Глава 25. Осада темницы

«… Не величественную цитадель, и не гордую крепость берём мы приступом, а бесславную тюрьму, в чьи подземные казематы не проникает солнечный луч, из чьих зарешёченных окон наши сёстры с мольбой протягивают к нам руки – к нам, свободным, сильным, знающим, как отринуть соблазн, обладающим зрением достаточно острым, чтобы разглядеть вход в тюрьму под фасадом, увитым цветами,  чей слух никогда не будет поражён звуком поднимающегося моста, навеки отрезающего от свободы, которая дарована свыше каждому человеческому существу. Наша борьба за узниц будет долгой и жаркой, ведь полные решимости тюремщики стоят на страже…».   
Бескомпромиссное перо фройляйн Поль зависло в воздухе, пока его владелица перебирала в уме прилагательные «замшелый», «варварский», «зверский», отыскивая среди них наиболее подходящее к существительному «традиция».
Прошедшие три года произвели не больше изменений в наружности редакторши «Третьего пола», чем в общем положении женщин в мире.  Она только немного ещё погрузнела, тень на верхней губе ещё немного потемнела, и – она всё ещё была в юбках. Её нос, наводивший на мысль о мопсе, был всё также воинственен, даже ещё более, чем раньше, ибо, хотя общество и выказывало некоторые признаки пробуждения,  они были так плачевно незначительны, что задача открывать людям глаза на их бедственное положение всё ещё оставалась крайне нелёгкой.
Наконец, она остановилась на «зверском», «замшелому» не хватало энергичности, а «варварский» уже употреблялся несколько раз.
«…на страже зверской традиции. Но мы не устрашимся их копий. За ними стоит Прошлое, за нами – Будущее. Их день близок к закату, наш – к рассвету. На наших знамёнах написано «Равенство», а надпись на темнице гласит…»
- Bitte, Fr;ulein, к вам визитёр.
Молодая особа в фартуке в синюю клетку неожиданно вошла в кабинет, держа на раскрытой ладони прямоугольную карточку с таким видом, словно то было ядовитое насекомое.
Фройляйн Поль внезапно спустилась с небес на землю и недовольно оглянулась.
- Вам известно, что в этот час я не принимаю.
- Но он так настойчив.
- Он?!
Фройляйн Поль взяла карточку высокомерным жестом. Сощурив свои маленькие глазки, она прочла:
мистер Филип Эйкман.
Раньше она никогда не видела этого имени напечатанным, но сама писала его часто, коль скоро её письма к Кларе адресовались в дом «мистера Эйкмана, эсквайра».
Её приземистая фигура стала так неподвижна, что девушка в клетчатом переднике затаила дыхание.
- Он один? – быстро спросила редакторша, наконец, выйдя из оцепенения. – Ты уверена, что с ним нет дамы?
С ужасом она подумала о том, что, возможно, и миссис Эйкман здесь. Она не получала известий от Клары уже некоторое время, а в Англии, как она слышала, всё делается быстро.
- Он один.
- Проводи его, - сказала фройляйн Поль нарочито спокойным голосом.
Появление гостя произвело в помещениях, ведущих в кабинет,  переполох, смесь изумления и любопытства. Никто из служащих, в большинстве вооружённых очками, склонившихся над пишущими машинками  или рукописями, не мог припомнить, когда мужчина из плоти и крови в последний раз переступал этот порог. Что могло означать безразличие, с которым он проходил мимо них, холодно и учтиво склоняя голову в знак приветствия? Смелость ли это была или невежество? Догадывался ли он, что находится в логове своего врага, совсем один и безоружный? Обмениваясь взглядами и перешёптываясь, они, в конце концов, решили, что нет, не догадывался.
По правде говоря, так оно и было. Ничто из того, что Клара сообщила ему о своём единственном друге, не подготовило его к тому, что могло ожидать его. 
Даже заголовок статьи, которую он взял просмотреть во время ожидания, лишь возбудил его любопытство, но не опасение. Всё-таки, несмотря на внешнее спокойствие, в глубине души он был озадачен, переступая последний судьбоносный порог.
Он пристально посмотрел на даму за письменным столом, которая ответила ему таким же пристальным взглядом. С первого взгляда он затруднился составить впечатление о своей визави, она же своим намётанным взглядом сразу же оценила его.  Вид его, хотя вполне аккуратный и благопристойный, явно носил следы утомительного путешествия и бессонной ночи.
- Вы привезли мне новости о Кларе? – с тревогой спросила фройляйн Поль, не дожидаясь пока он заговорит. 
Одно лишь упоминание этого имени прояснило ситуацию, как по волшебству. Охрипшим голосом, словно он наглотался дорожной пыли, но, тем не менее, почти весело, он сказал:
- Так это действительно вы, её друг! Я боялся, что пришёл не по адресу.
- У вас письмо для меня?
- Нет, она даже не знает, что я приехал к вам.
Грубые черты лица редакторши словно ещё больше отяжелели от разочарования.
- Так для чего вы здесь? – отрывисто спросила она, резким движением поправляя пенсне. – Вы извините меня, если я скажу вам, что у меня крайне мало времени и оно очень ценно.
- Очевидно, - сказал Эйкман, бросая взгляд вокруг себя на столы, заваленные бумагами. 
- Тогда, если вы не возражаете перейти прямо к делу…
- Вовсе нет, я и сам тороплюсь, и охотно обойдусь без преамбул, если они вам не нужны. Я приехал, чтобы задать вам вопрос.
- Приехали из Ратбеджи? – спросила она, задохнувшись от изумления.
- Да, я вижу, что вам хорошо знакомо это название.
 - А я вижу, что вы интересуетесь Кларой Вуд … очень активно. 
Последнее слово она произнесла с невыразимым презрением.
- Достаточно активно, чтобы не отступить при первом же препятствии.
Их взгляды скрестились. Наконец, он произнёс:
- Можете вы сказать мне, почему она мне отказывает?
Фройляйн Поль невозмутимо взирала на него сквозь пенсне, но барабанная дробь её пальцев по столу выдала её волнение.
- Вы сделали ей предложение?
- Да, и получил отказ. Но, как вы уже поняли, сдаваться я не собираюсь. Она говорила о каком-то барьере, и что лишь один человек знает о его существовании. Думаю, что этот человек – вы. Я прав?
- С чего вы это взяли? – сказала фройляйн Поль с натянутым смехом, очевидно, чтобы потянуть время.
- Нетрудно догадаться. Я постоянно сдавал на почту письма, адресованные вам, и никогда - кому-то другому.
- Но как вы нашли дорогу сюда?
- Тоже нетрудно, адрес отпечатался в моей памяти. Но это не важно. Вы сказали, у вас мало времени. Я хочу знать – что это за барьер?
Фройляйн Поль уронила пенсне, нацепила его снова, храня глубокое, по всей видимости, невозмутимое молчание.
- Вы знаете, в чём заключается это препятствие?
Она взглянула на него с вызовом.
- Знаю, - её тон был также вызывающ.
- Вы скажете мне?
- И не подумаю!
Он поднялся со стула, на который сел несколькими минутами ранее. Казалось, выдержка покинула его a la longue, но он сказал по-прежнему ровным тоном:
- Но вы должны сказать.
Возвышаясь над письменным столом, он казался неприятно громадным и отвратительно властным, как сказала себе редакторша.
- Да какое у вас право спрашивать меня?
- Никакого, если не считать того, что я люблю её и имею основания надеяться, что она любит меня. Сейчас от вас зависит счастье двоих людей. Конечно, моё счастье для вас безразлично, но её? Только вы и она знаете, что стоит между нами. Но она не хочет сказать, поэтому я спрашиваю вас. Может быть, это препятствие – неодолимо, но что, если нет? Неужели вы будете хранить молчание и в этом случае?
Его напускное спокойствие покинуло его. Тревога была написана на его лице, звучала в его голосе, в то время как в глазах редакторши, пристально следящих за ним, мелькнуло что-то похожее на ревность и коварную заднюю мысль. 
- Скажите мне, по крайней мере, действительно ли оно непреодолимо?
- Не вижу причины, по которой я должна что-либо сообщать вам.
- Может ли быть, что она – недостойна, … непорядочна? Вы же не это имеете в виду?
В её глазах сверкнул огонь.
- Это вы недостойны её!
- Но тогда, - ради Бога! - скажите, что удерживает её? Неужели она не любит меня?
Дрожащей рукой фройляйн Поль снова попыталась уравновесить пенсне на своём мясистом носу, но на этот раз это ей решительно не удалось.
- Вы не понимаете, о чём просите.
- Я прошу ради неё. Я вижу, что вы любите её, и я верю, что смогу сделать её счастливой.
- Мужчины всегда так говорят.
- И иногда так и делают.
Фройляйн Поль машинально ухватилась за перо, словно в поисках помощи.
- Это совершенно против моих правил! Знаете ли вы, от чего вы меня отвлекли? Я как раз пишу передовицу для завтрашнего номера. Вот, послушайте!
И она прочла вслух всё написанное на одном дыхании.
- А что это за темница, знаете?
- Даже не представляю, - рассеянно ответил Эйкман, слушавший её вполуха.
- Брак, конечно! Разрушение института брака – одна из главных задач нашей борьбы. А вы приходите ко мне за помощью! Мы не увидим свершения наших чаяний, увы! Но будущие поколения…
- Позаботятся о себе сами! – прервал он её. – Вы сами говорите, это дело будущего, но Клара принадлежит настоящему. Вы же не собираетесь принести её в жертву будущим поколениям?
Объемистая грудь редакторши всколыхнулась, движимая вздохом. Она была готова сдаться.
- Но это против моих правил, - удрученно повторила она и наклонилась, чтобы выдвинуть нижний ящик стола. Пошарив в нём, она выпрямилась с покрасневшим лицом, держа в руке сложенное письмо. Она протянула было письмо к нему, но тут же вновь отдёрнула.
- С одним условием! Вы привезёте её сюда на этот…как его…медовый месяц.
- Хорошо. Если состояние моей матери позволит.
- Вашей матери, в самом деле! Что ж, вы, по крайней мере, не бессердечны, как большинство мужчин.
Сунув ему в руку письмо, она отвернулась.
Крепко держа завоёванный приз, Эйкман отошёл к окну. Письмо, которое он нетерпеливо развернул, было то самое, что Клара написала однажды на рассвете после чтения всю ночь напролёт Жюля Мишле. В нём рассказывалась история апельсинного дерева, а также – хоть она тогда не отдавала себе в этом отчёт – история её души. 
Затаив дыхание, он дважды перечитал страницы. Сначала он понял только, что ни в одной строчке нет упоминания о каком-либо мужчине. У него не было соперника. Словно гора свалилась у него с плеч. Постепенно смысл написанного начал доходить до него.
Ему захотелось засмеяться, но он удержался, осознав, что смех, пожалуй, прозвучит горько. Почему-то он чувствовал боль. Может быть, это болело его уязвлённое самолюбие?
Молчание затягивалось, наконец, он произнёс словно не своим голосом:
- Так вы думаете, у неё есть что-то ко мне?
- Уж не воображаете ли вы, что я показала бы вам письмо, если бы не думала так, - фыркнула фройляйн Поль.
- Неужели она отказала мне только из-за этих … угрызений? Разве это не показалось бы такой мелочью, если бы она действительно любила меня? – он спрашивал серьёзно и настойчиво.
Редакторша заколыхалась в приступе гулкого смеха.
- Так-то вы знаете нас? Если б вы оставались для неё только мужчиной, «приемлемым для брака», как она пишет, то действительно эти угрызения были бы мелочью, её план удался бы на славу. Но вы стали чем-то большим, из-за чего она возненавидела свой план.
Он глубоко задумался, кусая губы.
- Тогда получается, что, если бы она не любила меня, она согласилась бы выйти за меня?
- Ни малейшего сомнения.
Он пожал плечами в том вечном недоумении, которое охватывает мужчину, когда он пытается понять женщину.
- Значит, вы оставляете мне надежду?
- Ничего я вам не оставляю, - последовал брюзгливый ответ. – Я просто констатирую факт.
- Ну, это ваше дело. Я же все-таки надеюсь. И я больше вам скажу. Любит она меня или нет, а я собираюсь на ней жениться.
Фройляйн Поль снова фыркнула, непонятно, осуждающе или одобрительно.
- Вы-то можете собираться. Но вот выйдет ли она за вас, я не уверена. Главное не в том, простите ли вы её, а в том, простит ли она себя.
- Не настолько же она безрассудна!
- Настолько. Если только вам не удастся убедить её, что её любовь к вам совершенно бескорыстна. Как вы поняли из письма, она сама в этом не уверена. Да и как она может, при нынешних-то обстоятельствах?
- Что вы имеете в виду?
- Ваши виды на наследство, конечно. Вот что тревожит её совесть. Вот если бы вас лишили наследства, тогда другое дело…, -  тут редакторша прервала себя, словно вдруг опомнившись. – У меня нет желания советовать вам. Я ответила на ваш вопрос, и, надеюсь, вы извините меня, если я снова напомню вам, что у меня мало времени.
Выпроводив его таким нелюбезным образом, фройляйн Поль с растревоженным сердцем обратилась к своей статье, но обнаружила, что ей стало гораздо труднее, чем раньше, подбирать прилагательные. «Осада темницы», начатая с таким ;lan, теперь продолжалась уже не так рьяно. Редакторшу преследовало видение счастливого лица Клары.
- Вот что происходит, когда идёшь против своих правил! – наконец раздражённо воскликнула она.