(продолжение исследования убеждения "Папа считает меня ничтожеством")
В «желтой карточке» написано просто и ясно: «Переверни первоначальное утверждение. На себя. На другого. На противоположное». И все.
Тем не менее очень часто фасилитаторы предлагают НАЙТИ три переворота. Я понимаю причину появления этого предложения. Действительно, в самом начале практики Работы перевороты кажутся чем-то сложным и непонятным, требующим напряжения. Да еще в инструкции для Работы написали так: "возможно, вы найдете другие перевороты...". Но это тот случай, когда я проверила на себе и пришла к другому выводу. Я не понимаю, зачем их искать? И где? Такой вопрос пугал меня как клиента-новичка. И другим клиентам может дать неверную установку на выполнение какой-то сложной задачи. Для новичка в Работе особенно. Мой опыт говорит о другом: перевороты не надо искать. Их надо просто сделать: на себя, на другого и на противоположное.
"Папа считает меня ничтожеством" – как сделать переворот на себя? В чем его суть? В том, что действие, которое совершил «обидчик», я сама повторяю в отношении себя.
Давайте на простом и образном примере посмотрим, как это делается: «Он кинул в меня камень» – это первоначальное убеждение. Переворачиваем на себя: «Я кинула в меня камень». Технически этот переворот очень просто сделать: местоимение ОН (ОНА, ОНИ или имя) в утверждении заменяем местоимением Я. Все остальные слова в убеждении не меняем.
«ПАПА считаем меня ничтожеством» переворачиваю на себя: слово «папа» меняю на «Я» и получается переворот «Я считаю меня (себя) ничтожеством».
А вот после этого предлагают сделать то, что написано в «желтой карточке» и в Руководстве для Работы: «Удерживая внимание на ситуации, обдумай, как каждый переворот правдив в той же или большей мере».
Мне больше подходит формулировка из Инструкция по выполнению Работы: «Позвольте себе полностью пережить перевороты. К каждой перевернутой фразе найдите хотя бы три конкретных, реальных примера из жизни, подтверждающих истинность переворота. Задача заключается не в том, чтобы обвинить себя или вызвать чувство вины, а в том, чтобы открыть для себя альтернативу, через которую вы обретете спокойствие».
В этой рекомендации приглашаю обратить внимание на слова "истинность". Почему? Значение слова "истина" — достоверное знание, точно описывающее что-либо, или, иными словами, адекватное отражение действительности.
И еще: именно здесь появляется приглашение НАЙТИ примеры. Их действительно приходится иногда искать. Не всегда они лежат на поверхности.
Итак, продолжаю исследование.
Примеры к перевороту на себя: Я считаю себя ничтожеством.
В тот момент я сама дала такое определение себе: если меня не пускают в автомобиль, значит я никто и ничто. Папа меня ничтожеством не называл.
Ничтожеством я себя посчитала за 8 дней до эпизода с папой, когда не увидела свою фамилию в списке студентов, зачисленных на первый курс педагогического института. Именно полным ничтожеством ощутила себя в тот момент в холле института.
А вот у машины после слов папы снова стала для самой себя ничтожной, убогой: меня не только в институт не приняли, но и в машину теперь не пускают.
Я делала сама себя ничтожеством, проигрывая той вымышленной Наташе, успешной студентке истфака, образ которой сформировала у себя сама. Я не могла себя простить и не могла себя принять как Наташу - неудачницу.
Мои комментарии: если не получается найти три примера, то примите это спокойно. Иногда достаточно найти всего один пример к перевороту, который будет убедительным для вас и откроет истину для вас в этой ситуации.
Если в вашем первоначальном убеждении нет местоимения «меня» (его рекомендуется использовать в стрессовом убеждении), то добавьте его в переворот на себя.
Например: «Он создает конфликтную ситуацию». Переворот на себя предлагаю сформулировать так: «Я создаю конфликтную ситуацию с СОБОЙ (для СЕБЯ, в СЕБЕ)». Тогда вам будет проще находить примеры именно про себя и для себя.
Следующий переворот называется «на другого». Вот с ним часто происходят сложности. Хотя принцип этого переворота совсем не сложный. Снова вспомним про камень. В этом перевороте после того, как кинули камень в себя, кидаем камень в НЕГО. «Я кидаю камень в НЕГО» - поставили себя на место обидчика и сделали с ним то, что сделал он с вами.
Пожалуйста, всегда при формулировке переворота возвращайтесь к первоначальному утверждению. Такой прием позволяет не делать переворот переворотов (об этом обязательно поговорим потом).
«Папа считает меня ничтожеством» - первоначальное утверждение.
«ПАПА» заменяю на «Я».
А вот «МЕНЯ» убираю и на это место ставлю своего обидчика, для этого вставляю слово «папа».
И тогда получается переворот на другого: «Я считаю папу ничтожеством».
Прежде чем найти примеры, решила воспользоваться помощью толкового словаря – мне такой прием очень помогает.
Папа для меня всегда был самым главным авторитетом, очень значимым и замечательным человеком. Поэтому сложно посмотреть в другую сторону – мой папа и ничтожество ну никак не сочетаются для меня. Поэтому понадобилась помощь словаря.
И в нем нахожу такие подсказки для себя:
Жалкий, недостойный уважения, вызывающий презрение.
Мои примеры:
Да, в тот момент я действительно считаю папу не достойным моего уважения за сильный удар по руке, за грубое обращение со мной.
Но ведь это я вызывала у него такую реакцию. А чем и как? Еще дома не обсудила с папой вопрос о том, сможет ли он подвези меня до работы.
Не спросила разрешения поехать с ним, когда вышли из подъезда: подошла и с видом хозяйки открыла дверь машины, которая действительно приехала за папой, а не за мной. Я продемонстрировала свое неуважение к папе, вообще проигнорировала его. Я вела себя с ним как с ничтожным для меня человеком.
И снова мои комментарии.
Переворот на противоположное. С ним проще – в этом перевороте мы «играем» с частицей «НЕ»: убираем ее из первоначального убеждения или вставляем (если ее нет).
"Он кинул в меня камень". Возможные варианты: он НЕ кинул в меня камень, он кинул НЕ в меня камень, НЕ он кинул в меня камень.
Мое убеждение: Папа считает меня ничтожеством. Вставляю частицу «НЕ».
Папа НЕ считает меня ничтожеством.
Я очень хорошо знаю, что мой папа никогда не считал людей, которые ниже его по статусу, ничтожествами. Поэтому он отправил меня в автобус по другой причине, не с мыслью, что для ничтожеств автобусы, а вот персональная машина для него.
Папа не назвал меня ничтожеством. Он в тот момент вообще не давал никаких определений, какая я.
Папа в тот момент в такой форме преподал мне урок: «Как работаешь, на том и ездишь». Он работал много и очень успешно. Поэтому и заслужил персональный автомобиль – черную «Волгу» с водителем. А я в свой первый рабочий день заслужила автобус, деньги на проезд в котором мне дали родители.
Папа пусть грубо, но очень честно поставил меня на место. А точнее – оставил без места в персональном автомобиле. Именно так их и называли. Они были точно не для членов семьи. Папа именно об этом мне напомнил. Этот урок оказался для меня не простым, но очень полезным. В чистом виде демонстрация на практике пословицы "Не в свои сани не садись".
Но вот не могу удержаться… И уже за рамками исследования расскажу продолжение этой истории.
В апреле 1995 года, через двадцать пять лет, к подъезду дома, в котором жила, подъехала черная «Волга». Я подошла к дверце и взялась за ручку, но меня снова остановили. Это не был удар по руке. Как тогда... Мне захотелось посмотреть в небо. Ощутила, что там был папа и смотрел на меня (он ушел от нас за два года до этого дня). Уверена, что он радовался за меня. А я поблагодарила его за тот урок. Когда ехала в автобусе № 233, очень захотела доказать себе, что я не ничтожество. «Папа! У меня получилось себе это доказать. Спасибо тебе! Люблю тебя и знаю, что ты со мной», - мысленно сказала я. Открыла дверцу машины, чтобы сесть и поехать на работу, – это снова был мой первый рабочий день в должности заместителя префекта в одном из округов г. Москвы.
1994 год. На совещании с настоятелями православных храмов (в префектуре)
Продолжение http://proza.ru/2025/01/11/1349
18. Переверни и найди!
© Copyright: Натали Сидоренко, 2025
Свидетельство о публикации №225011101278
Свидетельство о публикации №225011101278
Рецензии
— Расступились воды перед народом Израилевым, — пробасил на контроле святой отец, — прошли по морю посуху.
— Знаете «Писание», — негритянка подняла голову. — Счастливого пути!
— Работай, дочь моя, — в магазине «Дьюти фри» Шаба купил себе буквально рюкзак спиртного, потратил все, что у него было. Ох и вздрогнем через пару дней с настоятелем! Он летел первым классом и был очень удивлен, когда к трапу подъехала чёрная «Волга ГАЗ 31» с затемнёнными стёклами и антенной, наверное, и талоном, освобождающим от досмотра. Всех попросили оставаться на своих местах, по трапу поднялись трое, худой человек с лицом Понтия Пилата из Рязани и два бандита в милицейской форме, в которой они двигались с трудом, была им непривычна, по виду братья, один старше, другой моложе. Стюардесса нажала кнопку, люк отъехал, троица вошла в салон, Шаба протрезвел, его охватило нехорошее предчувствие.
— Московский уголовный розыск, — сенатор от ментов на мгновение приблизил «вездеход» к глазам Шабы, салон странно загудел то ли в его поддержку, то ли нет. — Вы задержаны, руки? — Шаббатий послушано протянул две руки, у Пилата стало четыре, слева и справа от его плечей торчало два кулака со зрачками пистолетов, тот, что был справа сзади, целился в него левой.
— Не волнуйтесь, — улыбнулась стюардесса, глядя поверх головы Шаббатия в салон до хвоста. — Разберутся! Если он не виноват, его отпустят. Пройдемте, багаж получите сами, — помогла. Шаббатий в три приема вылез из кресла, снял с верхней полку ручную кладь, американские сигареты, он чувствовал, ни виски, ни вина, ни конька больше не увидит.
— Вы арестованы за участие в убийстве полковника ФСК Шутова, — один из братьев резко подтолкнул пленника. Выше всех в самолете ростом, священник уверенно стал спускаться по ступенькам трапа.
— Тихо, тихо, — навстречу поднимался четвёртый таких же габаритов. — Без гусарства, да? — Он взял Шаббатия почти в захват, но корректно. — Вон туда! Спокойно пройдём и сядем.
— Сядем? — наконец вымолвил Шаббатий. — Это можно, восемь лет сидел.
— Восемь это по-божески, — успокоился великан, — синяки кто наставил? — Следы после спарринга с Киллером не все прошли.
— Упал, — сказал священник, — я пьющий. — Здоровяк улыбнулся, контакт нормальный, кто мог так отделать такую громадину.
— Ты по ним хоть попал? — На вид деревня, Паша срисовал, задержанный когда-то был у ВорА или при «делах», видно, смотрит искоса, пробовал пузырь воровского кислорода в океане пацанского бытия, заходил в кислородный колокол, как под водой, который позволял дышать «людям», питались «отношениями», жили «идеями» и «общением», никаких недомолвок, во время которых выделялся тот самый кислород, распятие, что висит на нем, и сутана повод для чего-то, но для чего, с ходу пытать не надо, сначала поговорим, за руль сел младший Олень. Автору с годами стало думаться, что тот самый «колокол воздуха», которым так притягивал Людей в 70-80-е годы под знамёна ВорОв, был хорош лишь именно своим «воздухом разговоров», тусовкой, радостью свободного общения, нарушения не только идеологических запретов администрации и обменами идеями, воровской концептуализм, очередной опыт борьбы с удушьем без ислама. А те вещи, которые как бы остались после этого, просто жалки и вызывают ностальгию, чего идеология в принципе не должна, воздух свободы сами автор тесты поменяли на зелёный воздух доллара, от них самих и по ним осталась ностальгия, категория для бытовых, памятных вещей, а не произведения литературы или киноискусствах, вызывающие прежде всего чувство жалости к тем, которые были вынуждены любым способом выживать в тоталитарном государстве, над фильмами московских и питерских киностудий «Бандитский Петербург», «Бригада», «Тюремный роман», «Слово пацана», «Лихие» можно поплакать, чокнуться с приятелями водочкой, и все, тащить их в музеи своей памяти просто смешно. Плюс, маркиз де Кюстин сказал, судьба философа в России бесперспективна, у нас же объект от субъекта не отделишь, категории слипаются, ноуменальное с феноменальным, зеркалом и зернимся, объект рассмотрения через секунду становится тобой, кто кого вербовал, большой вопрос, и перевербовывал, увидел бы капитан Жеглов у Шарапова на гимнастёрке орден «Чёрной кошки», поинтересовался, почему начальству такой не сделал, модник? Думаете только о себе. А вы уверены, что Шарапов не знал Глеба, я нет, или Сухов в чайхане не договорился с Абдуллой, я домой, тебе таможня, добро? У всего есть своя цена, кроме родины.
— Россия, родина моя!
— В корчму, — коротко скомандовал Розов, водитель включил мигалку, майор обернулся к Шабе, — Арбат любите? Покажем! — Шаббатий похолодел, протокола задержания не будет, черт с ним, с вином. Жалко специально попросил, чтобы его не встречали, и приготовился, на Петровку везти не будут, не удастся разговор, о пассажире рейса аэропорт Кеннеди-Шереметьево забудут навсегда, в багажнике поедет в какой-то лес живым или мёртвым. О таких коммуникациях он слыхал, осмыслены и абсолютизированы до предела, творческий процесс, зачастую без результата, бесконечный, «Белая стрела», результат вторичен, путь бандитской милицейской метафизики, в своем методе берущий нечто от православия, в частности в его пренебрежении результатом, наслаждении процессом, а также в практике некоего медитативного отношения к действительности, и соборность, преемники авангарда военного коммунизма, коллективные ритуальные убийства, смершевцы именем Москвы, просто не отпустят, увидит ли он когда-либо родной город, зависит только от него.
Ладно, это все копейки, Шаба взял себя в руки, для чего Господь создал воду, грязь и лужи, чтобы мы увидели отражение неба! Полюбили грешную землю, которая в любой своей точке наполнена вот этим фаворским небесным светом из-за облаков, земля всегда проекция неба, не только пейзаж, надо узнать, чего они все хотят, а не глупо бояться внезапной смерти. За столом как при любом допросе будет смотреть только на одно, одно лицо, этот самый старший, второй раз он был удивлён, когда увидел, за богато собранной «поляной» их ждал пятый, армянин или грузин, кавказец с абсолютно блатным лицом, выросший на Улице с детства Шаба ошибиться не мог, значит, угадал, это банда, красно-синие в пополаме с чёрной братвой. Когда с него сняли браслеты, сначала правый, Шаба показал большому муровцу кукиш, потом левый, второй, в кабинет ресторана «Арбат» вошёл хорошо одетый человек на вежливых манерах с военной выправкой, щёлкнув ботинками перед всеми:
— Полковник Сидоренко! — Сзади в проходе стоял амбал выше Паши, так себя назвал здоровяк, «Паша из Сибири без звания», просветил его, под описание резких арбатских пацанов подходил только один, Архип, силач-гиревик и качок из Люберец, Шабе стало жарко, захотелось непременно подняться, встать и открыть окно, увидев не стекло, а пространство, это было невозможно, он смотрел на свою мысль, пока она не ушла.
— Как там Шах? — мрачно спросил майор.
Конец пятой главы
Ара Ивановский 26.06.2025 15:06 • Заявить о нарушении
— Знаете «Писание», — негритянка подняла голову. — Счастливого пути!
— Работай, дочь моя, — в магазине «Дьюти фри» Шаба купил себе буквально рюкзак спиртного, потратил все, что у него было. Ох и вздрогнем через пару дней с настоятелем! Он летел первым классом и был очень удивлен, когда к трапу подъехала чёрная «Волга ГАЗ 31» с затемнёнными стёклами и антенной, наверное, и талоном, освобождающим от досмотра. Всех попросили оставаться на своих местах, по трапу поднялись трое, худой человек с лицом Понтия Пилата из Рязани и два бандита в милицейской форме, в которой они двигались с трудом, была им непривычна, по виду братья, один старше, другой моложе. Стюардесса нажала кнопку, люк отъехал, троица вошла в салон, Шаба протрезвел, его охватило нехорошее предчувствие.
— Московский уголовный розыск, — сенатор от ментов на мгновение приблизил «вездеход» к глазам Шабы, салон странно загудел то ли в его поддержку, то ли нет. — Вы задержаны, руки? — Шаббатий послушано протянул две руки, у Пилата стало четыре, слева и справа от его плечей торчало два кулака со зрачками пистолетов, тот, что был справа сзади, целился в него левой.
— Не волнуйтесь, — улыбнулась стюардесса, глядя поверх головы Шаббатия в салон до хвоста. — Разберутся! Если он не виноват, его отпустят. Пройдемте, багаж получите сами, — помогла. Шаббатий в три приема вылез из кресла, снял с верхней полку ручную кладь, американские сигареты, он чувствовал, ни виски, ни вина, ни конька больше не увидит.
— Вы арестованы за участие в убийстве полковника ФСК Шутова, — один из братьев резко подтолкнул пленника. Выше всех в самолете ростом, священник уверенно стал спускаться по ступенькам трапа.
— Тихо, тихо, — навстречу поднимался четвёртый таких же габаритов. — Без гусарства, да? — Он взял Шаббатия почти в захват, но корректно. — Вон туда! Спокойно пройдём и сядем.
— Сядем? — наконец вымолвил Шаббатий. — Это можно, восемь лет сидел.
— Восемь это по-божески, — успокоился великан, — синяки кто наставил? — Следы после спарринга с Киллером не все прошли.
— Упал, — сказал священник, — я пьющий. — Здоровяк улыбнулся, контакт нормальный, кто мог так отделать такую громадину.
— Ты по ним хоть попал? — На вид деревня, Паша срисовал, задержанный когда-то был у ВорА или при «делах», видно, смотрит искоса, пробовал пузырь воровского кислорода в океане пацанского бытия, заходил в кислородный колокол, как под водой, который позволял дышать «людям», питались «отношениями», жили «идеями» и «общением», никаких недомолвок, во время которых выделялся тот самый кислород, распятие, что висит на нем, и сутана повод для чего-то, но для чего, с ходу пытать не надо, сначала поговорим, за руль сел младший Олень. Автору с годами стало думаться, что тот самый «колокол воздуха», которым так притягивал Людей в 70-80-е годы под знамёна ВорОв, был хорош лишь именно своим «воздухом разговоров», тусовкой, радостью свободного общения, нарушения не только идеологических запретов администрации и обменами идеями, воровской концептуализм, очередной опыт борьбы с удушьем без ислама. А те вещи, которые как бы остались после этого, просто жалки и вызывают ностальгию, чего идеология в принципе не должна, воздух свободы сами автор тесты поменяли на зелёный воздух доллара, от них самих и по ним осталась ностальгия, категория для бытовых, памятных вещей, а не произведения литературы или киноискусствах, вызывающие прежде всего чувство жалости к тем, которые были вынуждены любым способом выживать в тоталитарном государстве, над фильмами московских и питерских киностудий «Бандитский Петербург», «Бригада», «Тюремный роман», «Слово пацана», «Лихие» можно поплакать, чокнуться с приятелями водочкой, и все, тащить их в музеи своей памяти просто смешно. Плюс, маркиз де Кюстин сказал, судьба философа в России бесперспективна, у нас же объект от субъекта не отделишь, категории слипаются, ноуменальное с феноменальным, зеркалом и зернимся, объект рассмотрения через секунду становится тобой, кто кого вербовал, большой вопрос, и перевербовывал, увидел бы капитан Жеглов у Шарапова на гимнастёрке орден «Чёрной кошки», поинтересовался, почему начальству такой не сделал, модник? Думаете только о себе. А вы уверены, что Шарапов не знал Глеба, я нет, или Сухов в чайхане не договорился с Абдуллой, я домой, тебе таможня, добро? У всего есть своя цена, кроме родины.
— Россия, родина моя!
— В корчму, — коротко скомандовал Розов, водитель включил мигалку, майор обернулся к Шабе, — Арбат любите? Покажем! — Шаббатий похолодел, протокола задержания не будет, черт с ним, с вином. Жалко специально попросил, чтобы его не встречали, и приготовился, на Петровку везти не будут, не удастся разговор, о пассажире рейса аэропорт Кеннеди-Шереметьево забудут навсегда, в багажнике поедет в какой-то лес живым или мёртвым. О таких коммуникациях он слыхал, осмыслены и абсолютизированы до предела, творческий процесс, зачастую без результата, бесконечный, «Белая стрела», результат вторичен, путь бандитской милицейской метафизики, в своем методе берущий нечто от православия, в частности в его пренебрежении результатом, наслаждении процессом, а также в практике некоего медитативного отношения к действительности, и соборность, преемники авангарда военного коммунизма, коллективные ритуальные убийства, смершевцы именем Москвы, просто не отпустят, увидит ли он когда-либо родной город, зависит только от него.
Ладно, это все копейки, Шаба взял себя в руки, для чего Господь создал воду, грязь и лужи, чтобы мы увидели отражение неба! Полюбили грешную землю, которая в любой своей точке наполнена вот этим фаворским небесным светом из-за облаков, земля всегда проекция неба, не только пейзаж, надо узнать, чего они все хотят, а не глупо бояться внезапной смерти. За столом как при любом допросе будет смотреть только на одно, одно лицо, этот самый старший, второй раз он был удивлён, когда увидел, за богато собранной «поляной» их ждал пятый, армянин или грузин, кавказец с абсолютно блатным лицом, выросший на Улице с детства Шаба ошибиться не мог, значит, угадал, это банда, красно-синие в пополаме с чёрной братвой. Когда с него сняли браслеты, сначала правый, Шаба показал большому муровцу кукиш, потом левый, второй, в кабинет ресторана «Арбат» вошёл хорошо одетый человек на вежливых манерах с военной выправкой, щёлкнув ботинками перед всеми:
— Полковник Сидоренко! — Сзади в проходе стоял амбал выше Паши, так себя назвал здоровяк, «Паша из Сибири без звания», просветил его, под описание резких арбатских пацанов подходил только один, Архип, силач-гиревик и качок из Люберец, Шабе стало жарко, захотелось непременно подняться, встать и открыть окно, увидев не стекло, а пространство, это было невозможно, он смотрел на свою мысль, пока она не ушла.
— Как там Шах? — мрачно спросил майор.
Конец пятой главы
Ара Ивановский 26.06.2025 15:06 • Заявить о нарушении