Армейские письма. Глава 1. Дорога в неизвестность

Она смотрела мне в глаза — внимательно, почти изучающе. Её лицо было обветренным, нос чуть покраснел от холода, а глаза излучали тепло и усталость одновременно, словно она уже видела многих таких, как я. Тёплый платок туго обвивал её голову, и на секунду мне показалось, что это моя мама. Те же мягкие черты лица, тот же глубокий взгляд, в котором было всё: и забота, и тревога, и что-то ещё, неуловимое.

— Сколько тебе лет? — её голос прозвучал мягко, почти шёпотом, но в утренней морозной тишине он раздался, как выстрел.

— Восемнадцать, — ответил я, чувствуя, как дрожат губы от холода.

Она кивнула и пошла дальше, но её взгляд остался со мной. Мне вдруг стало не по себе: она видела не меня, а мальчишку, которого только что вырвали из детства.

Мы стояли на платформе маленькой станции Колодищи, где-то в десяти километрах от Минска. Мороз кусал пальцы, сквозь лёгкую куртку пробивался ветер. Местные жители, словно призраки, молча двигались вдоль толпы новобранцев, кидая на нас косые взгляды. Нас было двести, но я чувствовал себя одиноким, как никогда в жизни.

Этот момент на платформе, в холодное утро, стал частью истории, которая началась за два дня до этого. Чтобы понять, как я оказался здесь, нужно вернуться к её началу.

Сборный пункт в Железнодорожном — место, куда свозили новобранцев со всей Московской области, был первым шагом в армию. Атмосфера здесь казалась одновременно напряжённой и безразличной: серые здания, холодные казармы и бесконечные команды сержантов. После первого построения нас повели в помещение для стрижки. Внутри стояли два кресла, где молчаливые парикмахеры щёлкали машинками. Очередь двигалась быстро. Когда подошла моя очередь, я сел в кресло, ощущая холод машинки на коже. С каждым движением казалось, что прошлое вместе с волосами падало на пол.

На следующее утро нас выгнали на плац. Дул ледяной ветер, ботинки скользили на замёрзшей земле. На построении сержант начал раздавать команды.

— Лишнюю еду выбросить! В рюкзаках должно остаться только то, что разрешено!

Вокруг зашевелились. Ребята доставали из рюкзаков куски домашней еды: кто-то скидывал в приготовленную коробку хлеб, кто-то выбрасывал завернутую в газету колбасу. Я стоял, держа в руках небольшой пластиковый пакет. В нём лежала тушка кролика, которого мама с такой любовью аккуратно завернула перед моим отъездом.

— Её ты съешь в дороге, когда проголодаешься, — сказала она тогда. — Это что-то домашнее, пусть хоть разочек у тебя будет кусочек дома.

Я смотрел на этот пакет, чувствуя, как внутри что-то сжимается. Я украдкой огляделся: кто-то уже выбрасывал свои припасы, кто-то нервно возился с рюкзаком. Я ощущал смущение, но понимал, что выбора нет. Этот момент был для меня маленьким актом смирения перед новой реальностью. Это было не просто блюдо. Это был символ того, что меня поддерживало, того тепла, которое осталось дома.

Но здесь, на этом сером плацу, кролик выглядел нелепо. Ничего домашнего здесь не осталось. Я молча шагнул к стоящей неподалёку мусорной коробке и положил туда пакет. В этот момент внутри всё оборвалось — я словно выбрасывал не просто еду, а память о доме, тепло маминых заботливых рук. Впервые я почувствовал, как сильно прошлое ускользает, оставляя место пустоте.

Сержант обошёл ряды, заглядывая в рюкзаки и кивая.

— Молодцы. Учитесь подчиняться приказам. Это ваш первый шаг к тому, чтобы стать солдатами!

Белорусский вокзал. Половина четвёртого вечера.

Мы стояли у стены, обдуваемые холодным ноябрьским ветром. Люди проходили мимо, бросая на нас взгляды — кто-то равнодушные, кто-то полные сочувствия. Одни ребята опускали глаза, будто испытывая стыд за то, что на них так смотрят. Другие, наоборот, старались держаться ровно, словно пытаясь выглядеть взрослее и увереннее. Я стоял где-то посередине — не знал, что чувствовать, кроме лёгкой неловкости от этих взглядов. Я ловил на себе эти взгляды и чувствовал, как наши потрёпанные куртки и рюкзаки выдают нас, словно клеймо: новобранцы.

Я достал из сумки лист бумаги и написал письмо домой.

“Нахожусь на Белорусском вокзале. Скорее всего, поедем в Минск, но точно неизвестно. После Подольска нас привезли в Железнодорожный. Сегодня в три часа приехали на вокзал. Подробно напишу позже. Сергей. 3 ноября 1984 г.”

Щелчок почтового ящика прозвучал как маленькая точка в бесконечном предложении событий. В этот момент я подумал, что хотя письмо было коротким, оно передаст главное — дома знают, где я, и что со мной всё в порядке. Это был тонкий мостик, соединяющий мою старую жизнь с новой реальностью, где такие знаки связи становились спасением. Это был мой первый знак дому, что я в порядке.

В ту ночь, в вагоне поезда, я сидел у окна, наблюдая, как городские огни сменяются тёмными силуэтами леса. Всё казалось странно отстранённым, как будто я смотрю на свою жизнь со стороны, а поезд увозит меня в неизвестность, где моё прошлое уже не имеет значения. Меня пугало, что впереди не будет привычных лиц, привычного тепла дома. Я боялся, что за этой границей неизвестного останется всё, что делало меня тем, кем я был до сих пор.;;Проснулся я рано утром от скрипа тормозов. Поезд замедлял ход, и сквозь оконное стекло начали вырисовываться очертания станции.

Вагоны тряхнуло, и я машинально схватился за рюкзак. Снаружи уже слышались команды сержантов, поднимающих нас на ноги. “Выходить! Быстрее!” — голос звучал резким и властным, заставляя всех двигаться, даже если тело ещё сопротивлялось холоду утра.

Мы прибыли на станцию Колодищи. Мороз обжигал руки, а дыхание превращалось в пар. На платформе нам встретились местные жители. Среди них была та самая женщина в тёплом платке. Эта сцена на платформе стала финальным аккордом моих первых шагов в новую жизнь. Её взгляд, полный печали, остался в памяти, словно тихое напоминание о том, что детство осталось позади.

Следующая глава - http://proza.ru/2025/01/11/1816