Побег

Побег
 
 
 
 
 
(из сборника «Мои университяпы»)
 
 
История, которую я вам хочу рассказать, случилась с нами на втором курсе учебы в институте, когда в сентябре, как обычно, нас отправили «на картошку». Впрочем, это в средней полосе России студентов отправляют собственно на картошку. Но Саратов, где мы учились, был город южный, лето в нем длиннее и жарче, а зима – короче и мягче. Поэтому нас, студентов, направляли на уборку помидоров, лука и, самое приятное – на сбор арбузов.
Нельзя сказать, чтобы мы были от этого в восторге, но, согласитесь, собирать томаты и арбузы, которыми в ходе осенних работ можно было полакомиться вдоволь, было гораздо более благостно.
Нас поселили в летнем лагере деревни Рассказово. Утром вывозили на автобусах на сельхозработы, а вечером забирали обратно. По восемь часов мы трудились, не разгибая спины, на полях местного колхоза «Заветы Ильича», а по вечерам играли на гитаре, пели песни, кружили хороводы возле костра и до упаду играли в футбол. Кормили нас не так чтобы невкусно, но как-то уж слишком мало. Помню даже, что мы воровали хлеб из столовки и прятали его под подушкой, чтобы перекусить перед сном. По сути, мы жили впроголодь, подъедая всё из деревенских магазинов. В то время голод был вечным спутником наших молодых, растущих организмов. Денег за работу нам, естественно, никто не платил. Вы и так нас обжираете, говорили в колхозе, на ваше пропитание средств уходит больше, чем от вашей работы пользы.
Прошла неделя томительных трудов, когда Мишка, о котором вы уже знаете из моего рассказа «Знакомство с Мишкой», предложил мне и моему другу Сашке, которого я называл Сан Саныч, один креативный план.
— Пацаны, — сказал он как-то вечером, — мы уже достаточно наработались. Я придумал одну схему, которая позволит нам не слишком утруждаться, а, наоборот, провести время так, как нам самим хочется.
Мы развесили уши.
Мишка с видом полководца, выигравшего не одну битву, разложил на столе карту.
— Это карта нашего района, по случаю выпросил ее в сельсовете. Мы находимся здесь, — он ткнул карандашом в деревню Рассказово и достал линейку. — Каждое утро нас везут на автобусах вот сюда, за арык, на дальние поля возле деревни Переделкино. По карте это четыре сантиметра. Все вы знаете, что всех нас с утра пересчитывают и записывают фамилии прибывших. Однако ни разу за семь дней никто не проверял наш состав на обратном пути. Они думают, что с полей не убежишь. И в этом их слабость. Я всё продумал. Утром мы приезжаем на поля вместе со всеми, записываемся у старосты потока в журнал прибывших. Потом поработаем для вида полчасика и всё — свобода нас встретит радостно у входа.
— Как это? — изумились мы.
— А так, мы тихонечко под прикрытием кустиков да лесопосадки смываемся с поля и идем пешком обратно в лагерь. Думаю, за час-другой дойдем. Там километров пять всего. В лагере в это время никого не будет. Только наши девчонки Ритка да Наташка, которые остались за поваров. Наташка в курсе всего. Она обещала нас покормить от пуза. Я с ней вчера на сеновале договорился. Ритка обещала молчать. Так что нас ждет незабываемый день, полный приключений и яств заморских. Ну что, согласны?
Я с радостью согласился. Мне вообще всё нравилось, что когда-либо предлагал Мишка. Он был меня старше на пять лет, и я его любил, как родного. Что касается Сан Саныча, то он некоторое время колебался.
— Это как-то не по-товарищески, — увещевал он, — мы же наших сокурсников подводим. Им больше работать придется. Да и, если поймают, объяснительные заставят писать.
— А если с нами не пойдешь, тогда подведешь нас, — отрезал Мишка. — Вот это будет не по-товарищески. Всё-таки мы друзья, в одной комнате живем. Ничего с ними не сделается, с однокашниками нашими. Они и сами-то на поле не надрываются. Сам вчера видел, как Рудик с Серегой Быковым весь день под кустом пролежали. Вообще не работали. Да и другие недалеко ушли. И вообще, тебе ли об объяснительных беспокоиться? У тебя их нет ни одной. Это мы с Лехой уже по три набрали. Это нас по головке не погладят. А с тебя спрос никакой. У тебя и нарушений-то никаких не бывает. Пора начинать. Так что решай, Саша, ты с нами или как?
Сан Саныч нехотя согласился.

Утром всё пошло как по маслу. Мы с удовольствием записались в журнал прибывших работников, полчаса повозились с помидорами, собрав по паре ведер, и по-тихому свалили в лесопосадку. Никто нашего ухода и не заметил. Всё-таки Мишка — великий полководец, радовался я. Хорошо, что я его в нашу комнату выманил вместо Сереги Морозова (об этой истории вы уже знаете).
Боже, как он приятен и свеж — воздух свободы. Ни тебе старосты потока, ни преподавателей, ни опостылевших уже за неделю работ однокурсников. Я радовался, как ребенок, который прогулял школу. Дышал полной грудью, смотрел на небо, которое будто принадлежало мне одному. Белые барашковые облака величаво плыли по лазурному небу, чинно и благородно, как бы подчеркивая торжество освобождения от рабства и единение с природой.
Мишка шел рядом важный и сосредоточенный, как комбат, ведущий батальон в разведку, лицо Сан Саныча ничего не выражало. Оно не было ни радостным, ни грустным. По всему, он в первый раз в жизни нарушил какие-либо правила и сомневался, верно ли поступил, сбежав с трудового фронта.
Мы вышли на соседнее поле — оно было арбузным.
— Привал, — скомандовал Мишка, которому очень нравилась его роль командира.
Мы уселись на сноп соломы. Мишка выбрал арбуз, ударом кулака разбил его зеленый панцирь и протянул нам по половинке. Ножей у нас не было. Я вгрызся в свою половинку. Арбуз был спелым и сладким. Он тоже имел привкус свободы и аромат вседозволенности. Я переполнялся счастьем. Мне нравилось всё. И приключение, в которое мы ввязались, и терпкий от зноя аромат полей, и арбуз, будто посланный нам с небес в награду.
Насытившись арбузом, мы продолжили путь. Мишка уверенно вел нас по одному ему известному ориентиру. Жарко палило солнце, напекая плечи и макушки, от чего становилось трудно дышать и кружилась голова. Но мы шли и шли.
Впереди показалось еще одно помидорное поле, на котором мы досыта наелись розовощеких помидоров, лопающихся от своей спелости и полноты. Соли у нас не было. Но помидоры казались мне самыми вкусными, какие я только ел в своей жизни. Мы набили ими все карманы и засунули за пазуху, чтобы вечером разукрасить свой ужин.
Наш путь продолжался уже четыре часа, но лагеря еще не было видно. Зато на синем бездонном небе к солнцу стали подкрадываться тучи – как фантомные тени, они надвигались с разных сторон, окружая желтый апельсин нашего светила. Скорее бы дождь, думал я. Плечи уже горели и ныли.
Дождь не замедлил прийти. Загрохотал гром. Мы спрятались в широкие, раскидистые объятия гостеприимного столетнего дуба, но дождь все равно намочил нас до нитки. Казалось, вода закипает на наших раскаленных плечах.
Когда дождь отгремел, нам захотелось есть. Все же арбуз с помидорами нельзя назвать полноценной пищей. Они забивали желудок, но сытости от этого не появлялось.
Мы продолжили путь и наткнулись на луковое поле. Лук, это, конечно, не еда. Но делать нечего — мы съели по две луковицы с помидорами.
Теперь мы шли еще два часа — сгоревшие, мокрые, грязные, голодные, с трудом передвигая ноги.
Мишка храбрился, но я подозревал, что что-то пошло не по плану.
— А мы не заблудились, Миша? — спросил Сан Саныч. — Что-то больно долго идем. Ты же говорил пять километров.
— Я говорил четыре сантиметра по карте, — буркнул Мишка. — Там масштаб снизу на карте был крысами изъеден. Я так прикинул, на глаз. Не бойся, скоро дойдем.
Но уверенности в его голосе как-то поубавилось.
Прошло еще два часа.
Наши однокашники на поле по времени уже закончили работу и садились в автобус. А мы шли и шли. Лагеря видно не было. Поля… поля… поля… Впрочем, вперемешку с зарослями шиповника и ежевики.
Сан Саныч потихоньку стал сопеть. Я тоже был на пределе. Мы держались из последних сил. Мишка шел вперед, как на Голгофу. На нас он не смотрел.
К арыку (водному каналу), который наискось разрезал колхозные поля, мы вышли только к восьми часам. В это время наши в лагере уже отужинали и, наверное, играли в футбол.
— Ну вот и дошли, — облегченно выдавил Мишка. — Вон он, наш лагерь.
Лагерь располагался на холме, аккурат за арыком, и манил к себе яркими огнями, веселыми песнями и предвкушением ужина. Впрочем, запахов еды от лагеря до нас не доносилось. Наверное, это было воображение. Но близость нашего становища, конечно, придала нам бодрости.
Мы подошли к арыку и осмотрелись. Канал был широким, метров десять в длину, и, по-видимому, глубоким. Его окаймляла косая бетонная кладка, вся поросшая тиной, скользкой, как слизь. И справа и слева вдоль канала, куда ни кинешь взгляд, в обозримом пространстве арык лениво тянулся километра на три с каждой стороны. Моста через него не было.
— Форсировать арык будем здесь, — сказал Мишка.
С трудом спустившись вниз, Мишка потрогал воду.
— Ледяная, — резюмировал он. — Видимо, родники бьют. Предлагаю так: кто-то перейдет на ту сторону и закрепит там проволоку, вот она, рядом валяется. А потом остальные по этой проволоке, зацепившись за нее руками и ногами, переползут на ту сторону.
Поскольку героев, которые согласились бы перейти арык, кишащий пиявками и лягушками и поросший вонючей болотной тиной, не нашлось, кинули жребий. Жребий выпал Сан Санычу. Он выразительно посмотрел на Мишку, вздохнул, разделся и, чертыхаясь и фырча, полез в воду.
Надо отдать Сашке должное. Свою работу он сделал на «ять». Перешел арык, укрепил на той стороне проволоку, обмотав ее о торчащую из бетонного берега арматуру, и, таким образом, подготовил нам переправу.
Первым полез я. Уцепился за проволоку и полез. Проволока резала руки, от чего на глаза навернулись слезы. Я почти ничего не видел. Помидоры, которые мы собрали на поле, посыпались из моих карманов в арык. На середине пути проволока оборвалась, и я плюхнулся в воду, утонув с головой в грязной, вонючей и жутко холодной жиже.
Мишка кинулся мне помогать и прямо в одежде, поскользнувшись, съехал по бетонной плите в арык. Так мы и выползли вместе — грязные и вонючие. Насквозь промерзшие и продрогшие.
В таком виде в половине десятого мы и вернулись в лагерь. Оказывается, там уже давно объявлен наш розыск. Нас встретили изумленные однокурсники и разъяренные преподаватели. Как это мало походило на возвращение Тома Сойера и Гекльберри Финна, когда те вернулись с острова в тот день, когда их хоронили как утопленников. Там все радовались приходу Тома и Гека, а тут… Эх, что говорить.
— Пишите объяснительные, — гаркнул на нас старший преподаватель. — И быстро в душ.
Так бесславно и закончился наш побег. А что такое объяснительная и какие последствия она несет для бедных студентов, я расскажу вам, читатель, в следующем рассказе, который будет называться «Закон подлости».