Первая поездка во Францию и наше время

В 1973 году я работал научным сотрудником сектора истории, Чечено-Ингушского научно- исследовательского института истории, языка и литературы. Моя коллега по прежней работе в республиканском Обкоме комсомола, Валентина Вайрадян, позвонила и сообщила мне, что у них имеются путевки во Францию, по хорошей цене, с посещением лучших городов страны. Я давно горел желанием посетить Францию и Париж, поэтому сразу дал свое согласие.
За месяц до отъезда, Октябрьский военкомат Грозного, прислал мне повестку с требованием явиться на двух месячные курсы переподготовки, для отбытия в город Буйнакск. Скорее тут сыграло роль то, что с военкомом района неполадил, когда становился на воинский учет после службы в армии. И не так уж много времени прошло с момента моей демобилизации, чуть больше шести лет. Не думаю, что человек, читающий эти строки, предпочел бы шагать в кирзовых сапогах по каменистым тропам дагестанских гор, вместо любования Францией. Такого же, как и вы мнения был и я, поэтому стал действовать, желая любоваться французскими городами, вместо  Дагестана.
Спасение явилось в лице моей тети, Малики Абдулкадыровой, врача офтальмолога 4 городской больницы Грозного. Ее познания в медицине были столь обширны, что ей стоило одного взгляда, чтобы определить мою болезнь, не зря он смогла защитить диссертацию и стала кандидатом медицинских наук. Болезнь моя требовала стационарного лечения и странным образом завершилась сразу после отъезда буйнакской группы военнослужащих.
В один из дней нашу группу в полном составе собрали в здании Обкома комсомола. Я узнал, что с нами в группе находиться дочь Махмуда Эсамбаева, Стелла, моя коллега по бывшей работе Людмила Харитонова, заведующая отделом обкома комсомола. Кроме этих двух указанных мною лиц, в круг наших близких людей входил Овта Саламов, преподаватель ГНИ, Николай, фамилию запамятовал, главный санитарный врач Наурского района. 
За несколько дней до отъезда ко мне подошли преподаватель ЧИГПИ Ф. Г. Оздоева и писатель Саид Чахкиев. Саида Чахкиева я знал лично, а Фирюзу Гиреевну заочно в годы учебы в Чечено-Ингушском госпединституте. Оба они месяцем ранее, были во Франции и встречались с ингушкой Фатимой Дютек, дочерью эмигранта после революции 1917 года в России. Она жила в Париже вместе со своей семьей – двумя сыновьями и двумя дочерьми. Через меня они желали передать ей значки и сувениры о нашей республике, что мною и было сделано.
Следует заметить, что в те годы мало кто утруждал себя работой со съемочной аппаратурой. Справедливости ради скажем, что это было трудоемким и затратным делом. Фотоаппараты у людей еще можно было встретить, а вот кинокамеры весьма редко. Я был единственный, у кого кроме фотоаппарата была и камера. Фотоаппарат находился и у Овты, но, то ли это был муляж, то ли я встретил первого жадного чеченца, никто после поездки не видел фотографии, которые он снимал. Я же напечатал их и раздал всем, кто входил в наш круг. А видео фильм, что я проявил в Москве и длился более часа, показывал всем желающим.
Большой потерей для меня было то, что весь архив фото и кинопленок, вместе с редкими записями  В. Высоцкого, что были подарены мне моим другом, выпускником института Гнесиных Валерием Скребковым, были уничтожены российскими войсками в годы войны.
В Грозном нам поменяли советские рубли на французские франки. Курс обмена был в пользу рубля. Тогда страной правили люди, болеющие за нее, а не те которые … которые. Каждый из нас имел в кармане по 220 франков. Эти денежные знаки в республике мало кто видел, нас просили показать, как они выглядят. Покупательную способность этой суммы мы еще не знали и полагали, что обладаем деньгами, что позволят нам совершить покупку сувениров для близких и друзей. Среди последних, было много желающих, иметь настоящие французские духи.
На собрании нам дали знать, что каждый может взять с собой по две бутылки водки: кто для обмена, кто в лечебных целях, а кто и для дезинфекции рук. Имея друзей на грозненском вино коньячном заводе, я решил, что содержимое закупоренной бутылки проверять никто не будет и попросил сотрудника завода вместо водки влить в бутылку чистый спирт. Так он и сделал.
В день отъезда на вокзал все прибыли в указанный срок, кроме Овты Саламова. Он запрыгнул в вагон уже почти на ходу. Забегая вперед скажу, что подобная ситуация происходила с ним каждый раз. Наш руководитель далее не смотрел за другими участниками, а только проверял на месте ли О. Саламов.
Уже в Москве к нам присоединилась группа туристов из города Оренбурга, наш отряд увеличился в количестве. Объединение с Оренбургской группой принесло нам пользу: наш малый коллектив пополнился еще парой друзей, один из которых мог говорить на французском языке. В Чечено-Ингушской  группе знатоков иностранных языков не было. Здесь же в Москве, к нам подключили официального сотрудника КГБ под именем Виктор. Он сразу определил с кем ему дружить и присоединился к нам. Шестерка чечено-оренбурго-московской коалиции, пустилась покорять города Франции.
В Москве мы жили в гостинице в центре Москвы, название уже не помню. Вечером перед вылетом мы пошли в ресторан. Кавказцев в те годы в столице бывало не так много, но лезгинку танцевать здесь любили и не запрещали, как это делают сейчас. По инициативе Людмилы мы с ней вышли на танец. Оказалось, что другого танцора мужского пола в зале нет, не было его и в нашей группе. Меня стали приглашать на танец девушки, отдыхающие в ресторане, а во Франции я сам не ждал приглашения, ибо желал показать французам, как танцуют горцы Кавказа. Благо, что этому ремеслу меня учил в Нальчике солист ансамбля «Кабардинка» балкарец Мухтар, а в Грозном солист ансамбля «Вайнах», Народный артист Чечено-Ингушской АССР, Заслуженный деятель культуры Чечено-Ингушской АССР Шита Шамсудинович Эдисултанов. Они не были знакомы друг с другом, но были одинаково благородные, преданные своему делу люди и умело передавали свой опыт другим.
Самолет наш, принадлежавший лучшей авиакомпании мира – Аэрофлот, (так нам внушали и этому мы верили), приземлился в аэропорту Парижа под названием Шарль-де Голль. Был ноябрь месяц, а утро в Париже солнечным и теплым. Нас встречали гид Мюрйель, симпатичная француженка, вечно путающая русские слова «вправо», «влево» и водитель шикарного автобуса, бывший ударник музыкальной группы, парень с длинными волосами, низкого роста, обладатель своеобразных туфлей, с очень высокими каблуками.
Каблуки и рост нас не сильно расстроили, радовало то, что Марсель (так его звали) был добросовестным водителем и имел в арсенале последние записи всех эстрадных исполнителей западных стран. Зарубежная эстрада, которую в СССР мы могли слышать один раз в новогоднюю ночь, после неимоверных усилий не заснуть, здесь нам доступна была 12 дней без ограничений. В автобусе нам вручили памятные сумки с надписью «Общество дружбы Франция - СССР».
Первым делом нас разместили в гостинице вблизи старинного базилика Сен - Дени, где похоронены свыше 70 французских королей и членов их семей. Оформление в номера меня сильно удивило, потому что это заняло всего минут пять, не более. В Ленинграде и Москве наше ожидание длилось, чуть ли не часами.
Надо отдать должное туристическим службам обеих стран, организация туров в те годы была безупречной. Все наши экскурсии, питание и поездки были расписаны поминутно. В каждом городе в условленное время для нас были зарезервированы столы, и ждала горячая кухня. Автобус постоянно находился в нашем распоряжении. Никаких претензий по поводу питания у нас не было.
В первый момент встречи мы сразу предупредили гида, что  Саламов, Стелла и я мусульмане, и мы не едим свинину. Одного этого предупреждения хватило - во все дни для нас готовили отдельную еду. Наше питание было таким вкусным, что другие участники сожалели, что они не исповедают ислам.
Стол в большей части был шведским. Напитков пепси и кока хоть отбавляй. В первые дни, их пили много, поскольку в СССР такого добра не было, далее поняли, что они не лучше чем наш морс или грушевый напиток и оставили в покое. К каждому столу всегда подавали две бутылки Бордо, оставшееся после трех мушкетеров, так что желающим пить, его было вдоволь.
Проблема всегда и в каждом городе была в хлебе, он был в виде багета, словно воздушный, а наша группа оказалась охочей до него.  Мы съедали почти весь дневной хлебный запас ресторана. Гид, улыбаясь, сообщала, что она заказала нам целую машину.
Тур наш был хорош еще и тем, что мы посетили лучшие города Франции: кроме Парижа -  Марсель, Лион, Тулон, Монте-Карло, Ниццу, княжество Монако. Если в Париже погода в те дни была плюс 15, то в южных городах было еще теплее. В Ницце, Монако и Тулоне мы даже купались, там зимы почти не бывало.
Однажды вечером, когда мы сами прогуливались по Парижу, мы наткнулись на доску объявлений, где висели афиши. С сожалением узнали, что месяцем ранее здесь выступал Махмуд Эсамбаев, к нашему приезду его в Париже уже не было, зато по всему городу висели афиши с изображением знаменитого чеченца.
В Париже мы посетили все памятные места, включая Лувр, Версальский дворец, Пантеон, Монмартр, где располагались известные и, пока еще, мало известные, художники Франции. Здесь же наткнулись, на целую группу праздно шатающихся хиппи. Для советских людей видеть такое количество бездельников было в диковину, куда смотрит компартия Франции, думали мы. В Пантеоне узнали, что выступивший против России Наполеон, покоиться обложенный мрамором из нашей страны. Бизнес оказался важнее всех принципов, потому за валюту мрамор продали для упокоения тела Наполеона.
В один из вечеров нам организовали встречу с молодежью - детьми русских эмигрантов. Общаясь с ними, я ощутил весь ужас того, что претерпели их отцы и деды. Без сомнения многие из них искренне любили свою отчизну и пытались защитить ее от хаоса, но, как теперь мы знаем, силы Троцких и мирового зла, оказались прочнее их желаний. Изгнанными из своей страны оказались самые образованные, самые духовные сыны и дочери России. Вакуум от той трагедии не заполнен и в наши дни. Наоборот, он пополнился тем, что страну покинул даже всеми любимый Чубайс. Или как его ныне величают?
На вечере мы танцевали и пели старые русские песни и романсы, нас потчевали вкусной едой. Кроме того мы осмотрели залы, где были выставлены одежда и оружие известных русских генералов белого движения. По нашему мнению, вечер понравился обеим сторонам и мы, не стесняясь, высказали свое довольствие.
В один из утренних дней французы решили совратить советских граждан и подали нам кофе в постель. Нас в номере было 4 человека: Николай, Овта, Виктор и я. По последним исследованиям московских  ученных, оказалось для убиения глистов в желудке утром натощак следует принять 20 граммов чистого спирта. Об этом поведал работник КГБ, а мы ему безоговорочно поверили и придерживались этой рекомендации. В самый ответственный момент французы своим завтраком нарушили наш режим. Главная беда состояла в том, что для осуществления своих целей, в качестве официанта буржуины подослали к нам того самого Максимку, которого опекал, оберегал и защищал Народный артист СССР Б. Ф. Андреев.
Принять от него еду и отпустить, мы не могли. Тогда выходило, что мы такие же эксплуататоры, как и западные капиталисты. Мне взбрело в голову показать Максимке, что мы его очень уважаем, что все люди на земле братья, а советский человек, самый справедливый человек в мире. Я подумал, что лучший способ проявления нашего уважения к нему, это налить те же 20 граммов, которые находились в наших стаканах. Сказано, сделано.
Плохо другое;  я не подумал, а друзья не подсказали, что африканцы и россияне это совершенно разные люди. То, что нашим известно без объяснения, иным надо разжевывать. Мы гримасой, на пальцах пытались дать знать Максимке о том, что налито в стакане, но, видать, он ничего не понял. Это мы узнали чуть позже, когда дружно подняв стаканы, опустошили их за погибель всего эксплуататорского мира.
К сожалению, вместо эксплуататоров, едва не погубили того, за счастье которого ратовали. Официант видно впервые имел дело со спиртом. Он легко опрокинул стакан, но тут же стал задыхаться. Нам стоило не малого труда, привести его в чувство. С этого момента, я дал себе зарок, что на территории Франции более не буду бороться за равенство и братство народов.
В молодости мне казалось, что места захоронения умерших, не для совершения экскурсий. В студенческие годы при чтении книг, я делал записи понравившихся мне цитат. В их числе были семь изречений семи греческих мудрецов, написанные на дельфийском соборе. Одно из них гласило «наблюдай конец жизни» (Солон Афинский). Эта цитата сначала пошатнула мое мнение. После посещение кладбища Пер-Лашез, оно изменилось окончательно. Кладбища перестали быть для меня закрытыми. Лицезрение их дает пищу для размышления. Они заставляют человека задуматься над тем, как ты живешь и с чем возвратишься к своему Творцу. Ты осознаешь, что являешься временщиком на этой земле.
На мой взгляд, Пер-Лашез это не просто место захоронения, а целый музей на открытом пространстве. Тут можно ходит месяцами без сожаления, что ты теряешь время. Однако, с одной оговоркой – зная французский язык. Каждое захоронение это история, каждый умерший гений, каждая надпись, чему - то да учит. На кладбище покоятся Эдит Пиаф, Нестор Махно, Оноре де Бальзак, Фредерик Шопен, Айседора Дункан, ряд представителей российских предпринимателей графской семьи Демидовых … .
Я с удовольствием посетил бы и мусульманское захоронение, где нашли последний приют выходцы с Кавказа: азербайджанцы, адыги, дагестанцы, карачаевцы, осетины, чеченцы. Но для этого нужно было иметь свободное время, которого у меня совершенно не было, знать язык и месторасположение кладбища.
Моя мечта воплотилась в жизнь в 2019 году, когда ко мне в гости приехал мой друг, член Союза писателей и Союза журналистов России И. Джабиров. Завершив роман о чеченском генерале от артиллерии, уроженце Старых Атагов Эрисхане Алиеве, Ибрагим Хасмагомедович работал над трилогией о нефтепромышленнике Тапе Чермоеве. В молодые годы Т. Чермоев служил в личной охране Его Императорского Величества Николая II, в первую мировую войну был адъютантом Чеченского полка Дикой дивизии, а после революции 1917 года, с созданием независимой Горской Республики, избран был Председателем Правительства.
В один из вечеров я позвонил Фатиме Дютек и она приехала к нам на встречу. Это была приятная женщина, мать четверых детей, знавшая русский язык. С ее слов, замужем она была за алжирцем. Детей воспитывала в духе кавказцев, желая научить их вайнахским обычаям и языку. На каникулы она их посылала в Турцию, где была большая диаспора чеченцев. Ингушей, как известно за пределами СССР было мало, а чеченская диаспора имелась во многих странах Ближнего Востока и в Америке.
Кроме Дютек в эти годы в Париже жила одна из племянниц Тапы Чермоева. Как рассказывала Фатима, в дни нашего пребывания во Франции она болела, и навестить ее не было возможности. Сама Фатима часто наведывалась к ней, ибо они давно дружили.
Итак, со слов Фатимы Дютек выходило, что на 1973 год во Франции проживали две особы, принадлежащие к нахскому этносу. Из всей плеяды белоэмигрантского великого переселения российских людей было немало кавказцев, но одни умерли, не оставив потомства, другие растворились в общей массе.
Что касается чеченцев, они не были первыми, ступившими во владения франков. Пожалуй, первым чеченцем, кто здесь побывал, можно считать генерал-майора Али (Александра) Чеченского, участника войны 1812 года. За взятие Парижа он был удостоен серебряной медали «За вступление в Париж» и «В память 1812 года».
Прошло всего чуть более двадцати лет, после моего посещения и страна эта наполнилась выходцами с Кавказа, подавляющее большинство из которых составляют чеченцы. Если бы мне в те далекие дни сказали, что такое случиться, я никогда не поверил бы этим людям, ибо это казалось столь фантастичным и не реальным. Здесь как нигде уместна поговорка – Пути Господни, неисповедимы.
В день, когда в Соборе Парижской Богоматери или Нотр-Дам-де-Пари, происходила служба, мы попали в нее. В те годы вход туда был свободный, можно было сидеть в сторонке, слушая мессу. Мне нравилось, что французы, даже молодые, пришли на службу и верят в Бога. Всегда лучше, когда в душе у человека есть что-то святое. К таким людям больше уважения и больше доверия.
Мы своей дружной компанией спали очень мало, после всех дневных мероприятий, немного отдохнув, вновь выходили понаблюдать за ночной жизнью Франции. Я предупредил товарищей, что отсыпаться будем в Союзе, а здесь надо познавать. Выходя на прогулку в город, мы всегда приглашали с собой Виктора в целях недопущения недоразумений, ибо у меня было желание посетить в следующий раз Японию. Кто знает, что он напишет в своем отчете о нас, если мы отправимся в поход без него.
В одну из наших ночных вылазок мы решили спуститься к Сене прямо напротив Нотр-Дам. Вниз к реке вели ступени, а освещение ночных фонарей было не столь яркое, как нам хотелось. К тому же оказалось, что нижние ступени заросли мхом и были очень скользкими. Идущий впереди знаток французского языка скатился прямо вниз в воду. Шедший за ним Виктор, желая помочь товарищу, не удержался и тоже полетел за ним. Благо у берега было, за что ухватиться, и они спокойно вышли из воды. Однако дальше продолжать свое путешествие мы не смогли, нам пришлось вернуться в гостиницу, согреть ребят больше, чем обычной дозой спирта. После того, как ребята приняли его на «грудь», мне показалось, что ради такого конца, они не прочь еще раз окунуться в ту же воду.
Собор ночью освещался по манере, как это обычно делают за рубежом, и выглядел величественно, таинственно и даже пугающе. Казалось вот-вот, из засады выскочит отряд во главе с Квазимодо и нас уведут в плен. К сожалению, дальнейшие наши фантазии были остановлены падением ребят в воду.
В день отъезда из Парижа на юг Франции, мы посетили Эйфелеву башню. Самая верхняя часть ее была на ремонте, и мы поднялись только на второй уровень. Я как-то в советских газетах читал, что некий гость из солнечного СССР сделал на самой верхней точке стойку на руках. Я решил повторить, но уже ниже уровнем и у меня это получилось. К сожалению, доказательства этому факту уничтожены, когда горели мои кинопленки, поэтому прошу верить на слово. В наше время посещение башни было бесплатным, ныне это удовольствие обходиться в 50 евро.
Однажды проезжая автобусом по улице Парижа гид нам говорит «посмотрите налево», а потом через секунды «ой, извините, посмотрите направо». Пока мы крутили головой, объект уже проехали, но она объяснила, что мы проезжали элитный дом, где любят бывать мужчины и где стоимость ужина на одного человека, превышает сумму, которая имеется у всей нашей группы вместе взятой. Гид хорошо знала состояние кармана советского туриста.
Следующий город, который мы посетили, был Лион.  Здесь такая же архитектура и исторические места, как и в Париже. К тому же под этим городом во главе своего полка воевал Али Чеченский. Он был дважды ранен: в ногу и руку, но и тогда остался командовать полком, воодушевляя своих солдат. За это сражение его наградили орденом Святой Анны 2 степени с бриллиантами. Сегодня россияне много слышат о горнолыжном курорте Куршавель, где любят отдыхать официальные жулики России, он находиться в 180 километрах от Лиона.
Далее наш путь лежал в Марсель. Самое большое впечатление на меня оказал замок Ив, в котором сидели Эдмон Дантес и аббат Фариа. Произведение А. Дюма я читал еще в пятом классе и не представлял, что когда-нибудь мне удастся видеть и бывать в местах обитания героев писателя. Интересно выражение, сказанное французским историком Аленом Деко: - «Популярность замка Иф исключительно высока благодаря двум узникам: Железной Маске, который там никогда не был, и Эдмону Дантесу, который никогда не существовал».
Разумеется, он прав. Но согласитесь, сказка ведь хороша. Роман захватывает с первых минут, показывает положительных героев, за которых переживаешь, которым хочется подражать. Как сказано у французского поэта Пьера Жана Беранже: … Если к правде святой Мир дороги найти не умеет, Честь безумцу, который навеет Человечеству сон золотой!
В Марселе нам показывали дома, построенные архитектором из Швейцарии Ле Карбюзье. Они отличаются тем, что в доме имеются все необходимое для жизнедеятельности человека – школа, детские сады, кинотеатры, магазины, бассейны и даже приусадебные участки.  Ле Карбюзье дома строил во многих странах мира: Швейцарии, Франции, Германии, США, Аргентине, Японии, Индии, СССР, Бразилии.
Марсель очень красивый портовый город. Каждую ночь рыболовы Марселя уходят в море и утром сами же продают свой улов прямо на пристани. Распродажа начинается с самого рассвета, и длиться всего часа два. Рыба лежит прямо на асфальте, запахи не особо приятные, но по окончании торговли вся грязь смывается шлангами и никаких следов от былого неудобства не остается.
В этом городе французы вновь попытались пробить брешь в моральных устоях советского человека. По сложившейся традиции, мы прогуливались по ночному городу у пристани. При таких прогулках, Овта Саламов имел обыкновение идти впереди всей группы. Именно к нему и подошла   старушка – француженка и пыталась ему что-то объяснить. Поняв, что тот ее не понимает, она перешла на английский, затем на немецкий, потом на испанский. Бабка не ведала, что советские люди вообще не знают других языков, кроме как могучего и великого - русского.
Наконец, приблизившийся к Овте знаток французского языка из Оренбурга узнал, что бабуля зазывала Овту в бордель и сказал ей, что мы из СССР. Реакцию старушки надо было видеть! Она тягуче произнесла - Ааааа,  советик!.. и удалилась от нас, небрежно махнув рукой. Видно, она не впервой сталкивалась с советскими людьми и знала не только наш моральный облик, но и наши финансовые возможности. Таким образом, мы второй раз защитили облико морале советского человека.
В этом городе нам устроили встречу с членами коммунистической партии Франции. Поначалу мы побывали в их конторе, а потом местный руководитель пригласил нас к себе домой. Увидев его хоромы и то, как он живет, я сделал вывод (ему не сказал), что он только называет себя коммунистом, на деле же, самый натуральный капиталист.
Он жил довольно богато, имел несколько автомобилей, огромный дом. Не о каких 9 кв. метрах на душу, как это было в СССР, здесь речь не шла, на каждого приходилось по целых 90 метров в квадрате. Что-то тут у коммунистов было не ладно. Или лидеры КПСС дурачили нас этими ограничениями? Судя по образу жизни их самих, и заменивших их демократов, выходит, что так. Продолжение следует.