Мальчик без лица. Часть 2

     Эрих Путлиц - один из ведущих немецких архитекторов, медленно вышел из приёмной фюрера. На сердце было радостно и одновременно муторно. Гитлер принял его хорошо и приветливо. Распросил о делах нынешних, о планах на будущее, а когда Эрих начал фантазировать о перспективах, фюрер прервал его и, положив дружелюбно руку на плечо, сказал,
     - А вот с этим торопиться не будем. У меня к Вам будет отдельное, так сказать, индивидуальное поручение. Вы в курсе, что мы развернули грандиозное строительство века на острове Рюген?
     Эрих утвердительно кивнул головой. Он ревностно следил за успехами Клотца - своего соратника и одновременно конкурента.
     - Всеми работами там руководит Клеменс Клотц - наш друг и надёжный опытный архитектор. Но последнее время я начал сомневаться в нём. Нет не потому, что он стал работать против нашей Великой Германии и помогает врагам Рейха плести против нас интриги, отнюдь.
     Просто я считаю, что Клеменс выработал свой интеллектуальный потенциал и находится в некотором творческом застое, может даже в упадке.

     Гитлер посмотрел на Эриха долгим пронизывающим взглядом, надеясь увидеть в глазах творческого работника проблески включения умственной деятельности. Глаза собеседника были пусты и непроницаемы, даже для параненормальных способностей фюрера. С кем приходится работать? Подумал Адольф, а на носу война с красной Россией, с жирной Англией, с толстеющей пендосией и вслух продолжил,
     - Вы видели круизные суда "Вильгельм Густлоф" или "Штойбен"? А впрочем, о чём это я? Проехали. Это огромные океанские круизные лайнеры. Им нужен простор и глубина. Понимаете меня - глубина.
     Из этого кабинета у Вас есть два пути. Первый - Вас везут в решетчатой машине в благоустроенную тюрьму. Второй - Вы идёте в своё проектное бюро и через три дня приносите мне два проекта - проект гавани океанских лайнеров при фабрике здоровья на острове Рюген и второй - проект грандиозного зала для собраний и других массовых мероприятий на 20 -25 тысяч человек-членов нашей партии.
     - Мой Фюрер, три дня это очень мало!
     - Понятно. Значит в тюрьму? Bitte scho"n.
     - Я согласен. Пусть будет три дня.
     - А куда ты, из проектного бюро денешься, герр Путлиц? Скорцени, Отто сынок, подсоби герру. Если что-то получаться у него не будет, сразу сажаешь его на планер и пусть летает пока бензин в клизме не закончится.

     Из кабинета Эрих вышел чуть пошатываясь. Выполнить задание фюрера значило встать на пути архитектурного бюро Клотца, а Клеменс был не последним человеком в Рейхе и имел достаточно власти и средств, чтобы успокоить надолго любого соперника по кульману.
     А не выполнишь поручение - уже через три дня встанешь в очередь за тюремной баландой, а может даже и на разовую экскурсию в газовую камеру. Если, конечно, ещё дотянешь до тюрьмы в первородном бледном виде. Было от чего поломать голову и напрячь архитектурные извилины...



       В начале Июля на своей машине мы доехали до города Штральзунд и по Рюгенскому мосту, соединяющему остров с материком, добрались до Рюгена.
     Первые впечатления от острова были неповторимые: красивые пейзажи, ровные просёлочные дороги и ухоженные домики по обочинам дорог.
     Мы были в восторге от первых видов и уже предвкушали божественный отдых.
     Оставили машину на платной стоянке в посёлке и, забрав личные вещи, благо их было не очень много, пешком дошли до гостиницы.
     Это было огромное бетонное здание довоенной постройки, но довольно уютное и стильное внутри. Было видно, что его недавно отремонтировали и сделали это с размахом.
     Добрались до номера и упали каждый на свою кровать. Какое же это было блаженство ощутить себя в уюте чисто прибранного номера. Только одно настораживало - это нереальная тишина в огромном корпусе. Появилось чувство, что мы приехали на необитаемый остров и нас ожидает горячая встреча с аборигенами. Но, с другой стороны, мы же сами стремились к этой тишине, покою и к встрече с прошлым.

     После позднего ужина пошли прогуляться на пляж. Была прекрасная звёздная ночь. Берег моря был безлюден. В нашей половине корпуса только несколько окон светились светом и жизнью, а соседние здравницы и кузницы здоровья, были погружены в пугающий холодный покой.
     Затейница Лиза предложила искупаться. Мы подошли к воде и тут я вспомнил, что не надел плавки. Мы ведь шли на ужин, а не на водные процедуры.
     - У меня тоже нет купальника, но ведь это не повод сдерживать свои эмоции и никак не отменяет моего желания поплавать по лунной дорожке острова Буян. Как там у Юрия Антонова "лунная дорожка блистает серебром"...я плыть хочу с тобой, а остальное всё потом, - смеясь добавила Лиза.
     И пока я тормозил, выключая свою природную стеснительность, жена сбросила платье, лифчик и последнее, что упало на песок к моим ногам, были кружевные стринги, которые она купила накануне нашей поездки и уже бежала голая и бестыжая к полосе прибоя по немецкому песку, по которому когда-то гулял Пушкинский князь Гвидон под ручку с царевной Лебедь.

     - У меня такое чувство, что за нами кто-то наблюдает, - неожиданно сказала жена когда я, наконец то, поймал её на мелководье в интересном виде и предпринял попытку заняться любимым делом не доходя до кровати.
     - Не придумывай лишних проблем. Здесь маньяков нет. Хотя чёрт их знает, - попытался я успокоить её и свои, уже несколько разгорячённые органы.
     - Ты же видишь, что пляж пустынен и даже слишком.
     Но моя жена, требующая к себе ласки и внимания порой даже там, где случайные свидетели могли неправильно истолковать наши действия, вдруг напряглась всем своим молодым и упругим телом,
     - Пойдём в номер. Там мне будет комфортнее...


     Гельмут Ульрих поставил мольберт между камней и оглянулся. Хельги нигде не было. Он растерянно вертел головой, то обращая свой взор на склон холма, по которому они с ней только что поднимались, то на прибрежные камни с другой стороны, где тревожно шумело море. Девушка пропала и вместе с ней пропал и Гейтц.
     Художник перепугался и уже представил, как его ведут в помещение для наказаний и главный по розгам, начинает с садисткой радостью бить кнутом по его спине и худым, ещё не набравшим жир, ягодицам.
     Творческая натура она не даёт спокойно жить даже в контрационном лагере, кошмары и глюки в подсознании, яркие воображения наяву, мешают здраво и буднично воспринимать суровую окружающую действительность и голодную повседневность.
     И вот, когда Гельмут уже собрался сигануть с обрыва и разбиться, о мокрые камни, в ажурную лепёшку, он увидел Хельгу.
     Она, почему то, шла одна без телохранителя.
     Подойдя к наставнику девушка посмотрела на него кротким ангельским взглядом и сказала,
     - На сегодня мой урок мастерства отменяется. Я хочу чтобы ты, мужчина, написал меня без одежды: скромную, голую и красивую. Напишешь меня потрясающе роскошной на фоне неповторимой природы Рюгена. Никаких "но". Ты же не хочешь вернуться в лагерь контуженным и сильно огорчённым? Или я чего-то не понимаю?
     - Голую так голую, скромную так скромную! Как скажите, госпожа. У меня только вопрос, а где Гейтц? Он же может неправильно истолковать моё стремление к индивидуальному творчеству и доложить об этом Вашему папеньке?
     - Не бепокойся, боди-арт импровизатор. Я сделала нашему стукачу такой глубокий минет, что он пару часов пролежит в коме, а мы, в этот отрезок времени, сможем безраздельно принадлежать друг другу и полностью отдаться страсти на фоне мольберта.

     Когда Хельга, наконец то, почувствовала себя лучше и вернулась окончательно в реальность, Гельмут уже простился с жизнью. Характер нордический - это страшно, стучала беспокойная мысль по стенкам сосудов головного мозга. К нему в студию приходили натурщицы разного возраста и темперамента, но такого жуткого удара, в своём ню творчестве, по застоявшемуся тестостерону, он ещё не испытывал. Сначала ему хотелось сбросить чистый костюм, надеть тюремную робу и  бежать в лагерь не оглядываясь. Но он придержал свой первый необдуманный порыв, потому что понял - с завтрашнего дня кормить его будут лучше.
     Тем временем Гейтц начал приходить в себя и издавать медвежьи звуки. Когда он окончательно вернулся к жизни то увидел, что Хельга пишет пейзаж, а Гельмут сидит на камне и поправляет её незначительными замечаниями по глубине и тональности природы на полотне.
     Вечером, когда он писал докладную для Клеменса - отца Хельги, то не стал упоминать о своей временной амнезии.
     Первый день большой любви Хельги и Гельмута, остался тайной острова Рюген.



    (Продолжение следует)



         10.01.25.