Ключ. Часть 10

В меня со всего размаху полетел зонтик.

Специально или нет, но мама промазала. Зонт с жутким треском попал в кухонную тумбу. Я так сжала кружку с чаем, которую до этого остужала, что не заметила, как покраснела рука.

— Ах, ты дрянь! — Закричала мама на весь дом. Она была вне себя от ярости. Глаза навыкате, лицо раскраснелось, и холод тут был ни при чем. Я ждала этого, ведь уже ничего не могла изменить. — Скотина такая! Довольна? Чего ты добиваешься, скажи? Вот чего?

Она стояла в нескольких шагах от меня. Пару лет назад она прописала бы пару тумаков, не задумываясь. Интересно, она просто считает, что я выросла, или боится Славы?

К слову, отчим прибежал довольно быстро. Это странное ощущение, когда ты видишь взрослого, который может тебя спасти. Просыпается столько надежды на то, что тебе сейчас помогут, защитят, а потом обязательно успокоят маму, и все будет хорошо, что невольно содрогается душа. Но все взрослые, дабы не ссориться с мамой, обычно проходили мимо, делали вид, что ничего не произошло, а я провожала их полными надежд взглядами.

 — Что случилось? — Обеспокоенно спросил он. Перевел взгляд на меня, потом на зонтик. Только сейчас боль в руке заставила меня оторвать от нее руку. — Что ты сделала?

— Не мешай, — рявкнула мама.

Они начали спорить. Вот как оно делается в полных семьях? Забавно, но неприятно. Обычно между мной и мамой никто не решался вставать. Теперь я боялась давать волю той робкой надежде о спасении.

Они все продолжали кричать, а я тихо заплакала. Комок в горле стал невыносимо тяжел.

Слава тоже уйдет. Сейчас они раскричатся, он захлопнет дверь и спрячется у себя в кабинете. Я всегда остаюсь одна.

Но внезапно он осадил ее.

— Ты не смеешь так разговаривать с моей дочерью!

Близко же он предполагает наше родство на бумаге. Но это было очень мило. Так мило, что слезы едва не перекрыли мне дыхание. Нос забился.

Так странно. Я будто и здесь, но в тоже время где-то далеко. Их странные слова не сразу доходили до моего сознания.

— Решил поиграть в героя? — Разъярилась мама и ударила его по щеке. — Где ты был, когда она была маленькая, и мне нужны были деньги, чтобы купить хоть какой-то еды? Ах, точно — у тебя были другие дети и другая жена, если ты не забыл!

Слава так сильно сжал челюсти, что я испугалась за маму. Желваки так и пульсировали.

— Если ты не забыла, то о дочери я узнал год назад! То, что у тебя не было денег — это только твои проблемы. И то, что у твоего ребенка не было денег — это тоже только твои проблемы. Все могло быть иначе, но ты, как всегда, решила все сама. И знаешь что? Я никогда тебя в этом не упрекал.

Она замахнулась на него еще раз, но он перехватил ее руку. Стало так неприятно и больно, будто удар предназначался мне.

— Делай, как знаешь, папашка. Не собираюсь с вами разговаривать! — Сказала мама и вышла из кухни, громко хлопнув дверью.

Слава присел около меня. Теперь я сверху вниз могла рассмотреть его лысеющую голову.

— Что случилось? Она так истерила, я толком ничего не понял. Что ты такого натворила?

Я не смогла сразу ответить.

— …знала, ч-ч-ч-то т-так б-бу-бу-будет, — глотая слезы, сказала я. Слава нахмурился.

— Ничего не понимаю. Что ты знала?

Слава передал мне кухонное полотенце, и я высморкалась. Понадобилось еще время, чтобы хоть как-то успокоиться. Внутри стало невыносимо тяжело. То, чего я боялась, случилось. Теперь меня будто придавил танкер — так тяжело было в груди. И эта тяжесть мешала мне говорить, мешала думать и даже дышать.

— Сегодня было родительское собрание. Т-там, — голос мой дрогнул, и я едва не зашлась новыми рыданиями. — Там ей рассказали, что я больше не отличница. Мне по алгебре поставили четыре…

— И все? — Удивился Слава. — Из-за этой вот ерунды такой скандал?

Слезы вновь овладели мной. Слава обнял меня и говорил, какая это все ерунда. Но какая же это ерунда? Для меня это было важно! Одиннадцать лет я шла к цели — принести маме золотую медаль, и теперь этой цели меня лишили. Что мне теперь делать? Она не заговорит со мной, не обнимет, не будет хвалиться перед другими моими успехами… Про меня забудут.

Я попыталась объяснить это Славе, но он продолжал твердить, что это пустое. Он не мог меня понять, а значит, не мог помочь. И все же он дождался, пока я успокоюсь, заменил остывший чай в кружке, заставил выпить все до капли и только тогда проводил до лестницы.

В комнате я упала на кровать, легла на бок, обняв ноги, и уставилась в окно. Голое дерево неистово дрожало под порывами ветра. Серые облака во все небо неслись пугающе быстро. Перед моими глазами день постепенно сменился сумерками. В комнате стало темно, но мне будто бы не было до этого никакого дела. Телефон в сумке иногда жужжал от сообщений. Они тоже были совершенно неинтересны. Я будто отделилась от собственных мыслей. Тревожные или, напротив, умиротворенные наблюдаемой за окном погодой — они будто отделились от меня невидимой стеной. Я наблюдала их со стороны, как за подкинутыми к двери орущими котятами. Откуда они пришли? Разве они мои? Нет, я никак не отношусь к ним, извините. В первый раз вижу.

Было так пусто и в тоже время так больно, что трудно передать. Конечно, мне не сломали пальцы, не разбили нос и никак иначе не повредили тело. Но душе было больно. Иногда я задумывалась — как понять, что душа есть? Понятие о ней ведь возникло так давно, еще до христианства. Что-то интересовало людей внутри нас самих, до чего нельзя коснуться или распознать на вид. Наблюдали несчастных, которых сейчас зовут душевнобольными, и думали, что именно в них не так? Ощущали «бабочек в животе» при виде предмета воздыхания и чувствовали надлом каждого их крыла при отказе? Было бы интересно почитать, что думали мыслители древности про душу…

По комнате скользнул луч света. Навряд ли это мама. Но даже со Славой не очень хотелось сейчас говорить. Вероятно, он подумал, что я сплю, поэтому также тихо прикрыл дверь.

О чем я думала? Ах, да, про Древний мир. Интересно, почему именно после падения Римской империи мир так сильно изменился? Говорят, в Европе до сих пор главные дороги построены по примеру Древних времен. Здорово, наверное, проложить такой маршрут, который будет актуален на тысячелетие…

Наверное, я даже не заметила, как уснула. Но проснулась, когда дверь вновь тихонько зашуршала по паласу, и приглушенный свет из коридора осветил часть комнаты.

— Спишь? — Едва слышно спросил Слава. По началу мне не хотелось отвечать. Не хотелось ни с кем говорить. Но едва прямоугольник света начал уменьшаться, я подала голос тихим: «Нет». Губы пересохли, и с трудом отрывались друг от друга.
Слава присел на край кровати. Поначалу спрашивал, как я себя чувствую, не болит ли чего, а я односложно отвечала. Странно, но даже физически ощущалась какая-то неуверенность от него, какая-то неловкость. Мне стало дурно.

— Ты… — Слава тяжело выдохнул. Слова давались ему нелегко. — Ты же помнишь, о чем мы говорили с мамой сегодня днем?

«Говорили»? Если он так считает, то пусть будет так. Но разговором я бы это не назвала.

— И что ты думаешь?

Я пожала плечами. Ничего не думаю.

— Ты не… Ну, не знаю… Совсем не рада? Может, злишься? Может, ненавидишь меня?
 
— Вы-то тут при чем? — Устало спросила я. Хотелось уже поспать, так что присутствие отчима лишь напрягало и даже немного раздражало.

— Я твой отец.

Я фыркнула, заляпав слюнями подушку. Неужели он не понимает, что мне не до шуток?
 
— Конечно, мне приятно, что вы так цените ребенка жены, но можете не утруждаться. У вас и так есть дети, а мне от такого отношения только больнее.

— Ты не поняла. Я не отчим. Ты моя биологическая дочь.

Смысл слов дошел до меня не сразу. А как дошел, я тут же медленно приподнялась на локтях. Сна не было ни в одном глазу. Мне не хотелось ничего об этом слушать, но Слава все равно рассказал, что у них с мамой был всего один случай, и он никак не думал, что я его дочь. А год назад, как раз после первой их встречи за много лет, мама принесла ему тест ДНК, где указывалось наше родство.

Это было похоже на какой-то розыгрыш. В детстве я часто представляла, как к нам приходит отец, как извиняется передо и покупает все игрушки на свете. В школьные годы мне нравилось представлять, что один из водителей школьного автобуса на самом деле мой отец, который тайно следит за моей жизнью и стесняется признаться. Но уже давно эти сказки были отодвинуты на задние полки моего сознания. Это не правда.

— Мама говорила, ты нас бросил, — колебалась я.

Меня бросало от одной мысли к другой. С одной стороны я была готова броситься ему на шею, как маленькая девочка, а с другой — разрыдаться и убежать. И чем больше он говорил, тем сильнее второе желание перевешивало.

— Да я даже не знал, говорю же тебе! Ты мне не веришь?

Нет, не верю. Но вслух не сказала. Только пожала плечами. А ведь и правда — верю ли я ему? Почему мама не говорила мне о нем раньше? Хотя бы имя. Отчество у меня дедушкино, хотя я бы предпочла дядино. Да, наверное, как бы оно ни было, но Слава мне не отец. Единственный папа, которого я знала, был дядя. Но его больше нет, значит, и отца у меня нет.

— Понимаю, это нужно переварить, — хмыкнул Слава. Но мой ответ, вернее, отсутствие оного, его заметно расстроил. Он протянул мне ладонь, и, не сразу, но я все же накрыла ее своей. — Обещай подумать об этом, ладно? Мне тоже нужно было время, но я так обрадовался дочке… Жаль, что все так вышло. Мы могли бы жить совсем по-другому.

Когда я осталась одна, то вновь крутилась в постели. Мне не верилось, что мама могла скрывать от нас такое. Хотя я не была на ее месте и много не знаю. Может, это Слава мне врет? Но зачем тогда спустя столько лет жениться на маме? Или она подделала тест у тети Инны из лаборатории? Но опять же — зачем?

Мысли крутились в голове одна за другой так быстро, что ни одну мне не удалось нормально обдумать. Еще долго не шел сон. Я решила все-таки проверить сообщения. От долгого лежания затекли мышцы, спина неприятно захрустела.

Люба спрашивала, как у меня дела. Сережа прислал какую-то смешную картинку. Староста спрашивала, сфотографировала ли я домашнее задание по английскому. И, конечно, множество сообщений в беседе класса, в которой я отключила уведомления. Прислали памятку от участкового, который в последний день перед каникулами читал нам лекцию о правилах поведения на воде. Я вдруг вспомнила его лисьи глазки, и меня бросило в дрожь.

Когда-то в детстве он был одним из тех, кто меня опрашивал. Мама просила меня говорить, что кроме тел я никого не видела. Но я и впрямь никого другого не видела, так что даже не знаю, зачем она меня настраивала. Не знаю, какое у него в то время было звание, может, даже такое же, но с детьми тогда он разговаривать не умел. Помню, я расплакалась и убежала. Но меня вернули и расспросили еще.

Все каникулы я плохо спала. Засыпала далеко за полночь и просыпалась от маминой громкой музыки. Будь ее гордость не такой всеобъемлющей, она бы предпочла наорать на меня лично. Но мое наказание молчанием еще не окончилось, поэтому сон прерывался на расстоянии. Со Славой я старалась не пересекаться. Если же встречи нельзя было никак избежать, то быстро здоровалась и убегала к себе. Я напоминала полевую мышь, вздрагивающую при каждом непонятном шорохе и убегающую в безопасную норку.

Мне было одиноко. Люба с мамой отправились в небольшое путешествие. Как она рассказывала, у тети Тамары уже давно есть такая особенность — внезапно срываться в дорогу только по первому блеску желания. Бывало, что она жалела о своей порывистости, но такое осознание обычно находило на нее уже далеко в поезде. Я завидовала им. Они просто взяли и сорвались вдвоем в другой город, ходили в кафе и театр. Когда Люба написала об этом впервые, я расплакалась.

К празднику приехали сыновья Славы. Мои единокровные братья. Странно было так теперь их считать. Олег, внешне очень похожий на своего… нашего отца, приехал с женой, Лилей. Про себя я ее часто называла Брик, но только из-за имени. На самом деле она очень милая и даже скромная. Ваня был его полной противоположностью — тонкий прямой нос, без единой горбинки, вытянутая форма лица, тонкие губы и чуть раскосые глаза. Я видела как-то фотографию его матери, он очень на нее похож.
Мама так и не сказала мне ни единого слова. Только Слава, Олег и Лиля хоть как-то со мной взаимодействовали. Ваня по началу тоже, но потом как будто перестал в упор замечать. Я не навязывалась, но все равно было обидно.

Ужин проходил скверно. Я поклевала немного оливье и котлет, даже потом съела кусочек тортика. Странное чувство: будто бы жутко голодный, а съесть ничего не можешь. Лиля рассказывала, как они закончили с ремонтом в ванной:

— Знаете, — сказала она, прожевав винегрет, — я всегда мечтала о большой ванне, чтобы можно было лечь в полный рост, кинуть бомбочку и зажечь аромасвечи, — Лиля мечтательно улыбнулась и положила себе третью порцию селедки под шубой. Ее аппетиту можно было только позавидовать. — А когда сказала об этом Олеже, он тут же такой — давай сделаем такую.

— Не, ну, ты ж мечтала, — с набитым ртом отметил Олег.

— Действительно, — искренне поддержал сына Слава. — Почему б не сделать, раз мечтала.

— Ну… Он же хотел душ по началу, — поджала губы Лиля. — У нас уже был план… А так, пришлось на ходу менять планировку, искать хорошую чугунную ванну…

— Вот горе-то, — хмыкнул Ваня, за что получил красноречивый взгляд отца.

— Это и правда вроде бы пустяк, — честно согласилась Лиля, будто бы не заметив сарказма. Но по тому, как неловко она стала елозить вилкой по тарелке, было понятно, что все она поняла. — Просто не хотелось доставлять проблем и свои желания ставить превыше чужих.

Слава тут же нахмурился.

— Ничего ты не доставляешь, — он принялся наполнять бокалы шампанским. Лилю, по ее просьбе, он пропустил. Я еле сдерживалась, чтобы не осушить свой бокал залпом. Терпеть не могу шампанское, но пива тут не наливают. — Я всегда говорил Олегу, в ванне ты легко можешь и под душем помыться, а в душе ты ванну не сделаешь. Тем более, парни у меня хорошо воспитаны, еще б он не уступил тебе — я б его наследства лишил!

Слава с Олегом засмеялись, это была их какая-то дежурная шутка. Но мне показалось, что Ваня как-то косо глянул на меня. Неприятно засосало под ложечкой. Слава ничего не говорил насчет того, знают ли о моем происхождении парни.

— Ванна действительно практичнее, — заметила мама. — В свое время я тоже о ней мечтала. В коммуналке особо не поплаваешь.

Мне показалось, она хотела уколоть Славу. Хотела или нет, во всяком случае, задела его точно. Но и он не подал вида. Вот так и поступают в больших семьях — одни грубят, другие терпят ради сохранения хоть какого-то порядка? А ведь когда-то о такой семье я неистово мечтала.

Мне было лет четырнадцать, мы с мамой отмечали Новый год вдвоем. Сидели за столом и смотрели кино по телевизору, болтали и смеялись. На столе не было алкоголя, я не засыпала побитая в слезах. Утром не было традиционных извинений за произошедшее. Мы правда тогда хорошо отметили праздник. С тех пор мама сильно изменилась, перестала пить и даже начала иногда гулять в городе. Тогда я думала, что для полного счастья нам не хватает папы.

Но чего нам не хватает сейчас? Я смотрела, как мама накладывает себе мясо по-французски. Мое любимое блюдо, но я к нему даже не притронулась. На меня мама даже не взглянула.

Я обратила свое внимание на телевизор. Стол мы решили поставить в гостиной, только громкость убавили, чтобы не заглушать беседу. Но я бы с удовольствием послушала что угодно, даже от исполнителей, которых на дух не выношу, только бы отвлечься.

—… это и правда очень хорошая машина, — услышала я часть ответа Лили, прервавшей мое прислушивание к перепевке «Jingle Bells».

— Семейная, — улыбнулся Слава. — Хорошо, что мы знакомы с подрядчиком. А то такая тачка на рынке сейчас стоит, как квартира в Москве.

— Кстати об этом… — Лиля замялась, и рука ее стала чуть подрагивать. — Мы все хотели как-то красиво вам рассказать за ужином. Но я даже не знаю, мне так неловко…

— Хочешь, чтобы сказал я? — Предложил Олег. Я заметила, как мама загадочно улыбается, попивая шампанское. Ну, тут даже я не могла не заметить, как припухла Лиля и как она пьет таблетки от тошноты. — Папа, Ася, ребята — у нас с Лилей будет лялька.

Я видела, как Слава замер, на полпути не донеся до лица бокал. Потом по его лицу разлилась блаженная улыбка, он пришел в восторг. Принялся поздравлять сына и невестку, расспрашивать о сроке, даже бросился обниматься с сыном, едва не завалив того. Даже Ваня искренне порадовался за брата и обнял его. Почему-то стало неловко.

— Что рад, дядя? — Олег потрепал младшего брата по волосам. — А тетя? — Он внезапно обратился ко мне, и я едва не задохнулась. Ваня тут же изменился в лице и мрачно отошел к дверям. — Лялька как раз должна родиться к твоему выпуску, успеешь до университета понянчить.

— Д-да… конечно, — замялась я, но отнюдь не из-за лукавства. Искренняя моя радость за них была тиха, я не ожидала, что ее придется выставлять на свет. Мне все еще не было до конца ясно, знает ли Олег о нашем родстве или он сказал это из вежливости. — «Лялька» — так мило, — вот тут я уже лукавила. Это слово почему-то раздражало меня.

— Так мы ж не знаем еще, кто будет. А как-то звать надо.

Пока мама перевела внимание молодых на себя и начала давать медицинские советы, Ваня выскользнул из комнаты, а вскоре за ним вышел и Слава. Мне как раз очень хотелось в туалет, поэтому буквально сразу я тоже покинула комнату.

Я думала, мне придется идти в туалет на втором этаже, но на первом он оказался свободен. Зато из кабинета рядом стали доноситься голоса.

— Сколько я должен это терпеть? — Ваня едва ли не кричал. — Променял маму на какую-то швабру так теперь и ее выродку признал?..

Раздался звук шлепка. Я вздрогнула.

— Не смей так о них говорить! — Прошипел Слава.

Я обернулась. В гостиной продолжались разговоры о детях.

— Вот увидишь, они кинут тебя! Она скорее всего подделала тест, а ты и рад поверить!..

— Я сделал еще два специально для твоего спокойствия, — сухо заметил Слава.

Ручка дрогнула, и я пулей метнулась к лестнице. Спряталась в тени, прижавшись к ступеням.

— Смотри, ко мне можешь не обращаться, — бросил Ваня и закрылся в туалете. Я дождалась, пока Слава вернется в гостиную и поднялась на второй этаж, где была еще одна уборная.

Теперь возвращаться совсем не хотелось. Сами собой потекли слезы. В последнее время плачу я больше обычного. Можно сказать, за несколько дней выплакала годовой уровень осадков. Послышались шаги. Я включила кран, чтобы не было слышно всхлипов.

Постучались.

— Десять минут до Нового года, — напомнила Лиля. — У тебя все хорошо?

— Да-да! — Заверила ее я. — Уже мою руки.

— Хорошо, ждем тебя.

Но теперь я зарыдала с большей силой. Никто меня не ждет. Но мне было стыдно перед Лилей, которая специально поднялась за мной, поэтому пришлось взять себя в руки и спуститься.

Бокалы были наполнены. На щеке Вани виднелся едва заметный красный след. И снова все делали вид, что все нормально.

— Наконец-то! — Просиял Слава. — Я уже переживать начал.

Я только глуповато улыбнулась. Самое забавное, что я сидела возле Вани. Но возвращаться на место после того, что он наговорил, совершенно не хотелось. Поэтому я села на диван, сославшись на боль в спине.

— Честно говоря, я бы тоже села на диван, — призналась Лиля и присоединилась ко мне.

Все оставшееся время до речи президента мы поздравляли друг друга с успехами в этом году и желали чего-то приятного. Я изо всех сил старалась быть вовлеченной, но мне куда сильнее был интересен Меладзе в телевизоре, чем какие-то успехи.
Под бой курантов мы поднялись, дождались двенадцатого удара и еще раз подняли бокалы. Забавно, почему-то все всегда ждут двенадцатого удара, хотя новый год наступает после первого. За окном прогремели салюты — их было так много, что даже заложило уши.

Поэтому я не сразу услышала звонок.

— Алло? — От шампанского кружилась голова, я даже не посмотрела, кто звонил.

— С Новым годом! — Крикнул в трубку Сережа, стараясь перекричать залпы. — Не хотел отвлекать до курантов. Ты можешь выйти?

— Что-то случилось? — Встревожилась я.

— Нет, просто.

Пока все были заняты разглядыванием цветных всполохов в небе, я пошла к дверям. Нацепила куртку на скорую руку, уже начала обуваться, как в коридор вышел Слава.
 
— Да-да, здравствуй! С Новым годом! Да-да, у нас тоже бахают, слышишь? Так, погоди… — Слава отставил телефон и обратился ко мне. — Ты куда?

— Салюты смотреть, — почему-то решила соврать я.

— Не надо, там опасно.

— Я быстро, не переживай.

Казалось, он не разрешит. Но даже так, я все равно пошла бы. Но Слава кивнул и вернулся к разговору.

— Да-да, Сокол, и тебя тоже. И Веру поздравь от меня, да.

Я замерла. Сделала вид, что зашнуровываю сапоги, а на самом деле прислушивалась к разговору. Но они только поздравляли друг друга. Мафиози так делают? Мои познания в криминальном мире ограничивались кино, и все же, мне казалось это странным. Когда он закончил, я решила выяснить все, не увиливая.

— А с кем ты говорил?

Не знаю, на что я рассчитывала. Сказал бы он мне: «Ну, это мой босс из криминального мира, который помог мне убить твоего дядю и его друга». Навряд ли. Но что-то же он должен был сказать.

— Это? Виктор Соколов, ты его не знаешь. Мы вместе бизнес начинали, еще в девяностых занимались грузоперевозками, поставками всякими. Теперь вот, партнеры.
Он вернулся к другим, а я вышла. К этому времени салюты заканчивались, и я извинилась перед Сережей.

— Та ничего. Это ж я тебя на мороз позвал. Ты, наверное, с семьей хотела побыть? — Сережа виновато потупился.

— Вовсе нет, просто я кое-что узнала… В общем, наверное, в сентябре я неправильно поняла Славу…

Сережа будто слушал в пол-уха. Просто пожал плечами и ничего толкового не ответил. Он даже как-то скис.

К нам подбежал его брат десяти лет. Мы пару раз с ним виделись при Сереже, и еще иногда видела его в толпе в школьном коридоре.

— Привет, Тимур. С Новым годом! — Поздоровалась я, и он также приветливо ответил.
 
— Уговорил меня сходить к вам, посмотреть салюты, — пояснил Сережа. — У нас-то их нет почти.

— А остальные?

— Спят дома.

— Ты оставил их одних? — Удивилась я.

— Они оба крепко спят. — Успокоил меня Сережа. — Но этот уже не в том возрасте, чтобы до курантов ложиться спать. 

— Мы сидели с ним вдвоем, как мелкие спать ушли, — поделился Тимур. — Ну, и решили хоть салюты глянуть, раз все равно делать нечего.

Я стукнула Сережу по руке.

— И ты молчал?!

— А чего говорить? Меня-то все устраивает, это вот он, — Сережа указал на брата, — неугомонное создание.

— Он маленький, конечно, ему хочется праздника! — Возразила я и еще раз стукнула друга по руке. Для надежности. Внутреннее чутье мне подсказывало, что Люба назвала бы меня абьюзером.

— Я не маленький!

— Маленький!

Тимур хотел меня пнуть, но Сережа сработал на опережение и оттащил его. Дал подзатыльник и попросил погулять где-нибудь недалеко.

— Вот это у тебя реакция, — хмыкнула я. — Заправская из тебя вышла мамочка.

— Не очень, — Сережа показал замотанный марлей палец. На мой испуганный вид он пояснил: — Аля схватила нож, пока я салаты резал. Хорошо хоть сама не порезалась.
 
Мы замолчали, и чтобы хоть как-то скрасить возникшую неловкость, я начала расспрашивать его про работу. Тимур услышал нас и заявил, что он на конюшне уже несколько недель работает один, тогда как брат ушел резать металл на завод. Я опешила.

— Ты в своем уме? Тебе сколько лет? — Сейчас, к своему ужасу, во мне проснулись материнские гены. Если бы это был кто-то другой, может быть, я бы просто покачала головой и сказала, что такой опыт работы не слишком безопасен для столь юного возраста. Но сейчас все во мне было готово накричать на Сережу и заставить его бросить это дело. В свою очередь он одним взглядом дал понять брату, что тот получит дома по самые не балуй. — Ты хоть понимаешь, как это опасно? Взрослые мужики пальцев лишаются, а ты такой умный и хороший справишься, да?

— Да.

Поняв, что продолжать он не собирается, я завелась еще сильнее.

— Ты в своем уме?! — Повторила я только еще громче. — Тебе заняться нечем?

— Слушай, так надо. Там платят больше. Куда больше.

Внутри меня кольнула совесть и сочувствие. Как бы ни было нам плохо, но мама никогда бы не довела нас до такого состояния. Мне никогда не приходилось выбирать между работой в конюшне и заводом. Хотя бы за это можно было быть благодарной.
 
— Но это же незаконно. — Уже мягче сказала я. — И опасно. Тебе хоть технику безопасности рассказали? Ты носишь защитную каску?

— Слушай, будь у них защитные каски, у них не было бы столько вакантных мест.

Я чуть не прибила его. Пока он вырывался и, сквозь смех, пытался объяснить, что пошутил, начался новый залп салютов. В окне прихожей появились тени — Олег с Лилей все же решили тоже позапускать фейерверков. Я их не очень-то любила, поэтому схватила за руку Сережу и потащила его в сторону. Он хотел зайти к Любе, но я не хотела ее отвлекать.

Все праздники в их доме были веселыми и интересными. На Новый год к ним приезжала тетя с детьми — дом полнился гула и приятных хлопот. Обменивались подарками, как в рождественских иностранных комедиях. Сейчас им хорошо, а у меня слишком кислая мина для праздника. Не хочу тревожить Любу.

— Да и ты — не подарок, — честно сказала я Сереже. — Ты давно спал? Судя по внешнему виду, как будто бы да.

Он ничуть не обиделся, и мы прогулялись вдоль улицы. Все мои попытки завести разговор о заводе Сережа пресекал моментально. Зато с удовольствием рассказывал о том, как они с мальчишками в девятом классе заперли прежнего учителя по алгебре и геометрии в кабинете. За это он устроил им нагоняй и грозился устраивать контрольные до тех пор, пока кто-нибудь не выдаст виновных. После третьей контрольной одна из девочек со слезами осталась в классе, дождалась пока все уйдут. Мальчишки хотели уже идти признаваться, думая, что она их сдала. Но она взяла вину на себя, мол, думала, что закрыла одного обидевшего ее одноклассника. Ее даже не наказали, так еще учитель смотреть на нее полгода боялся.

— И этой девочкой был Альберт Эйнштейн, — прервала его я, и оба брата прыснули.
 
— Не знаю, поверил он или нет, но контрольные прекратились, — улыбнулся Сережа, заканчивая рассказ. — Такого теперь мы не делаем, постарели. В нас пропал дух авантюризма.

— А ты бы хотел что-то такое повторить? Представь сделать такое с Жабой — никакие слезы не помогут. Она пьет наши слезы на завтрак.

— Она мерзко с тобой поступила. Отвратительная женщина.

Зря я заикнулась о ней. Остатки настроения, кое-как пробудившиеся благодаря другу, прокисли. На душе вдруг вновь стало пусто и слякотно.

— Ты знаешь, не бери в голову, — Сереже приобнял меня за плечи, и щеки мои вдруг вспыхнули. — У нас через пару домов живет Вадик, он пару лет назад закончил одиннадцатый класс. Недавно домой приезжал, разговорились, я ему про это рассказал, переживал ведь за тебя сильно. Он и рассказал, что она всех валит, чтобы к ней ходили на дополнительные занятия. Так что проблема вовсе не в тебе.
 
— Что? — Смысл слов будто не сразу до меня дошел. Я остановилась. — Как занижает?
 
— Так сказала ему другая учительница по математике. Это такая у Жабы схема заработка.  Кто успеет к ней записаться, и получит хорошие оценки. Вадик ходил к ее «конкуренте», хотя они в одной школе лет сорок работают, поэтому и получил тройку в аттестате.