, что отверстие, перпендикулярно разделившись на два пласта, сдвинулось и частично закрылось как диафрагма фотоаппарата. А земля продолжала вздрагивать. С потолка сорвалось несколько камней и упало в непосредственной близости. Один камень, оцарапав Маше висок, ударил её по левому плечу. Маша взвизгнула, уронила лампу и упала. Лампа почему-то потухла, хотя логичнее должна была полыхнуть. В сгустившейся темноте Толик нащупал лежащую Машу:
- Что с тобой?
Маша застонала, Толик пошарил в кармане, чиркнул спичкой, Маша лежала с закрытыми глазами.
Толик протиснулся в лаз, крикнул: «Помогите!» схватил саквояж, оставленный по другую сторону лаза, и вернулся к Маше. Вновь запалив спичку, Толик извлек из саквояжа нашатырный спирт, капнул на ватку и сунул Маше под нос. Через мгновение Маша стала морщиться и закашляла.
- Где больно?
- Плечо!
Толик ощупал плечи – на левом была ссадина, Маша снова застонала.
- Кости целы, просто ушиб и ссадина. Надо срочно выбираться!
Толик заметил блики света в отверстии. С другой стороны с фонарем в руках в отверстие заглядывали Марат и Фёдорыч.
- Быстро сюда, как вы вообще пролезли в такое малое отверстие?
- Оно закрывается! Примите Машу, у неё травма.
Толик помог Маше протиснуться в отверстие, с другой стороны её подтягивали Марат и Фёдорыч. Маша вскрикнула, когда Марат попытался потянуть её за левую руку. Толик отвернулся от отверстия пытаясь нашарить саквояж, и в этот момент раздался еще один оглушительный щелчок и «диафрагма» закрылась. Земля под ногами вздрогнула, и с потолка начали сыпаться камни…. Толик попятился, уперся спиной в стену, нащупав небольшую впадину – вжался в неё, закрыв рукавом рот, с одной только мыслью – выжить. Весь мир, казалось, трясется и рушится…потом резко всё стихло. Толик открыл глаза … темно … абсолютная темнота … Толик продолжал дышать сквозь рукав, опасаясь пыли после всего произошедшего. Однако, убрав рукав, ему показалось что воздух чистый, но, памятуя, что пыльная взвесь может оказаться взрывоопасной (из инструктажей Федорыча), зажигать спичку не решился. Немного побродив в темноте и не нащупав даже следа от лаза, Толик всё же зажег спичку. Пещера была другая. На полу валялись стекла от лампы, была керосиновая лужа, но лампы не было, и ПРЕЩЕРА была ДРУГАЯ! Оторвав кусок бинта и намотав на спицу Киршнера, Толик обмакнул импровизированный факел в камфару, смешанную с керосином на каменном полу. Остатки приготовленной смеси Толик вымакал бинтом и засунул в реторту с плотной крышкой. Факел горел плохо, коптил, капал. Бинт выгорал вместе с пропиткой. Толик успел осмотреться. Ниша была небольшая, собственно, и не ниша вовсе, а тупиковый ход пещеры. Толику ничего не оставалось как отправиться по имеющемуся ходу искать выход. Далее пещера разветвлялась увеличивалась уменьшалась, кое где приходилось протискиваться, Благодаря Тому Сойеру, наверное, все мальчишки знают, что выход из пещеры можно найти по сквозняку, чем Толик и воспользовался. Выходил он уже со свечкой, найденной в том же саквояже, (может быть даже оставленной прежним владельцем). Увидев впереди свет Толик побежал, повеяло холодом и сыростью. Подойдя ко входу Толик получил шок. С неба падал мокрый снег, на который Толик взирал сквозь голые ветви кустарника, растущего перед входом в пещеру, скрывающего вход. Весь этот осенний пейзаж никак не вязался с летним днем, которым Толик вошел в пещеру…
Глава1
Блёклым осенним утром на Гужевой улице города Н, в спальном микрорайоне молодой парень лет двадцати пяти по имени Антон ругался с кем-то по сотовому, и не только «эмоционально» пользуясь ненормативной лексикой, но и отчаянно размахивая руками. На другом конце линии была какая-то Катя, с которой у парня, видимо были серьезные отношения, и которые, как раз в эту минуту, «благополучно» завершались. Из-за дома, пересекая двор, вышла миловидная девушка по имени Виолетта и, проходя мимо парня, заметила:
- Молодой человек! Не стоит так громко орать! Еще и шести утра нет, люди еще спят, tanto piu (тем более, итал.) сегодня выходной! Ваша Катя и так вас хорошо слышит. И tanto piu нецензурно! Ай-яй-яй!
- Катя! Пошла ты… – сказал парень в трубку и нажал отбой. – девушка постойте!
- Щщщас! Если у вас дел нету, то это не значит, что весь мир бездельники! Я тороплюсь!
- Я это вижу – сказал Антон, переходя на бег трусцой, чтобы не отстать от Виолетты, – я просто немного заблудился, хотел срезать через дворы и вот… Понастроили тут, понагородили…
И в этот момент в кармане у Антона зазвонил телефон, Антон приотстал, доставая трубку. «Катя Звонит! - подумала Виолетта – чтобы добить! Чтобы последнее слово осталось за ней! А потом лет через несколько еще позвонит ему и нежным голосом скажет: Ой, простите, я ошиблась номером! И только после этого выбросит Sim-карту c его номером.»
- Алё! Катя? Всё, я сказал – катись…! – Антон выключил звук в телефоне и сунул его в карман
- Девушка! – снова бросился он догонять Виолетту. – ну так вы выведете меня из этого лабиринта? – Антон улыбнулся На ум пришла песня «Ариадна, Ариадна, заблудился я в чужой стране…».
- А вы куда шли?
- Мне бы до вокзала добраться. Мне в Питер надо…
- Что решили бежать из города? – с иронией сказала она.
- Что, простите?
- Ничего. Говорю: подскажу, только вокзал в обратном направлении, но можете со мной до остановки и на том же трамвайчике до вокзала…
- Здесь, вроде, нет трамваев…
- Какая разница…
В этот момент из-за угла дома на них вышла бабулька с болоньевой сумкой.
- Виолетта! Здравствуй! А это твой молодой человек? - бабка окинула Антона недобрым, даже враждебным взглядом.
И в этот момент Антон вспомнил, что вчера, путешествуя по делам по городу он этой бабке уступал место в автобусе, и она за это (или просто от души) наговорила ему кучу любезностей: «Ой, внучек! Какой симпатишный, как на моего Сереженьку похож…, только мой – оболтус, а ты сразу видно – разумный мальчик, вежливый, воспитанный», а сейчас смотрит как дворник на бомжа…
- Что вы, тёть Лиза! Эт я просто Сусаниным подрабатываю!
- Чего? – не поняла тёть Лиза.
- Дорогу до вокзала попросил показать.
- Так вокзал в другу сторону! Давай я провожу! А то какой-то подозрителнай ён! Шляется тут всякое, нигде не работают, только чаво спереть!
Виолетта улыбнулась.
- Не, тёть Лиз, доведу его до остановки, пусть едет в свой Питер, ладно, побежала, опаздываю. Вечером загляну, если время будет.
- Забегай-забегай, а ентому смотри деньги не давай, даже не показывай! Ограбит! Шляются тут, потом подъезды убирай…
Антон шел за «Ариадной» (оказавшейся Виолеттой) и думал про бабку. Ведь та же самая бабка «Серёженька, Серёженька» а другая, просто выглядит также. Ни вжисть чужого не брал, по подъездам не гадил, всю сознательную только и делал, что вкалывал да учился, а эта зараза «…спереть…, …ограбит…» … больше никогда ни одной бабке в автобусе, да чё в автобусе? – даже в самолёте! Хоть в подводной лодке! – места не уступлю! У Антона с ориентированием в пространстве всегда было великолепно, а тут – потерялся! Он подумал, что где-то в этом спальном районе работает какая ни будь мощная вышка сотовой связи, которая так на него подействовала. За следующим домом они вышли к автобусной остановке на вполне знакомую Антону улицу, и в голове мгновенно всё прояснилось. Антон вздохнул с облегчением. Надо ж было заблудиться, практически нигде! На ровном месте, а потом еще смело и с достоинством разбудить пол квартала…
- Летта! – начал Антон…
- Вилли! Я бы попросила….
- Ну хорошо! Вилли, могу я что-то сделать для своего спасителя?
- Для Спасителя, коим является Иисус из Назарета, вы можете построить храм ну или постричься в монахи – это как хотите, а мне от вас ничего не надо. Да, уважаемый инок – Вилли улыбнулась – мое имя вам известно, но сами вы так и не представились. Не вежливо!
- Антон.
- Жаль…
- Почему «жаль»?
- Я думала вы Артём! Вам бы очень подошло имя Артём…
- Ха, хорошо, что хоть не Полиграф!
- Начитанный? - улыбнулась Вилли.
- А у вас на лбу написано Филолог! – парировал Антоха, довольно скалясь.
- Еще и внимательный! Почти угадал – журналистика. – ответила Виолетта. – Да где этот речной трамвайчик – она начинала нервничать.
- А, что нам нужно?
- Восемнадцать А. Если он уже ушел, то будет потеря потерь.
- Давай возьмем такси? Я оплачу…- предложил он.
- А мы на «ты»?
- Прошу прощенья, но «на ты» общаться гораздо легче…
- О! Вон он, наш трамвай! – засияла она.
- Это же автобус? – не понял Тоха, глядя на приближающийся автобус, на котором было написано: «18 А»
- А мне фиолетово, что это, главное, что это нас доставит в пункт назначения – ответила Вили.
Войдя в автобус Антон обнаружил, что это тот же самый автобус, в котором он вчера уступал место «Тёть Лизе», вон и билетик, который он приклеил на запотевшее окно, когда выходил. «…И случай, бог – изобретатель!» мысленно процитировал он Пушкина
- У вас, спрашиваю, что? Билет или проездной? – вывела Антона из размышлений билетёр – огромная тётка с черной сумкой и выцветшими глазами.
- У меня тысяча рублей – достал он из кармана купюру, протянул этой самой тетке и добавил – два пожалуйста.
Глаза тётки сразу приобрели цвет, но цвет недобрый, не обещающий ничего хорошего, как будто Антон попросил у неё не билеты, а «два по сто»
- Да ты че, издеваешься!? Утро раннее, я сдачу тебе где возьму? рублями давать буду что ли? Ищи мелочь!
- Но у меня нет! – оправдывался Антон.
- Тогда сейчас выйдешь – начала угрожать тётка.
- Да подождите вы – вмешалась Виолетта– вот вам 17 рублей за парня.
- А у тебя что, спасатель? – сразу подобрев с усмешкой спросила тетка.
- У спасателя проездной.
- Вилли, спасибо вам. Вы так много для меня сделали. Возьмите пожалуйста – Антон протянул спасателю тысячу.
- Э! Нет, дружок, я не продаюсь, а если бы и продавалась, то стоила б намного дороже. Возьми свою купюру и … поклади там, где взял!
- Но вы же за меня платили и, более того, потратили свое время.
- Послушай вот что: мое время бесценно, даже если я ничего не делаю, но на тебя я его не тратила, ты получился по дороге. А потратила я семнадцать рублей и совсем не обеднею без них. Просто, запомни это и сделай также, когда-нибудь для незнакомца, попавшего в трудную жизненную всяко-разную.
- Спасибо, но мне, правда, неудобно.
- Неудобно спать в канализационной трубе, там сыро и плохо пахнет.
- А вы-то откуда знаете? Приходилось?
- Каламбуришь? Смотри остановку не проморгай, твоя следующая – заметила Вилли.
В автобусе она смотрела в окно, а он смотрел на нее, дабы запомнить ее черты лица. Зачем, он и сам не знал. Она была немного смешная, совсем не курносый, а с, еле заметной, горбинкой, нос её не портил, сросшиеся на переносице брови делали её похожей на восточную красавицу – царицу Тамару, ну или, как минимум, на отпрыска гордых аварских племен. Хотя было понятно, по каким то неуловимым признакам, что перед тобой, славянка, а смуглянка и сросшиеся брови – это западная Украина или Молдавия, и чуть-чуть от крестоносцев – характерный высокий лоб.
- Все, ковбой, тебе пора! Твоя остановка. Спокойной тебе жизни – сказала она, хлопнув его по плечу.
- Возьмите – Антон протянул визитку – возможно, когда-нибудь вам понадобится помощь, любая. Позвоните, я сделаю все, что в моих силах.
Она взяла визитку и положила в карман.
Он сошел на остановке, помахав ей рукой. Дверь закрылась, и автобус поехал дальше по маршруту.
- Возможно, у него все будет хорошо. – подумала Вилли. А потом, вспомнив про работу, казалось, навсегда забыла про Антона, но это только казалось.
Нити судьбы, соприкоснувшись, уже начали плести новый замысловатый узор, безжалостно распуская два прежних, существовавших независимо друг от друга, и новый узор получался необычным, многослойным, объемным, с орнаментом, от которого невозможно было оторвать взгляд…
- Бляха, я на двадцать минут опоздала….
Глава следующая
Комфортабельный автобус бежал по Питерской трассе унося Антона из Н., впереди его ждал Петербург-Петроград-Ленинград-Питер. Для Антона Питер был родным, хотя родился он в Н. Раньше ему казалось, что Н. он знает как свою ладонь, но городок вновь показал свой характер и Антон был обескуражен, оказавшись в незнакомом месте, в каком-то закоулке Н.. Сидя в мягком кресле автобуса Антону произошедшее казалось нереальным, у него очень хорошо было развито чувство пространства, как у перелетной птицы, в любое время дня и ночи, в любом месте, он мог показать направление, где находится дом, или просто показать откуда встает солнце. Он не считал это чем-то необычным, и до 5 класса думал, что все так могут, но на первых уроках географии убедился, что он заблуждается. До этого времени он не понимал, для чего люди изобрели компас, если и так понятно в какую сторону идти… Но там!... Что странно – он не мог даже сказать где это «там». В том месте он потерял внутренний ориентир. Такого страшного смятения души он давно не испытывал, а может статься – не испытывал вообще! Это можно было бы назвать – «ослеп», но он видел всё вокруг, а внутри сгустилась темнота, было страшно, он чувствовал себя слепым щенком… Бррр! Жуть.
Под мерное покачивание автобуса Антон потихоньку, незаметно для себя, стал проваливаться в полузабытьё. Сном это назвать было нельзя – слишком реалистично. Через полуприкрытые веки пейзаж за окном стал меняться, лес постепенно отступил, и, вдалеке, стала четко прорисовываться линия горизонта, над которой вставало ярко оранжевое солнце. Антон никак не мог вспомнить, где на трассе Н. – Питер есть подобный пейзаж. Откуда-то с краю показался табун лошадей, и Антон явственно услышал их ржание…
– Фигня… – подумал Антон и, пересиливая полудрему, широко открыл глаза.
Пейзаж резко переменился, и Антон снова увидел лес, перемежающийся с блюдцами озер и едкой зеленью заболоченных низин. Но! Антон чувствовал себя как-то странно, как будто он только что сидел в самолете, разбегающемся по взлётке…
Впереди предстоял тяжелый разговор с Катькиным отцом – руководителем и владельцем фирмы, торгующей сельхоз продукцией, но это для структур, а по факту покупалось и продавалось всё, что приносило прибыль – от китайских игрушек, воняющих дешёвыми китайскими же тапочками, до металлолома в виде пассажирских АНов, и прочего металла летающего, ползающего, стрекочущего и, Антон даже подозревал, стреляющего и взрывающегося.
На перемещение вверх по карьерной лестнице, благодаря Катьке, теперь можно было не рассчитывать, ну и пусть, Антона устраивало его нынешнее положение – меньше знаешь – крепче спишь … А поспать бы не мешало … боковым зрением за стеклом автобуса Антон вновь увидел табун лошадей, которые каким-то фантастическим образом обгоняли автобус, и далекое ржание… Антон резко повернул голову к окну … Просто игра света, блики на стекле, а ржание – ржал Рыжий конь Михаила Боярского у водителя автобуса, в радиоприемнике, на волне РетроFM.
Даже если Семён Андреич срежет з/п на половину, оставив всего тридцатник – не пропаду. Экономическое образование в цене, да и связями-льготами можно будет пользоваться, как работнику фирмы… пискнуло СМС сообщение, следом еще одно… Зачисление на счет, с пометкой «расчет», и текстовое «Фирма САН Сельхоз более в Ваших услугах не нуждается».! Вот Щука Брат! – у Антона потемнело в глазах и заболела голова. Неужели нервы, или того хуже – сердце?
Автобус замедлил ход и свернул вправо к придорожному кафе, до Питера оставалось около ста пятидесяти километров. Предлагалось перекурить и пере… пардон, мальчики налево – девочки направо. Антон не единожды бывал в этой кафешке, здесь изумительно готовили солянку, а к солянке берешь стакан сметаны, полстакана в солянку…. М-м-м-м-м… А друг Мехмет обычно брал стакан томатного сока. Нет, с другом именно в этом кафе они не были ни разу, Антон просто рассказывал, а Мехмет тоже говорил, что любит солянку, но с томатным соком. Антоха был принципиально против такого подхода и, при случае, если доводилось обедать вместе, всегда старался убедить Мехмета попробовать солянку со сметаной. Антон поплёлся к кафе, намереваясь приобрести баночку какого-нибудь энергетика для корректировки здоровья. В кафе, Антон даже для уверенности потер глаза, за любимым столиком возле витражного окна сидел Мехмет и ел солянку …со сметаной! Антон подошел и, боясь ошибиться, заглянул другу в лицо.
- Привет, - спокойно сказал Мехмет, как будто они встретились на лавочке возле дома, по предварительной договоренности, а не случайно на трассе. – бери солянку, садись.
- Не, - запротестовал Антон, меня автобАс ждет, … тваю мать… речной трамвайчик. – Антон почему-то вспомнил Ари-Лету.
- А ты куда?
- Домой, в Питер.
- Турма твой дом, хе-хе-хе… - пошутил-захихикал Мехмет не переставая есть.
Антон только после слов друга понял, что ехать ему некуда. За съемную комнату он не платил (соответственно и не жил там) уже больше чем полгода, вполне разумно допустить, что там уже живут другие люди, а в квартиру Катьки, где он последние полгода обретался, ему путь заказан – расчет получен – отвали. Антон подозрительно посмотрел на друга и вполне серьезно спросил.
- А ты откуда узнал?
Мехмет поперхнулся, кашлянул, проглотил, не пережевывая всё, что было во рту и выпучил глаза на друга,
- О чём «узнал».!?
- Ну… это… ну, что мы с Катькой это, понимаешь?
- Чё? Вальнули кого и прикопали? Или, чего хуже, Папеньку ейного обокрали по-крупному?
- Катька меня бросила, а папик уволил, – выдохнул Тоха
Мехмет после этих слов тоже выдохнул, расслабился, и покраснел.
- Ну, Антоша, ты дибил! Думай чё говоришь!.
В кафе вбежал парень спортивного вида и заорал на Антона
- Эй, охренел? Тебя весь автобус ждать должен?
Антон суетливо стал подниматься, бросив взгляд на прилавок с энергетиками, а Мехмет сказал
- Сядь, я тебя довезу, я здесь на своей, - и громче, для «спортсмена» - он не поедет.
«Спортсмен» вопросительно поглядел на Антона, тот плюхнулся обратно на стул и кивнул головой. Парень со злобой сказал
- Ты, сука, раньше чево думал? Некогда, а то я тебе морду бы начистил!
Мехмет виновато посмотрел на парня и сказал за Антона
- Друг! Извини, случайно получилось, не хотели мы …
Парень скрипнул зубами и хлопнул дверью кафе…
За окном кафе автобус крутанулся по стоянке и, блеснув сине-голубым боком с какой-то рекламой, нырнул в поток спешащей на Питер техники.
Мехмет с хмурым лицом доедал солянку. А Антон опять терял связь с реальностью, нагретый воздух из сплит-системы вдруг утерял размеренность движения, дунул порывисто и свободно, шевельнув коротко стриженные волосы на голове и неожиданно запахло полынью и костром… и кони… топот копыт по степным просторам… или это бешеный стук сердца о грудную клетку…и далекий, еле слышный голос друга: «Антон! Держись!»
Антон возвращался в реальность, тяжело соображая, что произошло…, над ним стоял Мехмет и что-то негромко говорил. Как сквозь шапку-ушанку Антон услышал:
- …слышишь?! Давай возвращайся! Анто-о-он! Возвращайся, я сказал, смотри на меня. Ага, вижу, что вернулся, пить хочешь?
У Антона действительно пересохло во рту, Мехмет быстро принес от стойки стакан. Это была вода.
Антоху мутило как во время перехода по штормовой Ладоге…
- Всё, пора ехать – Мехмет положил на стол деньги за обед и пошел к выходу. Следом поднялся и пошел неверной походкой Антон. Официантка провожала их взглядом, вытаращив глаза, но молча, не произнося ни звука.
Старенькая на вид Ауди 100 «бочка» темно-грязно-вишневого цвета мчалась по направлению к Н., но Антону было все равно, внутренний компас снова отключился, и он начал засыпать – спокойно, безмятежно, без сновидений.
***
Мехмет – это не имя. Они познакомились в коридоре института возле кассы. Очередная оплата за семестр, - кто крайний? - Я за Вами? - Я отойду? - Скажете, что я стоял… - А ты с какого… ну на каком…? - Вот тут он и сказал: «Мехмет» – что-то вроде «Механическая металлообработка» - сделал для себя вывод Антон – «А меня, если что, Антон, с экономического», и Антоху ничуть не напрягло, откуда в гуманитарном ВУЗе подобный слишком уж технический факультет.
А прицепилось… и за прошедшие пять? лет так и не спросил настоящего имени.
Глава следующая
***
А на самом деле Мехмет – это был рабочий псевдоним, придуманный полковником Воротниковым – фактически, незначительно измененная производная от имени и фамилии. Звали Мехмета Михаилом Метелиным. Антоха был его служебным заданием – подопечным еще со времен службы в органах, в спец. отделе созданном.. а когда? – Мехмет стал погружаться в воспоминания…
О родителях он ничего не знал. Не смог узнать и будучи сотрудником органов. Местом рождения в личном деле значился город Орск Оренбургской области – Заводской поселок, и, заводской же госпиталь, не роддом, а госпиталь закрытого завода цветных металлов. Он даже вспоминал какие-то картинки из детства, но родители в этих воспоминаниях отсутствовали. Они были, но Мехмет никак не мог вспомнить лиц, только ощущение теплоты и спокойствия, даже не так – ощущение защищенности. Потом детдом где-то в Заводском районе города Саратова. Школа, призыв в ряды Советской Армии и служба на границе с Персией (Как ни странно, до сих пор у зеленых околышей Иран именовался Персией) там же и первый «провал»…
***
На заставе он получил прозвище Метель, но до заставы его ждал относительно долгий путь, с пересадками на полустанках и в городах, длительные пешие переходы, палаточные городки, наверное, ещё штук семь медицинских осмотров, четыре (за неделю!) флюрограммы и самолет. Путешествие после призывной комиссии показалось очень долгим. Год 1969 не баловал комфортом на транспорте. Из Саратова, с призывного пункта «Елшанка» они выехали в кузове новенького тентованного «Мурмона» до грузовой станции Саратов-1. На перроне, видимо, дожидаясь своей отправки, были толпы таких же мальчишек, как и они. Каждую группу сопровождали военные, и Мишка с интересом и даже с долей восторга рассматривал эту публику. Тут были всякие – с черными погонами, с красными, с малиновыми, с голубыми. С удивлением Мишка смотрел на бравых молодцов в голубых беретах – такое он видел впервые. «Это что за военные?» - спросил Мишка сопровождавшего их офицера – «Это десантники в форме нового образца»… Один из военных красавцев, видимо, услыхав Мишкины слова, отделился от своей группы и подошел, обращаясь непосредственно к нему: «Что, нравится? Хочешь, переведу в нашу группу? – не пожалеешь, это элита Советской Армии!» «Это, с каких это пор пограничные войска МГБ стали вторым сортом?» - мрачнее черной тучи вступил в разговор, сопровождавший Мишкину группу старший лейтенант, при этом еле уловимым движением выдвигаясь из группы призывников «Следите за своим языком, товарищ старший лейтенант десантных войск!». Воздух наполнился электричеством. Десантник улыбнулся открытой белозубой улыбкой, взглянул слегка раскосыми глазами на пограничника, и сказал «Я не хотел ни кого обидеть, просто заметил задорный огонек и интерес в глазах этого юнца, и очень захотелось, чтобы он служил в моем подразделении, прости друг – старлей, если обидел. Ты бесспорно прав – служба в рядах вооруженных сил СССР, это почетная обязанность, независимо от рода войск!» и протянул руку для рукопожатия, при этом добавив «Руслан!». Пограничник секунду сомневался, а потом ответил на рукопожатие «Виктор». Руслан весело взглянул на Мишку, козырнул, и ушел к своей группе.
Через некоторое время их погрузили в общие вагоны, и эшелон тронулся на восток. По проходам сновали солдаты с нашивками и без. Миша пока не разбирался в нашивках, но в сволочах разбираться его научил детский дом. Некоторые группы военных откровенно шакалили. По два-три человека «наезжали» на призывников, выбирая или физически, или психологически слабых, пользуясь тем, что основная масса еще не сбилась в коллектив и не могла дать отпор – отбирали всё, что находили, деньги, часы, у некоторых, побогаче даже электробритвы, сахар и консервы. Техника гиен – отбить от стада слабое животное и съесть его. Несколько человек, явно посильнее дали отпор и гиены ретировались. Но через несколько остановок появлялись новые и процесс повторялся. В итоге вся толпа была профильтрована. Мишка лежал на третьей полке, и его трудно было достать оттуда, хотя попытка задавить морально все же была. Подошла тройка военных один, с нашивками, явный лидер, и два прихвостня, озирающихся, как бы зондирующих настроения толпы: «Эй! военный, я к тебе обращаюсь! – начал с нашивками – Ну-ка быстро спрыгнул оттуда и с вещами за мной! Тебя старший команды – старший лейтенант Семенов вызывает в офицерское купе, быстро за мной, я сказал!» - «Передай старшему сержанту Семенову…» - «Лейтенанту!!!» - «Ну лейтенанту, что я его послал в ж...у!» - «ты чё, обурел?! – как твоя фамилия?!». Мишка, нагло скалясь с третьей полки купе, ответил: «А Семенов знает, раз он именно за мной тебя послал!». Раздались нерешительные смешки, на разговор уже заглядывали из соседних купе. В воздухе запахло потасовкой. Но уже было понятно, что в драку ввяжутся и остальные свидетели «наезда», и, отнюдь, не на стороне шакалов. Чувствуя настроение, троица ретировалась, а в купе сразу разрядилась обстановка, разношерстная толпа начала разговаривать, знакомиться, кто-то одобрительно похлопал Мишку по плечу – с третьей полки было не разобрать – кто. Да, и неважно это. Мишка расслабился и уснул… и видел во сне берег Урала, костер на берегу, жаркий день, он, еще совсем ребенок, радостно вбегает в воду, бежит… бежит… и вдруг понимает, что по инерции забежал слишком далеко и под ногами уже нет дна… плавать он еще не умеет, хочет крикнуть – но вода уже накрыла его с головой… и он вдруг понимает что это – всё! Кажется, время остановилось, или замедлилось, что даже не видно его движения. Мысли текут размеренно, отчетливо. Миша понимает, что это во сне, но также четко помнит, что это происходило на самом деле в далеком детстве. Он чувствует, как его подхватывают руки и вытаскивают на воздух, и, мгновенно, время приобретает свой естественный ход, Мишку трясет, он хочет закричать, заплакать, где-то в голове подсознание дает ему команду проснуться, что он и делает, и, как раз, вовремя. Мишка понимает, что падает с полки, успевает расставить руки, останавливая падение о вторую полку, и приземляется на ноги в проходе купе, и слышит: «Хана тебе, сука!» и кожей чует, что сейчас ударят, и ударят с тяжелыми последствиями! И снова как в детстве нечем дышать, Мишка резко приседает, чтобы уйти от предполагаемого удара. Но успевает не совсем, двигаясь как будто сквозь пластилин, опускаясь, он чувствует, как холодное лезвие ножа в руке нападавшего рассекает ему левую бровь. Он инстинктивно откидывает голову назад, начинает падать под столик купе, ударяется затылком, хватается за столик руками снизу и, приобретя точку опоры, выбрасывает вперед обе ноги, слышит, как будто нечеловеческий визг и затем надорванный голос «Ты мне, сука, ногу сломал!» В вагоне до этого было темно, а сейчас вдруг включилось дежурное освещение. Напротив, опершись спиной о боковушку, сидел тот самый с нашивками и ныл. Не зная, что предпринять, Мишка выглянул в проход вагона. В начале вагона, рядом с купе проводника стоял офицер, опершись о стенку прохода, и пытался рассмотреть происходящее. Из некоторых купе таращились любопытные, тихо переговариваясь, не совсем понимая, что произошло. Кто-то громко произнес «Нож!» перед стоящим на четвереньках Мишкой в проходе лежал перочинный нож с рукоятью в виде какого-то зверька, лисицы или белки. Мишка резким движением швырнул нож в купе. По Мишкиному лицу хлынули потоки крови из рассеченной брови. Мишка инстинктивно попытался стереть текущую кровь, чем привел свою физиономию в ужасное состояние, Теперь казалось, что у Мишки вместо лица кровавое месиво. Увидев такую физиономию, офицер открыл купе проводников и что-то тихо сказал. Спустя некоторое время из купе вышел военный со змеями в петлицах, сонным лицом и санитарной сумкой на плече.
У Барбасова (это фамилия того с нашивками) действительно оказался перелом лодыжки, не спасли даже кирзовые сапоги. После наложения шины на ногу Барбасова, и повязки на Мишкину голову, их завели в купе проводников, где тот самый офицер учинил обоим допрос, пронизывая допрашиваемых острым, подозрительным взглядом. Оба пострадавших травмировались случайно и претензий ни у кого ни к кому не оказалось. Барбасова на ближайшей станции забрала санитарная 22-ая «Волга» с красным крестом на крыше, а Мишкино путешествие продолжилось. Только теперь старший группы старший лейтенант Незваный (смешная фамилия, но на «Семёнов» точно не похожа) стал смотреть на Мишку как-то угрюмо, даже со злостью, что ли. Как будто виновником происшествия был Мишка.
Но жизнь продолжалась, и всё было интересно, много было нового. В какой-то воинской части, где они задержались на сутки, их сводили сначала в парикмахерскую, потом в баню, где каждому на голову налили вонючего жидкого мыла, и его пришлось долго смывать практически ледяной водой, если бы теплой – наверняка смылось бы мгновенно, а холодной… Из «бани» все выходили клацая зубами. Дома после такой «бани» половина слегла бы в постель с простудой, а здесь ничего! На выходе выдали новое, кипельно белое, нательное бельё и зеленую хлопчатобумажную форму с воротничком «стойка» и медными пуговицами. Форма была не по размеру, однако кладовщик аргументировал: «в части все равно переоденут». Так же выдали вещмешки с экипировкой, хрустящие кожаные ремни со звездой на медной бляхе, пилотки со звездой. И мгновенно все стали похожи друг на друга, и даже пахнуть стали все одинаково. Теперь все передвижения необходимо было делать строем или бегом, иначе мгновенно появлялся какой-нибудь командир, и устраивал взбучку или занятия по строевой подготовке. Понемногу начинали чувствовать себя военными. Потом самолет...
Неизгладимое впечатление произвел Ашхабад яркий, шумный, жаркий. Казалось, что это одноэтажный зеленый оазис в пустыне, точнее на границе гор и пустыни, и был он, вопреки ожиданиям, совсем не восточный, не было видно старых дворцов эмирских, а всё больше двухэтажки советские. Народ приветливый, арбузы, дыни и ковры. На заставе даже вместо воды давали есть арбузов – ну вааще скоко влезет. Строго говоря, вопрос о воде во время переходов был весьма серьезным. Теперь, конечно, Мишка знал некоторые хитрости-мудрости, как выжить в различных ситуациях, и, например, по поводу воды – уходя в секрет в нестерпимую жару все брали с собой воду, НО обязательно выдавалась соль лизунец и лизали её для того чтобы меньше хотелось пить. Это сейчас многие вам скажут, что при обильном потовыделении теряется много соли из организма, и восстановить запасы организм пытается через воду, поэтому хочется пить. А тогда для них это было откровение, а иногда спасение.
На заставе Мишка познакомился со старшим лейтенантом Воротниковым, он преподавал спецподготовку и рукопашный бой. Однажды он сказал Мишке, «Курс подготовки курсантов по рукопашному бою предусматривает обучение достижения пограничного состояния. Это очень сложно, некоторым, даже объяснить трудно, как можно почувствовать собственную гибель... А Вам, молодой человек, я бы посоветовал наоборот… не злоупотреблять этим состоянием… - и буркнул, как будто не для Мишкиных ушей – если только, вообще, вы можете контролировать ЭТО»
Глава следующая
Миша и Антон сидели за столом в однокомнатной на Набережной и трепались практически ни о чем. Миша рассказывал о своей службе на границе, а Антоха отмалчивался, даже когда Мехмет, вдруг, не указывая даты, выдавал подробности, не соответствующие современным обстоятельствам, Антон только делал снисходительно-насмешливое лицо, и кивал головой, типа «Так я и поверил! – Ври дальше!». Мехмет прервал свой рассказ, разлил по стопкам водку, и, вопреки обычаям, не дожидаясь гостя, не уговаривая, даже не чокаясь, опрокинул свою стопку в рот, сморщился и выдохнул: «Палёная, с-с-сука». «А чё щас не палёное?» - задал риторический вопрос Антон. Миша вышел из кухни и, вернувшись, положил на стол медаль с планкой зеленого цвета и с изображением военного с ППШ в руках, стоящего у пограничного столба. «Вот это – настоящее! Она меня догнала через восемь лет, и с формулировкой “Посмертно”»
Опять повисла тишина. Антон тоже выпил и закусил с виду красным помидором. Достоинства помидора цветом и заканчивались. На вкус он был никакой, даже зеленью не припахивал, на зуб был «деревянный», с твердыми волокнами, застревающими между зубов. Но друзья этого видимо не замечали. Миша очень надеялся что – друзья. Механически пережевывая нехитрую закуску, каждый был погружен в собственные размышления, и по большей части – невеселые.
- Ну что, еще по одной? – Прервал молчание Миша.
- Да ну её. Ты тут такого наплёл, что у меня каша в голове, я-то думал, что ты так, трепишься, но после такого, - Антон кивнул на лежащую на столе медаль – я не знаю чево и думать Ты лучше отфильтруй, где трёп, а где правда, и рассказывай дальше, и как бы, это, ну в общем каким боком Я к твоему рассказу?
- Не торопи, и не забегай, а то потом вопросы, дополнения, все равно всё придется рассказать, а трепа пока и не было. – и он продолжил, уже не опуская даты…
***
Прошел я, в общем, курс молодого бойца, выучил уставы, принял присягу начал ходить в наряды. Как-то раз мы были на марш-броске в горах практически у персидской границы, в основном молодежь, мы еще возмущались, что, принципиальный, в вопросах дисциплины, Воротников, оставил старослужащих на заставе, а молодежь погнал в горы. И тут в горах километров через 10, он остановил подразделение, и сказал с загадочным видом, что сейчас, по старой традиции нашего пограничного отряда, мы должны будем совершить погружение. Оказалось, у них тут подземное сернистое озеро. Мы спустились в пролом похожий на обыкновенную яму или зиндан, но внизу оказался горизонтальный шурф, по которому мы прошли с фонариками и вышли на берег подземного озера. «Ну что? Погружаемся!» дал команду Воротников, и первым разделся, и прыгнул в озеро. Его примеру последовала вся команда, за исключением двух человек на верху, но и тех позже сменили. Хотя на улице было откровенно холодно, вода в озере была теплой и припахивала серой. Странное дело, в том озере я почувствовал, как будто силы в меня вливаются. За остальных не скажу – это личные ощущения. Когда выбирались наверх из пещеры, Воротников выбрался первым и принимал нас наверху, а снизу подъем контролировал зам. старшины ефрейтор Адылбаев Темирбулат Гёрмекович – туркмен из местных. Он одобрительно хлопал по плечам каждого идущего на подъем, улыбался, и всё повторял «Якхши? Якхши?», то есть «Хорошо?» по-туркменски, как будто мы не в пещере были, а у него в гостях. Когда я пошел на подъем, то, ощущая прилив сил, поднимался по веревке на одних руках, без ног. Раньше такое я видел только в Саратовском цирке. Принимающий Воротников подхватил меня за одежду и, выдернув рывком наружу, поставил на ноги, загадочно улыбаясь тихо спросил: «Почувствовал?», «Что?» не сразу понял я, а он хохотнул, подтолкнул меня в спину и крикнул в провал: «Следующий пошел!». Уже позже Воротников рассказал, что не только мы пользовались озером, но и нарушители с той стороны не редко пытались побывать в проломе.
Пролетела осень, за ней зима, отбушевала красками и ароматами весна, наступило знойное, палящее лето. Наш призыв уже знал, что такое зям-зям, где чаще всего прячутся скорпионы и фаланги, что укус гюрзы смертелен, что под саксаулом не спрячешься от солнца, и много-много других хитростей и премудростей службы в ТуркВО. Мы щеголяли в шортах, рубахах с коротким рукавом и панамах вместо пилоток.
Не помню число, август 1970 года, мы сидели в секрете, и уже который час до боли таращились в бинокль. А на сопредельной территории в речушке Теджен (на тер. Туркмении; туркм. Tejen, перс. ;;;; от др.иран. ta;ani — «текущий поток»), по фарватеру которой пролегала граница, купались молодые персиянки. Я полыхал как огонь, а старший секрета Санёв Санька был как ледяная глыба, не дрогнувшим голосом докладывал в телефонную трубку: «С сопредельной стороны к берегу вышли пятеро… женщины… три разделись…одна зашла в воду…она нырнула…движется к границе…она фарватер не перешла.», Санька был не только старшим секрета, не только старше по возрасту, но и ко всему прочему еще и женатый, и дома его ждала не только жена, но и сын. И телефон, и бинокль были у него, мне была дана команда контролировать окружающую обстановку и подступы к секрету, а хотелось смотреть туда… Санька нахмурившись рыкнул: «Не отвлекайся! Салабон, думаешь, голые девки запросто так и ходят толпами по границе?! – Это, как воды напиться, провокация! Поэтому, смотреть в оба, а не на баб таращиться!» Краем бокового зрения я заметил, как слева промелькнула крупная птица с персидской стороны на нашу. Стоп! Какой-то странный свистящий звук сопровождал полет этой птицы. Я пихнул Сашку в бок и показал на ухо. Сашка замер, а я, повернулся влево, стараясь еще раз увидеть странную птицу, и тут заметил легкий белёсый след, где пролетела «птица». «Нарушитель!» с полной уверенностью в своей правоте сказал я. «На участке 18/7 зафиксировано нарушение государственной границы Советского Союза» эхом отозвался Саня в телефонную трубку. И после этого замаскировав точку связи, обратился ко мне «Объясни, что видел?». После пересказа он стал всматриваться в небо, но след уже растаял в воздухе. На том берегу девчонки устроили «догонялки неглиже», но теперь и мне стало не до них, я даже упустил момент, когда эти «девчонки из аула» исчезли с берега. Прибыл командир заставы (честно – фамилию сейчас не вспомню), я снова всё рассказал. «Значит, считаешь, что границу пересек нарушитель посредством какого-то летательного аппарата?» - я кивнул… Были подняты наша и соседние заставы «в ружьё». Ушли в пески поисковые группы. Мы ждали, что нарушитель бросит свой аппарат, и станет прорываться в глубь территории, ну или заляжет, затаится. От места перехода было перекрыто всё в глубину на пятьдесят километров. Поисковая группа доложила – нашли аппарат. Прибывший на место Воротников, глянув на обнаруженный предмет, сразу заявил: «Муляж!». А после пятиминутного изучения добавил: «Принесен сюда несколько дней назад с НАШЕЙ стороны». Следовательно, переход планировался и прорабатывался детально! Поисковые группы доложили об обнаружении еще двух подозрительных предметов. Один оказался сломанным самогонным аппаратом, а второй таким же муляжом. Было принято, как рабочая гипотеза, первое – что аппарат на реактивной тяге, хотя у нас ничего подобного пока не было даже в разработках. Второе – скорее всего аппарат одноразового использования. Третье – нарушитель имеет поддержку среди местного населения. Вот это третье и напрягало. Несмотря на второй пункт команда «наблюдать небо» не отменялась.
Прошло пять часов, а поиски не дали результата. По всем законам нарушитель ушел или тщательно затаился, и пора было переходить к следующему этапу поиска – полномасштабное привлечение органов внутренних дел и подразделений СА приграничного базирования. И тут пришло сообщение – совершен еще один прыжок восточнее района поиска. Воротников злился «…Прыжок!… ты посмотри ж на него – кузнечик хренов!» Получалось, всё это время нарушитель двигался не в глубь территории, как ожидалось, а практически параллельно границе. И аппарат оказался многоразовым… Началась гонка, Воротников упросил командование одну поисковую группу возглавить лично. Границу под охрану к тому времени приняла тревожная группа охраны границы согласно боевому расчету. А мы с Санёвым были сняты с секрета и находились в резерве при штабе. Ко мне подошел Воротников и спросил: «Ну что, Миша, возьмем гада?» и не дожидаясь ответа, добавил, обращаясь к Санёву «Саша, готовься, ты тоже со мной группе». Сколько было возможно, нас подвезли на ГАЗике, а дальше пришлось идти ножками.
Мы бежали по песку, местами из-под песка выступали скальные образования, пот заливал всё тело, чтобы не потерять сознание сунул под язык маленький кусочек лизунца. Слюна становилась как резиновая, но игра стоила свеч, мы его догоняли, я это чувствовал. Внутри просыпался охотник, точнее – хищник, адреналин стучал в висках… У нас преимущество – он перед этим отмахал пятьдесят километров со своим аппаратом на плечах. Мы практически наступали ему на пятки.
И вот подтверждение – впереди вновь взлетает «кузнечик» и теперь мы отчетливо видим силуэт человека с большим рюкзаком и с синим огоньком ракетного двигателя. Мы остановились, наблюдая невиданное зрелище, ну просто Беляевский Ариэль… скрылся за барханами. Воротников что-то быстро помечал на карте, Сашка сверял направление с ручным компасом. Через некоторое время Сашка сказал: «Если у этого кузнечика хватит энергии еще на один перелёт, то мы его не догоним». Воротников, прищурившись, посмотрел на Саню и, через паузу сказал: «Верно!» В этот момент в том направлении, где предположительно приземлился «кузнечик» – раздался мощный взрыв, и, даже на таком расстоянии мы увидели взметнувшийся в небо клуб дыма и песка. Мы молча схватили вещмешки, забросили за спину Калаши и побежали.
К вечеру мы приблизились к предполагаемому месту взрыва-приземления. Видимо здесь недалеко залегал водяной слой. Оазисом назвать было нельзя, но, кое какая растительность имелась, несколько кустов верблюжьей колючки. Несколько шаров перекатиполе какие-то хвощи и, наконец, большой, одинокий, старый саксаул. Тут же поблизости обнаружилось и место взрыва. Однозначно от аппарата не осталось ничего. Мы с Сашкой сидели под саксаулом, а старший лейтенант осматривал воронку. Погиб при приземлении? В подтверждение этой версии нами не было обнаружено ни одного следа, выходящего из оазиса. Но Воротников не принимал окончательно эту версию, так как на месте взрыва не обнаружил никаких биологических останков, не мог же он от взрыва перейти в газообразное состояние и улетучиться…
Солнце коснулось горизонта. Верхушки барханов начали «дымиться», надвигалась буря. Мы укрылись плащ-накидками, легли с подветренной стороны саксаула и приготовились переждать бурю. На следующее утро мы проверили запасы воды и пищи, выходило, что на сутки. Ну еще сутки можно обойтись, без ущерба активности. Если сегодня–завтра мы его не возьмем, то всё, ушел… Пришел караван, точнее приехал Адылбаев на верблюде за ним подтянулся штаб. Не буду вдаваться в подробности. О главном: я чувствовал, что «кузнечик» где-то рядом, мы обшарили весь оазис, но ничего не нашли. От нашей точки базирования под саксаулом поисковые группы уходили во всех направлениях, командир заставы пытался отправить нас в расположение, но я со своим чутьём упирался как баран, и Воротников мне потакал, а Санёв поддерживал. В общем, у саксаула мы проторчали четыре дня и уже в приказном порядке должны были убыть в расположение. Я злился, Воротников тоже. Когда всё уже было собрано и погружено на верблюдов, Воротников, в порыве злобы, вышел на середину «оазиса» и крикнул: «Мы уходим, а ты оставайся и сдохни здесь от обезвоживания!». На какое-то мгновение все замерли в ожидании чего? – непонятно. И тут, к нашему удивлению, мы увидели, как из ствола саксаула сквозь ветки показались две поднятые руки, а потом и весь «кузнечик». Ствол саксаула, оказывается, внутри был пустой, а этот гад там прятался. «Кузнечика» взяли! А начальник заставы, особист и Воротников из трех автоматов искрошили злосчастный саксаул в щепки, и он, скрепя и кряхтя как старый дед, завалился на бок.
Позже, при помощи Адылбаева, удалось обнаружить и пособника из местного населения, который оказал ожесточенное сопротивление при задержании, при котором я поймал пулю. Вот тут то и получилась фигня. Я-то, только и помню, что боль и темнота, а потом, очухался в больничной палате. И самое неожиданное для меня было то, что навещать меня в больничной палате пришел МАЙОР Воротников, на вид сильно потрепанный. То есть я хочу сказать, что он был старше меня примерно года на два, а выглядел так, как, будто лет на десять старше. Я спросил первое, что показалось мне несуразным: «Нам за «кузнечика» присвоили два внеочередных звания?» Но Воротников ответил: «Отдыхай, набирайся сил, всё узнаешь в своё время, а пока вот!» Воротников вынул из кармана и положил мне на грудь медаль «За отличие в охране государственной границы СССР». А потом добавил: «Может, ты чего-нибудь хочешь? Ну, там, яблоков например, бананов или каклетков, а может как виски, ну то есть самогон. ха-ха» я не совсем понял шутку, но ощутил, что я ужасно хочу жрать!: «Вареного мяса, говядины, с хлебом, а еще очень хочется совершить погружение!» Теперь пришла очередь Воротникова не понимать: «Что, не понял, совершить?» Я с недоумением смотрел на Ворота (так я давным-давно для себя его мысленно окрестил, именно «ворот», железный, кованый, несгибаемый ворот, при помощи которого можно повернуть всё, что угодно, хотя за глаза вся застава называла его «воротник»). И тут видимо до него дошло «А-а-а-а! Погружение! Ты про озеро! Да-а-а, трудновато будет это выполнить». Я попробовал пошевелить руками, ногами – вроде всё на месте, наверное, он имеет ввиду что я ослаб после ранения. Наш разговор прервал доктор, который все это время что-то писал, сидя за столом у окна: «Хватит, товарищи, тут шутки шутить – манная каша! И благодарите провидение, или партию, или что там у вас, что хотя бы каша!... Размечтались, говядина! Самогонка! А, кстати, бассейн вам действительно не помешает, но конечно не сию секунду.». …
Не буду долго разводить розовый кисель, я пробыл в странном состоянии, похожем на кому, восемь лет. И, со слов доктора, только благодаря этому состоянию я выжил. Рана оказалась тяжелой, и меня просто не довезли бы до больницы, а в том состоянии организм просто застыл, даже кровь не вытекала, даже окоченение наступило, если бы не Ворот, то меня бы посчитали мертвым и отвезли бы в морг. Теперь я понял, метаморфозы, произошедшие с Воротом, и то, что он забыл про погружение, ведь для него прошло восемь, видимо, непростых лет. Теперь он служил в Москве, и я в тот момент находился там же, и, вполне естественно, до сернистого озера на границе Туркменистана и Ирана было очень далеко.
Многое изменилось. После госпиталя я не мог насмотреться на страну! Гражданские мужские широкие штаны – шаровары, сменились на прямые брюки. Стали появляться телеприемники, не один на целую улицу, а один на семью, и без линзы, с большим экраном 36 см в диагонали! А поговаривают что есть уже телеприемники, принимающие изображение в цвете! На улицах прибавилось машин, мотоциклов, девушки стали красивее! (мне так казалось). Ворот, после того как я поднялся с постели, не дал мне волынить, протащил меня в институт … не важно, какой институт … и после получения справки студента, приказным порядком перевел на вечернее отделение, (но даже туда отпускал только сессию сдавать). После перевода он поволок меня восстанавливаться(!) на работу в оперативную часть спец. отдела КГБ. Он всё повторял – «Жаль много времени потеряно!». В отделе я сразу попал в круговерть – слежки, погони, обыски, пыльные архивы с тоннами документов… Тогда я получил оперативный псевдоним Мехмет…
***
- Подожди, как «псевдоним»? А факультет механической металлообработки? – перебил друга Антон.
- А такой есть?
Миша пояснил, что, в сущности, значит Мехмет, - Антон на некоторое время завис. Воспользовавшись паузой, Миша плеснул водки по стопкам, и снова выпил в одиночку.
Антон придя в себя заговорил:
- Давай, ну, увяжем некоторые, мягко говоря, нестыковки?
- Ну?
- Ты с виду старше меня лет на пять, а по рассказу родился примерно в 53-м…
- В 52-м, если быть точным 7-ого ноября 1952-ого года. Так записано в личном деле, а дальше – фактически я не знаю.
- Ну, минус восемь лет после ранения, значит, 65 минус 8 получается…
- Не получается! – резко оборвал его Мехмет. – я потом еще не раз в этом состоянии побывал. В меня на этой оперской работе и стреляли, и заточки совали… – Мехмет сделал паузу – самое противное ощущение было, когда мне «кукушку» стряхнули, один придурок бейсбольной битой по кочану приласкал. Вроде боль и темнота, так еще не сразу отключился, а по всему телу… как будто шкуру сдирают… Всё! Не терзай ты меня! Так вот получилось, что живу давно, а из памяти лет тридцать с хвостиком – долой! Я уже и в органах давно не работаю, а с вами по инерции, по привычке…
- С кем это «с вами»!?
- Да с такими «особенными» как ты, ну, в общем –то, и я…
Мехмет махнул уже третью стопку водки.
- А я-то чем особенный?
- Пока не знаю, но, по-моему, ты «временщик». Плохо без Ворота, он в этом деле разбирался, но, после того как наш спец отдел «по тарелочкам» разогнали, нас с Воротом на пенсию выперли, так он запил. Потом, как-то раз заявился в гости в костюме, выбритый, передал сверток с баксами, сказал «держись!» и ушел, совсем исчез, наверное, в бомжи подался, или пристукнули где-нибудь за бабки, или за бугром...
- Как ты меня назвал – «временщик»? Это как? –таращился на друга Антон.
- Как-как – ды так! Один ты ни как, а вот при определенном контакте, то есть в паре – путешественник во времени, «временщик», но я точно не знаю, только проконтролировать тебя практически невозможно, путешествуешь – куда партии и правительству на хрен не надо! Да ты и сам вряд ли что-то осознаешь. Глаза закрыл, глаза открыл – и ку-ку!
- А, это, ну, в паре, типа с тобой, что ли?
- Если бы… У тебя пара или точнее катализатор – Виолетта, вот так-то!
Антон аж подпрыгнул от неожиданности. Случайность? – не может быть. Но ведь могли и не встретиться, он мог уйти к другому дому, Катя могла не позвонить…
- А если она мне не нравится, то тогда как?
- А тебе её ещё никто и не сватает, ха-ха-ха – ишь раскатил губу! – заржал Мехмет, а Антоха вдруг обиделся, надулся и замолчал, хряпнул свою стопку водки, занюхал рукавом, и уставился в окно на ночной Н.
- Ладно, – сказал Мехмет – Держись, Антон! Не раскисай! А сейчас спать пора, утро вечера мудренее.
Глава следующая
Прошла неделя, может больше. Антон потерял счет дням, друзья снова сидели на кухне.
- Ну что, чем будешь заниматься? – Спросил Мехмет, пристально глядя на Антоху.
- Буду искать работу.
- А тебе не интересно, чем ты такой особенный?
- Ты же сказал, путешественник во времени, но меня это не интересует, это авантюра чистой воды, я хочу спокойно работать, заколачивать бабки на спокойную старость…
- Ну-ну, давай, только учти, что переход во времени, мало того, не контролируется ни кем – куда ты попадешь, но и не контролируется, когда ты туда отправишься!
- То есть?
- Я ничего не могу объяснить.
- Я не буду встречаться с «катализатором», и…
- Ты уже встретился, и теперь переход – только вопрос времени. Хе-хе, каламбур, переход во времени, это вопрос времени. Ха!
- Веселишься? А мне-то что делать? – Антоха начинал понимать, но НЕ ВЕРИЛОСЬ!
- Держись! А еще, я думаю, надо готовиться! А я помогу.
Со следующего дня у Антона началась насыщенная жизнь. Мехмет наседал на него, заставляя заниматься всем сразу, Антон учил немецкий и фарси, занимался самбо, учился стрелять из лука, а вот фехтование ему никак не давалось.
Антон не хотел ни каких переходов, но постепенно начинал верить и паниковать, стал дерганым, иногда выдавал вообще припадки шизофрении – начинал дико смеяться, радостно кричать, что он всё понял, что это шутка, тряс Мехмета, требуя признаться, что он пошутил. А иногда впадал в хандру, замыкался, всё делал механически. Мехмет переживал за друга, но как ему помочь – не знал. Он бы не колеблясь пошел бы вместо Антона, если бы мог. Дальше так продолжаться не могло, и Мехмет отправился к бабке Лизе. К бабке Лизе ещё Ворот ходил, когда возникали нештатные ситуации. Она сообщила Мехмету про Виолету, она лечила Мехмета после сотрясения. Телефонов бабка не признавала, поэтому, чтобы поговорить – приходилось чапать к ней в гости. В качестве гостинцев Бабка Лиза любила круасаны, но, только свежие, и из определенной булочной.
***
Баба Лиза была не в духе, ворчала недовольно, и не слушала. Даже пакет с круасанами не исправил положения. Мехмет уже отчаялся и собрался уходить, но бабка вдруг сменила гнев на милость:
- А ну сядь и не маячь по хате. Знаю я чего пришел, собираешься Витеньку отправить за туманы…
- Антона, не Витю! Я ни причем, он…
- Не перебивай, лучше пей чай с рогаликами, да на ус мотай. Витеньку надо будет ко мне привести, пусть поживет у меня, я его душу полечу, травками напою, чтобы тело укрепить. Ну, покажу картинки туманные, а там видно будет, глядишь, и выдюжит Антоша.
- Ты, баба Лиза, то так его называешь, то так. Антон его зовут…
- Другой раз тебе говорю, слушай, да запоминай. Ты ж его имени тайного сам не знаешь, а остальное всё пыль степная, как хошь, величай, всё одно – легче пальцем показать!
Бабка помолчала, присев к столу, повертела в руках круасан, отхлебнула чаю, поправила платок на голове, а потом как-то неуверенно сказала:
- Ты мне только, эва, Виолетту не тронь. И смотри мне Серёженьку сюда не тащи. На дачу его привезешь ко мне, да в холодильник чего надо положи, чтобы твой Антоша с голоду у меня там не околел.
Мехмет внутренне усмехнулся над «Витя-Антоша-Серёжа» а вслух стал оправдываться, что, дескать, Виолетту он сам еще ни разу не видал, а за холодильник пусть не беспокоится, мол, всё будет как надо. Деньги у Мехмета оставались еще от Ворота внушительный пресс баксов. Мехмет даже не пересчитывал, просто выдергивал оттуда по бумажке и тратил.
Дача бабы Лизы была в пяти километрах от города. Дом был окружен дачными участками, половина из которых были запущены и не обрабатывались. Баба Лиза промышляла на этих участках лекарственными травками, а может еще и змеями да лягушками, кто её ведьму знает… Миха привез к ней Антона с утра, и хотел уехать, но баба Лиза запротестовала:
- Стопи баню, своди Антошку, а то, что ж, мне его мыть прикажешь? Да и тебе полезно попарить свою душу, а то копотью покрылась, а она тебе кристальная нужна, а то, чего доброго… – и дальше баба Лиза забормотала что-то невнятное.
По бревенчатым стенам кухни были развешены пучки трав, веточки и еще какая-то ерунда, всё это делало избу-пятистенок похожей на избушку на курьих ножках.
- Бросишь на камни – сказала баба Лиза, протягивая маленький пучок сухой травы.
Миша попытался протестовать:
- Дыму же будет…
- Смотри-тко прямо угоришь! Скажу, так и веник бросишь!
К обеду друзья уже парились березовыми вениками. В бане стоял аромат сгоревшей на камнях травки, в носу щипало и, поначалу, они прочихались – еле-еле остановились. Но зато теперь в голове была ясность, в мышцах бодрость, в душе легкость.
После бани баба Лиза Мише налила компоту, а Антону какой-то мутной жидкости из трехлитровой банки,
- Тебе нельзя, тебе ищо твою колесницу отгонять. А как урядник по дороге попадется? – аргументировала она, и засуетилась – давай-ка ты езжай, хорошо будет – через неделю приедешь, а нет – сама тебя найду. Миша потоптался, и с ощущением, что его выгнали, сел в свою «бочку» и загрохотал по ухабам просёлка.
Антон сидел за деревянным рубленым столом избушки и тайком поглядывал на бабу Лизу. Его терзали разноречивые чувства – какая это из бабок? Та, которая «Серёженька», или та которая «Ходят тут!»? Но нутром чувствовал, что всё-таки! Всё-таки, это одна и та же бабка, только она, скорее всего, чокнутая, но Мехмет сказал – слушаться её как Совинформбюро! Антохина сущность, по всем правилам, должна была возмущаться и протестовать, но, почему-то, эта самая сущность малодушно затаилась. Напиток, который бабка Лиза ему налила, был перебродивший мед с неуловимым привкусом не то ванили, не то корицы. Бабка Лиза перестала греметь кухонными черепками да кастрюлями, плеснула в другой стакан мёда на два пальца, отхлебнула и уселась напротив Антона. У старушки был вполне трезвый взгляд, которым она с минуту буравила Антона, а потом, когда она заговорила, Антон аж подпрыгнул на лавке, услышав правильную и грамотную речь из бабкиных уст.
- Не удивляйся, я за тобой наблюдала, и в автобусе была я, и возле подъезда Виолетты – тоже я. – Бабка Лиза еще отхлебнула из стакана, и продолжила – я понимаю, у тебя куча вопросов, вполне закономерных, но я не знаю ответов на них. Знаю одно, в предназначенный для тебя час ты совершишь переход во времени, а может быть в параллельное пространство, точно ни кто тебе не скажет. Не возможно так же сказать в какую среду ты попадешь после перехода. Поэтому готовиться надо ко всему. Есть надежда, что на той стороне тумана…
- Какого тумана? – встрепенулся Антон.
- Это я так называю. Чаще всего переход происходит в туманную погоду, но это не обязательно, у каждого индивидуально. – и тут с бабкой опять произошла метаморфоза – чаво, то бишь я тебе баяла, милок, когда ты мысли спутал?
- Есть какая то надежда…
- Да-да, есть надежда, что на той стороне тумана ты встретишь кого-то из этого времени-пространства. Некоторые «похищенные» летающими тарелками, только числятся таковыми, в действительности, ушли за туман. Какая цель или какой смысл , не скажу - не знаю, но чем смогу помогу.
Неделю баба Лиза держала Антона на овощной похлёбке. Дополнением были какие-то ведьмины зелья, - по-другому это назвать было невозможно! Почти после каждого приема Антон проваливался в призрачный мир, с огромными животными, похожими на птиц, и одновременно на ящеров, но они не были похожи на драконов, с гордыми профилями орлов, или с удивленными мордочками пингвинов. Мир, где деревья, высотой до неба, с листьями, изумительной красоты, Антон даже не мог себе представить, что существует столько оттенков зеленого. Небо! Палящее солнце! Сожженная, мертвее мертвой – пустыня! Море, где он мог мчаться, еле касаясь гребней волны, а мог опускаться на самое дно, и лежать там, ощущая, как на него давят миллионы тонн воды и атмосферы… В этом мире были и разумные обитатели, рыцари в латах, гибкие амазонки, циркачи - атлеты, гимнасты, один, видимо, мудрый, но противный на вид гном, который что-то всё время говорил, но Антон не понимал его речи, а гнома это дико злило, он начинал рычать, и Антон боялся, что он однажды начнет кусаться.
И каждый раз, приходя в себя, Антон, чувствовал себя раздавленным, уничтоженным… Жалобы, что баба Лиза однажды отравит его, ни к чему не привели, баба Лиза только приговаривала
- Всё на пользу, всё на пользу! Держись Антошенька!
Неделя подошла к концу, приехал Мехмет, они с Антоном снова помылись в бане, и теперь сидели за столом, и баба Лиза поила их медовухой.
- Баба Лиза, объясни, зачем ты меня так мучила, и чем поила? – допытывался Антон. - Что за колдовские зелья? Или может наркотики?
- Каки таки котики? Не поняла! ПОтолку говори-то, а то баешь не уразуметь - баба Лиза снова стала бабкой, и Антон мог поклясться, что она не претворяется – Ты про отвары да настои? А то всё травки разные, мне ещё моя прабабушка показывала, да рассказывала, пойдем, бывало, с нею в мох… В сухом мху одни травки, на топких мхах другие, где гад черный попадется, тоже в дело… В березняке чага … да ково-ж я тебе буду говорить-то, оно тебе – как хошь. А взял ты их – молодец! Теперь у тебя все внутренни дверки откроются! Зайца в поле догонишь, от хозяина лесного убежишь, брось! Все сам узнаешь!
- А чего нам дальше делать? – спросил Мехмет.
- А чё делали, то и делать, пусть Витенька шаблей машет, да басурманскую грамоту постигает, авось да сгодится. Я бы еще его кузнечному делу обучила, да не гараз он крупный, ну… хлипковат…
***
С того дня у Антона стало все получаться, даже азы фехтования стали даваться Антону легко. С коротким гладиаторским мечем он уже управлялся как жонглер. На время подготовки Антона Мехмет снял гостевой домик в центре города, но в тихом районе, с парком, гаражом, мангалом, и прочая, и прочая, и прочая. Территория, огороженная листами профнастила позволяла заниматься чем угодно, при этом не привлекая внимания посторонних. Чем, собственно, и пользовался Антон, делая поразительные успехи по всем дисциплинам. Мехмет, глядя на всё происходящее, однажды заявил Антону:
- Я понял, что сделала баба Лиза! Она «включила» в тебе пограничное состояние! Я рассказывал тебе об этом. Мы пользовались этим на службе… Это очень сложно! Особенно в психологическом плане… обалдеть!
- Чё, в натуре, круто? – Антона распирало от гордости, он сиял, как олимпийский рубль.
- Круто-то круто, но есть захмычка, в этом состоянии человек теряет свой ресурс, ну… как бы съедает скрытые резервы! А потом – бах! И кома. Ну или летаргический сон!
- Э, вы чё тут, совсем что ли сбрендили! – у Антона начало меняться выражение лица, глаза округлились и намеревались вылезти за пределы орбит.
Мехмет попытался сгладить:
- Ты сильно не волнуйся, если баба Лиза это сделала, то она-то знает, что и как. Она, сто пудов, всё учла и предусмотрела.
Но Антон видимо слабо в это поверил, и с того момента снова стал хандрить, заниматься с меньшим рвением, единственное чем он не перестал усердно заниматься, это изучение языков. Мехмет снова собрался к бабе Лизе, однако побаивался оставить Антона одного, а везти его с собой не решался, баба Лиза нагоняй устроит.
Улучив момент, когда Антон засел за учебники Мехмет без предупреждения прыгнул в машину и слинял, надеясь что это останется не замеченным, а вернется он быстро…
Но видимо провидению было угодно, чтобы Мехмет застрял везде, где только можно. Сначала была закрыта булочная, согласно записки на двери «на 15 минут», ждать пришлось сорок минут, потом оказалось, заболел пекарь, вызвали замену, круасаны только что поместили в духовой шкаф… Румяная продавщица равнодушно сказала:
- Хотите – ждите…
- А что есть варианты? – Мехмет внутренне кипел, но внешне оставался холодным.
- Через два квартала есть другая пекарня, у них наверняка есть круасаны..
- Это Вас хозяин не слышит, как вы постоянных клиентов отправляете к конкурентам. – Мехмет сверлил продавщицу взглядом.
- Хмм – Хмыкнула продавщица, но продолжать беседу не стала, только метнула в Мехмета ненавидящий взгляд и отвернулась поправлять витрину.
Принесли круасаны, Мехмет выскочил с пакетом заветных рогаликов (как их упрямо называла баба Лиза), прыгнул в свою «Сотку» и вдавил акселератор, и напрасно … ГИБДДшник вырос как из-под земли.
- Торопитесь? – поинтересовался служивый
- Ну, не так, чтобы игнорировать требования правил – парировал Мехмет.
ГИБДДшник долго рассматривал документы, не отрываясь, как бы, между прочим, заметил:
- А ремешок необходимо пристегивать…
Чтобы ускорить процесс Мехмет как бы случайно «засветил» пенсионное удостоверение ФСБ, на что сотрудник мгновенно отреагировал, но не так, как ожидал Мехмет:
- А сотруднику органов тем паче не к лицу нарушать правила. Вы знак 40 пролетели, видели?
- У вас есть прибор фиксации скорости?
- Для Вас, ваша совесть должна быть таким прибором! Я не собираюсь Вас наказывать, господин … э-э-э … Метелин! Я взываю к вашей совести и профессиональной этике! Как, простите, я могу наказывать обывателя, когда рядом обладатели «корочек» демонстративно игнорируют правила?
Мехмет, разделяя каждое слово, нарочито спокойно, произнес:
- Я прошу прощения, и впредь обещаю строго придерживаться ПДД!
Гаишник еще с минуту потоптался с хмурым лицом, покусал губу, потом протянул документы и коротко напутствовал:
- Счастливого пути!
На лобовое стекло начали падать мелкие капельки дождя, осень вступала в свои права.… Потом была небольшая пробка, потом бабы Лизы не оказалось дома….
***
Антон слышал, как загудела «сотка» Мехмета, бросил учебник на стол и подошел к окну, проводил взглядом выезжающую из ворот машину, спустился с мансарды в кухню, пошарил по шкафам и ящикам. Постоял в задумчивости с мрачным лицом. Потом быстро прошел в спальню и стал шарить по карманам, выскребая мелочь. Выйдя за калитку, под начинающий моросить дождь, Антон остановился в нерешительности, покрутил головой, и, увидев на лавочке двух мужиков непотребного вида, уверенно направился к ним.
- Подсобите, мужики, трубы горят, а денег – кот наплакал!
- Чавой-то выглядишь прилично, а бабок нет?
- Ну. – подтвердил Антон, разжимая ладонь с мелочью.
- Э-э-э, таких финансов тебе на шкалик… Слушай, отдай нам, мы как постоянные клиенты под честное слово за эти деньги поллитру возьмем, потом вместе «раздавим»?
- Ну! – согласился Антон.
***
- Я первый, - сказал Антон, когда бутылка была принесена.
- А закусить есть?
- Закуска градус крадет – парировал Антон, изящным движением фокусника выхватывая поллитру из рук мужика и поднимаясь с лавки.
Открутив пробку Антон, одним махом, в три глотка отпил из бутылки почти половину. Мужики хором заорали, цепляясь за бутылку:
- Эй-эй, а ну не шали! Задушу! Куда? Там твоих – два глотка, а ты почти половину из ствола высадил!
Но было уже поздно, огонь потек по гортани Антохи, постепенно разливаясь по всем конечностям, медленно поднимаясь к голове. Антон повернулся и пошел к дому, мужики сыпали ему вслед оскорбления, обзывая крохобором, быдлом и другими похожими эпитетами, но Антохе было уже наплевать. Он дошел до домика поднялся в спальню и, прямо в обуви, завалился на покрывало, чувствуя, как отключается внутренний компас, и накрывает волна покоя, подступает сон. Снова теплый ветер ерошит коротко стриженые волосы, приносит запах полыни, и пыли, Антон на коне цвета вороньего крыла, держаться очень трудно, нет ни стремян, ни седла, для опоры только грива! На встречу, под копытами, мчится степь, покрытая седыми ковылями…. Всё быстрее, и быстрее, и быстрее, Антон не в силах удержаться падает … и падение превращается в полет…. Он свободно летит над ковыльной степью все выше, и выше, и вот уже можно увидеть край степи который упирается в величественную реку… и река превращается в тонкую нить… и теряется на желто-зеленом фоне…. Какая же она маленькая! – наша планета! Звезды начинают вращаться вокруг, сливаясь в, светящуюся бледно-голубым призрачным светом, сферу. Свечение тускнеет, темнеет и… темнота. В темноте начинает проявляться светлое пятно, преображается в лицо, проявляются черты. Это женское лицо, тонкие губы, чуть вздернуты по краям в снисходительно-надменной улыбке. Нос почти греческий, но с еле заметной горбинкой. Внимательные глаза светло-коричневого, почти зеленого оттенка, с длинными ресничками и со слегка опущенными краями, что делало их немного печальными. Высокий, чистый лоб и светлые, почти белые локоны волос, свободно распущенных и спадающих на лицо.
- Ты мой сон?
- Нет, я реальность.
Антон понял, что разговаривает на языке страшного гнома из снов бабы Лизы.
- И кто ты?
- Мы дравидийцы.
- Я не знаю кто такие дравидийцы.
- Атланты для тебя понятнее?
- Это все равно те, которых я не знаю!
В пустоте зазвенел мелодичный смех.
- Значит мы те, кого ты не знаешь! Но ты связан с нами! Ты нам поможешь!
- Почему именно я?
- Ты нас услышал!
- Я один не справлюсь, я могу пойти к ученым и рассказать…
- Что разговаривал во сне на гномьем языке с жителями Атлантиды?
Вновь зазвенел смех.
- Они отправят тебя к вашим врачевателям. Ты можешь рассказать всё своему другу, и стражу туманов.
- Это баба Лиза что ли?
Антон понял, что заговорил на родном языке, а женщина продолжала что-то ему говорить, но Антон уже не мог её понять, откуда-то появился гном и начал рычать и скалить зубы…
Антон от неожиданности сжался и… проснулся. Еще плохо соображая, он сел на кровати и разлепил сонные глаза, в дверях стоял Мехмет с бумажным пакетом из булочной и внимательно смотрел на Антона.
- Всё в порядке?
- Вроде бы… - с сомнением сказал Антоха
- Чем здесь так воняет? Ты чё, бухал?
Антоха закивал головой.
- Ладно, пойдем чай пить – сказал Мехмет, тряхнув для убедительности пакетом.
Круасаны-рогалики были высыпаны в стеклянную вазу, в сахарнице была насыпана клюква в сахаре. Антон расколупывал сахарную глазурь, и, морщась жевал клюкву. Мехмет наблюдал за манипуляциями друга без комментариев, вид у Антона был потерянный, было видно, что Антону очень плохо.
- Что? Паленая была?
- Хуже – самопальная! – пробурчал Антон, - и что еще хуже, видимо, с добавлением какой то дряни – типа дихлофоса…
- А я предупреждала, Мишенька, в холодильнике должно быть всё необходимое – чтобы дрянь-то не пить! – в дверях кухни в мокром плаще стояла баба Лиза – без меня чаёк-то пьёте с моими рогаликами. Ай-яй-яй.
Мехмет мгновенно покраснел, как будто его поймали за чем-то неприличным, и начал оправдываться за все сразу, и за холодильник, и за рогалики, и за то, что оставил друга, и что долго ездил. И, наверное, еще долго бы бормотал, если бы баба Лиза его не прервала:
- Брось, Лучше чаю налей, а то пока ты бормочешь, Витенька с клюквой закончит и за рогалики примется, будет узюм выковыривать.
Мехмет вытаращился на бабку:
- Там же нету изюма!
- А енто ты ужо ему будешь объяснять, после хлорофосу-то! А ты, Сереженька, молодец, что меня позвал. Да как сумел-то! Сквозь туманы-то!
- Там что, в самогонке хлорофос был?! – у Мехмета опять начинали вылезать глаза.
Антон тоже «вынырнул» из глубины своего подсознания, с трудом начиная соображать – что твориться вокруг, перестав ковырять клюкву.
- А я-то почем знаю? Отрава – отрава и есть! - Баба Лиза подошла сзади к сидевшему за столом Антону и положила правую руку ему на голову, а левую на плечо. Антон замер. Лицо его, и так неестественно воскового цвета, пройдя все оттенки серого, стало землистым. Антон сорвался со стула и побежал в клозет, зажав рот, пытаясь руками остановить рвотные позывы.
- Всё на пользу, все на пользу! – пробормотала баба Лиза
***
Антон, с бледным лицом, на кухне пил капустный рассол, а остальные все таки – чай с круасанами.
Антон рассказал о своем сне и хотел услышать какие-то объяснения. Мехмет сразу отмахнулся, мол, сам ничего не понимаю. А баба Лиза хмурилась и молчала, прихлебывая чай. Но Антон наседал, и баба Лиза сдалась:
- Много я тож не скажу – не ведаю, одно знаю – жили на земле великаны и управляли миром, но что-то у них не заладилось, и взялися оны бить дружка дружку.…. Ну, чаво я буду рассказывать – коли сама того не видала, а вот только прабабушка моя сказывала, что побили оны дружка дружку под чистую, но осталися на земле ихные потомки. Полулюди – полубоги. Токмо в нас – в волхвах да кудесниках – больше божественного от старых богов, которые до атлантов на земле да в небесах обреталися! Даром, что они за туманы без ворожбы ходили, а мы так не могем. Зато заглядывать за туманы я и без них могла… .
- Сказки какие-то рассказываешь, тёть Лиза! Волхвы! Кудесники! Ну ладно атланты… но кудесники!! – Это какая то …
Антон не успел договорить, баба Лиза что-то щепоткой вынула из кармана, видимо порошок, и бросила в лицо Антона, и Антон мгновенно потерял дар речи – он открывал рот, шлёпал губами, а изо рта вырывалось только невнятное шипение.
- Ишь, разболтался! Посиди, да молча послухай. Что за манеры – старших перебивать! В атлантов он верит! А в меня не верит! Вот я тебе задам!
Антон захлопнул рот и попытался прочистить горло:
- Кхм – кхе. – Вроде всё было нормально, и он решил продолжить, но из горла снова вырвалось только шипение.
- Не говори, если головой не работаешь, а подумаешь, тогда заговоришь. – прокомментировала баба Лиза.
- Сказки – не сказки, а только тяжко придется… Идти придется в новгородскую губернию, в самую топь.
- Зачем? - Неожиданно прорезался голос у Антохи.
- В самую точку спросил! Я и сама не ведаю ЗАЧЕМ! – повисло напряженное молчание.
Антон, не отрывая взгляда от бабы Лизы автоматически отодвинул стакан с капустным рассолом, мешающий брать круасаны, ближе к Мехмету, взял круасан, откусил, и стал сосредоточенно жевать. Мехмет же, не глядя, взял стакан с рассолом и отхлебнул, с трудом проглотил, сморщил физиономию и, недоумевая, уставился на стакан.
- Не понял! – сказал Мехмет.
- Чаво, милок, не понял? – поинтересовалась баба Лиза.
- Антоха! Ты чего мне свой рассол подсовываешь?
- Ой, извини. – смутился Антон, забирая стакан и запивая недожеванный круасан рассолом, при этом морщась сильнее друга.
- Всю Тартарию обойти придется. Пока клинок не найдем – за туманы соваться не разумно… да и опасно, только никому не ведомо – как всё будет.
- А что за клинок? Меч-кладенец? – спросил Антоха и захихикал.
- Опять пошипеть хочешь?
Антон мгновенно заткнулся.
- Мишенька, тебе вместе с Сереженькой сходить надобно, один Антошенька дороги не найдет, - баба Лиза поправила сарафан подмышкой и добавила – Он же не занимался … как там… шут его вспомнит … а! спортивным ориентированием в пустыне … - Мехмет, в который раз вытаращился на бабу Лизу – А евоный внутренний компас против блуда болотного – нет ничто.
Теперь и Антоха вытаращился на бабу Лизу. Баба Лиза посмотрела сначала на одного, потом на другого и проворчала.
- Удивляюсь я на вас! Как с вами говорить, коли слова до вас доходят будто бы, и правда, пехотью с котомкой за спиной!
Баба Лиза засобиралась домой. Пояснять ничего не стала, сказала лишь что на следующий день поутру выезжать на маловишерскую топь, а где это – сами поймете когда попадете, и ушла.
***
Навигатор сдох еще до новгородской губернии, дальше ехать пришлось по языку, который мог и до Киева довести, но пока грозился довести до дурдома. Мыслимое ли дело – два мужика на машине спрашивают у путников как проехать на болото, на котором заблудиться можно.
Малая Вишера – городок небольшой, рассеченный надвое железнодорожной линией. Друзья стояли недалеко от вокзала и ели шавЕрму, недоумевая, чем она отличается от традиционной шаурмы, но вроде бы вкусно…. Антон ворчал, что всё это баловство, даже хуже, дурь! Искать какие-то глупости по наущению сумасшедшей старушки, впрочем, слово «сумасшедшей» вслух не произносилось, даже после таких мыслей Антоха, на всякий пожарный, прочистил горло – Кхм, кхе – убедившись, что всё в порядке. Главное непонятно для чего!
К друзьям незаметно подошел сухонький, но живенький старикашка, с плешиной во всю макушку и непокрытой головой, в брезентовом дождевике и с тощим брезентовым рюкзаком.
- Мир вам, люди добрые. Вижу не местные?
Антон от неожиданности аж подпрыгнул, а Мехмета трудно было застать в расплох:
- А ты, дядя, поди, всех знаешь?
- Так, почитай, уже … - дед пошевелил пальцами, пожевал губами, возведя очи к небесам – да-а-авно живу.
Антон, нахмурясь, заворчал:
- Шел-бы…
- Погодь, погодь – остановил его Мехмет – дядя …
- Ваня – перебил его старикашка.
- …Дядя Ваня, а места ты здешние знаешь?
- А как же ж! А что интересует?
- Да, в болото нам надо…
- В клюкву? А то чернику да гоноболь поздновато будет. Это проще по утру на большак, там газончик с будкой собирает, и, почитай к самому мху везет, с народом ушел, с народом вернулся, а плата – бидончик клюквы, всё по честному, без обману.
- Не, нам с народом не с руки будет, нам бы по болоту самим походить.
- Чаво это? Грибов, что ли? Так теперь поздно, одни лозянки остались… Или вы войну покопать решили – так я не советую – местные не одобряют, да и фараоны узнают – одними деньгами не откупишься, еще и дело навесят. Потом прекратят, как будто добровольная выдача, но в базу попадешь – как какая-нибудь операция у их там, или вихирь-террор какой-та, так первым делом к тебе в сарай – войну искать – динамиты, патроны, и всякую фигню, а не найдут, так отправят на болото искать!
- Не дядя …
- Ваня … снова перебил старикашка
- Ну, я и говорю, дядя Ваня, нам в особенное болото надо, где заблудиться можно.
- Так у нас, почитай, в любом болоте заплутаешь, коли не знаешь…
- Нет, дядя, нам …
- Ваня …
- … Что? – не понял Мехмет.
- Ваня, говорю, Дядя Ваня! Зовут меня Дядя Ваня!
- Так я и говорю, дядя Ваня, нам болото с блудом надо!
Дядя Ваня после этих слов даже съежился, волосы, обрамляющие его плешину, как будто встали дыбом, он пригладил их руками и надел брезентовый капюшон, мгновение помедлил, потом снял его и спросил:
- А вам зачем?
- Занадом! – вставил свое слово Антоха и насупился, как хомяк на орехи.
Дед тоже насупился и видимо хотел обидеться, но положение исправил Мехмет:
- Дядя Ваня, ты не обижайся мы ученые уфологи. Мы на зеленых человечков охотимся.
- Это вам хе-хе к бабе Лизе надо!
Мехмет с Антоном переглянулись, и, не сговариваясь, сплюнули через левое плечо. А дед развеселился:
- Чаво это вы так спужалися? Никак, знакомы с бабелизиным самогоном?! Вот у её там и человечки, и кони, и белочки хе-хе! – дед сделал паузу, а потом продолжил – Ну, вопчем, можно и хорошей самогонки достать у Верки миллионщицы, та марку держит, не бадяжит, но чужим не продасть!
- Ну, на чем сговоримся, чтобы ты, дядя, нас …
- Ваня! Видать, ты, паря, совсем плоховат, имени запомнить не можешь!
- Кхм, дядя Ваня, ну так, как?
- Литру веркиного самогону, и багульника с того мха принесешь, коли вернуться доведется, договорились? Только самогон передОм, а то, не ровен час, не вернетесь…
- Ну ты! Дядя! – вспылил Антоха – Ща как приложу! – и поднес кулак к лицу дяди Вани.
- А ты, мил человек, не пыли! – немного отстраняясь от антохиного кулака и криво ухмыляясь сказал дядя Ваня – Ты чаво хотел? Там до сих пор взвод эсэсовцев бродит! До сих пор! А ты сам туда лезешь, и чего-й то хотиш!
- Ну, всё! Вперёд самогон, значит вперед. А завтра и нам литру хорошего самогону принесешь, ну и еще, если чего сам придумаешь. – Мехмет протянул двадцать баксов, – Хватит?
- Это чаво? ДалАры? А на наши – это сколько?
Мехмет быстро произвел расчет, по курсу, после чего дядя Ваня сказал:
- Добавь!
Мехмет протянул еще десять баксов, со словами:
- Ночевку обеспечишь и утром такси до места!
***
Ночевать устроились у дяди Вани на русской печке, машину тоже к нему во двор загнали, поужинали печеной картошкой с солеными огурцами и домашней сметаной, дядя Ваня пропустил стопку самогонки, друзьям тоже налил:
- Возьмёте?
Мехмет сперва не понял вопроса, а когда дошло, что предлагают выпить – отказался, а Антон опрокинул стопку, вздрогнул и полез на печь, на ходу догрызая огурец. Мехмет с хозяином остались сидеть за столом, Мехмет пил чай с черничным вареньем, а дядя Ваня допивал разлитую по рюмкам самогонку. После четвертой стопки дядя Ваня порозовел, Мехмет стал сомневаться, что дядя Ваня к утру налижется и срежется, и никуда они с утра не пойдут – не поедут. Но дядя Ваня будто услыхал его мысли, достал из кармана пластмассовую пробочку времен молодости Мехмета, заткнул ею стеклянную бутылку-чебурашку, а бутылку сунул в стол, при этом бормоча – как будто оправдываясь:
- Я один таких – три засадить могу, и без всякого вреда, но смотришь ты на меня – и меня стыд, что ли, забирает. Быдто я лакаш какой та! Хмм, странно – ни вжисть такого не былО!
- Да не журись ты, дядя Ваня, завтра нас справишь и добьёшь. Ты лучше скажи – пробку для бутылки со старых времен сохранил – смотрю она у тебя новенькая, беленькая!
- Да ты шо! У меня в серванте вона с тех времен две лежат! Тожа новенькие – ни разу не пользованные, в сахарнице, так оны, мать ё, всёж-таки пожелтели да засохли – как деревянные, а эти, - Дядя Ваня вынул из кармана еще три таких же пробки и протянул Мехмету – видал?!...
Пробочка выглядела действительно как будто только с конвейера.
- Откуда?
- С того самого болота, на которое вы завтра собираетесь.
- Можно возьму одну себе?
- Ды чаво уж там, бери! – махнул рукой дядя Ваня.
Повисла пауза. Мехмет внимательно рассматривал пробку, понюхал – она пахла не то спиртом, не то пластмассой. Дед прервал молчание
- Не ходили бы вы туда! Гиблое место!
- Не каркай! – Мехмет подкинул пробку на ладони – сам то, небось, ходил? Или кто вынес тебе это?
- Зря смеешься! Я совсем на другой мох пошел за грибами и заблудился в трех соснах. Долго плутал… Я до пятнадцати дней ещё считал, потом бросил, дней двадцать пять ходил, точнее, блудил, а когда вышел, всего восемь дней прошло, я рассказывал, а надо мной только смеялись. Я в том болоте выход искал – всяко пробовал, и по пенькам в одну сторону шел, и на звук дороги пытался идти, а всё назад вертался, когда блуда поймаешь, то пока леший не отпустит, не выйдешь, а вышел я тогда как раз через тот самый проклятый мох! Мне потом племяш карту в тернете показывал, так по той карте выходит, что я за восемь дней скитания через асфальтированный большак перешёл и не заметил!
- А про пробки расскажи.
- Так вот когда я плутал, вода–еда кончилась, на ягодах долго не протянул, от ягод рвать стало, пытался гнезда разорять, так там все яйца с птенцами, организм может и принял бы, но с души воротило, как с яду. Хотел отравиться, думал, наемся травки болотной ядовитой и во сне окочурюсь без мучений, так после первого разу я вообще в себя пришел, потом дня два без сна с ясным разумом по болоту бродил… а после второго раза организм не принял всё вышло… С болотной воды открылся понос, вот после этого я и дни считать перестал и соображать стал плохо. Обессилел совсем, только пить хотелось, но чем больше пил – тем больше несло, и тем больше пить хотелось! Как-то валялся совсем без сил, в беспамятстве, глаза открываю, а на меня мужик в зеленой пятнистой форме смотрит, в каске, с автоматом – с немецким! – и бормочет вроде как по немецки, «шайзе», да «швайн», а у меня сил нет даже слово сказать, не то что шевелиться, он на меня ствол направил, чего-то пощёлкал, и тут его окликнули «Ганс!» и еще чего-то, а он – «я, я», потом плюнул мене прямо в харю, и сказал чевойто, я расслышал только «тот!», мол «мёртвый!» или «сдохнешь!», повернулся и ушел. А я обратно вырубился, а в себя пришел – мужик в фуфайке (хотя тепло было) меня водичкой полил, да флягу к губам поднес я глонул – спирт разбавленный да с травками – кабы не с болотными… А он меня спрашивает «Немчуру видал?» я кивнул, да рукой махнул, он – «Туда пошли?» я опять киваю, а он положил возле меня две фляги, да на лист лопуха сухарей четыре штуки: «Вертаться будем, заберем, так что терпи, браток. Сухари все сразу не ешь – помрешь! Извини что мало – сколько смог!» и кому-то за кустами: «Были они здесь, значит, правильно идем – нагоним, вперед!». Во флягах – в одной пару глотков спирта было, в другой – пол фляги воды. Сухари – что те кирпичи, рассасывать одного хватало на день, вот с них я поднялся и пошел, заметил еще, что ни птиц, ни зверя в том месте не было. Потом набрел на кучку бутылок правда, без этикеток. Аккуратно сложенные возле пня, а на пне вот эти самые пробки. Я бутылки проверил – пустые, только в одной наш родной самогон один глоток. Я пробки в карман. Вообще я там много чего видал, и развалины какие-то, и обломки самолетов, немецкого и советского, танки подбитые, буровая установка … среди леса, даже среди болота … как её туда заволокли? Ну, вот та-а-ак …. Потом заметил, что снова птички стали чирикать, а потом из кустов хозяин леса морду высунул, да как рявкнет! Я, с перепугу, как заяц, большими скачками (откуда и силы взялись) как рванул, ну и почитай тут же и на дорогу выскочил, чуть под автобус не угодил, они меня еще брать не хотели, вонял я гораз сильно!...
Дядя Ваня достал из тумбочки стола поллитру, плеснул себе стопку, выпил, поднялся, и, со словами:
- Ты ложись, отдыхай, а я быстренько по делам, и тоже спать. – ушел из избы.
***
Антон проснулся в шесть часов, ни Мехмета, ни дяди Вани в избе не было. На столе лежал хлеб, и нарезанный домашний сыр. На электроплитке стоял не успевший совсем остыть чайник. Съев кусок сыра, и, запив его теплой кипяченой водой, Антон вышел на улицу. Во дворе, рядом с мехметовской Ауди стоял Урал с люлькой, возле которого Антон и нашел Мехмета и дядю Ваню. Они о чем-то спорили, заглядывая в люльку мотоцикла. Антон подошел и тоже заглянул в люльку, там лежали две пары болотных сапог, две офицерские плащ-накидки, еще какие-то походные принадлежности, и куча стрелкового оружия! Оружие, несомненно, времен Великой Отечественной войны, но в отличном состоянии. И было кое-что ещё. Запах! Точнее – вонь! Из люльки воняло дохлятиной! Антон зажал нос:
- Это чего так воняет?!
- Это воняет обряд возвращения с проклятого мха, который дядя Ваня настойчиво предлагает взять с собой, чтобы отпугнуть Чисайна…
Антон знал, что на восточных наречиях Чисайна называли лешего.
- Не понял, вонь-то откуда?
- Проще говоря дядя Вова…
- Ваня! Ваня! Меня зовут Ваня! И не возьмете с собой амулет – беда случится!
- Вот раскаркался! Он предлагает взять с собой на болото дохлую черную кошку! Я не могу уже, отказывается вести нас без этого! – у Мехмета глаза метали молнии!
- Вы во сколько поднялись? Чего вам не спиться? – Антон как будто уже забыл про возникший конфликт, отвернулся и пошел в избу. В избе, с выражением отвращения на лице, Антон достал из тумбочки стола бутылку самогонки, плеснул на руки, сполоснул, потом из горлышка отхлебнул, сполоснул рот и, открыв дверь, сплюнул на улицу. Вернулся в избу, его мутило. Он сел на лавку и закрыл глаза, вдруг дунул ветерок и послышалось ржание лошадей… Антон испугался: «только не сейчас! Баба Лиза! Только не сейчас!» Мгновенно, перед мысленным взором Антона, возникло лицо бабы Лизы. Старушка улыбнулась, и отчетливо сказала «Не сейчас, но скоро. А кошку не берите! Только разозлите силы!» - и всё схлынуло, как и не было, ни ветерка, ни тошноты, ни бабы Лизы! Антон открыл глаза, хмурое утро… ничего вроде не изменилось. Встал, пошарил по ящикам стола, нашел пустой целлофановый пакет, надел его на руку и вышел на улицу. Не обращая внимания на спорящих, подошел к мотоциклу, пошарил в люльке рукой, обернутой целлофаном, извлек источник вони и, раскрутив его за хвост запулил за задний двор. А для хозяина дома прокомментировал:
- Еще раз приволокёшь – жрать её заставлю!
Дядя Ваня замер с открытым ртом, глядя на Антона, потом перевел вопросительный взгляд на Мехмета, а тот, пожав плечами, заверил:
- Этот заставит!
Дядя Ваня обиделся, обиду пришлось прощать деньгами. Да и за экипировку необходимо было заплатить…
***
Миша вошел в лес первым, по словам дяди Вани, мох начинался за перелеском примерно в километре. Антон шел следом и бормотал, что он не понимает что, где, и, вообще, зачем они должны искать. Мехмет молча шел вперед, но мысленно он полностью соглашался с другом. Лес начал редеть, под ногами захлюпала вода. Всё, дальше болото.
- Куда дальше? – спросил Антон.
- А я знаю? Ты больше должен знать, тебе путешествовать, я тебя сопровождаю, пока ты за туман не ушел…
Из-за деревьев вышел человек неопределенного возраста, судя по бороде и сутулой осанке – старик. Одет он был в старый, грязный, местами драный, ватник, холщевые драные штаны, заправленные в новенькие резиновые сапоги, которые как-то выделялись из общего гардероба. На голове была одета фетровая шляпа, тоже затрапезного вида. Черные волосы и борода были давно не мыты и не чесаны, и торчали в разные стороны. За спину был заброшен солдатский вещмешок, по виду пустой.
– Товарищи! Товарищи… военные! Помогите выбраться к жилью! – мужичёк побежал в их сторону махая руками.
- Что? Заблудились? – спросил Антон подбежавшего и тяжело дышащего мужика, а Мехмет тут же добавил:
- Давно потерялись?
Мужик как-то ссутулился, наклонился, и плечи его задергались.
- Да он плачет! – сказал Мехмет, сбрасывая с плеча рюкзак, вынимая оттуда флягу с веркиным самогоном и протягивая её мужику:
- На-ка хлебни.
Мужик схватил флягу и, опрокинув её в рот, сделал два судорожных глотка, на третьем поперхнулся и закашлялся.
- Кху-кху-кха… я думал вода!.. кхе-кхе.
Теперь уже Антон протянул мужику флягу:
- Вот вода.
В глазах мужичка действительно стояли слёзы. Сделав несколько глотков и отдышавшись, мужик сказал:
- Я с начала августа здесь выйти не могу, а сейчас сентябрь начался, или .. какое число?
- Середина октября.
- Да ну, не может быть! Не мог я не заметить… Я бы сдох от голода!
Друзья рассматривали мужичка, и каждый постепенно начинал представлять весь ужас его положения. Антон протянул ему кусок хлеба и вареное яйцо. Мужик взял, однако без суеты и поспешности, но съел быстро, даже не очистив яйцо от скорлупы.
- Так вы знаете, как выйти?
Антон махнул рукой в сторону, откуда они пришли и сказал.
- Примерно километр до дороги.
Мужик тут же повернулся и пошел в указанном направлении, ничего не сказав, не поблагодарив. Прошел примерно метров пятьдесят, остановился, повернулся и крикнул:
- А вы чего тормозите? Пошли быстрее!
- Не, мы только пришли!
- Не суйтесь туда! Пошли со мной!
- Не, нам на болото…
Мужик отвернулся и уже не пошёл, а побежал, не останавливаясь и не оглядываясь
- Может, в натуре, айда назад?
- Поздно. – сказал Мехмет, глядя куда-то в сторону болота.
Проследив взгляд друга, Антоха тоже увидал, на некотором удалении (правильно оценить расстояние не получалось) на болоте виднелся силуэт в дождевике, с ППШ на плече, подающий друзьям недвусмысленные сигналы. Короче, он махал им, чтобы они подошли.
- Пора принимать окончательное решение – или вперед, или назад. – сказал Мехмет, - Что-то мне подсказывает, что если мы пойдем сейчас к этому… то в этом месте мы с болота выйти уже не сможем.
- …Костром пахнет… - не в тему ответил Антон, подбросил рюкзак, поправляя лямку, и пошел в сторону машущей фигуры.
Мехмет, на всякий случай, поправил выбранный у дяди Вани в люльке и заткнутый за пояс под дождевиком «ТТ», и зашагал за другом. Мехмет был уверен, что в данной операции (именно «операции», и не просто, а, как считал Мехмет, спецоперации в рамках работы несуществующего уже спецотдела МГБ) ведущая роль принадлежит Антохе, а сам он только сопровождающее лицо, но время покажет, что в этом мире не все так однозначно.
***
Старый партизан вел друзей болотными тропами на секретный партизанский остров. Разговаривал он с Вологодским окающим акцентом, и звать его было – Партизан, а на вопросы друзей о настоящем имени он ответил:
- Настоящее… то бишь, секретное имя даже командиру знать не положено – так баба Лиза говорит! Так что называйте меня Партизан.
Друзья переглянулись
- Какая такая баба Лиза?
- Та самая! – ответил Партизан – вы еще много чего узнаете и удивитесь, но пока – не положено. – после этих слов проводник стал максимально немногословен.
А удивляться уже было чему! При встрече Партизан, оказалось, встречал именно их, при этом назвав их по именам.
Болото изменилось, пропали птицы, стало сравнительно теплее, это вроде плюс, но дышать стало тяжелее, стали подниматься испарения… Через два часа утомительного шагания по болоту они пришли.
Вышли на достаточно сухой остров. Партизан вывел их на поляну, на которой всё было похоже на стоянку партизанского отряда, землянки, кострище с большим котлом в центре, бородатые мужики с ППШ и немецкими автоматами системы «маузер», дополняла зрелище санитарка в белой косынке, развешивающая у дальней землянки перевязочный материал белого цвета а некоторый – (О ужас!) с красными пятнами крови, зелеными пятнами зелёнки и коричневыми пятнами йода. Антона от такого пейзажа передернуло. Друзей завели в землянку в центре поселения. Со света было темновато, в землянке за столом сидел мужик, лица было не разглядеть.
- Добро пожаловать, как добрались?
Мехмет мгновенно узнал голос:
- Во-о-о-р-о-о-от! – заорал он, а потом осёкся и чуть сдержаннее – Товарищ полковник! Алексей Иванович!
- Спешу тебя огорчить, Миша, уже генерал-майор!
- Ха! Я искренне поздравляю!
- Ну, и на том спасибо!
- Алексей Иванович, мы снова в деле?!
- Ну, думаю, да! А теперь отдохните с дороги, определитесь с жильем и к обеду милости прошу за общий стол.
***
После обеда генерал и друзья сидели за столом на открытой площадке на краю поселения. Генерал пытался, на сколько сам понимал, объяснить, что твориться и какова задача их группы, а также пытался ответить на многочисленные вопросы Антона и Михаила.
- На этом болоте без особых проводников нас вряд ли кто-то может найти. Кроме того электроника здесь глючит, значит современные навороты бесполезны, есть конечно и проблемы…. Ну, например, каратели, они регулярно прорываются на это болото сквозь туманный проход, и нам приходится их выгонять, точнее содействовать разведгруппе МГБ времен войны… Это очень редко но, регулярно. Связь с внешним миром только через посыльных. Пробовали почтовых голубей, результат получился плачевный: некоторые птицы просто исчезали, а большинство прилетали не по срокам, ну, то есть, выпущенные позже иногда обгоняли выпущенных раньше, или выпущенные раньше отставали, и на много…. Путаница получается.
- А бинты окровавленные, это – фашисты? Ну, в смысле, боевые действия… боевые потери? Да? – Антон, казалось, ничего не слышал из того, что говорил генерал, глаза парня были какие-то потерянные.
- Какие бинты? – не понял генерал.
- Ну, эти… в конце деревни, у крайней землянки, там, где санитарка … в белой косынке с красным крестом на лбу.
- Там у нас прачечная, Анастасия Павловна всегда в беленькой косынке, сзади подвязанной, ходит. Но красного креста у неё нет. А на веревках сегодня простыни сушились… Подожди-ка, там сегодня мои простыни сушились, красивые такие, с огромными маками, ты про них толкуешь что ли? Ха-ха! Ну ты, паря, даешь! – генерал хохотал от души, а потом спросил у Мехмета – часто с ним такое?
- Бывает иногда. Послушай, Алексей Иванович, а цель, вообще, какая? Что мы вообще тут делаем. Со слов бабы Лизы основной ударник – Антон, а я его только провожаю до тумана, вот так!
- Концепция меняется, Мишенька! Основные, как ты выражаешься, ударники, как раз – ты да я, да мы с тобой. А Антошенька – просто проводник, или ключик, потому беречь его – как кодекс строителя коммунизма!
Генерал достал пачку сигарет «Столичные», вынул одну, покатал в пальцах, понюхал и сунул обратно в пачку, а пачку спрятал в карман, после чего продолжил:
- В общих чертах, ситуация такая, наши потомки доигрались с генами, клонированием и прочими научными штучками, все пытались вывести суперлюдей, точнее «денежные мешки» хотели сами стать таковыми и еще искали бессмертие. Что-то там у них пошло не так, и теперь в будущем человечество умирает. Они узнали, что есть какой-то артефакт, с кодом спасения, оставленный истинным всевышним, или богом, или учителем, как он только не назывался, который был еще в дохристианский период….
- Это Атланты! Я знаю! – вставил свое веское слово Антон.
- Достал ты своими Атлантами! – буркнул Мехмет.
- Нет, Антон, послание оставил истинный, как я считаю, чистый вселенский разум. А вот Атланты – это как раз наши потомки, которые в отчаянных поисках спасения, не найдя ничего подходящего в своем загубленном мире, решили отправиться на поиски в прошлое, и у них даже получилось переправить некоторое количество своих суперлюдей в далекое прошлое. Там они еще и умудрились перессориться, не сойдясь в методах поиска, разделились на два (а может больше) противоборствующих лагеря, и в результате боевых действий просто поубивали друг друга. В результате спасти будущее не удалось, и нам придется исправлять всё, что наковыряли наши потомки в прошлом, с надеждой, что всё будет правильно!
- Алексей Иванович, а чего мы тут на болоте, чего прячемся-то?
- А вот почему: Потомки в прошлом наследили, оставили документы, поясняющие какого хрена им надо в прошлом. А эти документы попали не в те руки. Артефакт-то, который они искали, силой обладает, не малой. И всякие фанатики пытались его найти и использовать в свою пользу, чтобы мир поставить на колени. Ну, Аненербо, например, - это у Гитлера, а этих гитлеров… - и тимерланы, и мамаи, и тевтонцы, и тамплиеры, и чёрте знает кто, словом – как вшей у тифозного.
Антоха, после этих слов, с суеверным ужасом на лице, зачесался, Воротников хохотнул, похлопал парня по плечу и продолжил:
- И, вот, не очень понятно, не то мы на них охотимся, да проход через болото держим, не то они на нас охотятся, а мы на болоте прячемся… Ну ожидать надо, чего только в голову взбредёт! В общем, как в старые годы, в полной боевой готовности, застава в ружьё! – Ворот, для убедительности, хлопнул ладонью по струганным доскам стола. Антон от неожиданности аж подпрыгнул.
***
Партизанский лагерь жил своей жизнью, кто-то заготавливал топливо, уходили группы охранения, кто-то занимался физ.подготовкой.
Антон спросил у Воротникова:
- А кто все эти люди?
- Об этом точно даже политрук с начальником штаба не знают.
- Как же так? А вдруг лазутчик?
- Я не смогу, наверное, объяснить, но попытаюсь. Само положение, само существование данной общности абсурдно! Понимаешь? Как это у классика? Этого не может быть, потому что … и т.д. и т.п.. Но это есть. А вот наличие здесь лазутчика – это вполне логично, потенциально возможно, и именно поэтому он здесь появиться не сможет! Хошь верь, хошь не верь! Демагогия – это сильная наука! Ну, а, по логике сам сюда ни кто не приходит, по крайней мере, после меня. Приводят проводники. Кстати, как вам дядя Ваня?
- Это что, тоже проводник?
- Хе-хе, это гораздо важнее проводника. Он первый рубеж, проверка, если угодно - фильтр тех, кто пытается пройти в топь со стороны Малой Вишеры, ну, по мере возможности. О вас он, например, был предупрежден.
Мехмет, до этого не вмешивавшийся в разговор, вдруг плюнул и выругался:
- … Ё … Дядя Ваня! Твою дивизию, твою…. Он же, гад! Деньги с нас содрал. Ну ладно за товар! – Мехмет хлопнул себя по поясу, где был спрятан ТТ – так он же еще обиженного изображал! Кошку дохлую приволок! Цену набивал!
- Ха-ха-ха – генерал смеялся до слёз и приговаривал – Ай, да, дядя Ваня! Молодец! Старый подпольщик! – насмеявшись, он успокоил Мехмета – Не пыли, старлей, дядя Ваня не на зарплате! А у тебя деньги казенные! А в остальном, он просто молодец! Конспирация – не подкопаешься!
- Подождите! – привлек к себе внимание Антон – Вы сказали «прикрывал со стороны Малой Вишеры», а вообще, много откуда можно зайти?
- Вот, старлей! Учись у своего друга улавливать суть вещей! Это самый важный вопрос! Так вот, с этого болота можно выйти практически на территории всей России, а точнее по всей Евразии, только Индия и Ближний Восток закрыты, почему – не знаю. Но, думаю, дело, каким-то образом связано с шаманами, дервишами, и тому подобное. Но! Главное! Временная константа не постоянна. Выйти можно не в настоящем, а, как говорит баба Лиза – за туманами! А говоря проще – хрен его знает в каком времени. Стабильных выходов около пяти или семи, один стабильно в 1942 год, оттуда постоянно прорывается одна и та же группа фашистских диверсантов и следом наши разведчики, направленные на уничтожение этой группы. Есть выход в Монголии 1358 года…
- Алексей Иванович, ты говорил про маньяков-фанатиков, к которым попала информация про артефакт, они его ищут, мы его ищем, ну, интересы пересекаются, а на нас они… ну эти, фанатики-маньяки, не нападут? – лицо у Антохи выражало детское смятение – Если нападут, то их убивать надо будет?
Воротников вдруг стал серьезным, внимательно посмотрел в глаза Антона, как будто заглянул на самое дно Антохиной души. Антон почувствовал себя неуютно, и, как то, съёжился.
Ворот отвел взгляд, посмотрел куда-то в даль, над лесом, и как-то, по отечески, не громко, произнес:
- Ты, Антошенька, слушайся меня, зря наперёд не лезь, а я постараюсь тебя уберечь, авось обойдется. – и еще тише пробормотал – Добре, что не испугался, будет толк. Его бы на погружение….
- Чего? – не расслышал Антон окончание фразы
- Всё нормально. – ответил Ворот. – Пойдемте в штаб, там, кажись, вестовой прибежал с дальнего прохода…
Возле штаба стоял мужичёк, с охотничьим ружьем на плече, в расстегнутом полушубке домашнего пошива и … в новеньких резиновых сапогах…
- Иваныч, слушай, а откуда у народа, у преобладающего большинства, эти нулевые резиновые сапоги, они чё, все в одном универсаме отовариваются? – Мехмет разглядывал обувь «вестового».
- Ага! В одном болоте … этих сапог по болоту – как тезисов в научном коммунизме!
А услыхавший разговор «вестовой» возмутился:
- А ты, паря, мне прикажешь по болоту в моих валенках тащиться?
- Боже упаси!... замахал руками Мехмет.
А «вестовой» продолжал:
- Я когда в сырость зашел, валенки намокли, каждый наверное пуда по три весу стал, а тут, возле куста, смотрю, коробка картонная, заглянул – там пар десять сапог, и все аккурат моего размеру. Я валенки на сучок повесил, на обратном пути заберу…
Антон, понизив голос, обращаясь к Воротникову, произнес:
- Одежонка-то не по сезону, чего он так утеплился?
Воротников с прищуром посмотрел на Антона и, неожиданно перейдя на феню, сказал:
- Ты, в натуре, не догоняешь, или хохмишь? – и, выдержав паузу, продолжил – Я тебе здесь чё, всё это время порожняк, что-ль, толкаю? Они, в натуре, по беспределу по времени шарятся! Век воли не видать! У этого – Ворот кивнул на «вестового» - сейчас колотун не хилый, вот он и нацепил клифт с подбойкой. Врубаешься?! Зима у него! А у нас осень!
Антоха закивал головой, таращась на Воротникова как на диковинную зверушку в зоопарке: и страшно, и интересно. А Мехмет, заметив немую сцену, тихонько подошел к Антохе сзади, и к-а-а-а-к ухнет, почти в самое ухо! У Антона сработал рефлекс, он мгновенно сгруппировался, и, приседая с разворотом, влепил Мехмету короткий, но резкий удар чуть ниже солнечного сплетения. Мехмет охнул, схватился за живот и сел на корточки.
- Ой, прости, я не хотел!
Антон пытался поднять друга, а Мехмет прохрипел:
- Я же пошутил!
Воротников ржал как конь, веселился от души:
- Ха-ха-ха что, научил друга? Сам не расслабляйся! О-хо-хо-хо! Так ему! Чтобы квалификацию не терял!
***
Степаныч, то бишь «вестовой», сидел в штабе за столом и прихлебывал чай из солдатской кружки, и рассказывал – что его привело в отряд:
- Понимаешь, Иваныч? Я то думал что у того чекиста с головой не всё в порядке, про меч-кладенец баял, про чашу какую-то, а и делов-то было – проводником на теплое болото! У нас народ сюда не ходит, да и я тоже опасаюсь. Но тут пришлось. Мне тот чекист слово тайное сказал, да мандат выдал, я в военкомат ходил, хотел добровольцем, так военком мне такой же мандат показал, и сказал, что за меня под трибунал не хочет!
- Степаныч, ты по делу говори! – Воротников начал терять терпение.
- Так я и говорю, мне тот чекист слово тайное сказал, а я его и забыл, я-то думал что чекист того… а тут намедни приходит тётка чужая, и ну меня пытать про это самое слово, я ей поясняю, мол, забыл! А она мне это самое слово и говорит, тут я враз его и вспомнил!
- А что за слово?
- Мне его говорить не положено! А ты меня хоть режь, всё одно – не помню! Она сказала – вспомнил, и тут же забыл! Только знаю – она правильное слово сказала!
- Ну, баба Лиза…! - пробормотал Ворот.
- Точно! Лиза! Так ту тетку и зовут. Только какая же она бабка? Лет, эдак, тридцать – тридцать пять.
Ворот ухмыльнулся:
- Ну, да! Хорошо хоть не молодуха аль того хуже – подросток-малолетка к тебе приходила! Чудь это белоглазая! Ну да ладно. Говори, что дальше-то было?
- А ничего, пришла, сказала идти на теплое болото, найти Алексея Ивановича и передать, что под Архангельском сбит наш Пе-3, и сбит «Юнкерсом»!
- А год какой? – встрял в разговор Антон.
Этот вопрос поверг Степаныча в ступор
- Антон спросил – сколько годков было летчику, которого сбили – выправил ситуацию Воротников, а на Антона сверкнул глазами так, что Антоха поёжился.
- А, понятно, думаешь – юнец необстрелянный? Может быть, конечно… только я не знаю, тетка не сказала.
- Так в чем проблема – война же! – Антон не унимался.
- Ты, милок, думай! Тыл глубокий, а тут - «Юнкерс»! Откуда!
- Понятно! Дальше-то что? – спросил Ворот
- А ничего, вам и узнавать – откуда!
- И больше ничего?
- Она сказала, если какие эти… подробности! Вот! – так спросите у Сереженьки. И спасибо за гостеприимство, мне бы до заката обратно успеть.
- Не торопись, все равно не успеешь. Нас дожидаться будешь, мы без тебя дорогу не найдем. – проговорил Воротников, наблюдая, как Мехмет при слове «Сереженька» со злорадной ухмылочкой посмотрел на Антоху.
- А ты, генерал, не командуй! Сказал – до заката уйду!
Воротников вздохнул, глянул пристально на Степаныча, потом наклонился к нему и что-то прошептал на ухо
- Тьфу ты, будь ты не ладен! Ведь точно! Как я забыл!
- Так что, Степаныч, иди в дальнюю избушку, скажешь Анастасии Павловне «командир послал» – она тебе бельишко подберет, через часок банька выстоится – пойдем, попаримся и на боковую, а завтра, в первой половине дня выдвинемся.
Степаныч повесил тулуп на штабную вешалку и вышел из избушки, хмурясь и шевеля губами.
- Слово вспоминает! – сказал Ворот ухмыляясь, когда дверь за Степанычем закрылась.
- А что за слово-то – спросил Антон
- Да нет никакого слова. Он закодирован на легкое гипнотическое воздействие, а слово может быть любое. Главное то, что работать на нас он будет добровольно, без всякого гипнотического воздействия, считая, что выполняет государственное задание, чуть ли не личное распоряжение Иосифа Виссарионовича! А гипноз нужен только для зачисления нас в доверенные лица.
- Класс! А…
Ворот прервал Антона:
- А… все вопросы потом! А сейчас, Антошенька, необходимо с бабой Лизой связаться. Я же по Мишкиным ужимкам правильно понял – тебя баба Лиза Сереженькой называет?
- Я что, сотовый телефон? Кнопочки понажимал, и разговаривай?
- Попробуем найти кнопочку… - Алексей Иванович открыл штабной сейф и из его недр на свет извлек бутылку-чебурашку заткнутую беленькой пластмассовой пробочкой.
Мехмет поднялся и принес три солдатских кружки.
- Не, Мишенька, это не про нашу честь! Это спецсредство! Веркин самогон с местными травками. Это для Антошеньки.
Полкружки самогона, и в голове у Антона зашумело. Но степной ветер не приходил… Воротников отправил Антоху в баню, пока не настоялась, чтобы не перегрелся.
В бане пахло дымом. Антон слил полки и стены поддал пару и открыл баню проветриться, посидел, закрыл двери и опять сдал пару, запах дыма всё же остался. С раскаленных камней поднялось облако пара, но не рассеялось, как обычно, а сгустилось, и создалось впечатление, что Антон находится не в деревенской бане с сухим паром, а в казенной, где в парной не разглядишь пальцев вытянутой руки. Антона начало тошнить. Он в тумане нащупал полок и присел. Плеснул на лицо холодной воды из тазика, и тут понял, что на другом конце полка, на верхней ступеньке кто-то парится. Он поднялся и осторожно сделал шаг.
На верхней ступени сидела ладно сложенная молодуха и охаживала себя березовым веником:
- Чего вытаращился? Срамник! Отворотись, а то кипятком окочу! Отворотись и слушай! Другой раз повторять не буду.
Антон отвернулся и, бестолково таращась в банный туман, промычал:
- Ба…ба …Лиза?
- Так ты еще и хам! Сам ты дед! Меня, попрошу, Елизавета Микитишна! Молчи и слушай! Дойдете до урочища Захонькино, там будет ждать комиссар Гаврилин Николай Николаевич. С его отрядом проведете проверку случая с Пе-3. Не зря там «Юнкерс» крутился, может в тайге там группа «аненербо» шарится, есть вероятность что там искомый артефакт, да по сути и не в нем дело…
- А как он выглядит? – Антон повернулся, полок был пуст, и тумана тоже не было… Была тошнота … Он присел на полок, проем входной двери вдруг подпрыгнул и повернулся поперек, и стоял уже не на полу а на стене, и Антон тоже сидел, как ему показалось, прислонившись щекой к мокрой стене. Потом Антон увидел, как в дверь по стене забежал Мехмет, что-то прокричал, но Антон, почему-то ничего не услышал, Мехмет подхватил Антона подмышки и потащил к двери, и тут только до Антона дошло, что не мир перевернулся, а это он сам свалился с полка, и лежал, прижавшись щекой к мокрому полу. Тут мир еще раз подпрыгнул и ощущения верха, низа и линии горизонта вернулись к Антону с накатившей волной тошноты. Мехмет уже выволок Антоху на травку, где оный, прижавшись щекой к мокрой, пожухлой траве, и высвободил содержимое внутренностей, с мучительно болезненными спазмами желудка. После этого, почти не получив облегчения, но получив возможность шевелиться без приступов тошноты, Антон перевернулся на другой бок, чтобы посмотреть, куда скрылся Мехмет, и увидел, как на крыше из духового окошка бани, плотными клубами, валит белесый дым, и даже прорываются языки пламени. Из двери бани выскочил Мехмет, за ним вырвались клубы дыма, и вдруг полыхнуло пламя, мгновенно пожрав дым, и после этого баня занялась огнем плотно, обжигая жаром наблюдателей. Мехмет кубарем откатился от полыхающего строения, прижимая к себе Антохину куртку, и мочалку.
Почти весь отряд собрался на пожар, несли воду, песок, лопаты, вёдра, багры, но было понятно, что баню не спасти, а потому большая часть отряда просто стояла и глазела.
Мехмет сидел на земле рядом с Антоном, над которым колдовал санитар.
- А мочалку-то зачем? Лучше бы штаны этому горемычному спас! – сказал Ворот, подойдя к друзьям, и прикрывая голого Антоху полотенцем – а то ведь срам – голышом по лагерю ходить.
- Да, я хватал – что было рядом, а второй попытки не представилось.
- Партизан! – крикнул Воротников, и, мгновение спустя как из-под земли вырос старый знакомец – проводник. – Будь любезен, возьми двоих из усиления караула и организуйте карельскую баньку в палатке.
Партизан взял под козырек и, молча, растворился в толпе.
- Как же это произошло? – почесал подбородок Воротников.
- Перетопили! Труба перегрелась, крыша загорелась. – проговорил боец без гимнастерки, стоящий рядом, не отрывая взгляда от огня, и пожимая плечами.
- А кто топил?
Стоящий рядом, закрутил головой, ища кого-то взглядом:
- А, этот, Архангельский, он всё пожарче хотел, «сам стоплю!», стопил!
- А ты кто, такой знающий?
- А ты кто, такой интересующийся? – в тон Воротникову ответил боец.
- А я, мил человек, на минуточку, командир отряда, - и, не сводя глаз с бойца, при этом, немного повернув голову в сторону штаба, крикнул – Дежурный! С нарядом ко мне!
От штаба бежал военный с погонами старшего лейтенанта, с красной повязкой на правой руке, а за ним мужичек в ватнике с ППШ на перевес.
- Ну, Антоха! Змей! Накаркал – лазутчики!
Боец заметался:
- Не стреляйте! Я свой! У замполита спросите!
- Руки за голову! Лежать! Стрелять буду! – орал на бегу дежурный, и для пущей важности продублировал по-немецки – Их верде шисн! - а мужичек в ватнике уже клацал затвором.
Воротников поднял руку, останавливая стрелков, наряд перешел на шаг, но мужичек в ватнике не опускал ствол автомата, держа военного на прицеле.
- И откуда же ты такой свой? – спросил Ворот.
- Из-под Тамбова по разнарядке, интендант, вместо капитана Володько, предписание в землянке! – протараторил военный, не опуская рук из-за головы.
- А почему не по форме?
- А вы товарищ… майор?
- Ага, майор! Генерал-майор!
Услыхав это военный побледнел, принял стойку «смирно», рук, однако, не опуская. Подбежавший дежурный профессионально обшарил вояку, вынув из карманов пачку сигарет «KABINET», газовую зажигалку, солдатский белый носовой платок, и беленькую пластмассовую пробочку. Из сапога он извлек перочинный нож.
- Виноват! Товарищ генерал-майор!
Практически весь отряд постепенно собрался к месту происшествия, однако не создавая толкучки и суеты возле командира. Держались на почтительном расстоянии, встав полукругом и с интересом глазея на происходящее. Догорающая баня уже никого не интересовала. Тут протиснулся в центр Партизан, протягивая Воротникову полевую гимнастерку:
- Готова баня, командир, парок, конечно, слабоват, но помыться можно.
- Степаныч! – позвал Ворот – Иди первый. А ты – обращаясь к Партизану – посади кого-нибудь, пусть ещё камни покалят, только бы дождя не было.
- Дежурный, этого – Ворот кивнул на военного с поднятыми руками –пока в изолятор, а политрука ко мне!
- За что! Я по предписанию! Документы в порядке!
- За нарушение формы одежды! – парировал Воротников, успевший уже облачиться в гимнастерку, и застегивая пуговицу на воротнике-стоечке.
Дежурный, собрав разложенные на пеньке, вещи, кивнул мужичку в ватнике.
- Руки за спину! – скомандовал тот, и увел арестованного.
***
На столе в штабной землянке были разложены вещи, изъятые у (если верить предписанию) Колобаева Бориса Маратовича. Ворот вертел в руках пачку сигарет «KABINET», а Мехмет как завороженный смотрел на нож с рукоятью в виде лисицы. Это был он! Тот, из поезда! И не просто потому, что похож! У Мехмета нестерпимо зудел шрам на брови!
- А что не так? – Антон разглядывал предписание – Вроде всё в порядке.
- Антошенька, в том-то и фокус, какое на хрен, предписание? Здесь нет ни одного с предписанием, все по доверительным отношениям или по рекомендации, ну есть еще небольшое количество по несчастью, есть … да много кто есть! По предписанию – нет!
- Иваныч! Это по нашу душу! Это Туркестан! Персия! – Мехмет, осторожно взял со стола лисичку и показал Воротникову – эта игрушка мою бровь рассекла!
- Ты уверен?
- Я чувствую.
Кроме этого у Мехмета были еще какие-то ощущения, но он никак не мог понять, какое-то беспокойство…
Антон почувствовал запах костра и испугался, памятуя банные приключения. Покрутил головой в поисках источника дыма, и, вдруг, под окном, увидел карлика из снов, который корчил рожи, при этом целился в Антона из рогатки! Антон прикрылся рукой и начал сползать под стол. Антохины манипуляции помогли Мехмету определиться со своим беспокойством, и он заорал:
- Ложись! – падая, при этом, под тёсаный стол.
Воротников просто упал навзничь к стене, скрываясь за бронированный штабной сейф.
И тут окно разлетелось, и по стенам зашлепали пули… Работал пулемет.
Воротников распахнул дверь сейфа, доставая из него оружие и одновременно увеличивая площадь бронированной защиты. ТТ швырнул по полу Мехмету, себе взял Вальтер, огонь пулемета переместился на дверь.
- Не дадут выскочить, а будем сидеть – гранатами забросают! – крикнул Воротников сквозь треск рвущейся древесины…
Антон лежал на земляном полу и чувствовал, как мимо него пролетают жужжащие кусочки смертельного металла. «Как пчелы! На летнем лугу… с цветка на цветок…». Антон закрыл глаза, запахло полынью, жужжание стало непрерывным, ветер принес запах костра…, пчела подлетела к самому уху Антона, он инстинктивно мотнул головой и отмахнулся, и … это действительно была пчела! Сбитая рукой и упав где-то рядом, она недовольно заворчала: вж-вжжик-вжик, а потом зажужжала ровно, улетая дальше от опасности. Антон открыл глаза и тупо уставился в глубокое голубое небо… ни землянки, ни выстрелов. Он лежал на поляне под жарким августовским солнцем. Поднявшись, Антон увидел на краю поляны парнишку в суконных штанах, в лаптях и с голым торсом, загоревшего до светло-коричневого оттенка, который хлопотал у костра. Над костром был подвешен котел, в котором что-то кипело… и удивительный покой… С противоположной стороны поляны послышался топот копыт и рядом с Антоном взвилась на дыбы белая в серых яблоках кобылица. Наездником на ней восседала давешняя ладно сложенная банщица, в замшевых штанах для верховой езды, с бахромой по боковому шву, и в, вышитой непонятным орнаментом, рубахе с широкими рукавами, перехваченными у запястья резинками.
- Ох, Елизавета Микитишна? - охнул Антоха - Я что, опять дыму надышался? Опять будет выворачивать внутренности на изнанку, да?
- Я сама тебя на изнанку выверну, коли не поспешишь, быстро запрыгивай, там твои друзья в беде, а ты тут…
Лиза наклонилась с лошади, протягивая Антону руку. Антон ухватился за протянутую руку, другую, свободную, положил на круп лошади, оперся и подпрыгнул. Не ожидая силы в руке молодой девушки, Антон чуть не перелетел через лошадь, уже на скаку усаживаясь поудобнее и цепляясь за наездницу.
Когда наездники въехали в лес, пейзаж сменился - опять осень, слякоть, болото. Лиза осадила коня.
- Приехали!
- Да мы еще никуда и не ехали! – возразил Антон, оглядываясь, в надежде увидеть просвет только что покинутой поляны, но… не увидел.
Всё изменилось, впереди за деревьями виднелась партизанская база, и там шел бой, Антон оказался в тылу у нападающих. Из кустов выскочил старый знакомец – гном, и протянул Антону короткий гладиаторский меч и ржавые латы, точнее только кирасу и шлем с заклинившим забралом. Сам коротышка (только не говорите ему, что я его так называл, он злопамятный!) был закован в латы, четко подогнанные по его осанке, с тяжелым боевым топором и круглым гладиаторским щитом, хотя небольшой размер оного был как раз впору коротышке. Спешившись, Антон напялил шлем, подергал забрало, оно не опускалось…
- Хм, что ж! Пойдем на врага с открытым забралом! Пусть взглянет в глаза мои суровые! И прочтет там свою погибель!... – Антон сделал паузу – или плен?… или позорное бегство?... Не важно! – заключил Антон, разминая кисть. Клинок засверкал в его руке, выписывая невероятные пируэты, порхая как мотылек.
Посмотрев осуждающе на Антоновские финты, гном нахмурился, принял боевую стойку, и очень многозначительно ударил топором о щит.
Лиза стояла за спиной у двух воителей и медитировала. Антон покрутил головой в поисках лошади, но она как будто растворилась.
- Значит пешим порядком…
Лиза вдруг раскинула руки и, открыв глаза, сдавленно проговорила:
- Вперед, быстрее, я долго не смогу.
Антон старался не перечить бабе Лизе, поэтому тут же двинулся в сторону базы, рядом зашагал гном. Трава под ногами зашевелилась, и Антон разглядел, что их сопровождает небольшая стая мышей. Впереди уже показались осаждающие базу фашисты, ими были заняты ключевые огневые точки, и база простреливалась как картонная коробка. Там бились его друзья. Шутки кончились, в висках застучало, сердце в груди затрепетало как воробей, пытаясь вырваться из клетки, слегка мутило, в лицо дунул степной сухой ветер, запах полыни и дыма защекотал ноздри, Антон чихнул, чем привлек внимание осаждающих. Прозвучало несколько коротких команд, от группы фашистов отделилось два автоматчика и короткими перебежками двинулись навстречу Антону. Учитывая разницу вооружения время играло против Антона. «Как можно быстрее сократить расстояние до ближнего боя»:
- Урааааааа! – Антон рванулся вперед, боковым зрением заметив как рядом поднялись огромные тени, раздался дикий рёв. – «неужели гном так ревет!»
***
(диалоги на немецком языке)
- Господин оберлейтенант! В тылу, со стороны топи, обнаружены два русских. Странные! Экипировка средневековая, огнестрельного оружия не видно. Один среднестатистический, секира, щит, а второй рост выше среднего, плечи широкие, вооружен коротким мечем.
- Снимите двух автоматчиков с крайнего строения, там хватит и одного, там у русских прачечная… женщины. Латников попробуйте взять живыми, не получится – уничтожьте.
Спустя некоторое время со стороны топи раздалась беспорядочная стрельба и вопли.
- Что там? Вальтер, разберитесь и доложите!
Но ждать доклада не пришлось. Эсэсовцы, занявшие огневые позиции на окраине деревни уже бежали с воплями, беспорядочно отстреливаясь, а по следам, размахивая средневековыми «ножичками» бежали два русских богатыря в сверкающих латах, но не это было решающим! Главное было то, что два этих богатыря бежали во главе разъяренной медвежьей стаи. Фашисты были в ужасе! Ситуацией воспользовались осажденные и перешли в наступление.
***
Выстрелы затихли вдалеке на болотной тропе. Лиза уронила уставшие руки, подбородок уперся в грудь, подогнулись колени и в полубессознательном состоянии чуть набок, на сырую траву повалилась уже прежняя баба Лиза, знакомая Антону по Н. Медвежья стая вновь стала мышиной, а два русских богатыря-великана вновь стали среднестатистическим горожанином Антоном (среднего роста и среднего же телосложения) в ржавой кирасе и погнутом шлеме, и коротышкой ниже (на много ниже) среднего роста, в добротных латах. Мыши разбегались по норкам. Гном, перехватив топор за лезвие, закрепил его за спиной, туда же отправил щит, забрал выданную экипировку у Антона, и, молча, по-английски ушел в перелесок, где осталась Лиза.
Прошло почти без потерь: пропал интендант Володько, исчез арестованный Колобаев Борис Маратович, одно тяжелое ранение, два легких ранения, один фашист с сердечным приступом.
Совет партизанского отряда прошел в режиме блиц. Собрались в развороченном штабе, выразили общее мнение, что база рассекречена. Воротов распределил, кто какую команду уводит, в каком направлении. Далее занялись документацией и сборами к выводу отряда.
Антон присел рядом с Мехметом на лавку возле потухшего базового костра, взял протянутую ему фляжку и сделал три глотка и вернул её обратно. Только потом понял, что сделал это автоматически, даже не поняв, что пил.
- Что это?
- Вода… А тебе чего бы хотелось? Спецсредства из штабного сейфа?
- Да пошел ты…
- Как ты весь этот переполох устроил? Как из землянки смылся? Мы, когда из штабной землянки вырвались с Воротом, то видели медведей, или мне показалось?
- Так это медведи ревели! А я думал гном! – Антон передернул плечами – А если бы я обернулся? – медведи превратились бы в мышей, и всё бы пропало, карета в тыкву, возница в крысу… В голове прозвучал скрипучий смешок бабы Лизы.
Антон подпрыгнул на лавке.
- Ты чего дергаешься?
- Блин, про Елизавету Микитишну забыли!
Антон сорвался с лавки и стремительно направился в перелесок. Там никого не было, только спугнул пасущуюся там косулю. Бесцельно побродив по этому месту, Антон вернулся к Мехмету.
- Это всё баба Лиза устроила?
Антон энергично закивал головой.
- А как ты почувствовал, что начнется стрельба?
Антон рассказал про гнома с рогаткой.
- Да-а-а-а-а-а – неопределенно протянул Мехмет.
Антону на лоб уселся комар:
- Здесь вроде не должно быть мышей, комаров, косуль и тому подобного, а что означает их появление? – Антон врезал себя ладонью по лбу.
- Аномалия закрывается или перемещается…. А, теперь всё равно, база расформирована…
***
- Хватит мух ловить, экипируемся, солнце уже садится, потом, в темноте, будет сложно, как жуки будете копошиться. – Ворот уже был одет по-зимнему. Шапка и валенки были связаны и перекинуты через плечо. - Место сбора и ночевки – штабная землянка, ночью ожидается заморозок, окно надо завесить, да и внутри прибрать, не на щепках же спать… Шевелитесь!
Землянка-прачечная практически не пострадала. Друзья зашли в полумрак, пахнущий душистым мылом, чистым бельём, и еще чем-то неуловимым. «Полынь!» вдруг понял запах Антон. Анастасия Павловна суетилась, глаза были заплаканы. Экипировка для бойца Метелина и бойца Бурова была готова. Тельняшка, новенькая гимнастерка старого образца валенки с галошами, ватник и ватные штаны, ушанка и тулуп. К обмундированию прилагалось вооружение: винтовка с двумя обоймами патрон, две эФ-ки, каска, да поясной ремень. Винтовки пришлось сдать, группа направлялась в глубокий тыл. В штабной землянке Антохе выдали ПМ, ну а у Мехмета и так был свой ТТ…
***
Группа петляла по промерзшему мху уже третьи сутки. Степаныч ворчал, что болото изменилось, Воротников злился, но молча.
- Мы третий день ходим кругами! Степаныч темнит что-то! – Антон догнал Воротникова – сколько можно?
- Ты что, местные тропы знаешь?
- Не знаю, но я внутренним компасом безошибочно пользуюсь. Могу показать, где сейчас Н, ну или, напимер, Питер!
- И где? – Воротников достал компас.
Антоха указал направление.
- По компасу – чуть правее! Но, однако!
Ушедший вперед Степаныч остановился и наблюдал издалека.
- Ну чего вы там тянетесь, пошли!
- А ну-ка, Степаныч, подгребай, совет держать будем! – Воротник развернул планшет с картой. – Где мы сейчас, можешь показать?
Степаныч склонился над картой:
- Мох… озеро… озерко… Где-то здесь! – Проводник ткнул пальцем в точку, в пяти-семи километрах от Захонькино.
- Ну, так значит, через два часа на месте будем?
- Не, тропы нету, надо севернее, до тропы, а там уже …
Мехмет прищурился, блеснул хитрым взглядом на Ворота, и спросил:
- Степаныч! А у тебя приметка какая есть? Ну, что мы на правильной тропе? Как узнать-то?
- Да то-ж, запросто! Там на выходе со мха мои валенки на берёзке висят!
- Ты, что? Вражина! Из-за валенок нас три дня тут кругами водишь?
- Так, казенные же…
- Тебе же Анастасия Павловна новые выдала!?
- То мои! А то казенные!
***
Дальнейшие события напрочь вышибли из памяти Степаныча оставленные на ветке валенки…
Захонькино – деревушка в одиннадцать домов среди болотистого леса. На Архангельск пробита санная дорога. Степаныч повел отряд сразу к деревенскому голове, бывшему промысловику, а ныне, по причине преклонных годов, переставшим бегать за белками по лесу… Чин по чину, постучавшись, Степаныч зашел в избу первым, пропуская следом отряд, снял ушанку, и, поднеся широким жестом правую руку ко лбу, собрался размашисто перекреститься на красный угол, но, покосившись на Ворота, почесал лоб, вздохнул и насупился. Ворот это заметил, и совершенно привычным движением, как то обыденно, снял ушанку и перекрестился сам. Степаныч крякнул, хмуро глянул на Ворота, и обратился к хозяину, сидевшему за столом.
- Здравствуй, Захар Семенович, я вот тут отряд привел…. Разместим?
- Здравствуй, Степаныч, давно не было. Раздевайтесь, проходите, за стол садитесь. Угощать нечем – только мороженая картошка… вот так…. А вот кипяточку согрею, пока печь не остыла.
Захар, сухонький старичок с иссеченным морщинами лицом, с плохо бритым подбородком, но с твердым цепким взглядом снайпера, засуетился у плиты, подкидывая дровишки и ставя трехлитровый чайник на плиту. Друзья разделись, Мехмет, по кивку Ворота, доставал из рюкзака провиант. Хлеб, тушенка, кулёк перловой крупы, сахар-рафинад, сушеная туркменская дыня…. Антон озирался по сторонам, как будто в Эрмитаже… В красном углу божница, рядом на стене несколько фотографий, там же вырезанный из газеты вождь всех народов – Иосиф Виссарионович…
- Кипяток поспел… - Захар повернулся от плиты к столу и замер, глядя на стол.
- Ты чего, Захар Семенович? Седай за стол, ужинать будем. – Степаныч перехватил у Захара чайник и поставил на стол.
Захар, шаркая ногами, подошел к столу и бухнулся на лавку. Казалось даже дырявый безрукавый ватничек, накинутый на плечи Захара Семеновича вдруг стал невыносимо тяжелым… Он подергал ворот рубахи, как будто стараясь его расширить…
- Мы третьего дня обоз отправили на фронт с продовольствием, в деревне оставили только чтобы не сдохнуть, да ребятишек выдюжить до весны… а тут…
За столом повисла тишина. Ворот поднялся, покопался в мешке с провиантом, потом, обращаясь к Мехмету, сказал:
- Оставить суточный паек на каждого, остальное сдать Захару Семеновичу для передачи в продовольственный запас деревни.
- Есть.
- А сейчас чайку попьем – добавил Ворот, забирая из кучи на столе сушеную дыню, и ловким движением из мешка вынимая кулёк с заваркой.
Продукты со стола переместились на лавку с кадкой для питьевой воды. Обстановка немного разрядилась.
- Как там на фронтах?
- Фашист об Сталинград споткнулся и по шапке получил, Воронеж освободили, Курск… Да, главное! Блокаду Ленинграда прорвали!... А, вы чего, сводку не слушаете?
Воротников весь напрягся, торопливо вспоминая хронологию Великой Отечественной войны, по всему выходило – 1943 год на дворе! Как Степанычу объяснять?! Он же в 42-м на болото вышел! Целый год – долой! Он бросил огненный взгляд на Мехмета, а Антон, казалось, даже не слышал разговора, уткнувшись в кружку с чаем. Воротников незаметно показал Мехмету кончик языка и прикусил его зубами. Мехмет медленно моргнул в знак того, что понял. Воротников глазами же указал на Антона, Мехмет еще раз повторил знак, что понял.
- Мы, Семеныч, как раз третьего дня как с болота вышли, а там много не наслушаешь.
- Ково ж вы по своим тылам болотами-то ходите? Ай дорог вам мало?
- На вопрос твой ответить не могу, военная тайна! Но задам тебе вопрос, с которого ты, коли не блаженный, сам вывод сделаешь! Скажи-ка мне, Захар свет Семенович, ты про Пе-3 знаешь? – Захар кивнул – А про то, что сбит он был. Пробоины в фюзеляже обнаружены, знал? – Захар замотал головой – То-то! Кто его сбил?... А ты говоришь «По своим тылам»….
- Так, вы – спецкоманда, которую Гаврилин ждал? Ну, братцы мои, ругался он на вас последними словами. Так, получается, что вы, всё ж, пересеклись с Гаврилиным?
- Не, Семеныч, мы планируем его догнать.
- А сведения откуда?
- Все его радиодонесения нам по рации пересылались. А сейчас связь потеряна. Он связного не присылал к вам?
Захар замотал головой:
- Не-е-е-е, он только бумагу оставил, на тот случай если вы его догнать соберетесь.
Захар пошел к сундуку стоящему рядом с высокой деревянной кроватью и стал копаться, время от времени выкладывая на кровать имущество и приговаривая:
- Куды ж, мать её, я её запихнул…
И только тут Воротников заметил, что Степаныч сидит рядом с выпученными глазами. Ворот тихонько спросил:
- Степаныч, ты чего?
- Алексей Иванович, я не понимаю: день я шел на болото, вечером баня, бой с фашистами… Ну ещё три дня мы валенки искали. Сколько получается? – Четыре… ну пять, А Гаврилин дал мне две недели… Как же так…
- Успокойся, разберемся! Слушай, а в вашей деревне есть медик? Что-то я наверное простыл, знобит меня.
- Санитарка… А простуду лучше перваком лечить… это к… А! Так у меня должно сохраниться, чекушка-то найдется. – Степаныч прошел к вешалке и стал одеваться.
Ворот порылся в своем вещмешке, извлек оттуда пакетик сушеного багульника и шепнул подошедшему Мехмету:
- Ты тут займи народ, а я Степаныча обработаю, постараюсь вернуть ему потерянный год, хотя бы «виртуально», ну как смогу… И смотри за Антошей, а то наговорит чего.
Ворот вернулся через полчаса без Степаныча. Захар к этому времени нашел бумагу с координатами вероятного нахождения группы Гаврилина.
- Только что-то мне не верится, что Гаврилин вас там ждать будет – задумчиво проговорил он, передавая Вороту листок.
Разложили на столе карту, Ворот поколдовал над ней с линейкой, поставил карандашом метку и присвистнул:
- Выходит, нам еще сотню верст по тайге да болотам до места чапать! Проводник-то хороший найдется? – спросил Алексей Иванович у Захара, как у представителя местной власти.
- Эх, мне бы с вами! Я эти места своими ножками вдоль и поперек исходил, да не сдюжу… слаб стал, только обузой буду…
Пощурившись на темнеющее окно, Захар запалил лучину и склонился над картой:
- Вот тут охотничья заимка – Захар ткнул пальцем в карту.
- Так-так! – Воротников сделал пометку – Что-то еще? Любые подробности могут оказаться решающими, Захар Семёныч!
- Тут пороховой склад, но без меня вряд ли найдете, там сосна с дуплом… тут брод через эту речушку. А вот тут, староверская деревня… была! Четыре семьи. Здесь гать через болото, старая, почти заросла… ну вроде всё. – Ворот еле поспевал за Захаром, расшифровывая пометки на полях.
За окном совсем стемнело. Лучина догорела, Захар запалил новую, но Мехмет заменил её на стеариновую свечку.
Антон сидел за столом, сосредоточенно пережевывая вяленую дыню, не слушая разговора, его отвлекал еле уловимый запах полыни…
- Так, как на счет проводника? – Ворот пристально смотрел на Захара.
- Проводник один – Степаныч, Боле некому.
Ворот отвел взгляд и нахмурился.
- Степанычу повестка пришла… он не сможет.
- Говорю же, боле некому! В деревне только дети, бабы, да старики, остальные на фронте… Да, еще вспомнил! Только вряд ли вам пригодиться, - Захар ткнул пальцем в карту – здесь курган. Не могу сказать – скифский или татарский, он не тронут, стоит посреди леса, если дорога и была, то заросла основательно. Обнаружил случайно, искал дерево повыше – осмотреться, ну, и нашел.
Воротников снова сделал пометку и тихо проворчал:
- Не сюда ли они лезут?
- Чаво?
- Самим идти придется, говорю, без проводника…
Воротникова терзала неопределенность по времени, «какой же, все-таки, год?»
- Послушай, Захар Семенович, а как там Харьков, Белгород, Орел?
- Ты чего? Алексей Иванович, думаешь, пока вы месяц по болоту бродили, мы должны были фашиста победить?... Хм…
- Месяц!?
- Ну, два…
Захар достал кисет, скрутил «козью ножку» и присел у печи, прикуривая от уголька:
- Позавчера Курск освободили, и остальное вернем…
- А какое сегодня число?
- Десятое февраля.
- А Гаврилин ушел?...
- … В конце декабря…
Ворот делал пометки в записной книжке, хмурился, что-то черкал на карте. Мехмет, сидя на скамеечке у печи, пришивал пуговицу к ватнику, Антоха спал, вытянувшись на лавке за столом…
Дым от «козьей ножки» расходился по комнате, четко отмечая границу теплого и холодного воздуха, расстилаясь тонким покрывалом примерно в метре от пола. Когда это «покрывало» достигло носа Антона, он подскочил, едва спросонья не свалившись под стол:
- Что?! Опять - баня??.... – несколько секунд озираясь по сторонам, пришел в себя и насупился.
Ворот незаметно улыбнулся, а Мехмет, злорадно улыбаясь, запустил в Антоху ушанкой:
- Что?! Опять Атланты? Ха-ха.
Антоха поймал шапку, хмуро глянул на Мехмета, и, отвернувшись к стене, подложив шапку под голову, снова вытянулся на лавке, укрыв голову ватником.
- Шел бы спать на полати – Захар погасил «козью ножку» - да и остальным спать пора, свечи попусту палить…
***
Биплан бросало по воздушным ямам, как будто он не летел по воздуху, а гнал по рокадной дороге после авианалёта вражеской авиации…. Хуже всех было Антону. И дело не только в том, что он плохо переносил авиаперелёты (цвет его лица был землистым), а в том, что Антон не проходил прыжковую подготовку, это был его первый прыжок. Ворот что-то доказывал пилотам, тыча пальцем в планшет с картой. Самолет сделал доворот, меняя направление, этот маневр ярко отразился на лице Антона. Воротников удовлетворенно кивнул и вернулся в салон. Загорелась красная лампочка. Первым в рампу шагнул Мехмет с выражением восторга на лице. Следом шагнул Антон, без страха, без эмоций, с единственным желанием побыстрее закончить эту болтанку и обрести твердую почву под ногами. Последним вышел Воротников.
Внизу тайга, укрытая снежным одеялом Антон засмотрелся…, на вид мягкая как пуховая перина… стремительно приближается, вот просвет между деревьями. «За какую стропу тянуть, чтобы чуть левее?…, а, точно! Перепутал! Блин! Ёлка!!» Пронзительная боль в ноге... Ветки по лицу… ударился затылком…. Разноцветные искры… еще удар… искры, но уже только зеленого цвета… тело кажется потеряло вес и парит в воздухе, мир темнеет и … ночь…
***
- Здесь он! Алексей Иванович! На сосне повис! – Мехмет смотрел на висящего вниз головой Антоху, прикидывая, как его аккуратно снять.
- Чего стоишь? Лезь на сосенку да режь постромки! А я снизу поймаю…
Антон лежал на куче елового лапника, заботливо нарубленного Мехметом. Результат полета для Антона был плачевным: Распухшая лодыжка, легкое сотрясение мозга, и лицо – как после драки с кошкой. Он был в полуобморочном состоянии. Вечерело, мороз начинал крепчать. Мехмет, взмыленный, как ломовая лошадь, таскал сучья и складывал на огромный костер. Задача была простая, чтобы не околеть к утру от холода, необходимо было нажечь кострище в полный человеческий рост и по ширине – для двоих – для себя и Антохи. Это была старая таёжная хитрость, о которой Мехмет узнал на занятиях по выживанию, как ни странно, еще в жарком Туркестане в период службы на границе. Костер поддерживается практически целый день, чтобы земля прогрелась как можно глубже, затем остывающее кострище накрывают еловым лапником, на котором устраивается лежанка. Вот на этой лежанке, накрывшись (желательно) тулупом, человек может переночевать в любую стужу, не рискуя замерзнуть. Этим Мехмет и занимался, торопясь успеть до ночи. Воротников ушел на разведку, сказал, что утром вернется.
Выйдя, с очередной охапкой валежника, Мехмет обнаружил пропажу вещмешка, лежавшего рядом с Антохой. Бежать по глубокому снегу было трудно, однако, и лиса, тащившая Мишкин вещмешок тоже проваливалась, но не бросала тяжелую ношу.
- Брось! Сволочь! Пристрелю! – рычал Мехмет, но стрелять было неудобно, плутовка пряталась за вещмешком.
Видя, что погоня настигает, воровка сделала отчаянную попытку порвать добычу, яростно потрепав бок вещмешка, но, к счастью, прочный брезент не поддавался. Тявкнув несколько раз тоненьким голоском в сторону Мехмета, лисица, оставив добычу, посеменила в лесную чащу.
Антон очнулся, спина заледенела, казалось, кожа на спине примерзла к нательной рубахе, зато правый бок горел огнем от полыхающего справа огромного костра. Антон перевалился на левый бок, подставляя спину под инфракрасное излучение от костра. Спину закололи тысячи маленьких иголочек, от этого мышцы на руках и ногах стали непроизвольно сокращаться, что принесло резкую боль в правой лодыжке. Антон застонал, и сознание стало его покидать, последнее. что он увидел, это как из леса, переваливаясь через сугробы, выбежал Мехмет с вещмешком на плече.
Мехмет потрогал Антохин лоб. Друг весь горел, его трясло тулуп на спине покрылся инеем, который таял от костра. Антон зарычал, стукнул себя по лбу «Баран! Не подумал! Он уже около семи часов лежит на спине, на тонкой подстилке из лапника! В вещмешке была аптечка!»
Вещмешка опять не было на месте. Рыжая плутовка опять тащила его к лесу.
- Сто-о-ой! Зараза! – Мехмет бежал по сыпучему морозному снегу, на бегу пытаясь слепить снежок, но снег рассыпался…. «Стрелять не вариант, если в аптечку пуля … догоню…»…
***
Мехмет сидел у остывающего кострища и ждал когда подействует инъекция из оранжевой коробочки. Антон приходил в себя. Мехмет закидал кострище лапником, расстелил сверху плащ-палатку.
- Держись, братан, прорвемся! Ночлег готов, отдохнем, а завтра все будет по-другому.
Антона трясло в лихорадке, он бредил, время было далеко за полночь. Мехмет не спал, он прислушивался к дыханию и бормотанию друга. Мехмет очень боялся одной вещи, и даже боялся себе в этом признаться, он дико боялся, что Антон вдруг исчезнет, как тогда, из землянки. С точки зрения Мехмета практически все процессы и метаморфозы имели рациональное зерно! Даже инопланетяне! Даже переход во времени по болоту! Даже медведи вместо мышей (банальный гипноз)! Но исчезать при помощи мысли – это колдовство! А значит быть не может!... Вот с такими мыслями Мехмет не заметил, как погрузился в сон, который был похож на сказочное кино с ведьмами, колдунами, великанами, лилипутами и … с бабой Лизой… . Мехмет стоял на краю бездонной пропасти спиной к краю. Перед ним стояла баба Лиза и упиралась ему ладонью в грудь, и повторяла «Шаг назад!», «Шаг назад!». Мехмет чувствовал, что нет сил сопротивляться, нет сил кричать, единственное, что он смог, это выдавить из себя «Зачем?», на что баба Лиза голосом Антона сказала «Помочь!». Мехмет перестал сопротивляться, и тут же давление ладони усилилось, но Мехмет так и не сделал шаг назад. Он закрыл глаза, раскинул руки и полетел в пропасть спиной вперед, пропасть не кончалась… не коналась… не кончалась. От падения стало замирать сердце, и Мехмет уснул во сне… или потерял сознание.
Возвращаться было тяжело…, Мехмет с трудом разомкнул веки. Небо серело. Рассвет. И вдруг страх прокатился по телу неприятной конвульсией, передернуло так, что заломило суставы – Антона рядом не было! Мехмет с трудом покрутил головой, мышцы слушались плохо. На поваленной берёзе у костра сидели Ворот и Антоха. Ворот оглянулся:
- А! Проснулся!
- Скорее пришел в себя. – Мехмет, преодолевая приступы боли, с трудом выбирался из-под тулупа – не понимаю, что со мной, еще вчера было всё нормально… Антон! Слава богу, хоть ты в порядке! Как ты себя чувствуешь?
- Хреново…
Мехмет со стонами поднялся с лежака и только тут почувствовал, что мороз хватает за шкуру серьезно:
- Ух ты! Щиплется! – Мехмет торопливо натянул тулуп поверх ватника, впрыгнул в валенки и после этого присел рядом с Антоном на поваленную берёзу – какие новости, Алексей Иванович?
Воротников снял с костра котелок с кипящей водой, высыпал туда заварку из кулька и поставил рядом с тремя банками разогретой перловой каши.
- Антона как-то на заимку транспортировать придется, предложения есть? – Ворот протянул Мехмету банку с кашей.
Потянувшись за кашей, Мехмет сморщился, тело пронзил приступ боли. Было ощущение, как будто перетренировался в «качалке», только в два раза больнее.
- Ты чего морщишься? – Ворот прищурился.
- Что-то и мне … хреново!
- Я так и знал! Было два бойца и одна проблема, а теперь – два инвалида на мою шею! Ну! … баба Лиза!...
- Э-э-э! Иваныч, может объяснишь?
- А тут всё просто! На заимке меня ждала баба Лиза, сказала, что Антошеньке совсем худо. Говорит, мало того, что он неудачно с сосной встретился, так мы ещё его капитально приморозили. Спасать надо срочно, а у неё силенок недостаточно, ну или профиль не тот – я не понял! Придется кому-то из нас ему помочь – здоровьем поделиться. Ну… Мы с тобой подумали, и выбрали тебя.
Мехмет, видимо, хотел что-то возразить, при этом резко вдохнул и сделал порывистое движение, как будто собирался принять позу «Ленин на броневике», но мгновенно скорчился от боли. Ворот сочувственно похлопал Мехмета по спине:
- Мишенька, не сердись. Как по другому-то надо было поступить? Мне с заимки в таком состоянии было бы не дойти до вас.
Из одной пары лыж, принесенных Воротом, соорудили волокушу, но двигаться быстро не получалось. Мехмет тянуть лямку не мог, его самого было в пору нести, а Ворот один еле справлялся, лыжи пришлось сменить на мокроступы, с которыми провозились еще два часа.
- До вечера не успеваем – ворчал Воротников, исступленно переставляя ноги в мокроступах – замерзнет парень, и мы околеем рядом с ним.
Мехмет остановился опираясь на лыжные палки:
- Иваныч, костром потянуло, чуешь?
Иваныч продолжал ворчать вполголоса, не ослабевая усилий:
- Это запах инквизиторских костров, на которых нас сожгут за смерть невиновного, доверившегося нам, неразумного отрока Антона…
- Иваныч! Оглох? Дым, говорю, от перелеска справа тянет. Кроме заимки и деревни староверов, здесь ничего нет?
Иваныч остановился, огляделся, достал компас, покрутил его, постучал пальцем по стеклышку и опять огляделся, набрал полные легкие воздуха и, что есть мочи заорал:
- Л-и-и-и-и-з-а-а-а-а!
Из перелеска вышла Лизавета Микитишна, и, чуть тише крикнула в ответ:
- Повертай сюда, пришли… и не ори так, хозяина разбудишь.
Мехмет хотел сделать какой-то радостный жест, но опять пронзительная боль… он со стоном уселся в сугроб.
Воротников зашел в перелесок и практически уперся в заимку, только получалось, что подошли они совершенно с противоположной стороны, но Воротникову было наплевать. Подхватив Антона под руки, он втащил парня в избу и положил на широкую лавку.
Мехмет вошел минут через пять, волоча ноги, не раздеваясь, повалился на тесаный пол рядом с лавкой, на которой в бреду метался Антон.
Земля для Антона вертелась с заметной скоростью, но не как положено – вокруг оси, а беспорядочно, выписывая кульбиты. Верх, низ, стороны света – всё смешалось, и только лицо Лизаветы Микитишны, иногда появляющееся из карусели теней и света, на время приводило Антона в себя. Но тогда Антон в полной мере начинал ощущать на себе все прелести своего состояния – ногу, казалось, отпиливают ржавой, тупой ножовкой, а грудную клетку как будто заливают расплавленным свинцом, и дышать было нечем… и тогда он снова проваливался в карусель…
***
Печь весело трещала берёзовыми поленьями, только небольшая компания, собравшаяся у печи, не веселилась…
- Мне придется увести Антона за туман, к древнему знахарю... – сказала Лизавета не шевелясь глядя на огонь в печи…
Мехмет беспокойно заерзал на лавке:
- Может лучше в современную клинику две тысячи какого-нибудь года?
- Ты о себе печешься или о друге? – Лизавета перевела взгляд на Мехмета и прищурилась, но, видимо, что-то для себя уяснив, снова повернулась к огню – Далеко это, ну… не могу объяснить. Не вижу дороги в тумане… да и не верю я этим эскулапам, они мастерство врачевания сделали кистенем, с помощью которого они из немощных да убогих последний грош вынимают… неправильно это. А до дяди Лёшиной ратной клиники точно не доведу. Сама спасти отрока - я не справлюсь, поведу его к своему учителю, старому Талагону.
- Как это «поведу»? Может – понесём? – Мехмет выглядел испуганным.
Ворот сидел молча, он знал, что Лизавета сама скажет, что надо.
И она сказала:
- Ну, миленькие, согрелись, обсохли, а теперь давайте из избы. Я вам путь сократила, а теперь его, всё ж, пройти придется до конца.
- Это как?
- А так, Мишенька! Берете лыжи, и проходите оставшиеся до избушки километры. Вы ж сюда пришли короткой дорогой, через туман, потому и быстро. Так теперь берете лыжи, выходите, как вошли – через туман, и проходите оставшиеся километры к избушке ножками. А эта избушка остается за туманами, туман идет за вами и переносит эту избушку прямо к Талагону.
- А… если…
- А если ты будешь тянуть время, - вмешался Воротников – я тебя разжалую до рядового, и отправлю в наружку, за медведями следить. Быстро одеваемся и выдвигаемся.
Дверь, запустив морозный туман, захлопнулась, и в избе остались только Антон и Лиза. Огонь в печи стал гаснуть, и за крохотным окошком потемнело. Лиза встрепенулась как синица на морозе, быстро поднялась, схватила со стола тряпицу, вынула из сундука в углу избы брезентовую сумку с красным крестом, что-то переложила из неё в тряпицу, завязав в узелок. Присев возле Антона, она положила узелок в изголовье, лицо её стало сосредоточенным, глаза потемнели, она положила ладонь на грудь Антона и замерла. Антон перестал метаться и задышал ровно и глубоко… Интерьер избушки поплыл, как подогретый пластилин, и, застывая, принимал новые очертания…. Бревенчатые стены сменились на монолитный камень, стекло в окне сменилось на бычий пузырь, появившиеся на стенах полки были заполнены склянками, коробочками, пучками каких-то растений и приборами непонятного назначения. Силуэт девушки стал прозрачным, качнулся и растворился в сумраке комнаты.
Часть 2
за тридевять веков
Или Антуан де Буруа
Антон поправлялся очень медленно, все волшебные средства деда Толи (так окрестил его Антон, а то Талагон как-то несуразно, чуть ли не Арагорн! Бр-р-р-р жуть какая!) все средства помогали слабо, однако позволили стабилизировать состояние и практически спасли жизнь Антону. Положительная динамика наступила только после курса пенициллина, обнаруженного в узелке, преодолевшем переход за туманы вместе с Антоном и лавкой, на которой лежал Антон и, собственно, узелок.
Как дед Толя воспринял появление Антона – Антон не знал. После перехода он пребывал в бреду еще три дня. Первое, что произнес Антон, после возвращения блудного сознания в бренное тело, было «дайте поесть». Дед Толя сперва не понял, а потом обрадовался, засуетился, вынул из камина, устроенного прямо в монолитной каменной стене, керамический ну или просто глиняный горшок, в котором оказался горячий куриный бульон. Сам покормил Антона из деревянной ложки, одобрительно без перерыва кивая головой и улыбаясь, при этом что-то бормоча на гномьем языке. Исключительно из вежливости Антоха сказал:
- Не понимаю я.
Дед Толя замер на секунду, а потом повторил:
- Не понимаю я – а затем добавил – Поесть! Хорошо! Не понима-а-а-ешь?
- Понимаю – Антон еле заметно улыбнулся.
- Хорошо! – подвел итог дед Толя, подал Антону черёпку с каким-то душистым напитком, при этом пояснив – Пить! – и вышел из комнаты. На этом первый разговор с «лечащим врачом» был окончен. Антон осмотрелся, видимо жилище имело несколько комнат, и эта, в которой помещался Антон – далеко не спальня, скорее лаборатория или смотровая, ну или и то и другое плюс кабинет. А спальное место здесь было одно, и то – прибывшее вместе с Антоном.
Антон шёл на поправку. Бредовые провалы постепенно сменились сном, и стало легче. Через две недели различных процедур (начиная от массажа и заканчивая клистирами) Антон стал подниматься, сначала просто садился на лавке, испытывая при этом приливы боли в груди и в голове. Потом стал вставать, прогуливаясь от лавки до окошка и обратно. Однажды он попытался выйти, в отсутствии деда Толи, но обнаружил, что заперт снаружи. Возмущению не было предела! Но, дед Толя объяснил: «Карантин!». Говорили они на русском, дед Толя, видимо, хорошо знал язык, но давненько не практиковался, и с появлением Антона быстро восстанавливал забытое.
- Антон… Антон… Хм, имя необычное для местных, хотя … будешь Антуан. А прозвище у тебя есть? – дед Толя говорил почти на чистом современном русском языке, лишь легкий неуловимый акцент.
- В каком смысле - прозвище? Кличка что ли?
- То пёсье, а я тебя прозвище спрашиваю. Вот, к примеру, у нас шабёр – поспать горазд, и батька евоный, тож любил это дело. Так у них и прозвище Спуновы.
- А! Так ты фамилию спрашиваешь?
- Так я изначально и спрашивал: какое прозвище носит твоя фамилия? Или я не верно составляю фразы?... Прошу прощенья, да-а-авно!... Не практиковался … Я в общем-то ну, как бы, русский, но без практики могу напутать чего… Я же по-русски говорю?
- Да-да! Но как-то не очень понятно…. А фамилия у меня Буров.
- Как-как? Буруа?
- Ну, ежели Антуан, то значит и Буруа! – обреченно согласился Антон.
К концу третьей недели Антону надоело сидеть взаперти.
- Дед Толя! Выпусти ты меня на свет божий посмотреть, сил нету уже, в этой камере сидеть. Я понимаю, что карантин, но я уже окреп, ваши болезни меня, я надеюсь, не свалят. Хватит, в самом деле, меня оберегать!
Дед Толя замялся в нерешительности.
- Видишь, ты, какое дело, Антуан, карантин для того, чтобы ТЫ никакой заразы из будущего, или откуда ты там, сюда не принес. Угроза – ТЫ, понимаешь? От простой простуды из будущего здесь может полгорода как от чумы вымереть.
Антон сидел на лавке выпучив глаза, в его голове ситуация переворачивалась с ног на голову. Будущее, прошлое, настоящее, всё перемешалось, всё было как будто игра, квест, и было бы весело, если бы не состояние, из которого Антон еле выбрался, если бы не фашисты с боевыми патронами и настоящей стрельбой, если бы не прыжок с парашютом навстречу сосне и в результате перелом ноги… .
- Дед Толя, а как это всё происходит, ну не в смысле науки, а в смысле, как всё взаимодействует? Там … время, пространство…. Я вот уже участник всего этого процесса, а в голове мысль одна вертится, ну, в смысле я думаю, что всё это цирк, да и только, не взаправду это всё. Потому что как же тогда всякие временные аномалии, ну… там… петля времени, эффект бабочки и прочая фантастическая фигня, а?
- Говоришь много, непонятно, плохо формулируешь мысль. Перед переходом удара по голове не было? – спросил дед Толя, подойдя вплотную к Антону и, оттянув ему нижнее веко, заглянул в правый глаз. – Хм… симптомов вроде не видно…. Так, о чем ты, молодой человек, речь ведешь?
У Антона, от возмущения, кровь бросилась в лицо – что говорил, всё зря! . Но он, сдержался, только покраснел.
- Хотя частично симптомы всё же наличествуют… покраснения кожных покровов, спонтанные приливы крови к голове… – и чуть громче, обращаясь непосредственно к Антону – Головные боли?
- Да причем тут головные боли?! – Антон тряхнул головой так, что хрустнуло в шее и потемнело в глазах.
Он, наверняка, упал бы, но был подхвачен крепкой рукой деда Толи, да такой крепкой, о которой, по виду, трудно было догадаться.
Дохтур усадил Антона на лавку, постоял в задумчивости, и пробормотал:
- И все-таки сотрясение… – а потом радостно воскликнул – Знаю! – и поспешил к своим полкам со склянками и пучками трав.
- Вот! – произнес дед, снимая с полки плотно закрытую склянку со светло-коричневой жидкостью.
Антон, конечно, сразу заподозрил, но виду не подал, однако, стоило деду Толе вынуть из сосуда притертую стеклянную пробочку, как аромат развеял остатки сомнений и Антоха понял – спецсредство! И исключительно на болотных травках!
Спал он этой ночью спокойно, без снов. Только посреди ночи во входную дверь стучали, и видимо дед уходил куда-то. Вернулся утром, уставший, с провалившимися глазами, и не разговорчивый. К вечеру Антон всё же разговорил старого доктора. Выбрав момент, когда хмурый дед Толя уселся в лаборатории за тёсаный стол, растирая какие-то коренья в ступке, Антон взял с полки склянку со «спецсредством» и подсел к деду, выбрав, за неимением граненых стаканов, пару подходящих (около 100 мл.) по объему, чистых ступок, и разлил напиток.
По первой выпили не закусывая, молча, не чокаясь. Да и, как впоследствии понял Антон, чокаться было не принято….
Дед Толя поднялся, забирая емкость со стола со словами:
- Это лекарство, а пображничать можно и местным напитком – поменял емкость на другую, с прозрачной жидкостью, которая оказалась обыкновенным самогоном, только крепким, ну и мало-мало вонючим.
После второй языки развязались. Дед поведал, что сегодня ему не удалось спасти девочку, которую задрал дикий кабан. Пока довезли из деревни, умерла от кровопотери…. У деда Толи на глаза навернулись слезы
Потом он долго рассказывал о своей любви на третьем курсе Саранского медицинского, и как она ушла к его другу, одновременно потерял и друга и любимую, бросил училище (хотя шел на «красный» диплом с правом поступления в мединститут без вступительных), ушел с археологами копать Тавриду. В пещере попал под обвал, стал искать другой выход, ну и вышел вот здесь! Ну, уже здесь встретил девушку, и вновь не сложилось, однажды, после нападения гуннов она пропала…. В поисках любимой, Талагон, (по метрике, оказывается, действительно Анатолий), обошел весь Крым, видел и римлян, и татар, бриттов, фракийцев, киммерийцев, каких-то неопознанных кочевников, тавров, скифов, рутенов, сарматов… и еще, шут его знает кого. Хотя он утверждал, что половина этого народа – один этнос, разделенный только территориально. Четыре раза был захвачен в плен, один раз был определен в пленные лазутчики, три раза определен в рабы. Четыре же раза бежал. В этот город пришел потому, что молва говорила, что здесь свобода от рабства. В этом же городе, случайно, стал свидетелем бандитского нападения. Помог пострадавшему, «собрал» руку с осколочным переломом. Пострадавший оказался военачальником, от которого Талагон первый раз бежал из плена. В благодарность за лечение знатный господин взял Толика на службу гарнизонным лекарем, и пожаловал за спасение жильё, в котором они сейчас, собственно, и находились. И стал Талагон что-то вроде местной «скорой помощи» на дому. А знатный господин после лечения руки посредством алебастра и тряпок получил кличку «Каменная рука»…
- Значит, сейчас мы, это…, в Крыму? – уточнил Антон, наливая по следующей. – Всю жизнь мечтал сюда попасть!
- Как там у классика? Сбылась мечта идиота… – дед Толя был мрачен – Здесь это называется Таврида, а Крымом, точнее Киримом полуостров только татары местные называют.
- А город как называется?
- Неаполь или Неаполис – на русский язык это Новгород.
- И так ничего не понятно, а ты совсем запутал: Если Новгород, то это Россия, приильменье, а если Неаполь, то это, кажется, Италия….
- Нет, мой юный друг, город сей стоит на реке Салгир. Невелика речка, да, слава богу, какая есть, на земле Тавриде, то бишь – полуостров Крым.
- С местом более-менее понятно, а со временем что? С бабой Лизой да Алексеем Ивановичем я уже попадал во временные аномалии… а здесь лет двести-триста?
-До нашей эры? Ну нет, данное пространство соответствует как раз началу нашей эры…
У Антона чуть глаза не вывалились из орбит:
- Чееевооо?!
Повисла пауза, Талагон не заметил удивления Антона, а может просто проигнорировал его
- А как это «…пространство соответствует…»?
- Ну это, как бы, не совсем прошлое нашего пространства, а скорее параллельный мир отстающий по времени…
- Послушай, уважаемый, а ты бы не хотел вернуться обратно?
- Зачем?
- Ну, не знаю! Просто… вернуться, и всё!
- А! Вот ты о чем. – лицо старого доктора стало на мгновение задумчивым. Он помолчал, опустив голову, а потом встрепенулся, как птица, налил еще по одной, и сразу выпил.
- Поначалу я пытался…. Пещеру всю вдоль и поперек излазил, даже раз умышленно обвал устроил, всё бесполезно! А сейчас мне туда не зачем… жизнь моя здесь прошла…
Хмельной разговор оборвался, когда Антон спросил про Лизавету Микитишну. Дед отмахнулся, проворчав, что в этой истории нет ничего примечательного, потом замолчал и пил молча...
***
Много разных троп по Тавриде прошел Анатолий, вслушиваясь в разношерстный говор местного населения. Мало было понятно, о чем люд площадной лопочет, да, мало-помалу стал понимать! Вычленяя славянские обороты, латынь, а иногда и английские слова, выученные еще на школьной скамье, помалу схватывал смысл, потом и новые слова заучивал. Трудность составляло то, что местные произносили целые предложения как бы одним словом, не разделяя отдельные слова интонацией и паузами, от этого и знакомые слова получались непонятными. Толик заметил, что его русский на фоне местных диалектов звучит как переливистая мелодия, а стихи – так вообще, как песня! Тем первое время и кормился, ходил по городам и селам, да «Мцыри» с «Бородино» на площадях рассказывал, а иногда и просто жаловался на проклятую судьбу и плакал…. Где кормили, а где и бивали…. А иногда, по случаю, врачевал, вывихи вправлял. В одной деревне, в цыганском таборе старая цыганка отдала ему хрОмую девчушку-замарашку, знаками пояснив, что с ней больше заработает, из жалости будут кормить да привечать. Толик взял девочку, больше заинтересовавшись травмой ноги. Она попала под телегу, получив перелом стопы и вывих колена. Раны были застаревшие, и Толику пришлось долго возиться с Луизой (так звали девочку). Она героически всё стерпела, внимательно следя за всеми манипуляциями доктора, только раскусывая губы в кровь. Толик купил арбу с ослом только ради того, чтобы Луиза не нагружала ногу в период лечения. Доходов попутчица ему не прибавила, но врачебный опыт получил…. Через полгода Луиза пошла, и к тому же, вполне сносно научилась говорить на русском языке. А когда заговорила по-русски, от «почему, зачем и как» у Толика уже звенело в ушах. Толику пришлось пересказать весь курс средней школы, и два курса медучилища, всё, что знал о лекарственных растениях, теорию относительности, всё, что можно было постичь устно, а когда перешел к бабушкиным заговорам, то Луиза, поморщившись, сказала, что ворожить её цыганка научила лучше. Обучение было двусторонним, Толик от Луизы перенимал местные наречия, в этом плане Луиза оказалась уникальным накопителем информации, в Крыму не было языка, на котором Луиза не говорила бы хотя бы немного.
Когда Луиза уже могла даже шутить и дразниться на русском языке она спросила Толика, как его зовут, на что тот честно ответил:
- Анатолий Иванович Гондарев.
До этого Луиза называла его Вахувира (Скифск. Ваху – добрый, Вир – мужчина.)
- Длинно… А короче?
- Анатолий Гондарев.
- А короче?
- Толик Гондарев.
- То-ли-го-на-ре… нет, это тоже длинно. Я буду звать тебя Толигон! Или Мастер Толигон!
- А тебя-то как звать величать? Просто Луиза?
- Я Луизия дочь Микитуша Мудрого
- Ну, значит, будешь Елизаветой Микитишной Мудровой. – и осенил её крестным знамением.
- А это что? – сверкнула заинтересованным взглядом новоявленная Лиза. Толик смутился, но все же пояснил:
- Это… знамение… ну, знак моего бога…
И пришлось Толигону еще и лекцию по теологии прочитать.
Лиза очень сокрушалась, что невозможно всё сразу запомнить. Как бы эти знания сложить, как камешки в кисет, а потом доставать тот, который нужен. Толик сказал, что можно это сделать с помощью букв да цифр. И началось обучение грамоте. Лиза стала требовать, чтобы Толигон написал ей всё, что рассказал, но Толик отказался на отрез. Сказав, что всё это давно написано.
Однажды, в одном из городов Лиза принесла Толику рукописную книгу на непонятном языке, и попросила прочитать. Толик пояснил, что письменностей может существовать практически столько, сколько существует языков. Он научил её только одному, на котором говорят в его мире. Рассказал об огромных библиотеках, про ЭВМ говорить не стал, а то не поверит и обзовет лгуном (он и сам-то не очень верил в «умные» машины…).
Позже, Лиза, поняв, что Толик поделился всеми знаниями, и впереди у него только изыскания новых знаний, покинула Мастера Толигона, сказав, что идет искать дорогу в его мир. Имя Толигона среди местного населения трансформировалось в Талагон и стало известным. До этого местные называли его просто «костоправом», без имени.
***
Многое поменялось после болезни в личных ощущениях Антона. Молчал внутренний компас, запах костра и степной ветер больше не преследовали Антона. Лизавета Микитишна не отзывалась на мысленные призывы Антона, не приходила даже во сне. Уроки иностранных языков напрочь вылетели из головы, остался только школьный и институтский словарный запас.
По прошествии месяца дед Толя стал выводить Антона на улицу. Город утопал в зелени, дома были разные. Был и крепкий гранит, и мягкий известняк, но преобладающее большинство домов были глинобитные. Стена, окружавшая город также была разномастной, по большей части также глинобитной, но местами был камень. Огромные глыбы, казалось, были притерты друг к другу. На башнях неусыпно дежурили дозоры, по городу шныряли вооруженные разъезды. Видно, неспокойно было в местном королевстве. Но вездесущих мальчишек не пугали никакие опасности и угрозы. Вооружившись палками, как мечами, они, конечно же, играли в храбрых рыцарей или благородных разбойников, и с визгом разбегались по подворотням, если на улицу галопом влетал сторожевой разъезд, свистя хлыстами.
Производя оздоровительные пешие прогулки, Антон изучал окрестности, но по настоятельному требованию деда Толи далеко не уходил. Впечатление от города было удручающим. Улицы были грязными, канализация была открытого типа. Проще говоря, сливалось всё в уличные канавы. Чисто было возле большинства магазинов и административных зданий. Интерес у Антона вызвал Магазин на соседней улице (почему-то называемый на Афганский манер - дукан), который торговал всем, а если чего не было, то дуканщик доставал это в кратчайшие сроки. Главная трудность – объяснить чего надо. Антон присмотрел себе меч-акинак, но покупательская способность у него равнялась нулю, дуканщик со снисхождением смотрел на домотканые штаны и рубаху, в которые Талагон нарядил Антона. Но, почему-то не прогонял как нищих попрошаек. А, однажды, когда от уличных мальчишек, увязавшихся за Антоном в дукан, узнал, что обладатель невзрачных домотканых штанов живет у Талагона, дуканщик взглянул на Антона с интересом, и отношение незначительно, но поменялось в лучшую сторону, дуканщик стал общительнее. Торговля была в основном меновая, но появлялись и денежные отношения, в качестве денег выступали золотые и серебряные самородки, золотой песок или изделия из благородных металлов и драгоценные камни. Правда, цена была неоднозначной, зависящей от субъективной оценки сторон сделки…
В семи километрах от Неаполя в красной пещере добывали руду и выплавляли железо. Сталь получалась не достаточно твердой, но всё же, как ни крути, город был обеспечен своим оружием, латами, шлемами и наконечниками для стрел.
Проходящие по полуострову торговые караваны привлекали людишек всяких мастей. И мастеровых – от кузнеца до стеклодува, и всякого рода людей искусства – от художника до скомороха, и лихих татей – от продажного наемника до мрачного душегуба. Товар шел разный, от благоухающих караванов со специями, до вонючих бурдюков с ворванью. В крепость караваны не заходили, а разбивали стоянки снаружи, у городской стены. Однако за охранные услуги все же платили городской казне.
После полнолуния Талагон стал каждый день выходить за северные городские ворота встречать караваны, при этом Антона брал с собой.
- Мы кого-то встречаем?
Талагон молча кивнул, следя за извилиной дороги, по которой к городу приближались груженые верблюды.
Когда погонщиков стало можно разглядеть, Талагон расслабился и отвернулся.
- Не они.
- А кого таки ждём?
- Должна придти группа рутэнов в сопровождении карлика. Они привезут мне трАвы, да, может и еще что с… ну, в общем, с русской равнины, с болот, да с карпатских гор.
- А-а-а-а! Болотные … Багульник, м-м-м-э-э…
- Аир…
- Да!!!
- …болотный..
- Да!
- Мирт болотный, Подбел, Чистец…
- Да…
- А еще вяленную морошку, очень обажаю…
- Да?
- Да! Ну и багульник в том числе…
- Это же отрава!
- А еще эфиро-масличное растение, используемое в – например – парфюмерии. Да и вообще общеизвестно – любое лекарство при передозировке – яд! И наоборот. Всё зависит от дозировки и состава…
Мимо прошли гонцы из каравана к царскому двору, да к городскому тысяцкому-воеводе. Один из купцов, заметив Талагона, снял войлочный шлем и вежливо поклонился, при этом произнеся длинное слово-предложение в середине которого проскочило «…Талагон…».
- Стырбузныг («большое спасибо» асет.)! – ответил Талагон, кланяясь в ответ и пихая незаметно Антоху в бок. Тот засуетился и тоже согнулся в поклоне, а когда послы прошли, спросил деда Толю, кто это был.
- Богатый купец, я его года три назад лечил от дизентерии, ну в общем от поноса. Мне, помнится, как раз в то время мне Луиза с оказией…
- С кем, с кем? – не понял Антон.
- Да не «с кем с кем» а «с оказией», по случаю! С низкорослым воином, прислала антибиотиков, ну я ему и отсыпал на три приема. Так он не только от поноса избавился, так еще и от фурункулёза и, я так понимаю, наверное, от гастрита. В общем перестал на резь в пищеводе жаловаться…
- А что это за коротышка? Карлик? А то у меня есть один неразговорчивый знакомец…
- Не называй его коротышкой…
- А то что?
- Расскажу тебе историю по дороге – сказал Талагон и двинулся в город, Антон поспешил следом – так вот, был в городской охране наемник из норманнов, рубака знатный, ловкий, сильный, росту, наверное, более двух метров, при этом вроде не скандальный, любил пошутить, но шутки у него были недобрые… Но он даже не задумывался над тем, что может обидеть шуткой сильнее чем оскорблением. Не сдерживался в шутках даже в отношении калек, смеялся над их недостатками. Не говоря уже про женщин, которых мог фамильярно схватить и потискать неприлично… не взирая на происхождение и положение. Побаивался «шутить» только с царскими фаворитами да воеводой. И то, только потому, что это могло отразиться на жаловании. А меча да кинжала не страшился, думал, что он заговоренный… Ну и попался ему как-то раз Анаход…
- Кто-кто? - не понял Антон.
- Анаход, это кличка карлика, которого не стоит называть коротышкой!
- А-а-а! Понятно! А значение у клички есть? Что это значит?
- Это значит что шуток он не любит, буквально! Понимаешь?
- А имя у гнома есть?
- Не у гнома! А у карлика! Но даже карликом его называть не советую! А имени его ни кто не знает… Ну не перебивай, в общем, этот шутник как увидел Анахода в латах да при боевом топоре, расхохотался. И благо б дело только смеялся, так он еще на всю городскую площадь начал орать «эй! Коротышка! С таким ростом в бою только евнухов плодить во вражеском войске! Выше ты не допрыгнешь! Ха-ха-ха!» А когда узнал что имя у карлика что-то вроде Несмеяна, так совсем стал хохотать, мол, и воин серьезный и имя под стать. Анаход подошел к нему и предложил на рассвете встретиться за городским валом у южных ворот, где, собственно, и собирались все спорщики…
- Ты что же, меня на бой вызываешь? - спросил норманн с улыбкой.
На что низкорослый воин ответил, что не собирается его убивать, а только отшлепает по ж-пе, чтобы впредь неповадно было.
Норманн громко расхохотался, заметив, что коротышка, всё же не лишен чувства юмора, но знающие Анахода люди поняли, что будет знатное зрелище, так как карлик слов на ветер не бросал, никогда ничего не говорил просто так!
- А если я не приду? – спросил норманн с ехидной ухмылкой, на что карлик спокойно ответил, что за труса держать ответ придется, по обычаю, его военачальнику, то есть городскому воеводе. Радость с лица наемника быстро улетучилась.
***
На следующее утро городской вал у южных ворот гудел как потревоженный улей. Народу собралось почитай полгорода. Был и городской воевода. Круг был свободен. Соратники норманна свистели, орали, всячески поддерживая весельчака. Тот стоял на краю круга в кирасе и килте из металлических пластин, прикрывающем ноги до колен, без шлема, светлые волосы были собраны в хвост на затылке, со средним круглым щитом и мечом в два локтя. Благодаря крупным размерам норманна, щит и меч в его руках казались игрушечными, ну или на худой конец, гладиаторскими. С другой стороны, к краю круга вышел низкорослый воин, в легком шлеме, кирасе, прикрывающей только грудную клетку, со щитом того же размера, что и у соперника, но благодаря компактному росту, прикрывающим его от переносицы до середины голени. Вооружен он был как обычно своим боевым топором, но на поясе был пристегнут короткий клинок, по размерам ближе к кинжалу, чем к мечу.
Перешагнув край круга, карлик ударил топором по щиту, и ринулся на норманна набирая скорость. Норманн еле успел прикрыться щитом, принимая мощный удар топора и щита соперника, при этом отступая на два шага к краю. Толпа взревела! Норманн махнул мечем, но карлика уже не было на том месте. Соперники отскочили друг от друга и закружились по арене. Улучив момент, карлик вновь повторил маневр, ринувшись на соперника, и снова норманн еле устоял на ногах, отступив на несколько шагов. Карлик делал выпады, выбирая момент, когда соперник этого не ожидает. Щит норманна уже значительно пострадал, от него отлетали щепки, и он грозил развалиться…. В одном из столкновений великан умудрился нанести сильный удар, попав по древку топора, от чего в руках у Анахода остался только деревянный черенок. Низкорослый воин хищно сверкнул глазами, отбросил бесполезную деревяшку и выхватил длинный кинжал (ну, или короткий меч), толпа замерла. В повисшей тишине норманн, перехватив взгляд карлика, блеснул белозубой улыбкой и крикнул:
- Эй! Коротышка! Да ты и ножичек по размеру подобрал! Лучше сдавайся!
Карлик ударил мечем по щиту и вновь начал разгон для атаки уже не маскируя атаку, и не выбирая момента, когда норманн потеряет бдительность. Верзила широко расставил ноги, откинул щит, перехватив меч двумя руками, опустив его справа от себя для кругового замаха, готовясь нанести сокрушительный решающий удар, пользуясь тем, что соперник не скрыл момент атаки… Стремительное сближение… взмах огромного клинка, момент удара выбран безупречно, на максимальной амплитуде… Анаход еле успевает вскинуть шит и прижаться к земле, как на него обрушивается вся мощь норманна, щит разваливается пополам, но… под щитом коротышки уже нет! Анаход вскинув щит, оставляет его под удар, сам же, используя инерцию, на спине юзом проскакивает между расставленных ног норманна и оказавшись за спиной, ловким движением подсовывает меч-кинжал под ремень килта и срезает его вместе с исподним. Килт, под тяжестью металла падает под ноги, обнажая бледный зад северянина. Толпа ревет от восторга! Прежде чем норманн успел что-то предпринять Анаход размахнулся, и вкладывая в удар всю мощь своего тела, врезал северянину клинком по голому заду плашмя, но шкура все равно не выдержала и лопнула от удара, брызнула кровь. Великан взвыл, крутанулся пытаясь как-то отомстить сопернику, но Анаход видимо предвидел это, и, используя короткую дистанцию, рукоятью своего кинжала врезал по правой кисти норманну выбивая меч, после чего упёр лезвие своего кинжала в живот великану, под кирасу, воспользовавшись потерей килта.
По знаку воеводы в круг вбежали стражники, разводя поединщиков, бой был окончен.
***
Дед Толя пересказывал эту историю с медицинскими подробностями, так как оказывать помощь поверженному великану досталось ему. И осколочный перелом кисти, и ушиб мягких тканей с обширной гематомой…
- Да-а-а! – выдохнул Антон – вот это история!
- Это конец поединка, но не конец истории! – сообщил Талагон.
Они пришли домой, Антон настоятельно требовал продолжения рассказа. Талагон заварил ароматный травяной чай, налил две склянки и продолжил повествование. История в изложении Талагона была просто захватывающей, но он не был очевидцем событий, а пересказывал уличную версию, измененную сотней пересказов, приукрашенную баянами да песенниками, мистифицированную домашними хозяйками да бабками. А дело было так…
***
Когда рана на причинном месте у норманна зажила и уличные пересуды стихли, он стал все свободное от службы время посвящать поискам встречи с коротышкой, насмешки и приставания он оставил, он даже как будто стал ниже ростом, его перестали узнавать на улицах города, многие поговаривали, что по улицам бродит не он, а его брат. А старушки, и так перевравшие эту историю, поговаривали, что северянин умер от Антониева Огня (газовая гангрена), а по улицам бродит его дух и нападает на всех, не высоких ростом! Поэтому, детишкам надо вовремя приходить домой и ложиться в кроватку… и так далее… и так далее… и так далее…
Старания Кая (так звали великана) увенчались успехом. Одним зимним вечером он все же повстречался с Анаходом, вернувшимся из очередного сопровождения каравана. Преградив дорогу низкорослому воину, Кай тихо, но внятно произнес:
- Ты оскорбил меня действием! Завтра, за городским валом у южных ворот.
Карлик в свою очередь попытался избежать поединка:
- Предлагаю мои публичные извинения или откуп.
Норманн хмуро молчал, безразлично глядя мимо карлика.
- Смутные времена! Наши жизни могут в любое время потребоваться королевству для защиты! Может, передумаешь?– сделал еще одну попытку Анаход, на что Кай ответил:
- Назови своего командира, если ты наемник, если нет, назови имя, кто ответит за твою трусость…
- Перун и Один видели, что я этого не хотел – произнес коротышка, а потом добавил – только рассеются сумерки за городским валом… – и ушел, более не произнеся ни слова.
Утро следующего дня было пасмурным и холодным. Поединщики прибыли, как только посерели облака на востоке. Низкорослый воин сразу же вступил в круг, давая понять, что он готов к бою. Зрителей не было, только присутствовал сторожевой разъезд из двух конных, в качестве представителей власти. Один из сторожевиков был земляком Кая. Он спешился и, видимо, пытался отговорить друга от поединка. Бывший весельчак хмуро взглянул на товарища и шагнул в круг. Вооружение у противников было такое же, как и на прошлом поединке, но бой развивался совершенно иначе. Выпады следовали один за другим с обеих сторон. Звон стали стоял такой, как будто билось не менее пяти пар. Бой продолжался уже не менее часа. Первым начал выдыхаться северянин. Но это выразилось только в том, что он стал меньше маневрировать, стараясь держаться на одном месте, и не велся на попытки карлика увлечь его в контратаку. Зрителей так и ни прибыло, потому, что стража умышленно, видимо по просьбе Кая, ворота держала закрытыми.
Щиты у противников были уже изрублены, но еще держались, кожаная поддевка у карлика на левом плече была разрезана и из-под неё выступила кровь, великан заметно хромал на правую ногу, поножи на правой ноге были смяты, но не прорублены. Движения противников становились заметно медленнее, дыхание учащенное… вот поединщики в какой-то момент оказались на противоположных краях арены… остановились, тяжело дыша… карлик пристально глянув на соперника, отбросил тяжелый топор и вынул свой короткий меч, ударив по щиту в знак атаки, начал разгон… светловолосый великан тряхнул головой, сбивая капли пота стекающие со лба на брови и грозящие залить глаза, широко расставил ноги, откинул щит, перехватив меч двумя руками и опуская его справа от себя для кругового замаха… сближение… сверкнул огромный меч на взмахе… но великан на этот раз не стал дожидаться, когда карлик проскочит между ног, а отшагнул правой ногой назад, разворачиваясь левым боком к нападающему и нанося удар мечем не по щиту, а по тому месту, где должен был бы находиться прошмыгнувший Анаход, но меч врезался в землю, и тут же Кай почувствовал, как холодная сталь клинка скользнула по его шее вверх к голове не причинив вреда, только срезая волосы, увязанные в хвост на затылке. Анаход и не думал проскакивать между ног Кая, а остался прикрытый щитом, и когда Кай нанес удар по пустому месту сзади себя, то карлик получил преимущество, имея открытый левый бок великана от пальцев ног до хвоста на голове. Срезав хвост, Анаход мгновенно приставил свой кинжал к горлу великана, готовый одним движением обезглавить Кая. Поняв, что он побежден, Кай отбросил меч, склонился перед Анаходом, подставляя шею со словами:
- Руби!
- Мне этого не надо! – сказал Анаход убирая меч в ножны.
- Это надо мне! Руби!!! – закричал Кай, но карлик уже выходил за круг, на ходу подобрав отброшенный топор, и закидывая щит за спину.
Кай бросился к своему мечу, намереваясь догнать коротышку, но в круг вбежал пеший страж и въехал конный, поединок был окончен.
Кай в город не вернулся, собрав оружие, ушел, хромая, по южной дороге, и горожане его больше не видели.
Городской воевода призвал к себе Анахода, предложив ему место в городской страже, освобожденное Каем, а получив отказ, потребовал компенсацию за потерю опытного воина. Немного подумав Анаход уплатил неустойку, сказав при этом, что ни первый раз, ни второй раз он не убил хама, хотя следовало бы… и что дисциплина и поведение дружины полностью находится на ответственности воеводы, а если он не справляется, то… не пора ли сменить воеводу? С этими словами низкорослый воин ушел, а воевода счел лучшим более не донимать коротышку, памятуя, что он слов на ветер не бросает.
***
- …И никто не знает, победил карлик духа норманна, или тот сам решил покинуть город, а сам карлик не многословен. Бабки поговаривают, что Анаход, потом уже, ходил к воеводе, чтобы тот призвал волхвов да почистил казарму от духов, даже отвалил за это кисет золотого песка! Что правда, что ложь неизвестно, но странно то, что и воевода отмалчивается, как его только не спрошали, даже на хмельную голову, молчит! Вот так-то… – закончил свое повествование Талагон.
Антон долго еще сидел, глядя как будто сквозь камень монолитной стены вдаль, переваривая в мозгах всё услышанное. А потом обратился к Талагону:
- Так как, ты говоришь, зовут этого коро… кхм, карлика? Анаход? – Талагон кивнул – выходит, что я его знаю….
Талагон минуту молчал, потом поднялся, покопался в коробочке на полке в дальнем углу лаборатории и протянул Антохе значок-поплавок с изображением символа медиков, кубок и змея, и сказал:
- Раз такое дело встречать караваны будем по очереди, это тебе на вроде пароля, покажешь и скажешь «Талагон», карлик тебе передаст имущество с носильщиками, проведешь их к нашему дому. Ну… и завтра твоя очередь!
Караван подходил к городу медленно, Антону казалось, он вообще топчется на одном месте. Караван свернул с дороги выходя на площадку для стоянки. К городу продолжала тянуться только вереница из нескольких животных с пустыми бурдюками за питьевой водой и несколько носильщиков с тюками в сопровождении низенького коренастого воина. У Антона в груди потеплело, как будто он увидел самого дорогого, близкого друга.
Когда группа подошла ближе, Антон замахал руками и заорал:
- Анаход! Брателла! Сколько лет, сколько зим!
Карлик нахмурился, положил руку на эфес своего короткого меча, и что-то прорычал на своем гномьем языке.
- А, я все равно ничего не понимаю!
- Ён казав, за тебе, «и этот сказившийся здеся».
Антон оглянулся, за спиной стоял дукащик с соседней улицы.
- Ты, зынаргы («уважаемый»), церыс («проживаешь») Талагон, ты знакомый Анаход, ты интересный вир! Как твоё прозвище?
- А! фамилия!? Так… это… Буруа!
- Дакэта Буруа?
Антон замахал руками:
- Не-не-не! – потом сделал многозначительную паузу, вскинул подбородок и четко произнес – Антуан Буруа!
- Антуан Буруа?! Ты франк?
- А?… А! Не-не-не! Я Рус!
- Урус? Рутэн!?
Тут уже подошел Анаход и произнес, обращаясь к Антону:
- Атланты! Талагон?
- Зынаргы Антуан! Почему Анаход называет за тебе Атланты?
- Ему так нравится! – начиная злиться, проворчал Антон, показывая значок, прицепленный на отворот рубахи и сказав при этом слегка понизив голос: - Меня зовут Антон, понимаешь? Антон!
Анаход секунду внимательно смотрел на Антона, а потом, видимо поняв, что говорит Антон, сверкнув белозубой улыбкой потрепал его дружески за локоть и сказав на распев:
- Атланты! – и добавил, уже обращаясь к носильщикам – Куяв («идти» скифск.) – показывая на Антона, а потом добавил, обращаясь к Антону – Атланты! Куяв Талагон!
Антон посмотрел в след уходящему карлику и в полголоса прошипел:
- Коротышка!
Дуканщик осуждающе покачал головой. А Антон, дурачась и изображая бравого военного, обращаясь к носильщикам бодрым командным голосом, рявкнул:
- Отряд! За мной марш! – затем крутанулся через правое плечо и, высоко вскидывая ноги, при этом комично подпрыгивая, зашагал в створ городских ворот.
Носильщики, сначала вытаращились на Антона, а потом, сообразив, поспешили за удивительным проводником, толкаясь тюками.
За происходящим с интересом наблюдал какой-то знатный воин, отличавшийся от охраны северных ворот только золотой инкрустацией на нагруднике.
***
Всё что ждал Талагон, пришло сполна, он разбирал тюки, когда в дверь настойчиво постучали. Талагон поспешил открыть запор.
- Здравствуй, уважаемый Костоправ! – на пороге стоял воин в амуниции стражи, только с золотой инкрустацией на кирасе.
- Здравствуй, уважаемый Георгий, сын Каменной руки! Как отец?
- Ты знаешь, что он отошел от дел! И, не поверишь, занялся росписью… живописью… ну, или как это называется?
- Живописью!? – Талагон заулыбался и картинно поаплодировал – Браво!
- Скажи, Талагон, не является ли это признаком грядущего слабоумия, упаси Перун от бед грядущих!
- Не волнуйся, Георгий, это напротив, укрепит ум Каменной руки! – Талагон сделал приглашающий жест – проходи, присаживайся к столу, как говорят «В ногах правды нет».
- Кто так говорит?
- Все так говорят!
- Прости Костоправ, я не слышал, у нас так не говорят…, – сказал Георгий усаживаясь на лавку.
- Так говорят жители с берегов реки Инсар, Волги, Урала…
- Я не слыхал таких названий.
- Здесь они называются по-другому, Волга – Ра, Урал – Яй или Яик
- Да, знаю, это далеко на восход! Ты много путешествовал! Много видел, мудрость, накопленная в тебе ценнее любого мешка с золотым песком! За это тебя и ценит мой отец, и уважает любой стражник Неаполиса!
Талагон молча поклонился, а потом вежливо поинтересовался, чего же все-таки желает выпить храбрый воин – хмельного мёду или травяного чаю с пахлавой.
- Ходят слухи, что есть у тебя напиток, который одним глотком дурманит сильнее, чем ковш хмельного мёда?
- То не питиё, а снадобье, просто так его пить – можно загубить здоровье! И ни чем потом не вылечить больного!... Однако, могу дать попробовать.
- Я предпочту чай! Служба требует ясности ума и твердости руки.
Талагон принес кипящий керамический чайник с ароматным травяным напитком, и на этом ритуальная часть беседы закончилась, Георгий перешел непосредственно к делу.
Сидящий в лаборатории Антон не понимал содержания беседы, так как разговор шел на «гномьем» языке.
- У тебя в доме проживает молодой гость, он, видимо, находился на излечении, но теперь уже здоров, и продолжает жить под твоей крышей!
- Это так. – подтвердил Талагон слова Георгия.
- Он достаточно взрослый для ратного ремесла, и не стар.
- И это верно. – вновь подтвердил Талагон.
- Ну, тогда, ты знаешь городской уклад. Жду твоего гостя, когда ты посчитаешь, что он готов.
- Хорошо. – далее чаепитие продолжилось с разговорами на совершенно отвлеченные темы.
***
Гарнизон крепости был многонациональным, хотя ничего удивительного в этом не было, так как он набирался из многонационального населения горожан. Уклад города подразумевал, что каждый мужчина, более-менее оседло проживающий в городе, должен отслужить в городской страже год, или не менее полугода, при этом заплатив в казну воеводы за оставшиеся пол года, а после службы будет записан в городское ополчение на случай нападения супостата на город. Неаполис был не просто город, а столица славянских, и не только славянских племен. Жители искренне называли его столицей свободных народов - Сереб род. Но эта свобода играла злую шутку. В город принимали всех идущих с миром, и не только свободных путников, но и беглых рабов из Рима, что, естественно, раздражало «свободных патрициев великой империи»! Иногда в городе появлялись беглецы с русской равнины – притесняемые монголами земледельцы и ремесленники. Благодаря этому, в городе говорили, наверное, на тысячи наречий. Антону это напоминало строительство Вавилонской башни, описанное в библии. По совету Талагона Антон стал внимательно вслушиваться в говор горожан, и, к своему удивлению, обнаружил, что большинство наречий местного населения звучат как исковерканный, но русский язык. По крайней мере можно было вычленить слова с русскими корнями. Стало легче, появилась хоть какая-то иллюзия общения…
Намедни в гости зашел низкорослый воин, они о чем-то оживленно спорили с Талагоном, и, видимо, Талагон убедил Анахода в своей правоте, после чего низкорослый даже обедать не остался, хмуро глянул на Антона, сказав:
- Атланты ладар! – и ушел, хлопнув дверью.
- Мне показалось, что коротышка меня лодырем назвал! Это так? – спросил Антон, обращаясь к Талагону.
- Не совсем…, но близко по смыслу. Скорее бездельником.
- Это еще за что?
- Я попросил его присмотреть за тобой на период воинской повинности.
- Чего!!!
- Это городской закон! Я тут бессилен! Надеюсь, ты не хотел бы попасть в местный каземат в качестве предателя и вражеского лазутчика!
- Тфу ты, будь ты не ладен! Я дома от армии отмазался, а тут влетел!
На следующий день низкорослый пришел в сопровождении носильщика, загруженного военной амуницией.
Антон примерял и подгонял по месту защиту, а Талагон проводил небольшой ликбез по знанию языка:
- Топор по ихнему будет тыбр – почти похоже, убить или сразить врага – пыр, тоже можно найти созвучие в нашем языке…
- А как будет несчастный?
- Хвар…
- Вот я и говорю – хвар батыр (Слабый воин. Скифск.) – Несчастный богатырь!
- Скорее Дузак батыр!
- А это как?
- А это бестолковый богатырь! Ха-ха-ха…
Антон насупился, а Талагон продолжил свою науку:
- Запоминай! Пригодится! Меч – акинак, щит – спар, всадник – почти также – спор, соображай! Спор - шпоры…
***
Когда воевода вновь увидел коротышку в расположении городской стражи, то у него в голове промелькнуло: «И всё же зря я взял с него плату…»
- И каким счастливым случаем занесло великого воина в сторожевые покои? Неужели в конвое перестали достойно платить, и ты решил принять моё предложение послужить на благо города под моим началом!?
Анаход молча положил на стол кисет с золотым песком.
- Хм, красноречивое начало разговора – сказал воевода, внутренне расслабляясь и понимая, что низкорослый пришел не смещать его с должности, а договариваться о чем-то. «Попахивает выгодной сделкой!» - подумал воевода. – Я внимательно слушаю тебя уважаемый Анаход.
- Это плата за полгода службы.
- В городском ополчении твое место давно расписано, ты это знаешь, тогда за кого плата?
- Гость костоправа Талагона.
- Великолепно… - воевода поднялся, намереваясь убрать кисет со стола, но Анаход тут же положил на стол второй кисет.
Воевода присел обратно, недоуменно взирая на второй кисет:
- Извини, но тебе известно, что можно выкупить только полгода, я не пойду на нарушение!
- Я полгода служу вместе с ним!
Воевода ухмыльнулся:
- Предлагаешь ввести в городскую стражу должность няньки?
- Ты предлагал мне сотником с жалованием, я предлагаю свой меч на полгода десятником БЕЗ жалования!
- Хорошо! Не знаю, чем примечателен твой подопечный, - воевода на мгновение замолчал, что-то рассматривая на городской площади через оконный проем и размышляя, а потом продолжил – но я не пойду за него на позорный столб. Убери второй кисет и послушай – службу будешь проходить как положено, десятником – так десятником. Примешь десять новобранцев, и обучишь их как следует азам мечного боя, ну и, по возможности, другим хитростям ратной науки. Жалование будешь получать как положено.
- Ты и впрямь решил сделать меня нянькой!
- По-другому не договоримся!
Анаход выдержал паузу пристально глядя на воеводу. На лице у последнего не дрогнул ни один мускул. Анаход поднялся забрал один кисет и ушел не прощаясь.
***
Анаход изматывал свою десятку занятиями, воины уставали за день так, что вечером отходя ко сну, падая на нары успевали уснуть до того, как голова касалась подушки.
Через дней десять воевода призвал к себе Анахода.
- Уважаемый! Такими нагрузками ты скоро выведешь из строя свою десятку в полном составе! Они не то, что воевать не смогут, они скоро стоять в боевом порядке не смогут.
- Рано им в боевой порядок!
- Может дать им передохнуть?
- Ты берешь мою десятку на личное командование?
- Нет-нет…
- Я сообщу, когда мои воины смогут не мешаться в боевом порядке.
После этого Анаход поклонился и, не говоря больше ни слова, вышел из покоев.
«До чего настырный!» - подумал воевода, глядя в след уходящему, при этом не убирая улыбки с лица. Еще его отец рассказал ему эту тайну, что улыбающийся человек больше нравится начальству и не вызывает дикого страха у подчиненных, и умение не отражать на лице эмоции, в конце концов, позволило сыну простого ремесленника добиться определенных высот. Теперь он городской воевода!
Постепенно, день за днем, помаленьку, но десятка, тренируясь, пока без оружия, начинала сплачиваться. Затем перешли к урокам фехтования. Антон думал, что он чему-то научился под руководством Мехмета в городке Н… но на уроках с Анаходом понял, что он только научился вынимать меч, а мастерство фехтования, как и любое искусство – это целая философия. Стало понятно, что не важно какое оружие у тебя в руках, ты должен его почувствовать, как часть себя, а не просто научиться красиво размахивать шаблей! Размахивания годны только для разогрева мышц и суставов, а в бою движения должны быть максимально эффективны. Бой может продолжаться значительный промежуток времени, и лишние движения только затрата сил, и когда эффективный боец всё ещё будет биться, есть вероятность что ты уже упадешь на землю обессилив..
Анаход не учил свою десятку фехтовать, он учил убивать, и убивать как можно эффективней, при этом не вспоминая о таком слове как благородство.
- Запомните! – наставлял он своих подопечных – благородство применимо только для дуэлей, война – это не дуэль, и в ней нет ничего красивого, прекрасного, благородного. На войне человек превращается в зверя… даже не желая того. Это не естественное состояние для человека, и поэтому войны лучше избежать, чем победить, но решение чаше принимают те, кто сам убивать не будет – послы и правители, поэтому нам надо быть готовыми всегда!
- А почему мы не можем подать голос в защиту мира?
- Потому, что сквозь забрало видна только первая шеренга и не видно всего войска… Кто будет принимать решение – будут обучаться не у меня…
Но дотошный курсант не унимался:
- Почему бы не отказаться воевать? Сказать чиновникам, что мы не будем воевать, потому, что они не умеют договариваться?
- Бывает отказ от войны равен смерти или хуже – позору! А дезертирам и предателям, покрывшим себя позором – смертная казнь! – отрезал Анаход, давая понять, что дискуссия окончена.
Через полтора месяца воины десятки стали выглядеть одинаково – худые, измученные, злые и молчаливые. Анаход принял решение, что теперь они могут заступать в охранение. С дежурствами стало появляться свободное время, больше времени давалось на отдых…
Антон отсыпался, некоторые ходили домой отъедаться. Был момент, когда некоторые из курсантов десятки просили перевести их в другие любые отряды, не выдерживая нагрузок, но воевода был непреклонен – только через каземат, как шпионов… Однако, позже, когда начались групповые учебные бои, выяснилось, что Анаходова десятка подготовлена лучше всех, и даже не уступает десяткам, прошедшим годичную подготовку. В десятку стали проситься курсанты, которые рассчитывали в будущем посвятить себя ратному делу на профессиональной основе. Но тут непреклонен был уже командир десятки, заявивший, что изменение состава только в случае боевых потерь.
Однажды в казарму пришел Георгий и попросил Анахода о разговоре тет-а-тет. Они уединились в углу, отведенном Анаходу…
- В городе стало неспокойно, часто патрули стали вылавливать новых людей. Раньше это были беженцы в поисках убежища и помощи, а теперь эти беженцы набиты римским золотом так, что сами могли бы оказывать помощь нуждающемся в течении года или двух.
Анаход молча смотрел на Георгия.
- Я так думаю деньги они везут чтобы творить измену. Необходимо усилить городские разъезды, и фильтровать улицы на наличие римского золота…
Анаход молча вынул из кисета римский золотой динарий и положил на стол. На мгновение Георгий онемел. Потом, справившись с эмоциями:
- Откуда!?
- Жалование – лаконично произнес Анаход.
Георгий поднялся и произнеся:
- Значит опоздали… – и ушел.
В этот вечер Анаход объявил десятке на завтра выходной, сказал Антону:
- Куяв Талагон – ушел к воеводе, видимо предупредить об изменении режима службы на завтра.
Антон уже уминал куриный супчик, когда пришел Анаход. Он с Талагоном о чем-то посекретничал, после чего Талагон подсел к Антону и завел разговор.
- Ну как ты себя чувствуешь, как грудная клетка, как нога? – Антон чуть не поперхнулся.
- Дед Толь, ты чего?
- Ты ешь-ешь.
Антон отодвинул от себя миску с супом.
Талагон принес бутыль местного шмурдяка и вяленое мясо. Даже Анаход присоединился к возлиянию, опрокинув склянку – сморщился и стал ворчать на непонятном языке и плеваться.
Потом Талагон продолжил разговор:
- Антуан, ты в свой мир собираешься или останешься?
- А я не ведаю, дед Толь, всё от Лизы зависит, или от …
- Атланты! – перебил Анаход, саркастически ухмыляясь, давно Анаход не вспоминал про это.
- … ну, не от меня! Оно само! Раз – и перешел … не знаю, в общем.
- Х-м-м, да-а-а-а. Ну в общем есть мнение поучаствовать тебе как у вас говорят в спец операции. Ты согласен?
- Опасно?
- Боишься?
- Ды, вроде, нет. А чё делать?
- В разведку сходить.
- Ух ты! Как Штирлиц!?
- Чего?
- Да забудь…
- Ну так что?
- А что будем разведывать?
- Понимаешь, безопасностью города занимается Георгий, сын Каменной руки, ты его уже знаешь? – Антон кивнул, а Талагон продолжил – Он выяснил своими наушниками…
- Чего? Какими наушниками?
- Ну шептунами, соглядатаями и наушниками, что супостат что-то готовит, но ЧТО? Может надо где-то выступить и упредить ударом, может проникнуть в стан врага и бросить змею в шатер, может что-то еще…
- Дед Толь, у тебя образование выше среднего?
- Мед училище в Саранске, а при чем тут это?
- Ты по истории помнишь такой город в Крыму как Неаполь? Я со школьной программы не помню…
- Я-то многое забыл, но и, правда, не помню, и к чему ты это?
- Знаешь, если в истории этот город всё же не оставил значительного следа, то скорее всего он был разрушен… и вряд ли мы сможем это изменить, не лучше ли подумать о том, как перевести людей в другой город?
Повисла гнетущая тишина. Потом вдруг заговорил Анаход:
- Ты говоришь о своей истории? В твоей истории ты, наверное, увел людей из города… только потому, что ты подумал, что нет смысла спасать Сереб Род! И враг разрушил Сереб Род! В моей истории этого еще не случилось, и я буду биться за свой город!
- Ну хорошо, - Антону стало стыдно, как будто он струсил. – так давайте займемся оборонительными мероприятиями! Враг придет, а мы готовы! Запасы еды, воды, тайные ходы, какие-то приспособления…
- А это очень даже верно! – Талагон поднялся с лавки и заходил по комнате – запас стрел, смола, углубить ров, много чего еще, но это забота воеводы, ему только необходимо подсказать, я этим займусь, но в разведку всё же надо.
***
Четверо воинов лежали под звездным небом Крыма на вершине сопки, все они были из десятки Анахода и с ним же во главе. В низине, под сопкой, казалось до самого горизонта, блистали костры, но Антон лежал на спине и смотрел не на костры (всё равно с такого расстояния ничего не видно), а на звёзды, такого красивого неба ни в Н ни тем паче в Питере увидеть было невозможно.
Под сопкой стояло войско, огромное. Анаход рассматривал стоянку в длинную подзорную трубу. Антон предлагал сразу же, после обнаружения войска вернуться в город, чтобы предупредить гарнизон, но Анаход был против. Он аргументировал тем, что необходимо выяснить, что за войско, численность, способность маневра (ну… величина обоза, процент конников в войске, наличие и нагруженность тяжелой конницы, вообще всё, что влияет на скорость передвижения войска), оснащенность метательными и осадными орудиями…
Анаход резко дернулся и как-то весь подобрался, как будто приготовился к рывку, и с его уст сорвалось короткое слово:
- Кай!!!
Антон перевернулся на живот и стал тоже всматриваться в огни костров:
- Кай? Тот самый?
Анаход оторвался от окуляра подзорной трубы и повернулся к Антону:
- Кто наболтал, Атланты? – сначала Антон хотел обидеться, но передумал, а Анаходу сказал:
- Кто бы не наболтал, я уже забыл!
- Ты становишься мудрым, Антуан! Длинный язык - короткий путь! Но бесспорно: проводник – предатель! Теперь точно известно – войско идёт на Сереброд!
И тут крайний воин, который, казалось, спал, прижавшись щекой к земле – шикнул, все затихли и тоже прижались к земле…
- Дозор… три лошади… близко…. Одна лошадь тяжелая – старший дозора… - воин затих и затаился, через мгновение и остальные услышали глухой стук копыт по пыльной степи.
Дозор спокойным шагом двигался на вершину сопки именно по той причине, по которой там находился отряд разведчиков – удобная точка для наблюдения. Если поднимется тревога, то добежать до спрятанных в соседней ложбине своих лошадей не успеть. Анаход подал знак рассредоточиться, и группа как змеи поползли в разные стороны, но лошади дозорных почуяли, начали волноваться и тихо ржать. И тут с одной стороны послышался лай лисицы, а с другой крик рыси. Дозорные заспорили, лису они признали «Вулпэ! Вулпэ!», а по поводу рыси – один говорил что это барс «Леопардэ», второй говорил что это камышовый кот «Гатто дели канэ», и тут между дозорными возникли тени! Двое были убиты мгновенно, а третий успел закричать «Сальварэ!! Лансия!!» и пришпорил коня, но не успел уехать, четыре пары рук стащили его с лошади и… кричать он перестал. Лошадь, однако, убежала. У крайнего костра заметались факелы, но двинулись они не в сторону сопки, а в глубь войска к шатру командиров.
- Скоро вышлют разведку. – подытожил Анаход.
Антона трясло и мутило, это было первое реальное применение оружия, хорошо, что было темно… но воображение дорисовывало все недостающие детали разыгравшейся драмы. Антону казалось, что он видит лежащих на земле дозорных лучше, чем при дневном свете! А в ушах звучали слова Ворота, сказанные еще на болоте: «Ты, Антошенька, слушайся меня, зря наперёд не лезь, а я постараюсь тебя уберечь, авось обойдется» Антон трясся и шептал:
- Не обошлось! Не обошлось! Не обошлось, Алексей Иванович! Не обошлось!
Анаход заметил, что с Антоном творится неладное.
- Скилур! – окликнул он воина-слухача, который первый услышал дозор – бери Антуана и бегом к оставленным лошадям. В сёдла и в Сереброд, мы отвлечем погоню, вы должны добраться и предупредить, смотри за этим – Анаход кивнул на Антона – ему тяжело, у него первый поверженный враг… Наших лошадей: снимите уздечки, распустите путы и прогоните в степь. Вперед!
Антон бежал за Скилуром механически переставляя ноги…
… Вот и лошади… седло… ветер в лицо… и запах полыни … стук копыт… и чувство полета… над горизонтом загоралась заря. Впереди уже виднелись стены Сереброда – Неаполиса. «Странно» – думал Антон – «Туда мы ехали три дня, а обратно за ночь доскакали». Скилур как-то странно смотрел на Антона. У южных ворот их встречал Талагон.
Скилур передал Талагону Антуана со словами «Он не в себе» и поспешил в городскую ратушу, неся дурные вести о надвигающейся беде.
***
Антон лежал на скамье в процедурной Талагона и бредил, он видел, как отряд вражеских разведчиков гонится за двумя воинами Сереброда и вот-вот настигнет. Один из преследуемых, который помоложе и повыше ростом, вынимает из седельной сумки лук, произведя один из приемов верховой езды – разворачивается в седле лицом к догоняющим и начинает стрелять. И вот уже преследователей на три всадника меньше, и отряд немного отстаёт…
***
Впереди редкий перелесок, середина ночи, но пока темно – это тоже может спасти.
- Гони! – крикнул Анаход напарнику, сам же, въехав в перелесок спрыгнул на землю, что есть силы стегнул лошадь, и стремглав бросился в кусты, где и затих.
Вражеский разъезд вытянулся цепочкой, к чему вынуждала ширина тропы. Последний наездник не успел даже вскрикнуть, когда вылетел из седла, получив дубиной в голову, а Анаход тут же вскочил в освободившееся седло, и поравнявшись со следующим наездником, рубанул его по правому плечу. Раненый воин истошно закричал. Анаход не теряя ни секунды развернул коня, и рванулся по тропе, подгоняя его свистом и улюлюканьем. Вражеский разъезд сбился в кучу, и не удивительно задние продолжали двигаться вперед, передние, круто развернув лошадей, ломанулись на помощь арьергарду… сумятица… раздрай… свист и улюлюканье уже затихли… и вдруг свист и окрики раздались совсем близко, но в стороне от тропы. Ему откликнулся… или откликнулись?... посвист и улюлюканье со стороны, куда мгновение назад рвался авангард. Командир, в попытке навести порядок, что-то крикнул командным голосом, но в этот момент мимо столпившегося отряда стремглав промчалась лошадь без седока, а следом за ней к отряду выехал истекающий кровью, и уже потерявший сознание, воин с разрубленным правым плечом... среди воинов пробежал шепоток «Имбоската!» – это была, конечно, не «западня», но сработало! Командир разведчиков принял решение организованно отходить к основным силам, дополнить отряд тяжелой конницей и продолжить разведку при свете дня. По возвращению центурион разведчиков поспешил в шатер легата с докладом. В шатре по тревоге уже собрались трибуны и там же присутствовал норманн-эсплураторес, во время доклада центурион упомянул, что один из нападавших был ростом… м-м-м-м… ну невысокого роста, но ловок как мартышка. После этих слов норманн стал пунцовым, процедил сквозь зубы «Коротышка!!» и после добавил
- Он не только ловок, он ещё и умён, и достаточно силён. И знайте – наш поход уже не тайна для противника, внезапного нападения уже не получится.
Заря уже залила всё небо, когда Анаход догнал своего товарища. Анаход ехал на своей лошади, которая нашла его, придя на его свист, и лошадь убитого в перелеске тоже была с ними. Так получалось что передвигаться они будут гораздо быстрее, имея заводную лошадь и возможность давать передышку лошадкам. Когда они подъезжали к Неаполису, то практически нагнали своих товарищей и видели как Скилур с Антуаном въезжали в ворота.
- Атланты! Доехал… с облегчением вздохнул Анаход и пришпорил лошадь, торопясь лично объяснить воеводе ситуацию с вражеским войском и предателем-проводником.
***
Анаход стоял возле скамьи и смотрел на мечущегося в бреду Антона.
- Что с ним?
- Осложнение после воспаления, а еще и нервы.
- Какие нервы?
- Ну, душа, что ли… – Талагон сделал пространный жест рукой с зажатым в ней пестиком, которым он мгновенье назад что-то растирал, сидя за столом своей лаборатории.
- Да… – Анаход присел за стол к Талагону – У Антуана был первый поверженный противник…
- Вот оно что! – доктор бросил своё занятие и обхватил голову опершись на локти – Слабоват оказался.
- Я возражаю! Антуан выстоял в схватке, поверг противника, и после два дня провел в седле!
- Ага! Значит плюс переутомление! Ему назад надо, в больницу. – и тут доктор ни с того ни с сего гаркнул во всё горло – Лиза!!!
Анаход аж подпрыгнул от неожиданности, и стал с тревогой озираться по сторонам…
***
Антон с высоты птичьего полета наблюдал за развязкой боя Анахода против римских разведчиков, а потом, когда всё закончилось, в голове всё закрутилось и сознание потихонечку потухло. А в это время Анаход практически стоял у его постели…
Темнота, но не пустота! Антон чувствовал чье-то присутствие «Опять Атланты… Опять Анаход будет смеяться…» И вдруг, в темноте зазвучал голос Талагона, звавший Лизу! И всё изменилось! Включился внутренний компас, вдали послышалось ржание и топот…
***
Антон открыл глаза. Белый потолок справа тихое жужжание и пикание каких-то приборов, на среднем пальце левой руки прищепка. Осмотревшись, Антон понял – больничная палата. Вроде ничего не болит, но всё тело тяжелое как будто налито свинцом. Антон попытался пошевелиться, всё тело затекло, но скинуть датчик-прищепку с пальца – сил хватило. И тут Антон заметил присутствие в палате длинноногой красавицы-медсестры (судя по белому халату и шприцу в руках). Девушка приветливо улыбалась и молчала. Прибор перестал пикать и тревожно загудел.
Дверь открылась, вошел доктор (судя по морщинам и очкам).
- Очнулся! Вот и славно! Вот и великолепно! Теперь всё будет хорошо!... – доктор приговаривал, а сам шарил ларингоскопом по грудной клетке. – Колите, Машенька, и витамины, внутримышечно.
Суставы не хотели шевелиться, доктор говорил, что суставы будут восстанавливаться очень долго, как после перелома. Когда Антон уже смог подниматься с постели и самостоятельно ходить, у него состоялось рандеву с главврачом Реабилитационного центра. Центр в Питере.
- По вопросу здоровья волноваться не стоит, в коме вы пролежали продолжительное время, но последствий…
- На сколько продолжительное?
- …Очень продолжительное!
- Доктор! Сколько я в коматозе?! Кто меня сюда доставил? Почему именно сюда? Где хоть какие-нибудь мои личные вещи? Почему ко мне ни кого не пускают?
- Стоп! На последний вопрос я могу ответить…
- Что? Карантин? Боитесь я кого-то заражу?
- Не перебивайте, молодой человек! Никого не пускают, потому, что никто не приходит. А по поводу карантина, с момента начала военной операции пандемийные ограничения были сняты в связи со стабилизацией иммунно-вирусной обстановки. Кстати, вы привиты?
- От брюшного тифа и от дифтерии… а какая там операция?
- Хм… – у доктора лицо было озадаченное – вы что последнее помните?
- Я? Ну… дык, это, оборону Неаполиса от Римской империи, точнее подготовку к обороне, а войско римлян привел предатель Кай, который от карлика клинком по жо… пардон… клинком по ниже спины получил, и ушел с позором, а…
- Стоп! Вы рассказываете то, что вы видели в бессознательном состоянии?
- Нееет, в отрубоне… простите, в состоянии комы я видел атлантов, но боялся, что карлик об этом узнает, и смеяться будет надо мной…
- Стоп! – снова прервал его доктор – Вы говорите что одних и тех же …м-м-м… персонажей вы видите и в реальности и в … извините, «отрубоне», следовательно у вас реальность и бред пересекаются?
- Нееет, что вы! Только карлика я раньше видел после бабы-Лизиного снадобья, а потом он и в реальности появился, вполне мировой чел…
- Стоп! «Снадобье» - это наркотик?
- Что вы! Доктор! Я не употребляю, и даже не курю.
- Так! Молодой человек! Что-то я начинаю путаться в причинно-следственных связях … Давайте перенесем разговор на более поздний срок, я вам пропишу лечение, а по результатам будем делать выводы…
Доктор поспешно покинул палату…
Реабилитацию наравне с физиотерапией продолжил и психолог… или психиатр – Антон так до конца и не понял, но понял одно – этому доктору необходимо рассказывать то, что он хочет слышать, а не правду… а то – есть перспектива задержаться на долго…
Правда… и что теперь есть правда? За месяц, проведенный в реабилитационном центре Антон уже стал сомневаться, был ли дед Толя, Георгий, Кай?
***
А Кай, все-таки был. Римское войско не решилось напасть на укрепленный город, тем более, как стало понятно, предупрежденный о нападении, а следовательно, надо полагать, готовый и к нападению, и к длительной осаде. Возможно, из города уже полетели гонцы за подмогой… Военный совет решил не удаляться от берега, где были пришвартованы корабли. Проверить (оно таки думается правильнее «пограбить») прибрежные территории, собрать подати и вернуться в империю.
Кай был вне себя, требовал продолжение компании, но после того, как ему пригрозили кандалами, он сказал, что приведет более смелое войско с востока, и исполнит задуманное, город заплатит ему за унижение… и ускакал в сторону северо-востока. А легат, глядя ему вслед, думал о силе ненависти. «Центурия таких вот воинов, движимых общей ненавистью, наверное, может разгромить легион…» Но история говорит нам, что существуют более мощные катализаторы силы духа, это любовь (к семье, к родине или к Родине, к матери, к богу …), это патриотизм (теперь уже конкретно – любовь к Отчизне). Но это было невдомек легату. Под знамена Римской империи сгонялись воины практически со всех завоеванных земель империи, очень часто против их воли, поэтому, у большинства слово Родина никак не ассоциировалось с империей… видимо, поэтому империя впоследствии и рухнула…
***
Алексей Иванович с Мехметом петляли по тайге в поисках следов экспедиции Гаврилина. Обнаружили одну стоянку с кострищем, но безликую, не понятно чью, слишком много времени прошло. Они уже практически приблизились к искомому квадрату, когда услышали шум мотора самолета. Мехмет выбежал на чистину, намереваясь помахать пилоту. Ворот еле успел с разбегу свалить его под ближайшую сосну.
- Ты чё? На прогулке по Тверской?
- А что? Мы же в глубоком тылу, это же наш! Наш?
- А с «Пе»-шкой что случилось? Сбили! Наши?
- Ну я-то думал его с земли саданули! А ты думаешь… - в этот момент над ними довольно низко прошел самолет без опознавательных знаков но по контуру было понятно – Мессер! – выдавил Мехмет.
- Ты чем слушал у Захара в избе?
- Ушми! – буркнул Мехмет.
Немного погодя Алексей Иванович успокоился и сменил тональность:
- Ну вот и пришли! Теперь хотя бы примерно направление известно.
Часа через три, двигаясь в сторону, в которую скрылся самолет, маленький отряд вышел к озеру на невысокий, но скалистый берег. На противоположной стороне небольшого, практически круглого озера просматривалась стоянка, а на ледяной глади озера стоял тот самый «мессер», а за ним просматривался еще один, но невозможно было рассмотреть модель и принадлежность. Алексей Иванович достал бинокль.
- Да у них там основательная база! Интересно, где группа Гаврилина?
- Иваныч, или ушли, или погибли… но точно не здесь, это ж очевидно.
- Может статься что и так… их там не меньше роты. – Иваныч опустил бинокль. – В центре базы какое-то специальное сооружение, видимо какая-то лаборатория.
- А внутри фигня, которую мы ищем.
- Может статься что ты прав…
Мессер, качнулся и, подпрыгивая на прибрежных наледях, начал выруливать на середину озера разбегаясь для взлета…
Стало видно, какой самолет прятался за мессером, это был самолет со звездами на крыльях. Белая звезда в черном круге, с красным кругом в центре звезды, шасси в обтекателях.
- Американцы? Союзники? Наши?
- Ага! Только, что делал мессер рядом с «вашими»? В жмурки играл – Я тебя не видю, и ты меня не видь…? – Алексей Иванович смотрел на Мехмета колючим взглядом.
Секунду соображая, Мехмет помолчал, а потом сплюнул со злостью:
- Тьфу, сссуки, вечно они и вашим и нашим!
- Запомни, Мишенка! Эти… – Иваныч кивнул в сторону самолета – никогда не были «нашим», да и образно говоря «вашим» тоже не были, у них это «бизнес» называется. С улыбочкой всех облапошить, чтобы самому в выигрыше остаться…
- Да ну, Иваныч, может и есть там всяких… Но в основном-то люди как люди…
- Ты, Мишенька, думай – что хочешь, говори – что хочешь, но слова старшего товарища запомни! Крепко запомни!! И при ситуации.. действуй исходя из сказанного… А люди там хорошие конечно есть, они везде есть, люди-то! – Иваныч говорил, не отрываясь от бинокля, - а по истории тебе пара! – Иваныч отложил бинокль – второй фронт только без малого через полтора года откроется, а пока «наши» - ничейные, а модель этого ераплана, вообще – шведская, хоть и с американскими звездами, это 8А…
- Ну, Иваныч, как брать будем? Штурмом – не вариант, да и осаду держать – не климат!
- Придумаем! Надо проверить как у них с охраной, а там видно будет. Ветер крепчает, и заметь – попутный! Если поземку поднимет, пойдем на парусах, быстро доберемся…
Устроились между двух сугробов, загораживающих ветер. Мехмет выкопал подобие иглу в снегу и запалил небольшой костерок, соблюдая предосторожность, чтобы враг не унюхал дым. В отблесках костра Иваныч рассматривал карту.
- Придется Семенычевский пороховой склад искать, как думаешь, найдем?
- Помнится Семеныч говорил, что без него не найдем.
Разведку пришлось отложить, у Иваныча сложился план, но не хватало взрывчатки. Указанный на карте квадрат прочесывали весь следующий день. Проверили сотни дупл, дыр и нор. К вечеру склад был найден, дупло оказалось просто ориентиром, а склад был устроен на лабазе. Нашлось практически всё: еда, одежда, боеприпасы, шанцевый инструмент, несколько плащ-палаток, даже лыжи, завернутые в кусок парусины. Весь следующий день Иваныч что-то мастерил из лыж и динамита. К вечеру сказал, что ночью выдвигаемся, но ночь оказалась безветренной. Зато с утра разыгралась пурга, правда немного не в сторону вражеской базы. При хорошей погоде и хорошей видимости подходить к базе пришлось бы по лесу вокруг озера, а метель позволяла двигаться по льду напрямую, что сокращало расстояние примерно в 10 раз.
Иваныч выволок на лёд конструкцию, похожую на сани, а по сути трухлявое бревно с прикрепленными к нему лыжами. В передней части конструкции был закреплен динамит и взрыватель в виде гранаты без чеки, засунутой в консервную банку и закрепленной таким образом, что она выпадала при столкновении саней с препятствием или падении саней на бок. На бревне была закреплена мачта с парусом.
Теперь Иваныч махнув рукой Мехмету что-то стал выволакивать на лёд из прибрежных кустов. Мехмет поспешил на помощь командиру. Это оказалась легкая лодка плоскодонка, с приспособлением для крепления мачты. Иваныч приспособил свои лыжи с бортов лодки, получилось подобие тримарана. Оружие и боеприпасы погрузили в лодку, остальное имущество спрятали в прибрежном перелеске. Конструкцию с динамитом Иваныч отпустил в «свободное плавание» по курсу фордевинд (буквально «перед ветром») – точно по ветру. Затем, чуть в сторону растолкав импровизированный тримаран, команда уселась в лодку и Иваныч поставил парус под углом к ветру (курс бакштаг).
- Иваныч! Динамит нас обгонит! Ему ветер – точно в парус, а мы под углом! – в плотную наклонившись к командиру проговорил Мехмет.
Иваныч отрицательно помотал головой, а потом сделал знак молчать, потом показал на ухо и на вражескую базу. Далее следовали молча. Судя по направлению движения груз динамита должен прийти немного правее базы, а команда на тримаране – левее. Иваныча волновала одна мысль – не развалились бы сани с динамитом раньше времени. Только произошло немного другое – не доехав до берега отвалилась лыжа у тримарана. Лодка завалилась на бок, но её продолжало медленно волочить по льду, и груз вываливался из неё, а друзья собирали его, навьючивая на себя. К счастью до берега было совсем близко, но, как оказалось, и до вражеской базы было рукой подать... Укрывшись за береговым откосом друзья проверили экипировку, рассовали по карманам гранаты, на ремни повесили запасные диски к ППШ, проверили личное оружие (Вальтер и ТТ). Прежде чем уйти, Иваныч под край лодки, которую ветром дотащило до берега, подсунул гранату без кольца – сюрприз для любопытных.
- Динамит не сработал… - тихо прошептал Иваныч, и в этот момент ухнул взрыв, но не у берега, а где-то на зеркале озера. Сквозь пургу на льду просматривался силуэт самолета, возле него и взметнулось снежное крошево, поднятое в небо динамитным взрывом.
- Удачно! – прошептал Иваныч.
- Еще бы … – но договорить не успел, откуда-то с правого фланга вражеской базы раздались выстрелы, потом гранатные разрывы
Свидетельство о публикации №225011001622