Теперь не страшная тайна

(рассказ участника события)

 Мне противно видеть и слышать ваши плаксивые сопли. Нечего их жалеть. СССР нет и нет интернационала, и можно открыто говорить правду о дружбе народов. Когда в Перестройку появилось национальное самосознание, появились нацисты и началось кровавое деление на своих и чужих. Если бы не СВО, я бы не признался, за что я их ненавижу, и за что меня ждет в аду раскаленная сковородка. Слушайте и знайте: с кем мы имеем дело.
Я пешеходный турист перворазрядник СССР, «ходил» по горам Алтая, Кавказа, но таких опасных мест, как в Карпатах я не видел: пропасти, обрывы, узкие тропы вдоль крутых склонов гор и прочие «удовольствия». В 1976 году мы по приказу старшего, шли с рюкзаками в связке по узкой тропе вдоль пропасти. Все были оснащены наплечными и поясными страховочными обвязками с карабинами. Это не оружие, а такие страховочные овальные кругляки с фиксирующими защёлками, кованными или гнутыми из проволоки диметром миллиметров десять. Мы прошли опасный путь вдоль пропасти и стали лагерем. Нагрудную страховочную обвязку я не снимал, а к карабину на груди, я еще зацепил два, один для обвязки, которую я снял, между ног, а второй запасной, который у меня всегда висел не зафиксированный резьбовой втулкой.  Мне было лень его постоянно закручивать откручивать. Этот карабин был предназначен для сушки носков и одежды, варки еды и прочих нужд.
 Я пошел прогуляться по тропе, сказав старшему, что схожу по-маленькому большому. Минуты через три тропа делала поворот на девяносто градусов и на этом повороте был уступ из плоского валуна, наклоненного под углом градусов десять вниз к пропасти. Когда я подошёл к уступу, сзади услышал шорох. Там, перекрыв тропу, стояли два крепеньких местных хлопчика в вышиванках – мои ровесники. Немножко выпившие и с мутными бесцветными глазами, из которых веяло смертью. Я испугался и промямлил им, что не курю, один обращаясь к своему товарищу, сказал ухмыляясь, что бедный москалик сорвался в пропасть, с характерным западенским не акцентом, а произношением. Я развернулся убегать, но…
 Они успели сзади схватить меня за нагрудную страховочную обвязку и не давая развернуться стали толкать, упирающегося меня триконями (стальные зубчатые набойки на подошвах горных ботинок), к уступу. У уступа на краю пропасти росло дерево, не помню, как, но я лихорадочно нащупал последний в связке не зафиксированный карабин и одним взмахом защелкнул его на нижней ветке. Они на раз, два, три, что есть силы толкнули меня в спину. Карабин поехал по ветке и застрял в разветвлении. Мое тело как маятник поднялось вверх. Руки толкающих соскользнули с меня… Один не удержался и свалился в пропасть, а второй, развернувшись в падении упал на спину на плоский валун уступа, наклоненного вниз, и стал сползать, судорожно цепляясь пальцами за каменную поверхность, сдирая ногти. В это время маятник моего тела вернулся назад, и я стал одной ногой на его ногу, зафиксировав его тело, наполовину висящее над пропастью. Если б он что-нибудь сказал или попросил умоляя, я бы его спас. Но он молчал. В глазах его я увидел такую животную лютую ненависть, что машинально убрал свою ногу и, даже, подтолкнул, ускорив его падение в пропасть…
Январь25